Врезка

Наконец, впереди забрезжил слабый серый свет. Тусклый, рассеянный свет полярной ночи. Даша ускорила шаг и вывела их в небольшой грот, заваленный старыми брёвнами и мусором. В стене была дыра, затянутая ржавой сеткой, которую кто—то давно разрезал. Они оперативно, по очереди, выползли наружу. Их встретил тот же пронизывающий ветер, та же бескрайняя, серая тундра.

– Где мы? – растерянно спросил Марьян, обводя взглядом абсолютно незнакомый, пустынный пейзаж.

– На воле. – повторила Даша, съёживаясь от холода и снова погружаясь в свою отрешённость.

– Отлично! – язвительно сказал Марьян, разведя руками. – Как теперь попасть домой!?

Никто еще не успел прийти в себя, так что обсуждать случившееся пока не пришлось.

По ухабистой грунтовой дороге, что петляла между карьером и посёлком, медленно ползла тёмная буханка. Водитель, вцепившись в баранку побелевшими пальцами, всматривался в сплошную белую пелену за стеклом. На пассажирском сиденье, сжав кулаки, сидел Ян и молча смотрел в заиндевевшее стекло. Они только что отвезли остальных с вездеходом и цистерной обратно на базу – нужно было скрыть технику. Теперь же они сами метались по тундре, пытаясь отыскать хоть какой-то след.

Фары выхватывали из мрака лишь редкие кусты карликовой берёзы, валуны да бесконечные сугробы, и тут же позёмка затягивала всё белой пеленой. Они уже второй раз объезжали район вокруг карьера и старой пристани, но видели только следы зайцев да глубокую, свежую колею от случайного трактора.

Кругом ни души.

– Ну и где вы, черти… – просипел водитель сквозь зубы, чувствуя, как липкий, непривычный для него страх подступает к горлу. Он знал, что это все было пустой тратой времени.

Ян молчал. Его молчание было страшнее любой ругани.

– Может замерзли они уже… – сказал водитель. – В какой-нибудь промоине.

В конечном итоге, развернувшись у старого указателя «Охранная зона», Андрей сдал назад, и они направились в порт.

Кабинет тонул в табачном дыму и тяжёлом, спёртом молчании. Николай Петрович сидел за своим массивным столом, не глядя ни на кого, медленно вращая в толстых пальцах пустой стакан.

– Значит, так, – его голос прозвучал глухо, словно из-под земли. – Подытожим. Четыре фигуры. Увидели всё. И… испарились. В тундре. В метель. Это правильно я понял?

Василий, на вид скользкий, чем-то похожий на крысу, мужчина средних лет. – Мы обыскали всё вокруг, Николай Петрович. Андрей на «буханке» два круга сделал… Ни следов, ни ничего. Как сквозь землю провалились.

– Может, это и не люди вовсе были? – неуверенно пробормотал Павел, бородатый, неухоженный мужик средних лет, стоявший у двери. – Привидения, может?… мороки…

Ян резко обернулся от окна. Его лицо было бледным от злости.

– Привидения, блять? – он истерично хмыкнул, глядя на Павла. – Сука, не зли меня! Ты, Павел, в вечном делирии? По тебе видно! Наверное, эти чёртовы приведения уже треплются с духами арктических морей о том, как мы тут нефтяную речку отвели…

– А Вы чего смотрели? – перебил его Николай Петрович и внезапно ударил кулаком по столу.

– Не сломались, – холодно парировал Ян, уже глядя на «Смотрящего». – Их просто не было на том участке. Потому что кто-то – он ядовито перевёл взгляд на Василия – посчитал, что это «спокойная» зона. Зато экономия! Ну вот и сэкономили, блять… Ты сэкономил, Вась?

Василий, не отводя взгляда от окна, холодно бросил через плечо:

– Иди к черту, Ян. График патрулей утверждал ты. Я лишь деньги получал за тишину.

– Мальчик, не перекладывай ответственность! – зашипел Николай Петрович…

– Мальчик, не перекладывай ответственность! – зашипел Николай Петрович, вставая. Его лицо побагровело. – Ты понимаешь, какой это пиздец? Отличный расклад – четверо видели вас, а вы не видели их! Не какой-то там форс-мажор, а полный, абсолютный пиздец! Я тут ради… ради будущего своей семьи рискую всем, а вы… а вы… Он не нашёл слов, махнул рукой и снова плюхнулся в кресло.

– Я всё понимаю, – голос Яна внезапно стал на порядок тише и опаснее. – Но сейчас не время искать виноватых. Сейчас время искать четырёх истуканов. Быстро. Пока они не пришли в себя и не понесли эту хуйню дальше.

– И как ты найдёшь? – спросил Андрей, водитель буханки, широкоплечий и молчавший до этого мужчина. – Я уже катался. Темнота, хоть глаз выколи. Ничего не видно. К тому же, они, скорей всего, уже вернулись в посёлок.

– Вот именно, Андрей! – отрезал Ян. – У них есть дома, есть родители, есть друзья. Удивительно, не правда ли? Они где-то живут. Кто-то их видел. Василий, с утра – к участковому. Пусть поднимет все списки, всех подозрительных подростков, кто мог там оказаться. Андрей – начинаешь кататься мимо школ, дворов. Скорее всего, это были дети. Давить нужно психологически. Чтобы они себя выдали страхом.

Он сделал паузу, обводя всех ледяным взглядом.

– Мы их найдём. Иначе всем придётся выучить «Владимирский централ» наизусть.

В кабинете повисла тяжёлая, гнетущая тишина. Призрак тюрьмы стал вдруг осязаемым для каждого.

– Валите отсюда, – беззвучно выдохнул Николай Петрович, проводя рукой по лицу. – И сделайте так, чтобы я больше об этом не слышал.

Слежка

Друзьям пришлось довериться Даше – она неестественно петляла по тундре, то и дело подмечая знакомы для себя «ориентиры». Тундра ее, кажется, совсем не пугала. Марьян мысленно готовился к скорой кончине – воображение играло тенями, рисовало буханку, а стоило теням утихнуть, как перед глазами всплывали образы их синих, окоченевших, мертвых тел.

В состоянии аффекта они преодолели большое расстояние за относительное короткое время – огни поселка наконец появились на горизонте.

Они добрались до дома Софьи на последнем издыхании, промёрзшие до костей, с рваными штанами исцарапанными до крови о лёд и камни руками. Адреналин отступил, оставив после себя ватную слабость в ногах и животный, всепоглощающий ужас. Какое-то время все четверо в непонятном забвении медленно бродили по квартире, то и дело сталкиваясь в проходах. Кто-то пошел обмывать руки, кто-то – клеить пластыри.

Квартира была с иголочки чистая. В гостиной стоял старенький кожаный диван, два кресла, телевизор. Отсутствие матери чувствовалось в каждом углу, не беспорядком, а стерильной, вымороженной пустотой.

– Нас убьют. – тихо, без всяких истерик, констатировал Марьян, прислонившись лбом к холодному стеклу окна.

– Может, не убьют? – раздражено отрезал Ксемен. – А ты, Марьян, уже достал! Ты себя, кажись, еще пару часов назад мертвым объявил! Твой негатив мне уже поперек горла!

– Что? – переспросил Марьян, отвернувшись. Он слегка нахмурил брови и глядел исподлобья. – Это ты, черт возьми, во всем виноват! ТЫ потащил нас туда! ТЫ не слушал нас! ТЫ полез на вал! – он сделал несколько шагов вперед. – Ты уперся, как баран, и тебе было до пизды, что мы там говрили! «Негатив»! Мой «негатив» – это следствие наличия хоть какого-то ума, которым ты уж точно не блещишь!

– Я виноват?! – взорвался Ксемен. – Идиот, мы искали Дашу! И мы нашли ее! Сколько бы ты не ныл, мы бы все равно пошли в карьер! Хотя, ты мог бы и убежать – твое право! Но я бы Дашу не бросил, потому что я, в отличии от тебя, не эгоист, не трус, и за своих стою горой!

– Я – эгоист!?

– Да! И к твоему сведению – это ты задел камень. Ты – криворукий еблан, который, мало того, что ныл всю дорогу, как первоклассница, и портил нам и без того хуевое настроение… Так еще и.. Все из-за твоей неуклюжести!

Марьян мигом переменился в лице. Он поджал губы и ледяными глазами уставился на Ксемена.

– Моей неуклюжестью? – его голос стал тихим и опасным. – Ты не слушал меня. И всё равно полез на вал. И я, выходит, виноват?

– Да, виноват! – крикнул Ксемен, сжимая кулаки. – Если бы не ты, они бы нас не заметили!

В этот момент из угла комнаты раздался тихий, надрывный стон. Даша, до этого молча сидевшая на корточках и раскачивающаяся взад-вперёд, подняла заплаканное лицо.

– Это я… – прошептала она, и её голос сорвался на истерическую визгливую ноту. – Это я виновата… Я повела вас в щель… Я всегда всё порчу… Они теперь найдут нас и по кусочкам… по кусочкам…

Она затряслась, снова начала биться головой о стену. Её пальцы судорожно вцепились в волосы.

Софья, до этого молча наблюдавшая за разборкой, резко встала между Марьяном и Ксеменом.

– А ну заткнулись, оба! – её голос прозвучал резко, срываясь на крик от усталости и напряжения. – Совсем охуели? Оба хороши, два сапога пара!

Она резко развернулась к Даше, и её выражение лица смягчилось.

– Всё, Даш, тихо. Ты не виновата. Ты нас вытащила. Слышишь? Вытащила. Пойдём, умойся.

Она взяла её за плечо и повела в ванную, бросив через плечо взгляд на Ксемена и Марьяна:

– А вы – чтобы успокоились. Сейчас вернусь.

Дверь в ванную захлопнулась. В комнате повисла тяжёлая, давящая тишина. Марьян и Ксемен расселись по разным углам.

Ксемен тяжко дышал, сжав кулаки. Гнев ещё пылал в нём, но куда острее было обжигающее чувство стыда. Он посмотрел на Марьяна, снова отвернувшегося к окну, на его ссутулившиеся плечи. Он хотел что-то сказать, но гордость и остаточная злость сковали язык.

Марьян вспоминал обрывки диалога. Он сглотнул ком в горле, чувствуя, как предательские слёзы подступают к глазам.

Тишину разорвал глухой стук – Ксемен с силой пнул ногой ножку дивана.

– Чёрт! – выдохнул он с ненавистью.

– Да уж, – горько бросил Марьян, не оборачиваясь. – Теперь нам всем крышка. Ты это понимаешь, да? Они нас видели. А мы – почти ничего не разглядели… Мы не знаем наверняка, кто это был…

Ксемен медленно поднял голову.

– Софья говорит, что это был Ян. Я не спорю – он и вправду похож. Но мы не видели лиц. Может, это и не он.

– А ты хочешь, чтобы это был он? – спросил Марьян тихо.

Ксемен пожал плечами.

– Лучше уж знать врага в лицо. А Яна мы знаем.

– Знаем? – Марьян горько усмехнулся. – Мы знаем, что он носит дорогие шмотки и ездит на прадике. На этом все. Почему именно он? Я… я почему-то хотел верить, что можно выбиться в люди здесь честно. Без всего этого…

– Наивный, – буркнул Ксемен.

– Может, ты погадаешь? – вдруг предложил Марьян. – Узнаешь, кто это был?

Ксемен поднял брови и улыбнулся.

– Мои карты, кажется, «говорят хуйню». Я не могу. Сегодня уже слишком много гадал.

– Что будем делать? – сдавленно спросил Марьян после недолгой паузы. – Может, Моноклю рассказать?

– И что он сделает? – мрачно парировал Ксемен. – Да и чем больше людей знают – тем легче нас найти. Надо делать вид, что ничего не было. Молчать.

– Молчать? – Марьян с недоверием посмотрел на него. – И просто ждать, пока они нас найдут?

– Они не ищут тех, кто не высовывается, – упрямо сказал Ксемен. – Мы ведь не дебилы! Просто не выделятся. Это не сложно.

В зал вернулась Софья. Она вытерла мокрые руки о джинсы и зыркнула на обоих по очереди.

– Вы всё? – строго спросила она.

– Как Даша? – спросили они хором.

– В порядке. Она в ванной.

Воцарилась тишина. Стратегия была принята, но облегчения не наступало. Воздух был по-прежнему густым от страха.

Ксемен тяжко вздохнул, поднялся и потянулся за курткой.

– Ладно. Сидим тихо. Я пойду. Мне тоже надо… дома появиться.

Он посмотрел на Марьяна, который всё ещё сидел, ссутулившись, и на Софью, стоявшую у порога. На мгновение в его глазах мелькнула тень старой, досмертельной иронии.

– Ну, удачи вам тут. Не скучайте. – Он головой в сторону спальни.

Марьян покраснел и что-то пробормотал себе под нос, глядя в пол. Софья посмотрела на Ксемена укоризненно и ответила:

– Дашку-то забери. Она одна домой не пойдет. – Софья наигранно улыбнулась. – Удачи и вам.

Ксемен улыбнулся:

– Жалкая была попытка. Ну сейчас, дождусь ее.

Когда Даша собралась, они вдвоем вышли, оставив Марьяна и Софью неловком молчании. Марьян стоял посреди комнаты, чувствуя себя совершенно неуместным и потерянным. Он все ждал, когда Софья его выгонит.

– Иди хоть переоденься. – сказала она. – По-моему, ты оставлял у меня какие-то вещи.

– А? – удивился Марьян. – Что?

– Говорю вещи твои у меня. В прошлый раз, когда оставался, оставил.

Марьян поморгал глазами и неловко переместился в комнату, пробормотав себе под нос отчаянное «спасибо». Софья ушла на кухню, а Марьян, переодевшись, вернулся в зал, не зная, куда себя деть.

Он зажался в углу дивана, нервно перебирая пальцы. Марьян поджал коленки и глядел вниз, будто бы сквозь постель, видя там лишь тот роковой камень, что с грохотом покатился вниз. Софья шумела на кухне – кипятился чайник. Очень скоро она выглянула из двери в гостиную.

– Пойдём пить чай. – спокойно, почти материнским голосом сказала она.

Марьян вздрогнул и с лёгким испугом взглянул на Софью – она слишком резко выдернула его из водоворота собственных мыслей.

– Да, да… – беспокойно ответил он. – Сейчас…

Софья вздохнула и вошла в гостиную. Она окинула Марьяна сопереживающим взглядом и встряхнула руками.

– Ну что ты? – мягко спросила она, присаживаясь на край дивана.

– Это и вправду я виноват. Я действительно криворукий, неуклюжий бездарь. Ксемен прошёл убогую тропу, облазил пристань, двинул в кромешную тьму, спустился в карьер и забрался на вал. Я столько кричал, что он нас погубит, но в итоге – на его счету ни единого промаха. А я один раз шевельнулся – и всё, приехали. Все из-за меня.

– Боже, Марьян. – Софья пододвинулась ближе и ласково, чуть неуверенно, приобняла его за плечи. Он напрягся, затем медленно расслабился и осторожно склонил голову ей на плечо. – Ты бы не задел камень, если бы Ксемен туда не полез. Ксемен бы туда не полез, если бы Даша не ушла. А я вполне могла остановить нас, но промолчала… Мы все напартачили.

– И всё же последний штрих за мной, – прошептал он дрожащим голосом.

Софья вздохнула. Она нежно провела рукой по его взъерошенным волосам.

– Что теперь будет? – продолжил Марьян. – Мне страшно представить, что теперь будет…

– Знаешь, что я думаю? – тихо сказала она. —Все же у нас есть небольшое преимущество – мы видели Яна, а он – не видел нас. Мы знаем, кого остерегаться.

Марьян протер глаза и неуверенно ответил:

– Если это действительно он.

– Ты не веришь мне? – настороженно спросила Софья.

– Верю, разумеется. Просто сам я лиц не разглядел – я же слепой бездарь.

– Перестань. Идём пить чай, а то он остынет. И… – она запнулась, глядя куда-то мимо него. – Оставайся на диване. Думаю, нам обоим одним будет… страшно.

Он кивнул, не в силах сказать ни слова.

Ксемен довел Дашу до дома и остался один – ему предстояла одинокая дорога домой. Он шёл по темным, пустынным улицам посёлка, вжимая голову в плечи, стараясь слиться с тенями. Каждый скрип отдавался в его ушах громом выстрела. Свет в случайных окнах казался пристальным, обвиняющим взглядом. Он ждал, что из-за любого угла вывернет знакомая буханка, и тогда всё кончится.

Вернувшись, он, как всегда, постоял у двери – в это раз чуть дольше, чем обычно.

Дом встретил его привычной обстановкой. Он скинул с себя грязную куртку, сунул её под кровать и повалился на простецкое ложе, уставившись в потолок. Все те же мысли не отпускали его. Это он настоял на поисках. Это он повёл их к карьеру. Это он полез на чёртов вал. А вдобавок ко всему – обвинил Марьяна.

Стыд перемешался со страхом. Ксемен закрыл глаза, но и под веками увидел свет прожектора. Чувство вины сдавило горло тяжёлым, жирным комом.

Ян вернулся домой раньше них. Совещание у Николая Петровича вымотало его донельзя. Его подкинули на «буханке» до самого подъезда – он вышел, не попрощавшись, и молча хлопнул дверью машины.

Его шикарная квартира, обычно радовавшая его своим стерильным порядком и дорогим уютом, сегодня показалась ему огромной, пустой и зловещей. Он с силой швырнул ключи на полированную тумбу, сорвал с себя дорогую парку и бросил её на пол – ему мерещился на ней тот запах нефти, которого на самом деле не было. Ян дышал тяжело и прерывисто. Его пальцы непроизвольно дёргались.

Из спальни донеслось тихое «мяу». На пороге стояла его британка, выгнув спину дугой и недоуменно глядя на хозяина. Увидев её, Ян выдохнул. Он рухнул на колени и протянул к ней руки.

– Ты же моя красавица. – его голос стал неестественно высоким, певучим, слащавым, но в нём проскальзывала лёгкая дрожь. – Папа дома.

Кошка, фыркнув, подошла и терлась мордой о его холодные руки. Он схватил её, прижал к груди, зарывшись лицом в её густую, плюшевую шерсть, и замер, сидя на полу в прихожей. Он просто дрожал от сдавленной ярости, страха и полнейшей, унизительной беспомощности.

Он поднялся, прошёл на кухню, а кошка бросилась за ним.

– Сейчас, малыш, сейчас…

Выгнув хвост трубой, кошка стала тереться об его ноги, безмолвно требуя своего. Ян достал из холодильника заранее размороженное куриное филе. Слегка трясущимися руками он принялся лихорадочно шинковать мясо на идеально ровные, мелкие кусочки.

– Всё хорошо, – бормотал он, обращаясь скорее к себе, чем к животному. – Всё хорошо. Никто ничего не узнает. Просто случайность. Глупая, идиотская случайность. Да, котёнок? Сейчас-сейчас, я уже почти…

Он поставил перед кошкой дощечку, на которой и резал мясо. Она довольно мяукнула.

Ян подошел к барной стойке, достал бутылку, налил себе полстакана виски и выпил залпом. Он весь сощурился, а алкоголь обжёг ему горло.

Раз в 10–14 дней, под прикрытием штормового предупреждения или «плановых работ» на трубопроводе, о которых сообщал Василий, запускался чёткий механизм. Сергей на фуре с цистерной и Павел с оборудованием выдвигались к месту врезки – старому, заброшенному карьеру. Ян координировал всё по зашифрованному каналу связи, оставаясь в своём кабинете в порту. Андрей дежурил на «буханке» на подъезде, играя роль дозорного.

За час-полтора они сливали 20–25 тонн – каплю в море общего потока.

Магистральный нефтепровод – это не просто труба. Умная система, опутанная датчиками, которые в реальном времени отслеживала давление, расход и температуру нефти. Любая врезка и отбор нефти вызывали микроскопический скачок давления на конкретном участке.

Ян не маскировал скачок, а имитировал его. Он знал, что оборудование стареет. Периодические сбои были нормальным явлением. С помощью доступа к серверам он точечно, в нужное время и в нужном месте, вносил в данные крошечную аномалию, которая выглядела как случайный глюк датчика или временное падение давления из-за работы насосов на соседней станции. Позже он «обнаруживал» и «исправлял» этот сбой, создавая идеальное цифровое алиби. Украденные тонны списывались на «погрешность измерения» и «естественную убыль».

Далее фура везла улов не в порт, а на Старую Пристань. Там его уже ждал сейнер «Удача» с усиленными лебёдками и шлангами. Команда Николая Петровича перекачивала нефть в танки судна. «Удача» официально выходила в море на «рыбный промысел». Её документы показывали «техническую воду» или «дополнительный топливный запас». В море она встречалась с небольшим теневым танкером-челноком, продавала ему нефть по цене ниже рыночной и получала деньги наличными. Те шли в общак и распределялись по долям.

Те шли в общак и распределялись по долям. Доля Яна и Николая Петровича была самой крупной – по сорок процентов на каждого, ведь именно их ресурсы – ум и власть – делали всю схему возможной. Остальные двадцать процентов делили между собой Василий, Андрей, Сергей и Павел, исходя из их вклада и молчаливости.

Марьян и Софья уснули, касаясь друг друга спинами. Они погрузились в сон почти мгновенно -тело взяло своё, отключив перегруженное сознание.

Наступившее тёмное утро ощущалось, как тяжёлое похмелье. Проснувшись, они упорно пытались делать вид, что ничего не произошло: приводили себя в порядок, собирали разбросанные вещи, натянуто обсуждали домашнее задание. Каждое движение давалось с трудом. Марьян с тоской понимал, что сегодня ему придётся вернуться домой – завтра все-таки в школу. Одна только о выходе на улицу заставляла сердце биться чаще.

Ксемен, ещё вчера бродивший по поселку в одиночестве, уже был подкован. Его тягучий страх сменила обострённая чуткость. Он слышал каждый скрип за окном, каждый отдалённый звук мотора заставлял и едва заметно вздрагивал. С утра он добрался до дома Даши. Ему казалось, будто вчерашний день так и не кончился – та же давящая тьма, те же обледеневшие пейзажи, и тот же горький, металлический привкус тревоги на языке. Привычная тишина после вчерашней бури казалась зловещей и обманчивой, как затишье перед боем.

Он предложил Даше сходить в магазин – нельзя было идти к Софье с пустыми руками. Даша молча кивнула. Её глаза были пустыми и отрешёнными, будто часть её сознания всё ещё блуждала в лабиринтах вчерашней тундры.

На улице они не разговаривали.

В магазине Ксемен испытал тошнотворное чувство дежавю. Тот же тусклый свет, те же полки с консервами, тот же звон колокольчика.

Даша вдруг замерла, уставившись в окно широко раскрытыми, безумными глазами.

– Они ищут… – прошептала она, и её голос был похож на скрип льда. – Они смотрят сквозь стены… всё видят…

Ксемен тут же глянул в окно.

Но за окном, кроме парочки снежных вихрей, никого не было. Продавщица лениво переставляла банки. Метель на улице заметала следы. Ксемен выдохнул, чувствуя, как бешено колотится сердце, и с сожалением посмотрел на Дашу.

– Нет там никого. И не говори ничего такого вслух.

Они вышли из магазина, кулаки Ксемена сжимали ручки пластиковых пакетов. Он нервно озирался по сторонам Даша шла рядом, бормоча что-то себе под нос, её плечи были напряжены.

И вот тогда, из-за поворота, медленно выползла знакомая грязно-бежевая «буханка». Она не спешила, не сворачивала – она просто двигалась по прямой, как по невидимым рельсам.

Земля будто бы ушла из-под ног. Ксемен инстинктивно оттолкнул Дашу в подворотню, и сам прижался к холодной кирпичной стене. Даша замерла, прикрыв рот руками – она вжалась в стенку, готовая заплакать.

В тот миг Ксемен понял главное: их тактика молчания обречена на провал. Он сам едва выдерживал давление – а речь шла только о проехавшей мимо буханке, которая, возможно, и не имела к Яну никакого отношения. Даша всхлипнула, явно собираясь разрыдаться. Ксемен закрыл ее собой и, осторожно взяв за руку, тепло произнес:

– Не плачь, только не плачь. Это же и не они вовсе. Это может быть кто угодно. Не плачь, ты чего… Мы же вместе, и мы друг друга не бросим.

Даша, крепко сжав его руку, закивала. Машина проехала мимо, не сбавляя и не прибавляя хода. Но в воздухе повисло ощущение тяжёлого, прицельного внимания.

Они выскочили из подворотни и рванули к дому Софьи короткими, грязными переулками, прижимаясь к стенам и оглядываясь через плечо, словно за каждым углом их уже поджидали.

В доме Софьи все висела тяжёлая, уставшая тишина. Тикали настенные часы.

Марьян сидел за столом на кухне и смотрел в никуда. Его пальцы барабанили по холодному подоконнику. Софья разогревала на плите забытую в холодильнике лапшу.

– Чем-то помочь? – спросил Марьян.

– Нет.

Её движения были медленными, автоматическими. Она украдкой поглядывала на Марьяна, на его ссутулившуюся спину, но ничего не говорила – говорить было не о чем. В надежде увидеть приближающихся Ксемена и Дашу, она посмотрела в окно. Взгляд её, скользя по улице, зацепился за что-то и замер.

По просёлочной дороге напротив, с той же неспешной, хищной уверенностью, ехала все та же буханка.

Ложка, которую Софья держала в руке, со звоном упала в раковину.

– Марьян, смотри.

Он обернулся, встревоженный её тоном.

Они оба замерли у окна, как статуй, наблюдая, как машина совершает свой неспешны объезд. Она не останавливалась, не сворачивала к дому.

– Твою мать. – бросил Марьян и подогнул колени.

– Это точно она. – без колебаний ответила Софья.

Они молча следили, как «буханка», добравшись до конца улицы, развернулась и поползла обратно, завершая свой круг. Это был не намёк, а демонстрация.

– Я больше никогда не выйду на улицу. – заявил Марьян. – Что там Ксемен говорил про «делать вид, будто мы не при делах»? Он уже забыл, что я трус? Меня даже сейчас в дрожь бросает.

Софья не спорила.

– Сейчас они придут, и мы поговорим. – констатировала она глухо.

Спустя минут десять зазвонил домофон. Даша и Ксемен предварительно написали, что подходят. Раздался глухой, торопливый стук в дверь, словно стучали замёрзшим кулаком. Софья, спросив «кто там?», открыла. Ребята ввалились в прихожую, запорошенные снегом, с лицами, распаренными от мороза и страха. Даша что-то бессвязно бубнила себе под нос, а Ксемен, небрежно скинув куртку на пол, грузно опустился рядом и стал дёргано расшнуровывать ботинки, будто шнурки были ему врагами.