Волшебный мир Энджи

Дармиан стоял на грани – между страхом и влечением, между разумом и чем-то древним, что звало его. Рафаэль стоял в центре круга, напряжённый, сосредоточенный. Напротив – Валерия. Тень в мерцающем свете, будто её движения были не совсем человеческими. В каждом её движении пряталась тревога – в осанке, в медленном повороте головы, в пальцах, затаивших магию.

Она взмахнула рукой. Из круга вырвалось фиолетовое пламя – из пламени два силуэта. Их шерсть – густая, чёрная, как ночь за окнами. Волчонки. Глаза – алые, горящие сквозь дым. Не взрослые, но уже не беззащитные. Близнецы: связанные не только кровью, но страхом и одиночеством. Они стояли плечом к плечу, прижавшись друг к другу, словно ища укрытие – даже от той, кто их вызвала.

«В технике подчинения маг не должен колебаться, – холодно произнесла Валерия. – Даже если перед ним живое. Даже если оно связано узами крови.»

Первый волчонок медленно опустился на лапы – беззвучно, без тени сомнения. Второй задержался: взгляд его скользнул по кругу, по Валерии, где та стояла в тени колонн, словно предчувствуя запах смерти.

Рука Валерии взмыла вверх.

Молния рассекла воздух – тонкое, сверкающее лезвие. Удар пришёлся прямо в грудь первого щенка. Он дёрнулся, и по залу пронёсся хруст: тело рухнуло, обмякнув, будто всё живое из него выжгли за одно дыхание.

Второй волчонок вскинул голову, и из его пасти вырвался крик – не вой, не звук, а сама боль, разорвавшая ночь. Он бросился к мёртвому брату. Ткнулся носом в окровавленную шерсть, лизнул её, снова и снова – будто можно было согреть, можно разбудить. Он пытался подтолкнуть тело лапой. Сначала осторожно. Потом сильнее. Потом – яростно, с рыком, будто взывал к жизни силой отчаяния. Но тело не отвечало.

Он лёг рядом. Поджал лапы. Прижался всем телом, словно хотел спрятаться в том, кто больше не дышал. Его грудь судорожно вздымалась. Беззвучный рёв вырывался сквозь стиснутую пасть. И тогда он замер. Как будто сердце в нём тоже остановилось.

Дармиан стоял в тени. Его грудь сжало, будто чьи-то когти сомкнулись внутри. Сердце рвалось из груди не только от жалости, но от неожиданной боли, как будто он сам потерял брата. Его сознание порвалось на куски, и он ощутил, как чужая кровь, чужая боль, проникли в него, слились с его собственным страхом и состраданием.

Его ноги подкосились. Он схватился за стену, чтобы не упасть. Воздух резал горло, как стекло, а в глазах стояли слёзы, которых он не замечал. Он больше не мог оставаться в тени.

– Теперь ты, – сказала Валерия. Ровно. Холодно. Словно ничего не произошло.

Рафаэль молчал.

Он стоял в круге, сжав кулаки, дыхание сбивалось, будто каждое слово – это пропасть. В глазах – паника. Он не мог ответить. Он не мог дышать. Он не желал убивать.

И тогда из тени шагнул Дармиан.

Медленно. Как человек, вышедший из пламени – едва живой. Лицо – мертвенно-бледное. Взгляд – потухший, затянутый чужой болью. Он смотрел не на Валерию. Он смотрел на оставшегося волчонка. И еле слышно выдохнул:

– Не надо… Не делай этого…

Рафаэль застыл. Его глаза зацепились за Дармиана, и всё остальное растворилось в пустоте.

На лице вспыхнул страх. Растерянность сковала движения. Но глубже, под этим, затаилась боль – тихая, тяжёлая, которую он сам не мог осознать. Валерия не пошевелилась.

Медленно, словно сквозь толщу воды, повернула голову к Дармиану.

И посмотрела. Долго. Внимательно.

Как будто только сейчас увидела его.

– Как ты сюда попал? – её голос был холоден, но в нём зазвучала едва уловимая тень интереса.

– Просто вошёл, – взяв все силы в руки, ответил Дармиан. – Дверь сама мне открылась.

На мгновение лицо Валерии изменилось. Брови чуть приподнялись, в глазах мелькнула мысль. Но уже через секунду маска непроницаемости вернулась.

– Эти существа проникли в Асделию, – сказала она ровно. – Мы проводили зачистку. Возвращайтесь в свои комнаты. Немедленно.

Существо растворилось в последней вспышке света. Валерия отвернулась, оставив тишину за собой.

Дармиан и Рафаэль вышли из зала без слов. За их спинами Валерия стояла у закрытой двери – задумчивая, внимательная, словно пытаясь вспомнить, когда она в последний раз открывалась сама… и для кого.

В узком коридоре молчание разрезал лишь звук шагов по каменному полу. Рафаэль шёл вперёд, не оборачиваясь.

Дармиан шагал чуть позади, чувствуя, как сердце всё ещё бьётся, не отпуская тяжесть случившегося.

Уже за поворотом, когда Запретный зал скрылся за каменными стенами, Рафаэль остановился.

– Что ты видел? – спросил он, не оборачиваясь.

Дармиан молчал. Он смотрел на его спину.

– Всё, – наконец произнёс он. – Я видел всё.

Рафаэль медленно повернулся. Лицо было маской – спокойной. Но в глазах… бушевала буря.

– Ты не должен был там быть.

– Ты тоже, – ответил Дармиан. – Тебе ведь тоже нельзя.

Тишина встала между ними – как стена, как оружие.

– Почему ты не вмешался? Ты же видел… как он звал брата. Они были вместе. Они понимали. Ты мог спасти их! – голос Дармиана был едва слышен.

Рафаэль отвёл взгляд. Его рука дрогнула. В ней пульсировала не магия, а вина.

– Это… тренировка, – выдавил он. – У нас… такие методы.

– Жестокие, – твёрдо сказал Дармиан. – Это не сила. Это страх.

Рафаэль сжал челюсть. Он хотел что-то сказать – сорваться, накричать, оправдаться. Но вместо этого прошептал:

– Ты ничего не знаешь.

Он смотрел на каменный пол, будто искал в нём слова.

– Ты не знаешь, что значит быть наследником. Когда твоя мать ждёт не любви. Не человечности. Только власти. Только власти и подчинения.

Ни права на слабость. Ни шанса на жалость. Ни прощения за ошибку.

Рафаэль молча отвернулся и зашагал вперёд. Дармиан тихо шёл рядом – ни слова, ни взгляда. Коридор тянулся в тишине. И камень под ногами отдавал холодом.

Внезапно Рафаэль остановился.

– Почему ты вышел? – спросил он, не оборачиваясь.

Голос звучал ровно, но в нём звенело напряжение.

– Зачем ты остановил меня?

Дармиан поднял глаза.

Спокойно, прямо – как будто в этих словах не было сомнений.

– Потому что ты бы потом жалел.

Рафаэль задержал взгляд. Что-то дрогнуло в его лице. Он хотел ответить… но воздух застрял в горле.

Вместо слов – лишь едва заметный кивок. Он развернулся и пошёл прочь, не оглянувшись.

Дармиан остался.

Стоял, пока силуэт Рафаэля не растворился в полумраке.

Пальцы сами сжались в кулаки.

Грудь стянуло, горло будто перехватило – как если бы что-то огромное, тяжёлое, рвалось наружу, но не находило слов. Он просто стоял один. Со всем этим – внутри.