Сорок с хвостиком или мечты сбываются

Кристина Ло

Сорок с хвостиком или мечты сбываются

Пролог

– Глупо это, – проворчала Омела, сжимая бокал так, что хрусталь едва не треснул под её тонкими пальцами. – Исполнять приказ зарвавшегося мальчишки, который вообразил себя хозяином положения.

Она сидела за массивным дубовым столом, залитым золотистым светом плавающих в воздухе огоньков. Её оранжевое платье, сотканное из осенних переливов, струилось по полу, словно опавшие листья, а в глазах – обычно холодных, – теперь плясали искры негодования.

Брат её, Зейверт, лишь усмехнулся, откинувшись на спинку кресла. Его тёмно-бордовый камзол сливался с тенями, оставляя на виду лишь острые скулы и хищный блеск в глазах.

– Нет, сестрица, это не глупо, – протянул он, наслаждаясь её яростью. – А вот спорить с тем самым мальчишкой, выпрашивая у него первый Луч… Это, признай, верх безумия.

Омела резко хлопнула ладонью по столу.

– Он потребовал невозможного! Нам запрещено вмешиваться! – её голос, обычно мелодичный, как шелест листвы, теперь звенел, как натянутая струна. – И уж тем более я…

Она замолчала, сжав губы.

– Ты не имеешь права, – закончил за неё Зейверт, ухмыляясь. – Ведь он был наказан, а теперь пытается обойти запрет. Да?

Омела бросила на него взгляд, полный немого вопроса: "откуда он знает?"

– Не удивляйся, – флегматично отхлебнул вина брат. – Ты предсказуема, как смена сезонов. Ну, и что сказал наш грозный Хверст?

– Что раз уж я пообещала, то слово сдержать обязана, – пробурчала она, с неохотой вращая бокал. – Тем более мальчишка, по его мнению, «заслужил». – Она язвительно передразнила интонацию.

Тишина повисла между ними, нарушаемая лишь потрескиванием камина. Но вдруг губы Омелы медленно растянулись в улыбке – недоброй, словно трещина на льду.

– А знаешь… – протянула она, и голос её стал сладким, как испорченный мёд. – У меня есть мысль. Он получит то, что хочет. Но как именно… Насчёт этого уговора не было.

Её смех проскользил по комнате, противный и сухой, будто шелест гниющих листьев под сапогами.

Зейверт приподнял бровь, но в глазах вспыхнул интерес.

– Поделишься? – Он наклонился вперёд, положив локти на стол. Развлечения он любил больше, чем вино.

– Без тебя мне не справиться, – признала Омела, и в её тоне внезапно прозвучала почти… родственная нежность.

Они стояли у края тропы, скрытые пеленой тумана. Внизу, по заснеженной дороге, шли двое путников – две женщины – продирались сквозь метель, даже не подозревая, что за ними наблюдают.

– Занятная шутка выйдет, – сказал Зейверт, оценивая план сестры. – Но как ты заставишь его принять этот дар?

Омела лишь улыбнулась.

– Выбора у него не будет.

Всё шло идеально… пока Зейверт не заметил мелькнувшую у ног сестры тень. Маленький щенок, игривый и неуклюжий, вывалился из складок её платья, тявкая, будто приглашая к игре.

Зейверт вздохнул.

– Если Хверс узнает, что ты таскаешь с собой смертных…

– Он не узнает, – буркнула Омела, но в её голосе вдруг прозвучала нотка неуверенности.

Пришлось действовать. С проклятием на устах он щёлкнул пальцами – и женщина с ребёнком исчезли с дороги, перенесённые в безопасное место. Силы его, однако, иссякли почти полностью.

– Надеюсь, это того стоило, – проворчал он, но Омела уже смеялась, глядя, как её «подарок» медленно исчезает переносясь к ничего не подозревающей жертве.

Глава 1

За окном медленно кружась падал снег – большие, пушистые хлопья, словно перья ангела, укрывали голую, израненную землю. Он падал неторопливо, с какой-то царственной грацией, скрывая под белым покрывалом всю серость и убогость, оставленную госпожой Осенью. Я прижалась лбом к холодному стеклу, наблюдая, как улицы постепенно превращаются в чистый лист бумаги, на котором ещё можно написать новую историю.

Наблюдать за этим было так же волнительно, как в детстве. Первый снег всегда будил во мне того самого ребёнка, который верил в чудеса, в Деда Мороза, в то, что под ёлкой обязательно найдётся заветный подарок. Эх, вот бы сейчас выйти на улицу, запрокинуть голову и, кружась, ловить ртом снежинки, чувствовать, как они тают на языке, оставляя лёгкий холодок. А потом растопырить пальцы и смотреть, как белые кристаллики садятся на ладони, превращаясь в капельки… Но вместо этого я сидела в душном офисе, пропитанном запахом дешёвых духов, перегара вчерашнего корпоратива и вечной лапшой быстрого приготовления.

– Наталья Павловна, что Вы такая грустная? – раздался звонкий голос.

Я вздрогнула, словно пойманная на чём-то запретном. Передо мной стояла Светочка, наша новенькая бухгалтерша – молодая, румяная, с блестящими глазками, полными наивного восторга перед жизнью.

– Да устала что-то, видите ли, возраст, – фыркнула я, стараясь скрыть тоску за привычной маской иронии.

– Понимаю, – важно кивнула пигалица и, подхватив папку с документами, скользнула в кабинет Сан Саныча. Её юбка колыхнулась, оставив за собой шлейф сладковатого аромата – дешёвенький, но задорный, как сама Светка.

– Эх, сказать бы ей, что Саныч, может, мужик и хороший, да только от своей Томки ни в жизнь не уйдёт, – тихо вздохнула Валентина, глядя вслед девушке.

– Да не поверит она тебе, Валь, – махнула я рукой. – Молодо-зелено. Пусть свои шишки набивает, может, хоть в следующий раз умнее будет.

Я не стала развивать тему, хотя Валю явно задевало поведение Сан Саныча. А вот почему? Не знаю. Но догадываюсь. В её глазах мелькало что-то знакомое – та же тень, что иногда отражалась в моём зеркале.

День прошёл вяло, без огонька, и даже долгожданный снег, выпавший наконец перед самым Новым годом, не радовал. Усталость навалилась на плечи тяжёлым грузом, и я, едва переставляя ноги, поплелась домой. Улицы уже сверкали белизной, фонари бросали на снег золотистые блики, а из кафе доносился смех и запах глинтвейна. Все куда-то спешили, обнимались, смеялись – готовились к празднику. А у меня впереди была только пустая квартира, где даже ёлка не стояла – зачем, если встречать Новый год не с кем?

А наутро пришёл ещё один удар.

– Мамуль, ты же знаешь, мы бы с радостью, но у нас тут планы появились… – голос Вити звучал виновато, но твёрдо. – Я отцу уже пообещали, неудобно отказываться.

Я сжала телефон так, что пальцы побелели. В горле стоял ком, но я проглотила его вместе с обидой.

– Да что ты, сынок, я всё понимаю, – ответила ровным голосом, будто репетировала эту фразу перед зеркалом.

– А хочешь, к нам приезжай! – воодушевлённо предложил он, и мне представилось, как я сижу за праздничным столом рядом с его новой «мачехой», улыбаюсь через силу, а внучка даже не узнаёт меня…

– Нет, что ты, я тут с подругами посижу тогда, – фальшиво рассмеялась я.

Когда разговор закончился, я долго сидела, глядя в окно. Снег всё падал, мягкий, беззвучный, как пепел.

«Всё Колька, – думала я. – Мало того, что завёл в другом городе новую семью, так ещё и сына увёл за собой. Ирод проклятый».

Но хуже всего было другое – с каждым годом ниточка между мной и Витей становилась тоньше. Может, это возраст? Или расстояние? Или просто жизнь…

Я закрыла глаза. За окном кружился снег, такой же одинокий, как я.

" Ну и ладно!"– мысленно махнула я рукой, стараясь заглушить этот колючий комок под ложечкой. "Не буду ныть. Наготовлю еды, включу «Иронию судьбы», а может, схожу к соседям – давно зовут. Или с Валькой посидим…"

Но судьба, видимо, решила, что мой вечер одиночества отменяется.

– Натка! – в дверь забарабанили так, будто пытались выбить её тараном. – Открывай, кошелка ты старая!

Голос был настолько громким, что, кажется, его слышали даже на верхних этажах. Я вздохнула, но уголки губ сами собой поползли вверх.

– Да иду я, иду! – крикнула в ответ, хотя знала: пока не открою, стучать не перестанет.

На пороге стояла Серафима – моя самая любимая и, пожалуй, единственная подруга. Со стороны посмотрев на неё и не поверишь: маленькая, круглолицая, с добрыми морщинками у глаз – ну чистая бабушка-плюшка из сказки! Но если Фима начинала орать – стекла дрожали, а соседи крестились.

– И чего это тебя принесло в такое время? – пробурчала я для виду, хотя внутри уже радостно ёкнуло.

– Как что?! – она широко развела руками, и из-под подмышки брякнулась на пол бутылка «Советского». – Новый год на носу! Отмечать будем!

И вот так, без лишних церемоний, мой вечер гордого одиночества превратился в нечто куда более живое.

– Смеяться будешь… – Фимка, уже изрядно навеселе, хихикнула, размахивая ложкой над почти готовым оливье. – Горошка нет!

Мы грохнулись в истерический смех, вспоминая тот самый эпизод из нашумевшей некогда комедии.

– Ну всё, – я допила бокал и решительно встала. – Пойдём добывать стратегический запас.

Тридцать первого декабря даже самый захудалый магазин – место святое. Но, как назло, в первом ларьке полки были пусты, во втором – только банки с хреновиной «Остренькая», а в третьем продавец, глядя на нас красными от бессонницы глазами, только развёл руками:

– Бабоньки, да вы что, все с ума посходили? Какой горошек? Вон там, может, тушёнка осталась…

Мы шли обратно, проклиная шампанское, собственную легкомысленность и особенно – погоду. Метель, которая начиналась как лёгкое снежное кружево, теперь бушевала по-настоящему. Ветер выл, хватая за полы пальто, снег бил в лицо колючей крупой, и даже фонари светили как-то нехотя, едва пробиваясь сквозь белую пелену.

– Эх, Нат, – Фимка, спотыкаясь, ухватилась за мой рукав. – Может, махнём домой без гороха?

– Ни за что! – я упёрлась руками в бока. – Раз уж пошли, так до конца!

И мы, как два заправских полярника, попёрлись в четвёртый магазин – в соседнем дворе.

Когда заветная банка наконец оказалась у нас в руках, мы ликовали, как дети, нашедшие клад.

– Ура-а-а! – Фимка подбросила её в воздух, и мы едва успели поймать.

Обратная дорога казалась уже не такой страшной. Да, ветер всё ещё выл, снег слепил глаза, но мы шли, смеясь и болтая, будто не две пенсионерки в метель, а бесстрашные искательницы приключений.

– Знаешь, Нат, – вдруг серьезно сказала Фимка, цепляясь за моё плечо, – а ведь мы ещё ого-го!

Я рассмеялась, но в душе что-то ёкнуло. Да, сын не приедет. Да, Новый год не такой, как мечталось. Но он всё равно будет – с дурацким горошком, хриплым голосом Фимы под «Голубой огонёк» и этой безумной метелью за окном.

И, чёрт возьми, это уже неплохо.

Мы уже почти дошли – огни моего многоэтажного дома маячили сквозь снежную пелену, когда справа раздался тонкий, дрожащий вой. Сердце сжалось так, будто кто-то с силой сжал его в кулаке.

– Фима, стой! – Я резко развернулась, проваливаясь по колено в сугроб.

– Наташка, ты с ума сошла?! – завопила подруга, но я уже продиралась сквозь метель, ориентируясь только на жалобные всхлипы.

Полчаса поисков. Полчаса брани Фимы («Да замёрзнем же мы, дуры!»), пока наконец не наткнулись на него: маленький комочек, почти полностью засыпанный снегом. Только чёрный носик, да испуганные глаза торчали из сугроба. Я наклонилась, чтобы поднять щенка, но он взвизгнул и дёрнулся – толстая цепь примёрзла к лапке, приковав к ржавым прутьям заборчика.

– Вот же… – прошипела я, сдирая варежки и пытаясь отодрать лапку дрожащими пальцами. Металл обжигал кожу, но щенок смотрел на меня так, будто я его последняя надежда.

Когда наконец удалось освободить малыша, я уже не чувствовала ни рук, ни ног. Завернула дрожащий комочек в шарф сунула за пазуху и прижимая к груди, побрела к подъезду. Только тут заметила: Фимы рядом нет.

– Фимка?! – Оглянулась – ни души. Метель выла так, что даже крик тонул в её рёве. – СЕРАФИМА!

Горло тут же сковало ледяным спазмом. "Где она? Только что была рядом!.."

И вдруг – голос за спиной, будто из самой вьюги:

– Бабуль, кого ищешь?

Передо мной стоял старик. Высокий, сухой, в выцветшем тулупе и шапке-ушанке. Лицо – как морщинистая кора, глаза – два чёрных уголька. Откуда он взялся? Минуту назад здесь никого не было!

– Я – бабуля?! – фыркнула я, автоматически прижимая щенка. – Да мне всего сорок с хвостиком!

—С хвостиком … – Он усмехнулся, и что-то в этом смешке заставило меня поёжиться. – Ну ладно. Подружку свою ищешь?

– Вы видели её? – Голос дрогнул, хотя я старалась звучать твёрже.

– Как же не видать, – старик кивнул куда-то в снежную мглу. – Сестрица моя её увела. Обещание, значит, выполнила.

Лёд пробежал по спине. "Что за бред?!"

– Куда увела?! – шагнула вперёд.

– Туда, куда тебе дороги нет, – развёл он руками, и в этот момент ветер сорвал с крыши пласт снега, обдав нас ледяной пылью.

Красная пелена заволокла глаза, мало ли куда могли увести мою подругу всякие жулики. Вцепляюсь в его тулуп, трясу так, что шапка слетает с его головы:

– Веди меня к ней, дед. Сейчас же. Или я из тебя всю душу вытрясу! – но он только рассмеялся и его смех прозвучал, будто скрип старого дерева.

Пока я трясла деда, впиваясь пальцами в его тулуп, щенок у груди жалобно запищал – видимо, я нечаянно придавила его в запале.

– Ты-ы-ы… – странный старик вдруг замер, его глаза сузились, будто улавливая что-то невидимое. Взгляд упёрся мне в грудь, прямо туда, где дрожал свёрток из шарфа. – Что у тебя там?

Голос его прозвучал так, что даже мысли ослушаться не возникло.

– Щ-щенок… – прошептала я, внезапно осознавая: передо мной уже не «колоритный дедок», а кто-то… другое.

Веселье испарилось с его лица, как снег на раскалённой сковороде. Черты заострились, спина выпрямилась, и даже тулуп вдруг обрёл благородные складки.

– Спасла, значит, – произнёс он уже низким, бархатным баритоном.

Я моргнула – и он изменился снова. Теперь передо мной стоял не дедок, жить которому три понедельника, а высокий мужчина с серебристыми прядями в тёмных волосах, в длинном кафтане, отороченном мехом. Но самое странное – мозг отказывался воспринимать его молодым. Глаза… В них всё ещё светились века, но это нисколько не портило его мрачной притягательности.

– За комплимент спасибо, – он усмехнулся, – а вот «три понедельника» – обидно. Сам-то ты, голубушка, тоже не первой свежести.

– Вы… мысли читаете?!

– Бывает, – пожал плечами. – Но хватит болтать. К подруге тебя не проведу – правила, есть правила. Сестрица своё обещание выполнила, а я в её дела не встреваю.

Щенок в моих руках заёрзал. Незнакомец протянул руку – и малыш вдруг засветился голубоватым светом.

– Однако за спасение этого сорванца – отблагодарю. Сегодня ночь, когда моя сила в этом мире крепка… – Он выдержал паузу, а потом лукаво подмигнул: – Исполню одно желание, загаданное под Новый год.

Посох (откуда он взялся?!) гулко ударил о землю. Мир замер.

Снежинки повисли в воздухе. Ветер стих. Даже моё дыхание превратилось в ледяное облачко и застыло.

– Что…

Не успела договорить. Вся снежная масса вокруг взметнулась, накрывая меня с головой. Но страха не было – только восторг свободного падения…

…а потом тьма расступилась.

Я стояла уже не во дворе, а в лесу, в окружении гигантских деревьев. Впереди возвышался сказочный дворец, сверкающий под луной.

Глава 2

– Тоже мне, Дед Мороз… – бубнила я, пробираясь сквозь сугробы, которые доставали уже до колен.

Ветви хвойных деревьев хлестали по лицу, оставляя на щеках ледяные царапины.

—Исполнил желание, а спросить забыл!

Щенок в моих руках заёрзал, высунув мордочку из-под шарфа. Его тёплый нос ткнулся мне в подбородок.

– Что, малыш, тоже не понимаешь, где мы? – прошептала я, гладя его по голове. – Ладно… Хоть ты со мной.

Лес вокруг был незнакомым, густым, пропитанным морозной тишиной. Не мой город. Воздух здесь пах смолой и чем-то металлическим, будто снег впитал в себя звёздную пыль.

"Неужели этот… волшебник действительно послал нас на верную смерть?"

Мысли путались. В голове крутились обрывки страхов: замерзнуть, стать добычей зверя, сгинуть в этой белой пустыне без следа. Но выбора не было – только идти вперёд, туда, где мелькали огни.

Шум впереди заставил меня замереть.

Где-то за деревьями слышались голоса – грубые, резкие, изобилующие рычащими звуками. Не русская речь. Да и не похоже было на любой другой знакомый язык.

Огни приближались.

– Кто бы это ни был… – я прижала щенка ближе к груди. – Лишь бы не хуже этой метели.

Но сердце бешено колотилось, предупреждая: "Беги!"

Только куда?

Я замерла, чувствуя, как ноги сами несут меня к свету – предательское тело решило, что три огромных незнакомца лучше ледяной смерти.

Мужчины (если их можно было так назвать) оказались ещё массивнее вблизи. Их плечи перекрывали свет костра, а в глазах читалась холодная настороженность хищников.

"Ну спасибо, дед-отмороз" – мысленно прошипела я, чувствуя, как щенок зашевелился у меня под курткой.

В голове тут же раздалось знакомое ворчание:

"Ещё раз так назовёшь – обижусь."

"Ты меня в смертельную ловушку заманил!" – мысленно огрызнулась я, но вслух произнесла максимально миролюбиво:

—Я пришла с миром. Меня зовут Наталья…

Один из великанов резко наклонился, и в этот момент щенок высунул морду из-под моей одежды.

Всё произошло мгновенно. Глаза мужчины вспыхнули кроваво-оранжевым, клыки обнажились в оскале, а низкий рык заставил моё сердце остановиться.

– Отдай Нирарса, – его голос звучал как скрежет стали по льду.

Я почувствовала, как по спине побежали мурашки. Руки сами собой разжались, выпуская дрожащего щенка.

Казалось, опасность миновала – великан бережно прижал щенка к груди. Но затем его взгляд снова упал на меня, и я поняла: хуже только начинается.

—Взять ведьму. – бросил он через плечо.

Две пары рук схватили меня так, что заныли кости. Я даже не сопротивлялась – силы покинули меня ещё в лесу.

Последнее, что я помню перед тем, как сознание уплыло в тёмную пучину – мерный шаг несущих меня существ и далёкий волчий вой…

Комната оказалась удивительно… обычной. Если не считать, что стены были вытесаны из грубого серого камня, будто выдолблены прямо в скале. Ни украшений, ни излишеств – только необходимое: узкая кровать, потертый ковер, массивный стол у единственного окна.

Но главное – камин.

Огромный, несоразмерно большой для этого помещения, он занимал почти всю стену напротив кровати. Пламя плясало за решеткой, отбрасывая на каменные стены причудливые тени, которые казались живее, чем сама комната.

С трудом поднявшись, я поплелась к источнику тепла. Ноги одеревенели от холода, будто налились свинцом. Даже когда я уже пристроилась у огня, протянув к нему дрожащие руки, внутри оставалась ледяная пустота – словно мороз пророс в самое нутро и не собирался уходить.

Дверь с грохотом распахнулась, заставив пламя метнуться в сторону.

На пороге стоял один из тех громил – широкоплечий, с глазами, что в свете огня казались совсем нечеловеческими.

– Вставай. Глава тебя видеть хочет.

Что удивительно, меня охватило странное спокойствие. Возможно, организм просто исчерпал лимит страха. Или эта ледяная пустота внутри заглушала все эмоции.

Коридоры оказались такими же безликими, как и комната – высокие, с грубой каменной кладкой, освещенные факелами в железных кольцах. То ли особняк, то ли замок, то ли крепость – во всяком случае, явно не XXI век.

Мы шли в гробовой тишине. Изредка попадались стражи – такие же массивные, как мой провожатый, с бесстрастными лицами. Дважды промелькнули девушки в одинаковых серых платьях – они шаркали, опустив глаза, и исчезали за поворотами быстрее, чем я успевала их рассмотреть.

"Хай-тек, говоришь…" – мысленно усмехнулась я, вспоминая свои недавние мысли о современном ремонте. Здесь царил стиль, который можно было бы назвать "средневековый минимализм" – если бы не ощущение, что эти стены помнят куда больше, чем просто средневековье…

Мы остановились перед массивной дверью из черного дерева, обитой железными полосами. В свете факелов металл отсвечивал тусклым багровым отблеском, будто впитал в себя что-то большее, чем просто ржавчину. Мой сопровождающий замер, прислушиваясь к чему-то за дверью, затем без церемоний распахнул ее.

Кабинет.

Это могло бы быть рабочее помещение любого руководителя, если бы не масштабы. Стол размером с мой кухонный гарнитур был завален не бумагами, а чем-то похожим на пергаменты. За ним – кожаное кресло цвета грозового неба, в котором восседал…

Даже сейчас, через призму странного безразличия, я почувствовала, как что-то внутри затрепетало.

Мужчина.

Нет – существо в облике мужчины.

Брюнет с резкими, словно высеченными из гранита чертами лица. Рубашка с закатанными рукавами обнажала предплечья, покрытые тонкими серебристыми шрамами, складывающимися в странные узоры. Но главное – глаза.

Он поднял взгляд – и я увидела:

Бирюзовые зрачки, в которых пробегали искры, будто сквозь толщу льда просвечивало северное сияние.

Я зажмурилась, снова открыла – ничего не изменилось.

"Спасибо, за это эмоциональное онемение," – мелькнула мысль, пока я беззастенчиво разглядывала его.

– Проходи, ведьма, – его голос оказался на удивление… обычным. Теплый баритон с легкой хрипотцой.

Я сделала шаг вперед, удивляясь собственному спокойствию.

– Я не ведьма, – возразила я, опускаясь в кресло напротив.

Его губы дрогнули в чем-то, отдаленно напоминающем улыбку.

– Серьёзно? – Его бирюзовые глаза сузились, словно фиксируя что-то невидимое вокруг меня. – А вот твоя аура говорит об обратном.

Я невольно усмехнулась. "Ну конечно. Либо сектанты, либо ролевики-переростки."

– Извините, – сделала я максимально любезное лицо, – не могли бы вы проводить меня до ближайшего отделения полиции? Очень благодарна за ночлег, но мне нужно домой. И подругу искать… – Голос дрогнул на последних словах.

В голове уже рисовались сценарии похуже ледяного леса – подвалы, цепи, жертвенные алтари…

– Куда именно вас отвести, милейшая? – Он наклонился вперёд, сложив пальцы в замок. Ногти, заметила я, были неестественно острыми, словно слегка подпиленными.

– До участка. Пожалуйста. – Я сглотнула комок в горле.

– За сотни вёрст вокруг ничего подобного нет, – он откинулся в кресле, и тень от решётки камина легла на его лицо чёрными полосами. – Я бы знал.

– А вы… кто собственно, молодой человек? – выдавила я.

Его смех прозвучал, как треск льда под ногами.

– Давно меня не называли молодым. А человеком… – внезапно он резко наклонился вперёд, и в этот момент зрачки его вертикально сузились, как у кошки, – …так вообще никогда.

Я вжалась в кресло, чувствуя, как по спине пробежал холодный пот.

– Теперь Вы расскажите, – его голос стал тише, но от этого только страшнее, – как у вас оказался Нирарс. – На последнем слове в комнате гулко треснуло полено, и тени на стенах дёрнулись, принимая на мгновение звериные очертания. – И советую не врать. Ложь… – он медленно провёл языком по клыкам, которых секунду назад не было, – …пахнет особенно отвратительно.

– Если вы про щенка… – я нервно провела языком по пересохшим губам, – то я нашла его во дворе. Он был прикован цепью к забору. Я просто… не могла оставить его замерзать.

Его глаза внезапно смягчились. Бирюзовые искры в его зрачках затанцевали теплее, словно льдинки под весенним солнцем.

– От всего княжества благодарю вас, – он слегка склонил голову, и в этот момент выглядел почти по-человечески. – Простите, ваше имя вчера плохо расслышали…

"Вчера?" Я провела здесь целую ночь? Но я же не помнила…

– Наталья Павловна, – автоматически ответила я. – А с кем имею честь…?

Он вдруг улыбнулся – ослепительно, неожиданно, превратившись из ледяного владыки в галантного кавалера:

– О, простите моё невежество! Мироэль Големский, к вашим услугам.

С этими словами он поднялся с такой грацией, будто не касался пола, и подошёл ко мне. Вместо ожидаемого рукопожатия, он склонился над моей рукой, едва коснувшись губами. Его дыхание оказалось удивительно тёплым.

– Приятно познакомиться, – я почувствовала, как по щекам разливается предательский жар. Господи, мне ли, женщине под пятьдесят, краснеть как институтке!

– Госпожа Наталья, – Мироэль отступил на шаг, его голос снова стал деловым, но уже без прежней угрозы, – я бы с радостью помог, но место, о котором вы говорите… его действительно нет в наших землях. Расскажите всё с начала. Со всеми деталями.

Я начала повествование, невольно опуская историю с шампанским и горошком. Почему-то мысль признаваться этому аристократичному существу в наших с Фимкой пьяных похождениях вызывала жгучий стыд.