Решала: Цена власти

– Нет, – ее голос прозвучал тихо, но с такой силой, что Артем непроизвольно поднял на нее взгляд. – Мы это уже проходили. Разделяться. Доверять слепо. Мы идем вместе. Или не идем вообще.

Они смотрели друг на друга через мрак комнаты, их разделяло всего несколько шагов, но в этом взгляде было больше, чем слова. Недоверие и страх боролись с пониманием простой, жестокой истины. В одиночку они были просто мишенями. Вместе – силой. Хрупкой, рискованной, но силой.

Он не согласился. Не кивнул. Но и не стал спорить. Молчание стало его ответом. Признанием.

Игра началась. И следующую фишку на кон они ставили вместе.

Глава 6

Улица Индустриальная оказалась длинной, темной и безжизненной, как постапокалиптическая декорация. Ветер гулял между полуразрушенными корпусами заводов, завывая в рваных проемах окон и срывая ржавые листы железа с крыш. Номер двенадцать был таким же – огромный, мрачный складской ангар с облупившейся краской и воротами, покосившимися от времени.

Алиса и Артем замерли в тени соседнего здания, сканируя периметр. Молчание между ними было красноречивее слов. Алиса чувствовала, как холодный ветерок обдувает ее кожу, но мурашки, побежавшие по рукам, были от адреналина, а не от страха. Ее черные облегающие штаны и топик под кожаной курткой были ее новой бронёй и заявлением – она больше не жертва в шелковой ночнушке. Артем, слившийся с темнотой в своей немаркой одежде, был живым щитом и скрытой угрозой. Мирон знал, что он здесь, даже не видя его.

Они двинулись к воротам. Скрип ржавых петель прозвучал оглушительно громко в звенящей тишине. Изнутри пахло сыростью, маслом и пылью.

Они вошли внутрь, и тяжелый воздух склада обрушился на них – запах машинного масла, старого железа и чего-то еще, острого и животного, похожего на запах напряжения перед грозой.

Снаружи склад казался мертвым, но внутри он дышал. Дышал напряженной, милитаризованной жизнью. В центре огромного пространства, освещенного скудным светом пары переносных прожекторов и тусклых аварийных ламп, стоял Мирон.

Он был не один.

Справа от него, чуть в тени, замерла массивная, почти квадратная фигура. «Медведь». Лицо бесстрастное, как у скалы, глаза маленькие, внимательные, следящие за каждым микродвижением вошедших. Его руки, сложенные на груди, были размером с окорок.

Слева, на ящике с оборудованием, сидела «Лиса». Худощавая, почти хрупкая на вид, в темной, облегающей одежде, руки в черных перчатках. Ее холодные, светлые глаза скользили по Алисе и Артему с безразличной, хищной оценкой, будто она уже прикидывала слабые места и варианты атаки.

Вокруг царил контролируемый хаос. Ящики с техникой, части разобранного оружия на верстаках, оружейные сейфы, сваленные в углу. На стене висела подробная карта города, усеянная цветными метками и пометками.

Сам Мирон выглядел уставшим, постаревшим на десять лет с их последней встречи. Глубокие морщины у глаз, посеревшая кожа. Но в его позе не было и намека на упадок. Он был собран, как пружина, готовый сорваться в любой момент. На его костяшках и предплечьях виднелись свежие, розовые шрамы. Он не улыбнулся. Не сделал шага навстречу.

Воздух зарядился открытой, немой враждебностью со стороны его людей и холодной, безжалостной оценкой – со стороны самого Мирона. Они вошли не в убежище. Они вошли в логово, и теперь волки оценивали новых хищников на своей территории.

Мирон не заставил себя ждать. Он сделал один резкий шаг вперед, его ботинки громко стукнули по бетонному полу, эхом отозвавшись в огромном пространстве. Он не кивнул, не поздоровался. Его голос, глухой и плоский, без единой ноты приветствия, ударил по Алисе, как пощечина:

– Ты принесла войну на мой порог, Алиса.

Он не повышал тона, но каждое слово было отточенным и тяжелым, как свинец.

– Глеб уже нанес удар. По моим людям. – Он чуть выделил местоимение, давая понять всю глубину предательства. – Двое в больнице. Один не выжил. Из-за тебя. Из-за твоего побега. Из-за твоей стрельбы.

Он выдержал паузу, позволяя этим словам повиснуть в воздухе, пропитанном запахом масла и пыли. Он не просто констатировал факт. Он рисовал картину: он – жертва, пострадавшая из-за ее безрассудства. Он выставлял счет.

Его взгляд, холодный и испытующий, буравил ее, выискивая слабину, малейший признак вины или страха.

– Зачем ты мне? – спросил он, и в его голосе прозвучало уже откровенное раздражение, смешанное с усталостью. – У меня своих проблем хватает. Чтобы Глеб добил и меня? Чтобы я делился последним, что у меня осталось, с парой беглецов, которые сами накликали на себя беду?

Это был не вопрос. Это был ультиматум. Перекладывание всей ответственности на нее и проверка – что она может предложить взамен этой груды проблем, которые принесла с собой?

Алиса не опустила глаз. Не отшатнулась от его слов, как от удара. Вместо этого она приняла их, позволила им прошить себя насквозь, и ее ответ родился не из оправданий, а из этой новой, холодной ясности. Она выдержала его взгляд, ее поза оставалась собранной, уверенной, но не вызывающей – это был не вызов, а заявление о паритете.

– Он бы все равно пришел за тобой, Мирон, – ее голос прозвучал тихо, но четко, резанув гулкую тишину склада. – Не сегодня, так завтра. Ты знал Виктора. Ты знаешь, на какой крови и на каких предательствах построена империя Глеба. Он не потерпит рядом тех, кто помнит его начало. Кто знает, что король-то – голый.

Она сделала маленькую паузу, позволяя старому имени – имени отца Глеба – повиснуть в воздухе между ними, как призрак из общего прошлого.

– Он сожрет всех поодиночке, – продолжила она, и ее голос зазвучал тверже, металлически. – Сначала меня. Потом – тебя. Потом всех, кто хоть как-то был связан с прошлым, с настоящим, а не с тем будущим, которое он себе выдумал. Он не строит, Мирон. Он боится. Боится прошлого. Боится тех, кто это прошлое помнит.

Она увидела, как что-то дрогнуло в его каменном выражении лица. Не согласие, нет. Но узнавание. Узнавание той правды, которую он сам от себя скрывал.

И тогда она нанесла свой главный удар, переходя от проблемы к решению. От страха – к жадности и мести.

– Вместе мы можем не просто выжить, – она сделала шаг вперед, всего один, но этот шаг сократил дистанцию между ними из метафорической в почти физическую. – Мы можем вернуть свое. Все, что он украл. И сломать его. Навсегда.

Она видел, как его глаза сузились, почуяв не конкретику, а возможность.

– У меня есть информация, – выдохнула она, заключая в эти слова весь свой козырь. – Доступ к деньгам, о которых он не знает. Каналам. Наследие моего отца. Не то, что лежало на поверхности. То, что было припрятано на черный день. Этот день настал.

Ключевые слова были произнесены. «Вернуть свое». «Наследие». Она играла на самом главном – на утраченной доле и на жажде восстановления справедливости, которая у таких людей, как Мирон, всегда граничила с жаждой мести.

До этого момента Артем был тенью. Неподвижной, молчаливой, почти частью мрака у входа. Но когда Алиса произнесла последнюю фразу, он вышел из тени. Не резко, а плавно, как выдвигается клинок из ножен. Он встал плечом к плечу с Алисой, и это простое движение изменило баланс сил в помещении.

«Медведь» непроизвольно напрягся, его массивные плечи подались вперед. «Лиса» медленно, почти лениво сползла с ящика, став на обе ноги, ее поза стала собранной, готовой к действию. Даже Мирон чуть изменился в позе, его взгляд стал еще более прищуренным.

Артем не смотрел на его людей. Его взгляд, тяжелый и неотвратимый, был прикован к Мирону.

– Армию собрать хотим, – его голос прозвучал низко, без эмоций, как чтение инструкции. Он не просил, не предлагал. Он констатировал. – На твоей базе. С твоими людьми.

Он сделал небольшую паузу, давая Мирону осознать простоту и наглость этого плана.

– С нашими людьми, – продолжил он, и в этих словах прозвучала не просто уверенность, а право собственности. – Под нашим общим командованием.

И затем он нанес свой главный удар. Не угрозой, а возможностью. Он слегка склонил голову, и в его стальных глазах мелькнул не вызов, а вызов принятый.

– Или твоим, – произнес он четко, – если докажешь, что можешь вести к победе.

Это был не просто ультиматум. Это была тончайшая игра. Он признавал авторитет Мирона, его опыт, но тут же ставил под сомнение его лидерские качества в новой реальности. Он бросал ему перчатку. Не «мы будем тебе подчиняться», а «докажи, что ты достоин возглавить нас». Он играл на самом главном – на мужском эго бывшего полевого командира, который слишком долго прятался в тени и точил зуб на того, кто его оттуда вытеснил.

Воцарилась тяжелая, густая пауза. Ее можно было резать ножом, вешать на крюки, валявшиеся по углам склада. Даже вездесущее шипение прожекторов и капли воды, падавшие где-то в темноте, казалось, затихли, прислушиваясь.

Мирон медленно переводил взгляд. С Алисы – на Артема. С Артема – обратно на Алису. Его лицо оставалось каменной маской, но в глубине глаз копилось буйство противоречивых эмоций. Он взвешивал. Взвешивал все: наглость их предложения против отчаяния своего положения. Их дерзкую уверенность против своих подорванных ресурсов. Риск неминуемой смерти от Глеба против риска быть преданным этими двумя.

Он видел не просто беглецов. Он видел решимость в глазах Алисы – ту самую, что когда-то заставила ее выстрелить в тирана. Он видел холодную, несуетную силу в позе Артема – силу профессионала, который не бросает слов на ветер. Он видел в них не груз, а оружие. Опасное, двусмысленное, но потенциально способное переломить ход войны.

Недоверие, горькое и привычное, боролось в нем с холодным прагматизмом. Обида на Глеба, годами копившаяся, как яд, искала выход. Инстинкт самосохранения кричал об опасности, но другой, более древний инстинкт – инстинкт хищника, почуявшего слабину в своем враге, – шептал о возможности.

«Соглашайся, – молилась про себя Алиса, не отрывая от него взгляда, впитывая каждое малейшее изменение в его лице. – Мы твой единственный шанс. Не просто выжить, отбиваясь от его шакалов. А победить. Взять то, что должно было принадлежать тебе. Показать им всем.»

Она видела, как его челюсть чуть сжалась. Как пальцы непроизвольно сгруппировались, будто сжимая невидимую рукоять. Молчаливая дуэль длилась вечность. И от ее исхода зависело все.

Мирон выдохнул. Звук был похож на скрежет камня. Он сделал шаг вперед, медленный, неохотный, будто его ноги сопротивлялись решению, которое уже принял его разум. На его лице не было ни облегчения, ни радости – лишь мрачная, сосредоточенная решимость загнанного зверя, выбравшего путь борьбы вместо бегства.

Его рука опустилась в карман куртки и вынырнула оттуда с потертой, черной рацией. Он не смотрел на нее. Его взгляд был прикован к Алисе.

– Ладно, – это слово прозвучало не как согласие, а как приговор. Им всем. – Покажем этому ублюдку, что стая волков опасней одинокого шакала.

Он протянул рацию ей. Не Артему. Алисе. Это был не случайный жест. Это был символический акт передачи доверия. Или доступа к своей сети, к своим людям. Ключ от его «стаи».

Но тут же его глаза сузились до щелочек. В них вспыхнул тот самый холодный огонь, который помнила Алиса, – огонь беспощадного прагматизма.

– Но первый провал, – его голос упал до низкого, опасного шепота, который был страшнее любого крика, – первая ошибка, первая ниточка, потянувшая к моим людям… и вы оба на съедение Глебу. Без предупреждения. Без разговоров. Я свои шкуры берегу. Мои правила. Ясно?

Он не предлагал дружбу. Он заключал сделку. Жестокую, ясную и с единственной ценой – их жизнями.

Алиса не колебалась. Ее рука поднялась и приняла рацию. Пластик был холодным и шершавым под ее пальцами. Ее рука не дрогнула. Она смотрела ему прямо в глаза, в эту бездну условий и угроз, и кивнула всего один раз, коротко и четко.

– Ясно.

В этом слове не было страха. Было принятие. Принятие правил игры, которую они только что начали. Игры на выживание.

Глава 7

Склад, который издали казался гниющим сараем, внутри оказался вылитой крепостью. Грубой, спартанской, но смертельно эффективной. Полумрак, разорванный лучами переносных прожекторов, не скрывал, а подчеркивал суровую эстетику этого места. Пространство было четко поделено на зоны: у дальней стены аккуратный оружейный стенд с разобранными и чистыми стволами, стол, заваленный коммуникационным оборудованием – рации, сканеры, блоки питания. В самом темном углу стояли несколько походных коек, на одной из которых кто-то спал, укрывшись шинелью. Повсюду были аккуратно сложенные ящики с припасами, боеприпасами, водой. Чисто, организованно, по-военному.

Алиса и Артем стояли у входа, как новобранцы в казарме. На них смотрели. Двое из людей Мирона, включая массивного «Медведя», не скрывали своего оценивающего, недружелюбного любопытства. Их взгляды скользили по фигуре Алисы, задерживались на напряженных плечах Артема, выискивая слабину, повод для конфликта. Воздух был густым от немого вопроса: «Что вы здесь забыли, чужаки?» Они чувствовали себя незваными гостями на чужом пиру, где каждое движение было под прицелом.

Артем не стал ждать, пока его примут, обогреют или предложат место. Он скинул с плеч свою куртку, бросил ее на ближайший ящик и начал действовать. Его движения были быстрыми, экономичными, лишенными суеты. Он не просил разрешения – он занимал пространство.

Первым делом он направился к узкой металлической двери в глубине ангара, явно запасному выходу. Крепко ухватился за ручку, дернул на себя. Дверь с скрипом поддалась, открыв щель в темноту.

–Заварить, – бросил он через плечо, его голос был сухим, без эмоций, как чтение отчета. – И сделать отсюда огневую точку. Слепая зона. Прекрасное место для засады.

Затем его взгляд поднялся вверх, к высоким, забранным решетками окнам под самым потолком, откуда лился тусклый лунный свет.

–Сюда – пулемет, если что, – констатировал он. – Контроль над всей территорией въезда. Любой, кто подойдет, – как на ладони.

Он не смотрел на людей Мирона, не искал их одобрения. Он просто фиксировал слабые места, одну за другой, как опытный хирург, ставящий диагноз.

В ответ повисла тишина, более красноречивая, чем любое возмущение. Люди Мирона переглянулись. «Медведь», стоявший неподалеку, нахмурил свои густые брови. На его бесстрастном лице появилась смесь раздражения – кто этот новичок, чтобы указывать? – и неуверенного, неохотного уважения. Ибо парень, черт возьми, знал, о чем говорил. И говорил это с такой уверенностью, будто уже видел, как это будет работать.

Артем не доказывал свою силу кулаками. Он демонстрировал ее знанием дела, безмолвно заявляя права на роль лидера там, где дело касалось войны и смерти.

Алиса наблюдала. Ее взгляд скользил по напряженным лицам бойцов, по их сжатым кулакам, по немому недоверию в глазах «Медведя». Она понимала. Физической силой, грубой мощью здесь ничего не добиться. Это была территория, где ей никогда не сравниться с ними. Но у нее было другое оружие.

Молча, не привлекая к себе лишнего внимания, она переместилась к столу, заваленному коммуникационной аппаратурой. Ее пальцы, тонкие и бледные, провели по поверхности одного из мониторов, оставив на пыли четкую полосу.

Она подняла голову и обратилась к Мирону, но говорила достаточно громко, чтобы ее слышали все, кто находился в радиусе нескольких метров.

– У вас есть защищенные каналы? – ее голос прозвучал четко, без тени сомнения. – Спутниковая, зашифрованная связь? Или все по открытому эфиру, как в девяностых?

Она не стала ждать ответа, видя по его слегка нахмуренным бровям, что ответ ей уже ясен. Алиса опустила свою сумку на пол, достала оттуда тонкий, матовый ноутбук. Щелчок защелки прозвучал неожиданно громко. Она подключила кабель к одному из коммутаторов, ее пальцы залетали по клавиатуре.

– Я настрою шифрование, – заявила она, глядя на экран, а не на них. – Найду безопасные частоты, которые они не глушат. Подниму наш собственный закрытый канал. Нам нужны уши, а не просто мускулы. Слепота и глухота – первое, что убивает.

В ангаре воцарилась тишина, иная, чем раньше. Даже «Медведь» перестал хмуриться и смотрел на ее летящие по клавиатуре пальцы с туповатым, но несомненным интересом. Все эти хакерские штуки были для них почти магией – непостижимой, но крайне необходимой. Ее холодная уверенность и очевидная компетентность заставляли их увидеть в ней не просто «бабу», которую нужно охранять, а специалиста. Ценный актив. Силу, о которую можно было опереться.

Словами и демонстрацией навыков они заявили о своих намерениях. Но чтобы перестать быть нахлебниками, чужаками, которых терпят лишь из-за прихоти босса, нужно было больше. Нужно было пачкать руки.

Алиса сняла кожаную куртку и принялась за работу. Она нашла в углу рулон старого, пропыленного брезента и оттащила его в их скромный угол, отгороженный ящиками с оборудованием. Развернула его на бетонном полу, смахивая ладонью крупные крошки бетона и пыль. Потом принесла их спальники, аккуратно расстелила, превращая унылый угол в подобие личного пространства. Ее движения были не быстрыми, но методичными, полными упрямой решимости.

В это же время Артем подошел к груде ящиков с патронами, которые двое людей Мирона несли к оружейному стенду. Не говоря ни слова, он взял один из тяжеленных ящиков у того, кто поменьше, и понес его туда, куда было указано. Мускулы на его руках и спине напряглись под тканью футболки, но дыхание оставалось ровным. Он не брезговал черной, физической работой. Он делал ее молча, эффективно, вливаясь в общий ритм жизни базы.

Люди Мирона сначала смотрели на это с подозрением, но постепенно их взгляды стали терять былую враждебность. Они видели, что эти двое не ждут особых условий. Они метафорически и буквально расчищали себе место в этом логове своими собственными руками. Этот физический труд был их манифестом: «Мы не просители. Мы не гости. Мы часть команды. И мы готовы вкалывать наравне со всеми».

Ночь опустилась на базу, поглотив ее в звенящую, напряженную тишину. Свет прожекторов был приглушен, оставляя лишь тусклое аварийное освещение, отбрасывающее длинные, искаженные тени. Из темного угла доносился ровный, тяжелый храп кого-то из бойцов. Где-то вдали мерно шагал дежурный, его шаги эхом отдавались в огромном пространстве.

Адреналин дня, постоянное напряжение, необходимость постоянно доказывать себя – все это искало выхода. Кипящая, невысказанная ярость на ситуацию, на Глеба, на этих чужих, оценивающих людей.

Артем сидел, прислонившись спиной к ящику с патронами, и чистил свой пистолет. Его движения были автоматическими, точными. Алиса сидела рядом, уставившись в экран ноутбука, но уже не видя его.

Внезапно он отложил в сторону затвор. Его рука потянулась к ней, сильная и уверенная. Он не притянул ее, а просто взял за подбородок, повернул ее лицо к себе. В его глазах не было нежности – был голод. Голод и та самая немая ярость, что копилась весь день.

Их поцелуй не был нежным. Он был грубым, требовательным, почти болезненным. Это было столкновение, а не ласка. Слияние двух стрессов, двух яростей, двух воль к выживанию.

Они не раздевались полностью. Слишком холодно, слишком опасно, слишком на виду. Грубый брезент под спиной, пыль на губах, соленый вкус пота на коже. Холодный воздух ангара обжигал оголенные участки тел. Его куртка осталась на ней, он лишь расстегнул ее. Его руки не ласкали, а утверждали владение, оставляя на ее коже следы, которые завтра скроет одежда. Ее ответные прикосновения были такими же требовательными, цепкими, почти отчаянными – не отдать, а взять, присвоить, заявить свои права.

Они старались быть тихими, но сдавленные стоны все же вырывались наружу, смешиваясь с прерывистым, учащенным дыханием. Скрип пола под их телами казался им оглушительно громким.

Это не был секс. Это был акт утверждения. Вызов, брошенный всем в этом ангаре, всем их страхам, всему миру. «Мы здесь. Мы вместе. Это наш угол в нашей новой крепости, и никакие ваши взгляды и угрозы не отнимут у нас этого». Это была сырая, животная потребность доказать, что они живы, что они сильны, что их связь – это единственная несомненная реальность в этом хаосе.

Они лежали на брезенте, прижавшись друг к другу под одним спальником, согреваясь скудным теплом своих тел. Адреналиновая волна схлынула, оставив после себя приятную мышечную усталость и звенящую ясность в голове. В огромном ангаре было тихо, лишь изредка нарушаемой храпом или скрипом половицы под шагами дежурного где-то в темноте.

Алиса прислушивалась к этим звукам, к дыханию Артема у своего виска, к стуку собственного сердца, постепенно успокаивавшегося.

–Они все еще не доверяют нам, – прошептала она в темноту, ее голос был тихим, но четким.

Артем не ответил сразу. Он лишь чуть крепче притянул ее к себе, его рука лежала на ее талии, тяжелая и расслабленная.

–И правильно делают, – наконец произнес он, его низкий голос был едва слышен. – Доверие нужно заслужить. Делом. Кровью. Не словами.

Алиса промолчала, впитывая эту суровую правду. Она чувствовала под своей щекой ритмичный, твердый стук его сердца. Оно билось ровно и спокойно. В этом ритме была сила. Уверенность.

– Мы его заслужим, – сказала она уже без тени сомнения, почти про себя.

Они лежали в темноте, каждый со своими мыслями, прислушиваясь к дыханию своей новой, опасной крепости. Первый день на базе Мирона подошел к концу. Они не завоевали любовь или безоговорочную верность команды. Но они застолбили свое право на место в ней. Они сделали первый, самый трудный шаг.

Теперь предстояла долгая, кропотливая работа. Борьба не только с Глебом, но и за влияние здесь, внутри. За доверие этих угрюмых, опаленных войной людей. Но в тусклом свете аварийной лампы, в тепле друг друга, эта борьба уже не казалась невозможной.

Осторожная уверенность, усталость и холодное предвкушение будущих битв витали в воздухе, смешиваясь с запахом пыли, металла и их общим дыханием. Путь к своей силе был начат.

Глава 8

В углу базы, отгороженном ящиками с оборудованием, царила своя, отдельная ночь. Единственным источником света был тусклый экран ноутбука, выхватывавший из мрака сосредоточенное лицо Алисы. Тени играли на ее чертах, подчеркивая усталость под глазами и плотно сжатые губы.

Рядом, на разостланном поверх брезента спальнике, спал Артем. Его дыхание было ровным и глубоким, тело расслабленным после тяжелого дня. Но даже во сне его рука лежала на ее бедре – тяжелая, теплая, полная немого обладания и связи, не прерывающейся даже в бессознательном состоянии.

Тишину ангара нарушали лишь приглушенные звуки: тихий щелчок клавиш под пальцами Алисы, ровное дыхание Артема, далекий, тоскливый скрип металла где-то в темноте огромного пространства. Она сортировала цифровые файлы, доставшиеся ей в наследство от прошлой жизни – сканы документов, финансовые отчеты, старые фотографии. Каждый файл был кирпичиком в стене, которую она пыталась построить между собой и надвигающейся угрозой.