Когда мой мир стал цифрой

Моё свидание с ним было похоже на прикосновение к электрическому проводу. Вроде бы просто. Но внутренний мир перевернуло. Я снова чувствовала. Чувствовала надежду. Чувствовала отчаяние. И эти эмоции были намного страшнее, чем любой диагноз, который я когда-либо видела. Потому что я знала: я не могла себе позволить чувства. Не в этом мире, где у каждого есть свой срок годности, и только я одна вижу его.

И вот, на этих качелях, между желанием спрятаться от всех и мира, и отчаянным стремлением к Доёну, я продолжала жить. День за днём. Смена за сменой. Цифра за цифрой.

Глава 8

После ужина Доён не исчез, как я, возможно, в глубине души, надеялась. Он не звонил каждый день, не засыпал сообщениями, но его присутствие в моей жизни стало ощутимым. Он не давил, но и не отступал. Это был тонкий, почти невидимый танец, где каждый шаг был выверен, но при этом наполнен невысказанными желаниями.

Он начал присылать мне фотографии. Сначала общие виды Сеула -мосты, храмы, суетливые улицы, которые он мастерски превращал в произведение искусства. Затем -снимки, на которых были люди. Случайные прохожие, улыбающиеся лица, дети. И каждый раз, когда я открывала такое сообщение, моё сердце замирало. Я видела не красоту фотографии, а цифры над головами этих людей -тени, которые он не мог увидеть.

–Мне кажется, ты увидишь красоту даже там, где я вижу только беспокойную толпу.-написал он как-то раз.

–Иногда я вижу слишком много. -ответила я, стирая сообщение, чтобы не оставлять следов моих мыслей. В моих словах была горькая правда, которую я никогда не смогу ему объяснить.

Он продолжал попытки сблизиться. Приглашал на обед, если оказывался по делам недалеко от больницы. Я почти всегда отказывала, ссылаясь на занятость. Но внутри меня всё обрывалось от мысли, что я могу потерять его из виду. Поэтому, если я отказывала в обеде, я тут же предлагала короткую встречу за кофе или просто пятиминутный разговор внизу, у входа в больницу.

Я сопротивлялась. Сопротивлялась его теплу, его открытости, его настойчивости. Это было не из-за высокомерия или холодности. Это было из чистого, животного страха. Страха увидеть его цифру слишком близко, слишком явно, чтобы она нестерпимо обожгла меня. Страха привыкнуть к нему, к его присутствию, чтобы потом потерять его и остаться с этой пустотой, которую цифры неизбежно предсказывают.

Моя главная цель оставалась прежней: выяснить. Выяснить, почему его цифра всё ещё так пугающе коротка. Он был здоров, как бык. Он вёл активный образ жизни, хорошо питался, спал по восемь часов, не курил и почти не пил. Не было никаких явных причин, почему его будущее было таким коротким. Я просматривала его медицинскую карту снова и снова, пытаясь найти хоть что-то. Ничего.

Наши беседы наполнялись странными для Доёна вопросами. Я спрашивала его о его работе.

–Твоя студия. Вы работаете с опасными материалами? Какие-нибудь химикаты, излучение?

Он смеялся.

–Юри, мы дизайнеры. Наши самые опасные материалы -это невыполненные дедлайны и слишком сильный кофе.

Я интересовалась его маршрутами.

–Ты часто ездишь на мотоцикле? Или на метро? В определённое время?

Он смотрел на меня с недоумением.

–А что, доктор Сон решила проанализировать мой образ жизни? Я, вообще-то, большинство времени провожу в офисе. И нет, я не байкер.

Меня раздражала его беспечность, его неведение. Как он мог быть таким спокойным, когда над его головой висел этот невидимый мне для него, но ужасающий для меня таймер? Я хотела кричать: “Доён! Ты не понимаешь! У тебя осталось так мало! Посмотри на меня! Что ты делаешь, что может убить тебя?!” Но я молчала.

За эти недели он неуклонно проникал в мою тщательно оберегаемую личную жизнь. Он не заставлял меня раскрываться, но сам раскрывался передо мной. Рассказывал о своей семье, о детстве, о своих сложностях и маленьких победах. Я слушала, и постепенно, очень медленно, коконы, которые я так долго плеснула вокруг своего сердца, начинали трещать.

Его сообщения стали чаще появляться у меня на экране. Не деловые, а просто так:

“Сегодня видел совершенно сумасшедшего дедушку, танцующего на улице. Напомнил тебя в школе, когда ты вытворяла что-то невероятное. ”

Или

“Пришли красивые облака, сделал пару снимков. Хочу, чтобы ты их увидела”.

Он видел меня не только как доктора, но и как ту, прежнюю Юри, которая так давно умерла. И это было опасно.

Я сопротивлялась. Отказывалась от его предложений пойти в кино. Отказывалась встретиться с его друзьями. Но при этом я всегда находила повод, чтобы не потерять с ним связь. Если я не могла контролировать его жизнь, то я должна была быть максимально близко к ней.

Однажды он приехал ко мне без предупреждения. Я только что вернулась с суток, смертельно уставшая, несобранная. Моё лицо было бледным, волосы растрёпаны, а на голове, наверное, виднелась собственная, не менее уставшая цифра.

–Юри? Ты в порядке?-он посмотрел на меня с искренней тревогой. Над ним висела цифра. Она медленно, но неуклонно уменьшалась. Каждый день теряя по несколько десятков единиц. Это не были минуты, это было что-то другое.

–Привет, Доён. Что-то случилось? -мой голос был хриплым.

–Я просто… волновался. Ты не отвечала на сообщения. Решил заехать. У меня выходной, а ты выглядишь так, будто не спала неделю.– Он протянул мне пакет с едой. -Принёс домашнего супа, тётя передала. Она просила передать тебе привет и огромное спасибо.

Моё сердце сжалось. Он был таким искренним. Таким нежным. Таким… живым. В отличие от тех фантомов, что я видела над головами остальных.

–Спасибо, Доён. -мой голос смягчился. Я позволила себе принять этот жест заботы. Его глаза встретились с моими, и в этот момент я не думала о его цифре. Я думала о тепле его рук, о его беспокойстве, о том, как хорошо, что он здесь.

Я заметила, что если Доён испытывал сильные эмоции -радость, волнение, или вот сейчас, заботу -его цифра колебалась, но не уменьшалась. Если он был спокоен, сосредоточен на работе или просто расслаблен -она медленно, монотонно таяла. Но если он был подвержен стрессу, тревоге, или, наоборот, бурному веселью -она могла просесть гораздо сильнее. Это был как пропуск, который мог отнять у него больше времени. Это было нечестно. Я должна была защитить его от самого себя, от его эмоций.

Я продолжала сопротивляться. Сопротивлялась себе, своему желанию потянуться к нему, прикоснуться. Сопротивлялась его попыткам пройти за мной в квартиру. Я была на краю. Балансировала на невидимом лезвии между его спасением и собственной гибелью. Если я сближусь с ним слишком сильно, я стану уязвимой. А уязвимость в моём мире всегда ведёт к боли.

Но тем не менее, я позволила ему остаться. Он сидел на диване в моей гостиной, пока я ела суп. Рассказывал что-то о проекте, над которым он работал. И над ним по-прежнему сияла его цифра. Никто не мог ее видеть, кроме меня. И никто, кроме меня, не мог заметить, как она медленно, но верно приближается к нулю.

И я понимала, что мой танец на лезвии становится всё более опасным.

Глава 9

После того дня, когда Доён пришёл ко мне домой с супом, что-то изменилось. Не мгновенно, не резко, а так, исподволь, как ледник, который начинает своё неумолимое движение, незаметное глазу, но ощутимое каждой клеточкой земли. Я перестала отказывать ему в кофе, если он заезжал в больницу. Мы стали чаще переписываться, обмениваясь не только фотографиями, но и мыслями, ощущениями.

Я ловила себя на том, что с нетерпением жду его сообщений. Мой телефон, который раньше был просто рабочим инструментом и хранилищем чужих таймеров, теперь стал источником крошечных, почти незаметных вспышек радости. Его остроумные замечания, его наблюдения за миром, его способность видеть красоту в обыденном-всё это было глотком свежего воздуха в моей удушающей реальности.

Я продолжала упорно искать скрытые причины его цифры. Я расспрашивала о его семье, друзьях, его прошлом, его детстве, о любых странных несчастных случаях или болезнях, о стрессе. Ничего. Его жизнь казалась до абсурда нормальной. Он был таким… обычным. Это бесило меня и пугало одновременно. Обычные люди не умирают через год, будучи полностью здоровыми.

Наше общение постепенно стало чем-то большим, чем просто попытка с моей стороны собрать информацию, а с его-выразить благодарность. Он начал делиться со мной своими тревогами, планами на будущее, сомнениями. Он рассказывал о своих творческих кризисах, о том, как тяжело порой отстаивать своё видение в студии. И я слушала. Не как врач пациента, а как… как человек человека.

Мои ответы тоже менялись. Я поймала себя на том, что делюсь с ним не только общими фразами, но и собственными переживаниями-конечно, обходя стороной главное. Я говорила об усталости от работы, о сложности принятия решений, о том, как тяжело находиться в мире, где люди не всегда ценят то, что имеют. Он слушал внимательно, задавал уточняющие вопросы. Он действительно был заинтересован. И это доверие, эта искренность, растопили что-то внутри меня, какую-то невидимую броню.

Однажды он пригласил меня на художественную выставку. Мне хотелось отказаться, как обычно. Но я посмотрела на цифру над ним. Она уменьшилась за месяц почти на две тысячи единиц. Это не было резким падением, но она была неумолима. И если его обычная жизнь вела его к этому нулю, возможно, рядом со мной он сможет избежать чего-то?

–Пойдём.-сказала я, к собственному удивлению.

На выставке он был в своей стихии. Он объяснял мне нюансы композиции, рассказывал о художниках, их техниках. Его глаза горели, речь становилась прерывистой от избытка переживаний. Он был таким живым, таким настоящим. В этот момент я впервые ощутила, что я не просто присматриваю за ним, не просто анализирую его, а… я наслаждаюсь его обществом.

Мы стояли перед одной из скульптур, изображающей сгорбленную фигуру, над которой нависали тени. И мгновенно мои глаза перескочили на Доёна. Над ним горела цифра. Пока мы разговаривали, пока он делился своей страстью, она не таяла. Она держалась.

–Знаешь, она мне кое-что напоминает.-тихо сказала я, глядя на скульптуру. -Чувство, когда ты видишь что-то ужасное, но не можешь изменить. Когда ты несёшь на себе бремя знания, которое делит тебя со всем миром.

Он повернулся ко мне, его улыбка померкла, а в глазах появилась тень понимания. Не понимания моей способности, конечно, но понимания боли, которая скрывалась за моими словами.

–Ты о своей работе?-спросил он тихо. -Должно быть, очень тяжело, Юри. Каждый день видеть столько боли, столько страданий.

Я кивнула, не в силах сказать больше. Он не знал всей правды, но он увидел часть её. И это было достаточно. Он не отвернулся. Он протянул руку и аккуратно положил её на моё плечо. Лёгкое, согревающее прикосновение, которое я не чувствовала, кажется, целую вечность.

Наши встречи стали регулярными. Свидания? Может быть. Или просто встречи двух людей, которые тянутся друг к другу, не до конца осознавая почему. Он брал меня в свои любимые места в Сеуле: в маленькую кофейню, где подавали самый вкусный пунш, в старый книжный магазин, где пахло пылью и историями, на берег реки Хан, где мы наблюдали, как мерцают огни города.

Я наблюдала за ним. За тем, как он ведёт себя в разных ситуациях. Как он реагирует на стресс на работе, на радость от успешно выполненного проекта. Я заметила, что его цифра гораздо более стабильна, когда он увлечён, когда он в своей стихии, когда он счастлив. Она начинала ускоряться, когда он был бездельником, когда он скучал, когда он чувствовал себя бесполезным.

И тогда в моей голове начала складываться более полная картина. Его цифра-возможно, это не простая предначертанность. Возможно, она связана с его существованием. С его жизнью. Если его жизнь наполнена смыслом, страстью, целью-цифра замедляется. Если он теряет смысл, теряет себя-она ускоряется. Он мог не умереть от болезни или несчастного случая, а мог просто… угаснуть.

Эта мысль меня потрясла. И дала мне новую цель. Я не могла изменить его будущее напрямую, но я могла помочь ему жить. Наполнить его жизнь смыслом. Я могла стать этим смыслом.

Я поняла, что в моей собственной жизни, долгое время лишённой какой-либо другой цели, кроме выживания и бессильной борьбы, появилась новая. Новый фокус. Не только спасти Доёна от нуля, но и спасти его от угасания. Спасти его от себя самого, если он вдруг перестанет быть собой.

Моё сопротивление давало трещины. Я перестала так часто отводить взгляд от его цифры. Я начала смотреть на неё не со страхом, а с каким-то странным, болезненным любопытством. Как она отреагирует на мою улыбку? Как она изменится, если я позволю себе прикоснуться к его руке?

Однажды, когда мы гуляли по берегу Ханган после долгого дня, он остановился. Вечернее солнце бросало последние лучи на воду, создавая мистические переливы. Набережная была тихой.

–Юри.-он повернулся ко мне. -Я… я хочу поцеловать тебя.

Моё сердце замерло. Цифра над ним. Она висела там, как приговор. Но его глаза, его взгляд… они были так полны нежности, так полны надежды.

Я закрыла глаза. Не для того, чтобы не видеть цифру, а для того, чтобы почувствовать. Почувствовать его губы, его тепло, его жизнь.

Его поцелуй был мягким, нежным, со вкусом лёгкой горечи и предвкушения. И в этот момент я почувствовала себя живой. Живой впервые за много лет.

Когда я открыла глаза, цифра над ним… Она всё ещё была там. Не исчезла. Но в этот момент мне было всё равно. Моё спасение, моё желание спасти его, стало чем-то большим. Оно стало стремлением к жизни. Его жизни. И, возможно, моей собственной.