Шэд Хадид и алхимики Александрии

– Время расплаты пришло.

Я пытался извиниться, но вместо этого получилось:

– Послушай, ещё два шага – и ты увидишь, как я описаюсь от страха, но если кто и заслуживает расплаты, то это ты. Это ты преследовала меня, и ты издеваешься над всеми в школе. Люди вежливы с тобой, только потому что тебя боятся.

Сара остановилась и склонила голову набок.

– Все меня любят, потому что я популярна, – сказала она. – Да откуда тебе знать? Ты такой незаметный, что почти что призрак. Никто не хочет быть твоим другом.

– Лучше пусть со мной не дружат, чем притворяются, что дружат, – произнёс я, желая, чтобы Порошок правды больше не вынуждал меня говорить глупости. – И это ты виновата, что мы больше не дружим. Помнишь? Твои родители сказали тебе, чтобы ты со мной больше не общалась. Это было ужасно грубо!

– С чего вдруг ты об этом заговорил? – спросила она. – Ты не боишься того, что я с тобой сделаю?

Я пожал плечами.

– После того как моя мама встретила отчима, она оставила Бабу и заставила меня переехать в шикарный дом своего нового мужа. Только моим новым братьям и сёстрам не нравилось делиться. Они запихивали жуков мне в подушку и прятали мои трусы. Это продолжалось два года, пока мой отчим, который всё время проводил на работе, однажды не вернулся домой и не обвинил меня в том, что я раскрасил белые пятна на его любимой картине. Несмотря на мамины протесты, он настоял, чтобы я вернулся к отцу, который с радостью принял меня обратно. После этого мы с папой вместе с бабушкой и дедушкой переехали в Америку. Мама с тех пор не ответила ни на один мой звонок. Так что не хочу тебя оскорбить, но моя сводная семья гораздо круче тебя в плане издевательств.

Сара задумалась на мгновение. У неё задрожала губа, как будто она собиралась заплакать.

– Это так странно. Почему ты мне это рассказываешь?

Я хотел сказать, что это она странная и что даже мусор в её рюкзаке пах приятнее, чем она сейчас, но вместо этого разразился потоком признаний:

– Это всё Порошок правды. И мне жаль, что я напихал мусор тебе в рюкзак и что распустил слух о том, что ты ешь горчицу прямо из пакета. Просто… иногда я пугаюсь и пытаюсь тушить огонь с помощью огня.

Я даже не знал, что переживал из-за чего-то из этого, пока не произнёс. У меня точно шарики за ролики заехали. Очень далеко. Возможно, сейчас Сара кулаком вернёт их на место. Или сделает из меня шэдовый сок и подаст его друзьям на обед.

Вместо этого она закатила глаза и сказала:

– Ну, чувак, это так не круто. Уйди с дороги!

Она обошла меня, толкнув при этом плечом, и побежала по улице. Я нервно оглянулся и увидел, что она свернула за угол. Вокруг воняло так, будто всю гниль в мире соединили в один аромат. Если бы только Джида мог ощутить результат моего труда!

Тут до меня дошло, насколько мне повезло разойтись с главной задирой параллели, не получив от неё даже щелбана.

Но у меня не было времени размышлять об эффектах Присыпки правды… или Пыльцы правды, или как там эта штука называлась. Не тратя больше ни секунды, я поспешил домой. Нужно было объясниться перед Тетой.

Я вернулся домой со слипшимися от пота в клочки волосами.

Была половина пятого – на час позже обычного. Хорошо, что Тета уснула, – я незаметно прокрался в душ. Вряд ли я смог бы объяснить, почему задержался, и не показаться при этом маджнуном.

Привет, Тета, прости, мне пришлось убегать от главной хулиганки школы и от монстра-тени, а ещё пекарь… да, из той самой арабской пекарни. Представляешь, он может менять степень пушистости своих волос. Он применил ко мне Порошок правды, из-за которого та хулиганка не стала на меня нападать. О, а ещё у пекаря есть саламандра, которая может превращаться в кошку.

У неё от этого, наверное, случился бы сердечный приступ. В свои семьдесят восемь она целыми днями либо спала, либо смотрела арабские мыльные оперы, лёжа на диване.

После быстрого душа я прокрался на цыпочках в её комнату. Тета дышала через трубки, вставленные в ноздри. Они помогали снабжать её организм кислородом. Чтобы согреться, она навалила на себя гору одеял. В Ливане у нас не было отопления, но было много одеял в шкафах. Я думаю, Тета не понимала, что мы теперь в Америке и здесь всё по-другому.

Заглянув в комнату, я прошептал:

– Я провалил ещё одну лабораторную. Мы резали лягушек. Мне было жаль мою, и я похоронил её должным образом на баскетбольном поле. За это меня вызвали к директору.

Она, конечно, ничего не услышала. Но мне стало легче на душе просто от того, что я ей это рассказал. И теперь, когда я разделался с признанием, пришло время скучному Шэду-ученику превратиться в крутого Шэда-повара. Я аккуратно прикрыл за собой дверь спальни.

Сказать, что по нашей кухне будто бы прошёл ураган, было бы преуменьшением. В раковине высилась башня из посуды, которая грозилась обрушиться, как в игре «Дженга», от первого моего неосторожного движения. При каждом шаге под ботинками хрустели крошки. Даже холодильник оказался открытым. Нужно проверить, не испортились ли продукты, пока я был в школе. Посуда и крошки, вероятно, были на моей совести, потому что я медлил с уборкой, а вот открытым холодильник точно оставила Тета. Она всегда брала молоко, чтобы сделать турецкий кофе, и почти никогда не закрывала холодильник.

Я вздохнул и принялся за уборку. Тета не могла много делать по дому. Уборка и готовка всегда были на мне, а после ещё ждала домашка. Ну, иногда я пропускал часть с домашкой.

Как бы грязно на кухне ни было, я всё равно любил это место. Розмарин, базилик и другие травы с необычными запахами, целые полки ложек, весов, кастрюль и сковородок. У Султана Слэма были мышцы, а у меня – деревянная кухонная лопатка. Ни один арабский повар не мог без неё обойтись. Я закрыл глаза и представил, будто я повар – в воздушном белом колпаке и с остальными атрибутами.

Я наклонился и открыл один из нижних шкафчиков. В нём хранились мои вещи: деревянные ложки, скалки и другие инструменты для выпечки.

Врачи запретили Тете есть сахар, поэтому я пёк для себя. Бабушка давала мне деньги на продукты, а на сдачу я покупал утварь и ингредиенты – чтобы удовлетворить свой аппетит сладкоежки.

Я выложил на стол пакет риса, молотые фисташки и сахар, выставил розовую воду, потом достал пакет кокосового молока из холодильника. Представляя рисовый пудинг, который получится из этих ингредиентов, я облизнул губы и поставил на огонь маленькую кастрюльку риса. Когда он сварился, я представил в голове, сколько каких продуктов взять. Не полагаясь на приборы и рецепт, попытался почувствовать правильные пропорции, осторожно добавляя молоко, сахар и розовую воду. Баба однажды сказал мне, что настоящий арабский повар полагается на своё воображение. И когда над кастрюлей стал подниматься пар, пудинг загустел. Сладкий запах розы наполнил кухню.

– Божественно, – прошептал я, наслаждаясь ароматом минуты, когда пудинг доходил до готовности. – И последний штрих…

Я перелил густой пудинг в контейнер и посыпал его молотыми фисташками. Видел бы меня сейчас Баба. И мама. Ей нравилось, когда я наблюдал за тем, как она печёт. Вздохнув, я оценивающе посмотрел на пудинг. Осталось только дождаться, пока он остынет.

Закончив на сегодня со сладостями, я убрал пудинг в холодильник, на самую дальнюю полку, где Тета его не достанет.

Позже можно будет насладиться вкусным десертом, а теперь пришло время второй части моих вечерних обязанностей – приготовления ужина.

Глава 4

Шаркающие шаги Теты послышались, когда я заканчивал готовить табуле[9]: чашка лука, чашка помидоров, две чашки петрушки, всё перемешивается с лимонным соком.

– Ты долго спала, – сказал я, взял её за руку и помог войти в кухню. – Как твоя голова?

Помог ей сесть за полукруглый стол, приставленный к стене под единственным в кухне окном. Солнце к этому моменту уже село – идеально, потому что каждый вечер с самого переезда мы ужинали, смотря на мигающие звёзды. С нашего второго этажа мы не видели машин, только слышали их рокот, доносившийся с оживлённой улицы.

Тета застонала, когда наклонилась, чтобы поправить тапку. Она распрямилась, прижимая руки к животу и произнося:

– Шэдди, Шэдди.

Сколько я себя помню, она всегда звала меня так.

Перемешивая табуле, я посмотрел на неё через плечо.

– Что такое, Тета? Еда готова, сейчас принесу тебе тарелку.

– Хабиби[10], с каких пор ты стал моим опекуном? – спросила она. – Не я ли должна заботиться о тебе?

Она говорила с сильным акцентом, так в полной мере и не овладев английским, но мне её произношение нравилось. Её голос напоминал о прежней жизни в Ливане.

– Постарайся думать о том, чтобы тебе было хорошо, – сказал я, не упоминая, что она не готовила уже долгие годы. – Где твой дыхательный аппарат?

Она усмехнулась и накрыла мою руку своей:

– Не волнуйся об этом.

Но я волновался. Её пальцы дрожали, дыхание становилось тяжелее. Если бы алхимия существовала, то я бы придумал чары, способные сделать Тету на двадцать лет моложе.

Она разразилась кашлем, прикрывая рот руками. Я передал ей наполовину наполненный брик[11], и она поднесла кувшин к губам. Вода потекла из носика. Тета выпила всё до последней капли. Кашель прошёл, но напомнил мне о том, что она больна и однажды, как Баба и Джида, умрёт, это было больно.

Стараясь не заплакать, я поставил две миски с табуле на стол. Дрожащими пальцами Тета взяла нож со стола, вынула им мякоть из кабачка. Фаршируя его рисом, она улыбнулась мне; её руки продолжали действовать, не требуя от неё внимания.

– Угадаешь, что я готовлю? – спросила она.

Я закатил глаза.

– А то! Это – куса[12].

– Отлично. Отлично, – она отложила начинённый кабачок, который готов был превратиться в одно из моих любимых блюд, и вытерла пальцы о тряпку.

– Теперь твоя очередь. Смешай начинку и помоги бабушке с кусой. Что я забыла?

Я застонал. Мы ведь собирались ужинать – она выбрала странное время для готовки. Но необходимые ингредиенты все были тут: рис, перец, нарезанный лук…

– Ты забыла говяжий фарш, – сказал я. – Это самый главный ингредиент!

Тета медленно пожала плечами.

– Может, стоит попробовать что-нибудь новое?

В голове всплыли воспоминания о том, как Тета учила меня готовить, как «случайно» забывала положить что-нибудь или нарушала пропорции. Только годы спустя я понял, что она делала это специально. Тета пыталась научить меня придумывать новые рецепты для наших блюд. Импровизировать с ингредиентами.

И я это отлично умел. Неважно почему, но мой мозг прекрасно решал задачи на тему еды. Тета аплодировала мне или водила меня в арабскую пекарню каждый раз, когда я справлялся с её заданием, поэтому я продолжал этим заниматься. И сейчас мне было понятно, что делать.

– Передай мне эту банку, – сказал я.

Выкладывая овощи одной рукой на кабачок, другой я взял банку нута и смешал старые и новые ингредиенты. Начинка идеально поместилась. Улыбка Теты, от которой её лицо покрывалось морщинками, стала ещё шире, теперь она, казалось, растягивалась от уха до уха. Именно из-за неё я полюбил еду, из-за неё мечтал стать поваром.

Но как только я закончил, на глаза мне попалась гора лекарств, лежавшая на краю стола, и меня снова настиг страх. Страх того, что однажды я потеряю Тету. Со стороны Бабы она последняя была живой, а родственники со стороны мамы наверняка вообще забыли о моём существовании, как и она сама.

– Мой Шэдди, – сказала Тета, проводя пальцами по моим густым кудрявым волосам. – Вижу грусть у тебя в глазах. Ты не должен так себя чувствовать, когда вызываешь во мне гордость.

– Почему мама тоже не может мной гордиться? – спросил я, моя нижняя губа задрожала. – Как ты думаешь, хотя бы в день рождения она мне в этом году позвонит?

Лицо Теты словно окаменело. Седые брови нахмурились, она затрясла головой.

– Мы не вспоминаем твою маму. Я тебе уже говорила, Шэдди. Не в этом доме.

– Но почему?

– Потому что она бросила тебя, – резко ответила Тета. – Вот и всё.

От слов Теты сердце у меня упало. Она права. Мама была со мной, когда я был маленьким, – и почему она вдруг решила уйти? Я до сих пор не мог понять, что было такого в её новой семье. Такого более важного, чем я.

Тета сунула мне ложку в руку. Она принялась за еду, а у меня в голове стали прокручиваться события этого дня. Воспоминания были такими же неясными, как кошмар, какой может присниться после заглоченного в одиночку целого шоколадного торта. Алхимиков не бывает. Однако, когда я думал о нашем семейном магазине в Ливане, я не мог вспомнить, чтобы там продавались какие-нибудь обычные ингредиенты, вроде тех, что я покупал для готовки. Однажды у Джиды в руках я увидел целлофановый пакет со странными фиолетовыми растениями.

– Они могут вылечить любые ожоги. Даже самые серьёзные, – сказал он мне тогда.

Или был ещё случай, когда Баба взял меня с собой в магазин, и я стал свидетелем его разговора с покупателем.

– О, вы начинаете тонуть каждый раз, когда пытаетесь плавать? У меня именно то, что вам нужно.

Воспоминание было ярким и странным. Баба подошёл к полке и вытащил странно обёрнутую коробку.

– Шэдди, – сказала Тета. – Почему ты не ешь?

Я широко раскрыл рот и начал забрасывать в него еду ложку за ложкой, но моя бабушка видела меня насквозь. Она буквально читала мысли.

А я больше не мог сдерживать вопросы, скопившиеся у меня в голове. Если Порошок правды на самом деле сработал, возможно, пекарь не врал и про остальное. Может быть, Тета утаила от меня кое-что о нашей семье.

Кое-что об алхимии.

Проглотив то, что положил в рот, я спросил:

– Какого рода магазин был у нас в Ливане?

– Магазин? – Тета уставилась в окно. Она улыбнулась. Маленькие седые волоски на её подбородке зашевелились. – Ах, у нас был такой чудесный магазин…

Я наклонился ближе, готовясь услышать, что там продавались овощи, растения – всякая скукота. Что-то, что докажет, что я просто неверно запомнил какие-то события из детства.

Вместо этого, перейдя на арабский, она сказала:

– Мы продавали Меняющий голос сок, Порошок детского сна, Лосьон от сыпи из коровьего навоза, травяные чаи для счастья, а нашим коньком было фирменное Заплесневелое молоко для памяти.

Я перестал есть и спросил:

– За… Заплесневелое молоко?

Тета продолжала смотреть в окно, будто вид ночного неба помогал ей вспоминать. Я стал подумывать, что что-то могло попасть в её дыхательные трубки.

Думая о Кахэме, его превращающейся кошке и монстре-тени, я спросил:

– Ну а чтобы создавать товары, которые мы продавали, использовалась алхимия?

Тета улыбнулась.

– Алхимия? Разумеется.

У меня заболел живот. Я правильно расслышал? Если да, то фокус с бомбой-вонючкой, который придумал Джида, тоже был алхимией.

– Почему мне раньше об этом не рассказывали? – спросил я.

Она ответила:

– О, а ты не знал, хабиби? Я думала, это было… как же это называется?

– Очевидно?

– Да, о-че-вид-на-а.

Съеденное камнем лежало у меня в желудке. Всё моё детство мне врали. Лучшие мои воспоминания были связаны с нашим магазином в Ливане, а я, оказывается, даже не знал, чем мы торговали.

– То есть… это был магазин алхимии? – спросил я. – Алхимии, как в тех историях, которые ты мне рассказывала перед сном?

– Да, – ответила она. – Эти истории рассказывали ещё твои предки.

У меня закружилась голова. От меня скрывали правду о моей семье или я сам был виноват в том, что не верил историям?

Я уже открыл рот, чтобы задать вопрос об алхимии, или о Бабе, или ещё какой-нибудь, но осёкся. Тета пристально смотрела на звёзды, слёзы тихо скатывались по её морщинистым щекам и дрожащей нижней губе. Я никогда раньше не видел, чтобы она плакала. Даже у Бабы и Джиды на похоронах, когда она крепко меня обнимала.

Я потянулся к ней и взял за руку, спрашивая:

– Я сказал что-то не то? Тета, я не хотел тебя расстроить…

Повисла долгая напряженная пауза. Тета медленно поднялась со стула и, шаркая, пошла к выходу из кухни быстрее, чем когда-либо за последние годы.

– Сиди тут, – приказала она, перед тем как скрыться за дверью.

Я доел табуле, с нетерпением ожидая её возвращения. Схватив наши с Тетой тарелки, я встал и водрузил их на верх башни немытой посуды в раковине. Когда я вернулся на своё место, до меня донеслась арабская музыка из телевизора, а потом Тета открыла дверь и, шаркая и тяжело дыша, прошла в кухню.

Я помог ей сесть на стул и заметил у неё в руках карманного формата зелёную книгу. Она поднесла её к лицу и сдула толстый слой пыли прямо на меня.

Я потёр рукой нос и чихнул.

– Аллергия, Тета!

Она опустила книгу со старыми желтеющими страницами на стол и подтолкнула её ко мне дрожащими пальцами. Тетин серьёзный взгляд остановился на мне.

– Я много за что должна извиниться, – сказала она. – Перед тобой и перед моим сыном.

– Ты говоришь о Бабе?

– Да, о нём, – сказала она, накрывая мою руку своей. – Это его книга алхимии. Её передавали от отца к сыну с давних времен, ещё до рождения твоей теты. Ещё до рождения моей теты. В ней раскрыты секреты древнего мастерства, и твой баба хотел научить тебя, но… я запретила ему.

На глаза навернулись слёзы. Баба не просто был алхимиком, он ещё и меня хотел обучить. Я должен был перенять эту традицию.

– Ты запретила ему? Тета, я не понимаю.

Она стиснула мою руку.

– Тогда мы только переехали в другую страну – после того, как твой отчим выкупил здание нашего магазина и поднял ренту настолько, что мы больше не могли продолжать вести торговлю. Мы остались без денег, и я была напугана. Нам нужно было начать всё заново. Обеспечить тебе безопасность.

– А что мама? Она разве не хотела меня защитить?

Тета вздохнула и погладила меня своей старческой рукой по плечу.

– Она и её новый муж могли бы отобрать у нас вообще всё. Даже книгу, которую ты сейчас держишь в руках. Я рада, что мне удалось спасти её – и тебя – от них, мой Шэдди.

Я открыл книгу Бабы – на страницах были рецепты, как в поваренной книге, только со странными ингредиентами: серой, цинком и каким-то галенитом.

Тем временем Тета перевела взгляд на звёзды, она избегала моего взгляда. Я не хотел, чтобы ей было больно. Чтобы она чувствовала себя виноватой. Накрыв её руку своей, я сказал:

– Ты самая лучшая на свете тета. Ты это знаешь?

Она засмеялась и крепко меня обняла. Когда мы разомкнули объятья, она стала держать спину прямее. Как будто камень упал с её плеч.

Теперь, когда она рассказала мне правду о нашей семье, я хотел получить ответы ещё кое от кого. От того, кто заявил, что может рассказать мне больше о моей семье и этой странной книге.

От алхимика.

Глава 5

Я повернул за угол и направился к пекарне «Хвала халве» со стороны потайного проулка.

Лучи солнца ярко озаряли утреннее субботнее небо. Был первый день летних каникул. День, когда я должен был встретиться с Кахэмом, если хотел узнать больше. Теперь, когда Тета рассказала о нашей семье, я столько всего хотел узнать! Надеюсь, дома с ней всё будет в порядке. По выходным она обычно спит до полудня, но на случай, если задержусь, я оставил рагу из ягнёнка и картофеля, которое она могла быстро разогреть в микроволновке.

Однако то, что я внезапно услышал, заставило меня забыть о Тете и обеде.

– Тренер – отстой. Лето же. Не может она, что ли, дать нам отдохнуть?

– Кому ты рассказываешь? Мой отец собирался приготовить блины на завтрак, а мне вместо завтрака придётся всё утро отбивать мяч. Я еле успела съесть бейгл!

Я узнал голоса, доносящиеся с другой стороны пекарни. От них у меня мурашки побежали по спине. Я поспешил к переулку и уже оттуда постарался незаметно выглянуть на улицу. Сара Деккер шла по пешеходному переходу. На ней была спортивная форма команды Портлендской средней школы по софтболу. По бокам от неё шли две подруги. Одной из них была Кэтрин, которая совсем недавно преследовала меня вместе с Сарой, а второй – Элиана, с которой мы ходили на физкультуру.

– Мы могли бы зайти сюда после занятия и съесть по десерту, – сказала Элиана, указывая на боковой вход в пекарню, когда они проходили мимо.

Сара покачала головой.

– Не могу. Родители хотят, чтобы я прямо сегодня начала читать книгу из списка на лето.

– Да ладно, – простонала Кэтрин. – Но ведь твои родители уехали в отпуск или типа того. И у тебя целое лето для чтения.

– Погодите, – сказала Элиана. – Твои родители опять не взяли тебя с собой? Что за дела?

Сара топнула, чтобы они замолчали.

– Дела такие, что вам не стоит совать нос куда не следует. Уяснили?

Кэтрин подняла руки:

– Вполне.

– Мы не хотели тебя расстраивать, – сказала Элиана. – Знаешь того парня, что всё время стоит у витрины, Шэда? Я слышала, никто не хочет расписываться в его школьном альбоме.

Сара подняла руку.

– Во-первых, никто меня не расстроил. Во-вторых, давайте не будем говорить о Шэде. Кроме того, я слышала, здесь вся выпечка чёрствая.

У меня заболели пальцы: я не осознавал, насколько сильно вцепился в кирпичную стену. Фигово, что родители Сары не взяли её с собой на отдых, но её друзьям и правда не стоило совать нос куда не следует. И мне всё равно, если никто не распишется у меня в альбоме. Я бы и не хотел, чтобы все страницы исчеркали.

– Что за наглость! – сказал кто-то у меня над головой. – Чью выпечку они назвали чёрствой?!

У меня чуть сердце не выпрыгнуло из груди, когда я увидел Кахэма, стоящего прямо за мной. Алхимик был в своём тёмно-синем плаще, его губы были измазаны шоколадом, а в руках он держал круассан, половину которого предложил мне. Я помотал головой, отказываясь. К счастью, Сара и её подруги уже ушли.

Я не мог сдержать возбуждения.

– Ты говорил, что расскажешь больше, если я приду, ведь так? Я спросил у Теты, правда ли я алхимик. Она…

Кахэм шикнул на меня.

– Не кричи «алхимик» на весь район. Мы должны быть осторожными. Или ты уже забыл, что на этом самом месте на тебя напал некромант?

– Прости, – сказал я. – Я просто хочу узнать больше о своей семье. Я столько всего не знаю, и не осталось никого, кто мог бы мне рассказать.

Морщины на лице Кахэма разгладились.

– Послушай, я не знаю ничего о твоей семье, но я действительно готов научить тебя алхимии, поэтому иди за мной, я объясню тебе основы.

Он повернулся и пошёл в тёмный проулок, вынуждая меня бежать, чтобы поспевать за его широким шагом. Оказавшись в саду, я вытащил из кармана шорт старую книгу Бабы и заметил, что заголовок написан на двух языках, арабском и английском, – «Помощник алхимика».

– Основы? – спросил я. – Как в этой книге?

У Кахэма отвисла челюсть. Он выхватил книгу у меня из рук, пролистал старые страницы. Я потянулся, чтобы забрать её, но Кахэм отпихнул меня своим животом.

– Во имя всех элементов, где ты это достал? – спросил он, закрывая книгу.

Я отступил. Серьёзный взгляд Кахэма застал меня врасплох.

– Ну, это книга моего бабы. Тета отдала её мне.

Кахэм снова пролистал книгу, держа её вверх ногами.

– Невероятно, – пробормотал он и сунул раскрытую книгу мне прямо в лицо. – Ты можешь это прочитать, мой мальчик? Что здесь написано?

Я пожал плечами, бросил взгляд на страницу у себя перед глазами.

– Просто какие-то алхимические рецепты. Знаешь, как в кулинарной книге, только не про еду. А про что-то типа Порошка невидимости.

– Чтоб мне провалиться! – он вдохнул. – Ты и правда можешь это прочитать!

Сморщив лицо, я сказал:

– Чувак, возможно, я и получаю двойки по английскому, но уж точно не потому, что не умею читать.

– Нет, Шэд, ты не понимаешь, – сказал он. – Я не могу увидеть слова. Это не обычная книга, а «Помощник алхимика». Это самый старый из сохранившихся справочников по алхимии. Когда ты родился, родители должны были наложить чары на твои глаза, чтобы ты мог читать его.

Я отступил назад. Комок встал у меня в горле. Я сказал:

– Чары?

Кахэм кивнул и поднял книгу, при этом свет отразился от зелёной обложки. Баба правда был алхимиком и хотел, чтобы я тоже им стал, когда вырасту. Он хотел доверить мне семейные тайны. Когда я осознал это, во мне проснулась радость.

Вернув мне справочник, Кахэм сказал:

– Береги эту книгу и никому не говори, что она у тебя есть. Другой такой может и не существовать. До того как ты примешься за этот текст, я должен рассказать тебе об ингредиентах.

Кахэм махнул рукой на сад, посреди которого мы стояли. Утренний свет падал на цветы, деревья и кустарники. Как было возможно вырастить такое в городе?

– Ты можешь это видеть, потому что я снял Чары обмана, – объяснил Кахэм. – Если бы не ты, я бы никогда не показал свой сад посторонним, особенно неалхимикам – например, той девочке и её друзьям, которые гнались за тобой.