Слезы безгласных. Она вырвалась из мира амишей, где боль называли смирением

Я обвела взглядом эти акры пустынной, заросшей полынью местности. Вдалеке щипали траву коровы на вольном выпасе, на весеннем ветерке чуть покачивались два огромных тополя. Попадались ровные участки, но по большей части здешний ландшафт состоял из гор, вздымавшихся одна за другой. Мама с Брайаном долго разговаривали, и мы с сестрой успели немного погулять, обнаружив за дорогой ручей, окаймленный высокими осинами, и с поросшим зеленым мхом берегом. Мы вернулись к машине как раз вовремя, чтобы услышать, как Брайан говорит агенту, что мы хотим купить эту землю, если сойдемся в цене.

У меня на миг остановилось сердце. Место было красивое, но располагалось в такой глухомани! Нигде не было и намека на присутствие других людей; тишину разбавляли лишь изредка доносившееся издали мычание коров или перекличка птиц. Я поглядела на Саманту и, хотя нам не было позволено подавать голос, увидела на ее лице то же, что и у меня, – выражение чистого ужаса. Что здесь с нами будет?

Согласовав всех устроивший план выплат за участок с владельцами, мы заселились на гору. Хотя нас с Самантой терзали большие сомнения насчет переезда туда, мы с нетерпением ждали момента, когда нам больше не придется безвылазно сидеть в грузовике или палатке, а Брайану и маме – переживать из-за того, что люди будут интересоваться, почему мы не ходим в школу. Как только мы узнали, что наш переезд – дело решенное, мама зарегистрировалась в администрации штата, чтобы получить пособие по инвалидности, продуктовые талоны и денежные чеки на меня и Саманту. Она зарегистрировалась в другом округе, расположенном в 150 милях к югу, в Уэнатчи, штат Вашингтон, и назвала ложный адрес в том же округе. Как ее за все это время ни разу не разоблачили – полная загадка. Когда ей приходилось ездить в правительственные учреждения, она меняла свою амишевскую одежду на обычную.

Брайан тоже скрывался от властей. Помимо обвинений в растлении несовершеннолетних в 1970-х у него еще была проблема с бывшей женой, с которой он развелся сразу перед тем, как познакомился с мамой. Когда его бывшей жене было всего восемнадцать, он увез ее в безлюдную местность у шахты далеко в горах Брэдшоу в Северной Аризоне. Восемь лет спустя она бежала оттуда к родителям, в Финикс, где выдвинула против Брайана обвинение в избиениях. В процессе развода она отозвала обвинение в обмен на то, что Брайан согласился предоставить ей полную опеку над их тремя детьми, больше не оспаривая ее.

После этого Брайан старался вести себя как можно тише, чтобы не платить алименты. Наша гора стояла за околицей крохотного ковбойского городка, всего в паре миль от канадской границы. Она оказалась идеальным местом, где Брайан и мама могли дать волю паранойе в отношении государства и его органов, одновременно практикуя свою странную религию и измываясь надо мной и сестрой.

После того как мы установили палатки, Брайан объявил, что нам понадобится много денег, если мы хотим попытаться построить дом до наступления зимы. При одной мысли о зиме меня бросало в дрожь; нам необходимо было какое-никакое убежище, чтобы не замерзнуть насмерть. Зима в горах могла быть какой угодно – от нуля до тридцати градусов ниже нуля по Фаренгейту[5]. Вскоре после установки палаток мама и Брайан спустились в городок, чтобы запастись провизией, и оставили нас с Самантой в наших новых земельных владениях.

Вернувшись, они привезли с собой лопаты, кирки и веревку.

– Вот так, – приговаривал Брайан, начав выгружать покупки из грузовика. – У нас теперь и генератор есть, чтобы мы могли снова начать изготавливать вещи на продажу.

Через пару часов нас с Самантой приставили к работе – расчищать заросли полыни лопатами и кирками, чтобы начать строительство небольшого домика. Брайан тоже немного помогал, но для расчистки зарослей использовал грузовик и цепь. Мне было всего одиннадцать, а Саманте девять; инструменты были слишком тяжелыми для нас.

Когда стемнело, Брайан выглянул из палатки и сказал, что мы можем войти внутрь и переночевать. Мы успели расчистить всего пять квадратных футов, больше не смогли. Мама накормила нас супом, после чего мы повалились на свои одеяла и уснули под тоскливый вой койотов, которые, казалось, пели нам: «Вы совершенно одни, такие одинокие… и беззащитные».

У нас ушло почти две недели на расчистку клочка земли размером пятьдесят на пятьдесят футов[6]. Работая, мы с Самантой наткнулись на старую бетонную глыбу, торчавшую из земли. Она оказалась частью подвального помещения дома, который стоял на этой земле в тридцатых годах XX века. Находка нас воодушевила, и мы сбежали по цементным ступеням в подземное помещение размерами всего десять на десять футов[7]. Разумеется, никаких спрятанных кладов там не оказалось, но все равно было интересно увидеть, какое оно старое. Правда, мы нашли пару стеклянных банок с консервированными сливами, которые все еще держали вакуум. Брайан, похоже, был доволен нашей находкой и даже позволил нам съесть сливы. Они оказались на удивление вкусными, хоть и пролежали в подвале как минимум шестьдесят лет.

Брайан решил, что мы построим маленький дом на имеющемся фундаменте и перезимуем в нем. Однако строительный лес был дорог, поэтому мы должны были продать побольше своих поделок в городке, чтобы закупить необходимые материалы.

Стоял май, и горы были покрыты настоящей радугой цветов. Они кивали хорошенькими головками на теплом летнем ветерке, вызывая на моем вечно грустном лице невольную улыбку. Вдоль проселочной дороги цвели дикие вишни; в долине на целые мили тянулись яблоневые, вишневые и персиковые сады. До самого Уэнатчи вдоль дороги росли сплошные плодовые деревья. По весне всё стало живым и красивым, но при этом в воздухе висело ощущение стремительно уходящего времени. Мы должны были подготовиться к грядущим холодам, которые при малейшей возможности убили бы любую форму жизни.

В первую неделю мая мы загрузили свои товары в грузовик и направились в Уэнатчи, чтобы заодно забрать мамины чеки от правительства. Они не могли приходить на почту в нашем маленьком городке, поскольку почтовый ящик должен был находиться в том же населенном пункте, который был указан в ее фальшивом адресе. Каждый месяц мама и Брайан совершали эту поездку, чтобы забрать чеки и продуктовые талоны. Поскольку у мамы не было работы, и правительству не было известно, что она зарабатывает деньги на стороне, нам полагались все виды помощи от государства.

В паре миль от Уэнатчи Брайан и мама остановились, выставив у дороги стол с амишевскими куклами, амишевскими кулинарными книгами и музыкальными шкатулками, изготовленными Брайаном. Многие люди ставили там прилавки, с которых торговали овощами, поэтому мама решила, что, возможно, и нам удастся продать свою продукцию.

В тот день торговля шла хорошо, мы распродали больше половины своего товара, и Брайан сумел купить часть необходимых стройматериалов для нашей зимней избушки.

Дни бежали, мама и Брайан начали привозить домой с аукционов коз и других домашних животных. Мы с Самантой обожали играть с козочками, но у нас было мало времени для игр, поскольку список наших обязанностей рос, казалось, с каждым днем.

Теперь нам приходилось вставать раньше взрослых. Мы должны были вскипятить воду для кофе, приготовить завтрак, разложить бритвенные принадлежности Брайана, а потом разбудить их с мамой. После завтрака мы прибирались в двух палатках, а потом помогали Брайану и маме на строительстве, выпалывали полынь или ухаживали за животными.

На наши с сестрой плечи легли практически все обязанности, поскольку мама жаловалась Брайану, что не хочет заниматься скучной работой в палатках. Она считала, что мы с Самантой способны делать больше, чем уже делаем.

С приближением ранней осени в горы стали наведываться морозы. Дрожь бежала по моему позвоночнику, когда я смотрела, как улетают на юг гуси, а шерсть коз становится все пушистее.

В новой хижине было тесно, и нас с Самантой впускали внутрь только для того, чтобы спать, готовить и есть. Все остальное делалось под гигантским тополем, к которому был прибит брезентовый навес.

В то время как мы с Самантой работали, Брайан и мама часто ссорились. Тогда мама в ярости выбегала, прыгала в грузовик и уезжала в городок, оставляя нас наедине с Брайаном, который только и искал повода нас поколотить. Когда они не ссорились, мама часто утыкалась в какой-нибудь любовный роман, а Брайан звал меня в дом делать ему массаж. Это часто использовалось как предлог, чтобы растлевать меня. У меня тряслись коленки, когда я взбиралась по лестнице. Иногда я отпихивала Брайана от себя, но тогда он злился и до конца дня ходил и придирался ко всякой мелочи, чтобы найти повод поколотить меня.

Он часто кричал на меня и говорил, что я бесполезна. Из меня, мол, никогда ничего не выйдет. Однажды, когда мне было десять, он сказал маме, что я его соблазняю, и что она должна приказать мне прекратить это делать. Помню, как горело мое лицо и как я смаргивала слезы, пока мама выговаривала мне, что нехорошо соблазнять мужчин. Я хотела рассказать ей, что это Брайан меня растлевает; я хотела, чтобы она поверила мне, обняла меня и сказала, что все будет хорошо. Но я чувствовала, что она уже и так знает, и если я что-то скажу, она свалит вину на меня. Не представляю, как мать может смотреть в полные слез глаза десятилетней дочери и говорить ей, чтобы она перестала соблазнять своего отчима, который старше ее на сорок с лишним лет.

Поэтому, забираясь по лестнице на верхний этаж, я отпускала свое сознание в лучший мир. Я научилась отключаться, уплывая в более приятные места, когда происходившее вокруг меня становилось невыносимым. Большую часть времени я представляла себя врачом-миссионером, спасающим больных СПИДом в Африке. Иногда мои грезы были настолько реалистичными, что я почти чуяла запах тропического леса и слышала, как перекрикиваются обезьяны, прыгая с дерева на дерево. Это была отличная фантазия, но недостижимая для девочки, о существовании которой никто не помнил.

Однажды в октябре мама вернулась из службы выдачи пособий с встревоженным видом. И сказала Брайану, что, поскольку она, заполняя правительственные бумаги, писала, что мы с Самантой получаем домашнее образование, власти штата хотят, чтобы мы приехали на стандартизированное тестирование. Пару дней мама и Брайан спорили и ссорились. Потом она смахнула пыль с наших позабытых учебников по математике и правописанию. Мы должны были заниматься в перерывах между своими обязанностями. Брайан злился и обвинял нас в лености – мол, сидим и бездельничаем, пялясь в книжки. Однако мама, по всей видимости, опасалась, что их с Брайаном могут отправить в тюрьму за то, что они не пускают нас в школу.

Брайан неохотно согласился, чтобы мы занимались, но выделил на это не больше часа в день; за это время мы должны были успевать как можно больше.

Хотя мы пытались следовать инструкциям из учебников, это было трудно, и большинство задач мы решали неправильно. К сожалению, эти занятия длились только около двух недель: маме каким-то образом удалось увильнуть от государственного тестирования.

Мы все же изредка продолжали садиться за уроки – на тот случай, если кто-то из чиновников начнет задавать вопросы или захочет посмотреть наши учебные материалы. Не знаю, много ли было от этого пользы, поскольку мы занимались неправильно и нерегулярно.

Последняя неделя октября принесла с собой метели и холодный северо-восточный ветер, который с воем проносился через ущелье и горы, словно глашатай, объявлявший о прибытии старухи-зимы. Я с тоской смотрела на снежные хлопья и поплотнее закутывалась в свой тонкий черный блейзер.

Хотя был еще только конец октября, в рассветные часы и по ночам температура падала до двадцати с небольшим градусов[8]. Тонкий слой льда появлялся на любой стоячей воде, и зубы у меня постоянно стучали от холода.

У меня было низкое давление и плохая циркуляция крови, из-за чего я была чувствительна к холоду. На руках и ногах у меня образовались цыпки первой степени. Тыльная сторона рук и верхняя часть стоп ужасно чесались, и я расцарапывала их до тех пор, пока не начала сходить кожа. Стопы ужасно болели. Я обкладывала ватными шариками каждый окровавленный палец, прежде чем надеть тонкие носки и такие же тонкие черные парусиновые туфли. К счастью, Саманта была не так чувствительна к холоду и ей, в отличие от меня, не приходилось страдать от насмешек Брайана, который дразнил меня слабачкой.

Однажды Брайан и мама наконец вернулись домой с куртками и сапогами, которые купили в городке со склада армейских излишков. Мы с Самантой радовались темно-зеленым тренчам, которые были той же длины, что и наши длинные платья. Они были не особенно теплыми, поэтому мы импровизировали, поддевая под них блейзеры. Толстые, тяжелые кожаные сапоги тоже были прекрасны, потому что мы могли надевать под них по четыре пары носков, и ступни у нас перестали неметь от мороза.

Даже кутаясь в новую зимнюю одежду, я никак не могла согреться. Ветер, который стегал щеки и задувал под платье, заставлял меня стучать зубами, пока я занималась повседневными делами. Пока не лег снег, мама непреклонно соблюдала правило, по которому я и Саманта должны были мыться под открытым небом. Когда начал валить снег, она стала позволять нам мыться в доме. Но там было ненамного теплее. Когда наступили холода, мама на некоторое время сама забыла о купании. Было слишком холодно. Позднее мы начали ездить в городок и принимать душ в парке. Там в туалетах были платные душевые. Хотя мыться там было приятно и удобно, после теплого душа леденящий ветер заставлял меня безостановочно стучать зубами.

Той зимой потертости на моих ногах покрыли все пальцы и болели настолько, что я не могла ходить. Грубые армейские сапоги и постоянное расчесывание истончили кожу. Когда я по вечерам снимала сапоги, приходилось с болью отдирать окровавленные ватные шарики и обрабатывать каждый палец перекисью водорода.

К середине декабря у меня на пальцах ног начала развиваться инфекция. Как ни удивительно, мама повезла меня к врачу в Уэнатчи, и мы узнали, что у меня обморожение. Хотя это может показаться странным, маме нравилось ходить к врачу. Каждый раз, прибыв в Уэнатчи, она сама записывалась на прием. Когда у нее закончились поводы для визита, она начала брать с собой меня. Эти посещения были бесплатными. Я сидела полностью одетая и молчаливая, в то время как врачи расспрашивали о моем расстроившемся желудке, головных болях и т. д. Мы никогда не следовали предписаниям по лечению, но я видела, что мама получает удовольствие от повышенного внимания.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Изгнание, ссылка, объявление вне закона, отлучение от церкви (нем. Bann).

2

Наверное, здесь в оригинале опечатка: судя по предыдущему тексту, он был отчимом матери автора, а не ее собственным.

3

Примерно 19 л.

4

Традиционные куклы амишей – безликие тряпичные игрушки, одетые в стандартную амишевскую одежду. Согласно убеждениям амишей, детские куклы не должны иметь выраженных черт лица, чтобы не поощрять в детях тщеславие и гордыню.

5

От –18 до –34,4 по Цельсию.

6

Примерно 225 м2.

7

Примерно 9 м2.

8

– 6,67 по Цельсию.