
Полная версия
Первая любовь зверя
– Ну, иди, – разрешил Димон, отстёгивая вторую руку и сталкивая тело на пол.
Быстро захожу на кухню, закрываю дверь и упираюсь в неё спиной, сползаю вниз и только теперь выдыхаю. От увиденного ужаса сердце забилось где-то в горле. Делаю глубокие вдохи, а воздуха не хватает. Опять подступают слёзы. Перед глазами тела девушек. Делаю несколько особенно сильных вдохов-выдохов и поднимаюсь. Нашла самый большой стакан, набрала воды, прихватила два апельсина. Не глядя вправо, как можно быстрее иду к лестнице. Слышу возню и шелест полиэтилена.
Пулей залетев в комнату, закрываю дверь. Зверь лежит в том же положении. Осторожно положила апельсины на тумбу. Тихонько сажусь на край кровати. Растрёпанные волосы, пересохшие, слегка пухлые губы, по лицу, шее и груди рассыпаны бисером капельки пота. Глаза закрыты, и нет этого безумного взгляда, брови не сдвинуты на переносице, а даже наоборот как будто приподняты, а концы опущены вниз. Правильные, даже красивые черты лица, кожа без изъянов, волевой подбородок, красивая мощная шея, широкая грудь и сильные руки… В крови. Вспоминаю, как он легко разрезал кожу от шеи до поясницы. Нарастает чувство опасности, и хочется куда-то спрятаться, а не сидеть на краешке его постели. «А куда я спрячусь? – спрашиваю сама себя. – Только разозлю его». Закашлял и открыл глаза, уперевшись на локоть, выпил всю воду и лёг обратно. Тихонько взяла один апельсин и прошла, села в кресло.
Сколько просидела в тишине, не знаю. Я просто сидела, как зомби, как под гипнозом. Вспоминала отрывками всё. Как необдуманно побежала на помощь, как Маша и Света готовились к встрече. Они были такие красивые. Вспомнила, как этот псих порезал Машу. Вспомнила удары. Его безумные тёмно-зелёные глаза.
– Зверь, – заходит Димон. – Спишь ещё?
– Болею, – наигранно слабым голосом ответил «больной».
– Дело есть одно, – проходит и садится на край кровати, подбирает окровавленную футболку, протягивает мне. – Постирай-ка в ванной.
Стирая футболку, стараюсь прислушаться. Хорошо, что дверь не захлопнулась.
– Ты куда её вчера увёл? Решил мой подарок себе припрятать? – голос Зверя.
– Да от тебя спрятал. Короче, она целка и ей уже двадцать. Можно хорошо продать. Что думаешь? – как можно тише произносит Димон.
Долгое молчание.
– Можно и продать. Хотя целок давно не было, – опять молчание. – Голова раскалывается, потом определимся.
– Тебе решать, – уточнил Димон.
Понимаю, что слишком долго стираю, выхожу из ванной и сажусь в кресло.
– Готовить умеешь, рыжая? – интересуется Димон.
– Да, – тихо отвечаю.
«Конечно, на кухню погонят. Где бабе ещё быть, как не на кухне или в постели? Слава Богу, что с постелью они пока не решили», – думаю, глядя на свои руки.
– О! Приготовь, а? Жрать хочу, а есть нечего, прокисло всё, – обрадовался Димон. – Иди уже.
Спускаясь на первый этаж, пыталась поверить в происходящее, решала, как мне быть. Я понимала, что конец будет один. Сильнее была мысль смириться и не пытаться выжить и выйти отсюда живой. Ясно же, что этого не будет. Зверь убьёт меня, когда ему захочется. Или того хуже, продадут в какой-то притон.
Все следы прошлой ночи убрали. Исчезли и стол, и кресло, даже цепь сняли. Куда дели тела, я не знала, и спросить не осмелилась. Пока готовила, удалось подслушать короткий разговор: они обсуждали, что со мной делать. Лёха твердил, что меня можно выгодно продать. Паша радовался, что наконец-то поймали «взрослую целку». Это ещё раз подтвердило мои мысли, что отныне я вещь и не более. Тему закрыл Димон, сказал, что Зверь решает, так как я его.
На кухню зашёл Димон. Сел на стул и, глядя на меня, закурил. Я готовила, не поднимая головы, как будто его тут нет. Руки немного дрожали от страха, в теле была слабость. Оба молчали. Тишина начинала давить, пристальный взгляд парня заставлял нервничать всё больше. Перенервничав, я порезалась. Вскрикнув, зажала палец. Димон выругался, достал из верхнего шкафчика аптечку.
– Дай заклею, – протягиваю руку. – Да тут не сильно. Вот и всё.
– Спасибо, – глядя на пластырь на пальце, решилась. – Что со мной будет?
– Олег решит. Может, себе оставит, может, продаст.
– А что лучше?
– М-м-м. Если хочешь жить, то лучше, если продаст, а если не хочешь мучиться, то тогда остаться со Зверем.
Как только он произносит последнее слово, я начинаю плакать.
Приготовила еду, немного поела сама. Зайдя в комнату, услышала храп. Зверь спал. Открыв шкаф, беру одни мужские боксеры и выбираю самую маленькую из его футболок. Закрылась в ванной. Потихоньку набрала воды в ванну. Тело в горячей воде расслабилось, и вся боль ушла. Я погрузилась в размышления, вспоминая слова парня. Что мне делать? От горячей воды голова начинает кружиться. Быстро моюсь, нагло используя гель и шампунь безумца, спавшего за стеной. Надеваю его боксеры, футболку на голое тело и свои джинсы. Свои вещи стираю и тихонько развешиваю где только можно. По привычке сажусь в кресло и убеждаю себя, что это единственный выход. К счастью, Зверь всё это время спал, и никто больше не заходил.
Просыпаюсь от того, что в меня что-то попало. Это оказалась скомканная пачка из-под сигарет.
– Иди ко мне, – полусонным голосом зовёт меня… мой хозяин. – Шевелись, давай.
Забираюсь на кровать и ложусь. Всё моё спокойствие улетучивается. Разум протестует. Все чувства страха возрождаются. Мне опять начинает не хватать воздуха. Внутри всё бурлит, шевелится, сопротивляется, борется, сталкивается. Желание хоть в рабстве, но жить, бороться, желание расплакаться и просить отпустить. Борюсь сама с собой. Он укладывает меня так, как ему хочется. И вот, я уткнулась носом ему в грудь, его рука и нога, обняв, придавили меня так, что кажется, сейчас кости сломаются. Вдыхаю запах его тела. Он пахнет апельсинами, сигаретами, потом и мужским парфюмом. Я прижата самым безумным маньяком, о котором слышала. Не выдержала и заплакала, плечи задрожали, начала всхлипывать. Всё сильнее и сильнее. И плевать, понравится ему это или нет. Плевать, что он сделает. Уже всё равно. Стараюсь руками оттолкнуться от его груди. Он вскакивает, хватает меня за горло и вдавливает в кровать. Смотрит мне прямо в глаза. Взгляд всё злее и злее.
– Я хочу остаться, – кое-как, с хрипом, произношу я.
Зверь отпускает шею, садится и непонимающими глазами смотрит на меня. Откашливаясь и растирая шею, сажусь перед ним.
– Я хочу остаться. Вы должны решить оставить себе или продать. Я знаю, ваш друг сказал мне, – признаюсь, глядя на его сцепленные пальцы. На них ещё остатки засохшей крови. Страх давит сильнее, но я впускаю его, пропускаю сквозь себя. Я уже всё решила. Поднимаю голову и смотрю ему прямо в глаза.
– Я хочу остаться с Вами… с тобой, – предательски потекли слёзы, я всё, не отрываясь, смотрю ему в глаза, а он мне.
– Я же не отпущу тебя домой, – голос спокойный, сильный, уверенный.
– Знаю, – перебиваю я.
– Ты видела, что я делал с той в кресле? А ты сидела в нём без меня. Непорядок, – специально запугивает меня.
– Лучше это, чем какой-то притон или рабство, – произношу дрожащим голосом.
– Думаешь? – удивляется.
– Так быстрее, – совсем слабо, едва слышно выдавливаю из себя.
– Ты уверена? Может, я годами буду издеваться над тобой, – довольно улыбаясь.
– Да Вы просто убили её! И меня так же убьёте, обезумев! – выпаливаю, не выдерживая напряжения, и, опустив голову, начинаю вытирать слёзы рукой и рукавом футболки.
– Что значит «обезумев»?! – с гневом кричит на меня Зверь. Хватает вновь за горло и притягивает близко к своему лицу. – Ну?!
– Лю… Лю… Людь… – пытаюсь ответить. Ослабляет хватку. – Люди не убивают во время секса и не режут ножом.
– Сука! – выдыхает и отшвыривает к изголовью.
Встав с постели, направился в ванную. Слышу, как включилась вода в ванной. Свернулась клубочком, закрыла глаза. А кровать мягкая… Я сказала ему, я сделала выбор и смирилась с тем, что будет… Слышу, как выключилась вода, как он вышел, как открывает шкаф, шлепок резинки от трусов по телу. Он вышел из комнаты и закрыл дверь.
Глава 4. Побег
Это было чудесное утро. Проснулась с лёгкой головой, тело таяло на мягкой постели. Было чувство обновлённости, новой жизни и просто нового дня. Потянулась, вытягивая всё тело. Раскинула руки в стороны. Одна рука всем своим весом упала на грудь хозяина кровати.
– Убить меня решила? – слегка покашляв, спросил Олег.
Вернулась в реальность. Молчу, смущённо улыбаясь. В нос ударил запах табака. Фу, в постели курит. Понежившись ещё немного, собираюсь с духом и направляюсь в ванную. Принимаю душ, умываюсь. Пользуюсь его шампунями и зубной щёткой. Я не боюсь – мне терять нечего. Голову начинают забивать мысли прошлой ночи: «А что если продаст? Кому? Обычно продают в притоны. Он точно продаст. Ему нравятся красивые девушки, смелые. Маша была красавица и смелая. Сама соблазняла его. Она сама завела его, и вот, что он с ней сделал… Лучше один раз испытать это, чем годами жить в рабстве». От последних мыслей сердце сдавило, накатили слёзы. «Я должна это вытерпеть! Я должна его на это спровоцировать!» – убеждала сама себя. Немного успокоившись, надеваю своё чистое нижнее бельё, майку и джинсы. Намеренно застёгиваю ширинку, уже выйдя из ванной. Стягиваю со своего плеча полотенце, его, кстати, и, стоя у окна, начинаю вытирать волосы. Сильно нервничаю. Да, это мало походит на соблазнение, но лучше ещё не придумала, да и не умею. Конечно, можно было попробовать соблазнить, как Маша, но на такое я не осмелюсь. Да и тряска, как от удара током, его не возбудит точно. Краем глаза вижу, что смотрит. Как всегда, брови на переносице, взгляд задумчивый. «Глубокий вдох и иди», – говорю себе. Расправляя полотенце, сажусь рядом с парнем.
– Ты решил?
Смотрит на меня, взгляд самодовольный, в руке крутит зажигалку. Ладони большие, руки сильные, слегка проступают вены. Ну, что же он молчит? Надоело ждать ответ, нервы на пределе, выхожу из комнаты. Осторожно направляюсь на кухню, голод жуткий. По пути встретила худого – Пашу.
С мерзкой улыбочкой смерил меня сальными глазами.
– Дорогая, чем сегодня нас порадуешь? Знаешь, мне к вечеру надо с собой что-то взять. Сделаешь пару бутербродов, с сыром желательно?
Поспешно уверяю, что всё сделаю, и собираюсь уходить, получаю шлепок по попе. Неприятное ощущение засело где-то в животе и посылало оттуда сигналы. Эх, надо было надеть толстовку. Хотелось укутаться во что-то большое, мягкое. Спрятаться от этих мерзких взглядов и прикосновений. Настроение вконец упало, силы, сдерживающие от истерик и паники, были на исходе. Радовала только мысль о готовке. Люблю готовить. Эта любовь от мамы. На кухню я зашла, уже сдерживая слёзы. Мамочка, я так хочу к тебе. Мне так страшно. Дав волю слезам, начинаю готовить. Вскоре дом ожил. Мужчины ходили, разговаривали, занимались своими делами. Пока готовила, узнала, что Лёха женат. «Бедная женщина, живёт и не знает, какое чудовище её муж, чем он занимается вне дома», – мысленно жалела Лёхину Нинку.
Всё время я ловила взгляд Олега на себе. Было видно, что он думает, выбирает. Преодолевая себя, я каждый раз улыбалась ему. «Мне надо понравиться ему, если алчность возьмёт верх над ним – я пропала».
– Спасибо, очень вкусно, – благодарил Димон. Проходя мимо, он погладил меня по голове.
Невольно я улыбнулась. Олег приказал идти наверх, и я поднялась в комнату. Да и здесь было спокойней. Мне всё ещё тяжело находиться на первом этаже, там, где насиловали и убивали у меня на глазах. А эти нелюди ходили и вели себя так, как будто ничего такого не делают в своей жизни. В шкафу, в самом низу, нашла открытую пачку бумаги А4. Вспомнила, что видела ручку на кухне, решилась сбегать за ней. Проходя мимо мужчин, объяснила, что хочу пить. Дыхание учащённое, руки слегка трясутся от волнения. Засунув шариковую ручку в карман, со стаканом в руках прошла обратно на второй этаж. Убедилась, что никто не идёт, начала писать. Дома я всегда вела дневник, и писать прошедшие события стало стойкой привычкой. Выплёскивая все свои эмоции, мысли и записывая, что видела, я очищала себя от всего плохого, гнетущего и пугающего. Страницу за страницей, листок за листком. Слезы лились ручьём. Постоянно прислушиваясь, чтобы никто не шёл, я писала скорее всего последний свой дневник. Спрятала листы с ручкой между шкафом и стеной. По привычке села в кресло и начала себя успокаивать: «Я готова. Меня не продадут. Я готова. Меня не продадут». Прошёл день. Олег даже не заходил в комнату. Незнание потихоньку рвало моё хрупкое спокойствие. Не выдержав, спустилась вниз. Все спокойно сидят и смотрят видео. Это видео «нашей» ночи. Только началось.
– Ты вовремя, – улыбнулся Олег, поедая апельсин. – Мы только начали смотреть.
Я подошла ближе, и он притянул меня за руки, усадил рядом с собой. Сердце учащённо забилось, я боялась выдохнуть, тело всё напряглось, скованное страхом. Вот Света улыбается, Лёха машет. Маша чмокает Зверя в губы. Все веселятся и улыбаются, лица пьяные и довольные. Вот показывают Свету. Снимает Лёха. Он зовёт её к себе. Непонятная возня. И вот она сидит у него на коленях, а камера «ныряет» ей в кофточку. Через какое-то время камера показывает кресло-монстр и как я ёрзаю в нём. Я провожу рукой, наклоняюсь и нюхаю.
– Надо было облизнуть ещё, – заржал Паша. Все засмеялись, а я залилась краской и глубже вжалась в диван. Так стыдно. Вдруг раздался какой-то сигнал, звонок.
– Приехали, – остановил видео Лёха. – Пошли.
Олег и Паша встали, втроём они вышли из дома. Послышался скрип ворот. Димон переключил на какой—то канал. Шёл старый фильм.
– Ну как ты? – спросил он.
– Нормально, – стандартно отвечаю и, набравшись смелости, добавляю: – Что Зверь решил?
– Пока ничего, но, скорее всего, продаст.
– Куда? Кому? – пытаюсь узнать хоть что-то.
– Это тебе уже знать не положено, – спокойно закрывает тему Дима.
Вздыхаю.
– Почему он такой? Зачем вы это делаете? – задаю давно мучившие меня вопросы.
– Кто его знает. Порой его заносит, конечно, но всё, что мы делаем, вполне нормально, – я ошарашено смотрю на него. – Знаешь, сколько мужиков насилуют и привязывают баб? Многим даже нравится это. Ты просто ещё не знаешь всего.
– И не хочу, – бубню с отвращением.
– Кристина, ты ещё такая маленькая, – тепло говорит он.
От услышанного собственного имени в первый раз за последние двое суток по телу пробежал ток. «У меня есть имя, и он знает его. Я не вещь», – подбадривает внутренний голос. Дима – единственный, кто смотрит на меня как на человека, а не как на товар. Когда проводит рукой по волосам, мне не страшно, а даже приятно. Это действие такое отеческое, покровительское.
Парни заходят, и они явно не в духе.
– Пошла на кухню! – зайдя в дом, рявкнул Зверь.
Из кухни мне ничего не слышно. Там что-то обсуждают громким шёпотом. Неожиданно дверь открывается.
– Сделай поесть, скоро нам надо ехать, – как можно спокойней сказал Димон. Парни нервничали, много курили. Иногда нервно переговариваются. Я готовила и размышляла: «Дима говорит, что меня продадут. Олег ни разу не прикоснулся ко мне, не проявил интереса как к женщине, как к сексуальному объекту. Я не нравлюсь ему, и он избавится от меня наилучшим образом – продаст». Начинает охватывать паника, слёзы сдерживать всё труднее, внутри всё сдавливается, кричит от безысходности. Чувствую себя загнанной в угол.
Они поели и вскоре успокоились. Вожусь на кухне. Посуда помыта, «заказ» Паши на вечер выполнен. Потихоньку, несмело выхожу из кухни. Все сидят спиной, как всегда, курят и смотрят видео. Тихонько скрипнула входная дверь. Она открыта! Стараясь как можно тише, медленно подхожу. Поджидаю момент, когда болельщики на видео начнут ликовать, распахиваю и бегу. Бегу, не оглядываясь, к воротам.
– Куда, дура!
– Стой, тварь!
Оборачиваюсь. Олег и Дима кричат, бегут ко мне и смотрят в сторону. Я поворачиваю голову в том же направлении. Собаки! Три огромные, лохматые псины несутся прямо на меня. Из оскаленных пастей брызжут слюни. Я останавливаюсь. Дыхание спирает, биение сердца отдаётся в горле. Срываюсь с места и бегу. Со всех сил, как только могу. Слёзы смахивает поток воздуха. Тяну вперёд руки и со всей силы врезаюсь в грудь Димона. Утыкаюсь в него лицом и крепко обнимаю руками. Он, прикрыв меня своими, ведёт в сторону дома. Зверь кричит, слышу визг собаки. Я не вижу, что происходит. Меня завели внутрь. Я плачу, прижимаюсь к парню, он гладит меня по волосам и успокаивает. Слышно как на улице орёт Олег. Летят маты, ругательства, просто рычит. Слышно лай и жалобный собачий визг.
Входная дверь распахивается, с силой ударяясь о стену. Зверь в бешенстве. Лицо красное, ноздри расширились, челюсти сжаты, но желваки ходят ходуном, глаза потемнели и налились кровью. Быстро подходит и, схватив меня за волосы на затылке, потащил наверх. От боли я начинаю сопротивляться, плакать, кричать. Швыряет меня на кровать. Пока я растираю места боли, он снимает футболку, быстро расстёгивает и стягивает с себя джинсы. Глядя на меня, не отрываясь, скидывает трусы. Обнаженный, злой и без капли возбуждения в глазах. Только злость. Забирается на кровать. Хватает меня за ногу и притягивает к себе. Я уже не сопротивляюсь, я ждала и готовилась к этому. С треском стягивает с меня майку, быстро и немного суетливо снимает джинсы одновременно вместе с трусиками. Взбирается на меня сверху и руками грубо раздвигает мне ноги… Резко, неожиданно входит в меня. Боль пронзает и растекается по всему телу. Хватает меня за шею и сжимает её. Грубые, глубокие толчки вызываю волны боли в моем теле. Воздуха не хватает. Из-за слез всё размыто. Я не вижу его, только слышу, как он часто дышит, хрипит и рычит, всё ускоряясь и ускоряясь. «Я готова к этому, – повторяю про себя, сдерживаясь, чтобы ни начать кричать и сопротивляться. – Я готова к этому. Боже, как больно». Начинаю куда-то проваливаться, боль всё тише и тише. Уже почти всё… Прихожу в себя от резкого удара по щеке.
– Даже и не думай, – тяжело дыша, выкрикивает он.
Руками рвёт на мне лифчик и выкидывает прочь. С новой силой продолжает двигаться во мне. Одна его рука больно вдавило моё плечо в кровать, а другая – сжимает, теребит мою грудь. Порой хватает так сильно, что кажется, хочет оторвать её. Не смотрю на него, не хочу его видеть. Я не сопротивляюсь, я просто лежу и жду, когда он завершит своё дело.
Сдерживаться нет сил, я начинаю стонать от боли. Он ускоряется и, сделав самый сильный толчок, рухнул всем весом на меня. Ещё два толчка.
Привстал, сквозь боль чувствую, как его член выходит из меня, лёг рядом и уставился в потолок. Дыхание тяжёлое, сбивчивое. Я хотела отвернуться от него, свернуться в спасительный клубок, но едва шевельнувшись, почувствовала, как что-то вытекает из меня. Мерзко. Как же мерзко и противно. Не смотря на боль и нечто липкое между ног, сворачиваюсь в клубок, укрываюсь углом одеяла и тихонько плачу.
Глава 5. Одиночество
Просыпаться не хотелось. Не хотелось опять чувствовать эту боль. Тело ломило, низ живота болел, и было чувство жжения снаружи. Всё смешалось: чувства моего тела и разума, страх, печаль, горе и физическая боль.
В комнате была одна. Я уже долго лежала и не слышала вообще никаких звуков. Только собачий лай за окном. Так вот чьи собаки постоянно лаяли. Конечно, они позаботились о безопасности. Даже если удастся бежать, то собаки перехватят ещё до того, как добежишь до ворот. Наконец-то решила пошевелиться. Плечо страшно болело. Каждое малейшее движение отдавалось острой болью в низу живота. Болело где-то там внутри. Всплыли воспоминания, как он резко вошёл, как грубо и глубоко двигался. Потекли слёзы. Нет смысла их сдерживать. Плачу из-за боли; из-за того, «что» со мной сделали; из-за того, что я здесь; из-за того, что не увижу маму; из-за того, что не будет у меня нормальной жизни, не будет мужа и маленьких, милых детишек; из-за того, что теперь я вещь; из-за того, что «это» со мной будут делать, пока я не умру. Я лежу и плачу во весь голос.
Понимаю, что горло пересохло и хочется пить. Через боль поворачиваюсь, подтягиваю ноги, чтобы спустить их на пол. Странная тяжесть в правой ноге. Откидываю одеяло. Цепь! Я пристёгнута к цепи. Взглядом прослеживаю, куда она идёт. Второй её конец пристёгнут к отопительной батарее. Не могу поверить. Просто смотрю на неё и пытаюсь принять это. Меня посадили на цепь, как какого-то зверька. Неужели ему мало того, что он со мной сделал? Неужели мало того, что мне пришлось пережить за последние несколько суток?
В панике начинаю дёргать цепь. Рассматриваю и пытаюсь снять оковы. Бесполезно. Я прочно прикована. Ищу вокруг одежду. Лифчик разорван, его уже не надеть. Натягиваю майку на голое тело. Нашла трусики, немного порваны. Но их не надеть, как и джинсы – цепь мешает. От мысли, что придётся сидеть здесь, в полуголом виде, а в любой момент может зайти кто угодно, и я даже не смогу убежать, становится так тошно. Страх начинает ползти по голым ногам вверх, забирается под майку и по позвоночнику вскарабкивается прямо в голову. Он сидит там и растёт. Становясь всё больше, поглощает разум. У меня начинается истерика, начинаю с новой силой дёргать цепь, пытаться открыть, протиснуть ногу. Я кричу, плачу, бью руками по полу. Всё дёргаю эту цепь. На лодыжке уже проступила кровь от кандалов. Обессиленная, я села на пол и прислонилась к кровати. Что со мной будет? Что мне делать?
Потихоньку встаю. Направляюсь в туалет. Когда писаю, чувствую жжение. Пью из-под крана. Забираюсь в ванну и включаю воду. Шум воды завораживает, отвлекает от происходящего. Я просто сижу и слушаю воду. Ванна наполняется, медленно окутывая моё тело тёплой влагой. Всё выше и выше. Голова раскалывается, тело ноет, но боль где-то на заднем плане. Выключив воду, ложусь. Плечо и низ живота в воде меньше болят и тело расслабляется. С закрытыми глазами вслушиваюсь в свои ощущения. Лёгкое движение рукой и вода перекатывается по коже. Слабое движение телом и пошла волна. Аккуратно разминаю плечо. Уже лучше. Толи тело свыклось с болью, толи и впрямь она отступила. Ссадины на правой лодыжке щипят в воде. При каждом движении ноги, цепь звенит, касаясь ванны. Не хочу об этом думать. Хочу унять и забыть эту боль. Начинаю рассматривать кафель на стене. Вода начала остывать. Помыла голову. Намылила тело, особенно тщательно между бёдрами.
Укутавшись полотенцем, вышла из ванной.
Каждый мой шаг, каждое движение сопровождалось звоном цепи. Этот звон раздражал, пугал и напоминал о моей неволе. Открыв шкаф, начала выбирать самую длинную футболку или кофту. Нашла старую светло-серую майку. Она была большая, прикрывала попу. Не найдя другого решения, порвала сбоку свои трусики и надела их. Завязала два маленьких узелка.
По привычке села в кресло. Смотрела на небо через окно. Сгущались тучи. Засмотрелась на приближение одной самой чёрной. В животе заурчало. Еда. Обернувшись в растерянности, увидела апельсин на тумбочке. Подскочила, запинаясь о цепь. Мигом съела и второпях даже проглотила пару косточек.
Когда он вернётся? Зачем приковал меня тут, если там собаки? В наказание за то, что пыталась сбежать? Неужели с меня не достаточно того, что он сделал? Опять накатили слёзы. Стало так жалко себя. Рыдая, я села в кресло.
Проснулась от звона цепи и боли в лодыжке. Нога во сне упала с кресла. Сколько же я проспала? За окном было темно, и лил дождь. Он до сих пор не вернулся? Подошла к двери. Повернула ручку. Дверь открылась. Выглянула, дальше комнаты цепь не пускала.
– Эй! – крикнула в пустой коридор. Тишина.– Есть кто-нибудь?! – крикнула ещё громче.
В доме никого, кроме меня. Начинает накатывать паника. Бросаюсь к окну. Его не открыть – нет ручки. От страха начинают трястись руки. Темнота комнаты и осознание, что дом пуст, начинают давить на меня. Быстро включаю свет. В горле пересохло от частых глубоких вдохов. Напившись сырой воды, как всегда, сажусь в кресло. «Они оставили меня тут? Сколько времени прошло? Сколько я спала?» – начинаю задавать себе вопросы и не нахожу ответов. Просто перебираю их в голове.
Живот начало скручивать от голода. Игнорировать его получалось всё хуже. Уже несколько раз ходила пить из-под крана. Сил нет, от постоянных мыслей начинала болеть голова. Залезла на постель. Укрывшись одеялом, пригрелась и уснула.
Не помню, сколько раз я просыпалась от голода. Каждый раз вставала и пила воду. Снова вопросы: «Какой сегодня день? Сколько я тут уже сижу? Когда он придёт?» Тишина начинала сводить с ума. Всё чаще думалось, что меня просто тут оставили умирать, бросили.
Не выдерживаю, съедаю корки, которые остались от апельсина и лежали, сохли на тумбе. Они горькие, уже жёсткие, запиваю их большим количеством воды. Обошла всю комнату, обследовала шкаф. Записала события в дневник.
Услышала шум подъезжающей машины и лай собак. Распахнула дверь. Жду, когда на первом этаже зажжётся свет. Тишина.