Пишу про город

Робин Перегрин

Пишу про город

Глава 1

Артур Сейдж Ривер мыслил весьма рационально. Конечно, у действительно рационального человека непременно бы возникли вопросы по этому поводу. Но две недели назад, когда Артур стоял под козырьком отеля “Модест Кип”, свежеуволенный и абсолютно свободный, голова его соображала как нельзя более ясно. По крайней мере, так думал он сам.

Артур расстегнул ворот ненавистной накрахмаленной рубашки, вдохнул затхловатый влажный воздух разгара осени, и улыбнулся сам себе. Со стороны можно было подумать, что этот человек действительно доволен своим увольнением, ведь теперь, наконец, он сможет всецело посвятить себя тому, что всегда считал своим призванием. Опытный наблюдатель, правда, разглядел бы в его торжествующей улыбке кое-что еще. Разочарование? Страх? Нет, то была неопределенность. Она таилась в непроизвольных, едва заметных подергиваниях уголков губ, в беспокойных, порой резких движениях плеч. Тревога бесшумно овладевала Артуром. Растекаясь липкой жижей, она неторопливо захватывала кусочки его души один за одним. Сам Артур, конечно, ничего подобного не замечал, ведь впереди маячила его мечта. Она была так рядом, практически за углом, размахивала руками, зазывала к себе. Артур был уверен, что в этот раз он обязательно нагонит ее в считанные… недели.

Миновало полмесяца, затем еще два, шесть, одиннадцать. Артур сидел в углу крохотной арендованной студии в 25 квадратов, где он расположил стол внушительных размеров и подержанное кожаное кресло на колесиках. На одном краю стола аккуратной стопкой пылились нетронутые блокноты – святыня, к которой Артур, как “истинный писатель”, никак не мог притронуться.

Он взъерошил давно не стриженые волосы, откинулся на спинку кресла и продолжил свое излюбленное занятие – избегать работы любой ценой. В топ его времяпрепровождений входило непременное исследование социальных сетей (не менее пяти часов в день), активное изучение мира кинематографа, систематическое возлежание на кровати в ожидании прихода энергии, употребление жизненно важного для работы мозга мороженого в немыслимых количествах, и еще парочка подобных занятий. Писательство, разумеется, в этот стройный ряд никак не умещалось, что вызывало в Артуре смесь стыда и ужаса, которые по своему объему с легкостью могли потеснить мороженое. И, как бы Артур не пытался приступить непосредственно к делу, а он, как вы понимаете, не пытался никак, время неумолимо стремилось вперед.

Совсем скоро Артуру должно было стукнуть двадцать девять, и мысль эта удобно примостилась прямо в центре того стыда, что он испытывал. Ни о каких праздниках не могло быть и речи. Люди непременно будут вопрошать как он поживает. А хуже всего – интересоваться, как поживает книга! Но что, если ответить ему совершенно нечего? Конечно, придется натянуть улыбку и выдать что-то вроде: “Да так, потихоньку” или “В общем нормально”. Артур терпеть не мог притворяться, но и прослыть слабым бездельником позволить себе не мог. Именно поэтому за последние одиннадцать месяцев его и без того слабоватые отношения с людьми сошли на нет. Он бесспорно ощущал некую неправильность происходящего, но один день сменял другой, а за ним шел третий, четвертый… И в каждом из них не происходило ничего, достойного того, чтобы поделиться и не упасть в грязь лицом. В своей бытности Артур насчитал ровно ноль положительных достижений, и ровно столько же интересных событий. Пока герои смешных и насущных видео в интернете двигались вперед и вверх, Артур Сейдж Ривер крепко стоял на месте, подумывая над тем, не отойти ли немного назад.

Но почему он не двигался? Вы думаете у него не было идей? О нет, это вовсе не так. И даже больше: он был уверен, что должен стать писателем с самого раннего детства, и идеи курсировали в нем регулярными рейсами. Те, которым удавалось закрепиться, разрастались, обретали краски, обрастали образами. Истории проигрывались в голове Артура, как кадры из фильма. Персонажи бродили по закоулкам его сознания. Однако же, между ними и бумагой, куда они отчаянно желали попасть, была пропасть, ведь было кое-что, в чем Артур был непременно хорош, и это – не доводить дело до конца. Сначала он хватал за хвост очередную идею, бережно (или не очень) растил ее внутри, в попытках собрать разрозненные “кадры” воедино. Он расписывал сюжет, создавал бесчисленные анкеты героев, калякал карты. Бывало, он даже испытывал то самое важное желание – рассказать историю персонажа. Но, к шестой главе, решительность и стремления Артура угасали, его глаза потухали, история отправлялась в стол. А он, тем временем, накачивался новой порцией мороженого и безоглядно бросался в лапы прокрастинации.

Таких историй за эти одиннадцать месяцев было три, а нынче днем, после целого месяца отлынивания от работы, последняя из них отправилась в стол. Это всегда означало, что скверные мысли закрутятся в нем новым вихрем. Перво-наперво, Артур решал, что писательство, вероятно, совершенно не его дело. Ну как же человек может вообще не двигаться к тому, чего хочет? Это звучит по меньшей мере абсурдно. Потом Артур определял, что он мечтательный глупец, совершенно неспособный на воплощение своих идей в жизнь. Затем шла долгая внутренняя тирада различных самоуничижающих эпитетов. Все это приводило к тому, что Артур терял всякую энергию, веру и смысл. И где, как ни в собственной кровати, проводя дни и недели за ускоренным просмотром сериалов, скроллингом в социальных сетях, прослушиванием подкастов на тему конспирологии и матрицы судьбы, он мог восполнить свой ресурс?

Артур Сейдж Ривер стоял на перепутье: оставить мечту всей своей жизни позади и вернуться в реальность, или же разыскивать четвертую историю, которую он “обязательно” напишет. Истинный рационал давно бы советовал ему найти работу и прекратить эти глупости, но Артур, по каким-то неведомым самому себе причинам, держался за ничтожные остатки надежды. Может быть, конечно, он был просто слишком ленив и не хотел работать. Тем не менее, даже будучи “безответственным”, “мечтательным”, “глупым”, “идиотом”, не испытывая к себе ни любви, ни уважения, Артур упирался. И несмотря на призрачность своих перспектив, что-то побуждало его хвататься за тростиночку и изо всех сил цепляться за крошечный клочок надежды.

Артур отложил телефон, выпутался из вереницы мыслей, которые постоянно курсируют у него в голове, и задумался. На его удачу, сегодня был оптимистичный день. Такой, в котором продираясь сквозь вину за бездействие и еще дюжину всяких вин, не слишком решительно, но хочешь продолжать задуманное. Нужна была четвертая история.

Идеи Артура всегда были масштабными. Он никак не мог ограничиться рассказами или, хотя бы, повестью. В его воображении всегда зрели сплошные трилогии да тетралогии. Нет, он отлично понимал, что начинающий писатель, а тем более он сам, вероятно, сильно плох в крупных жанрах, но что поделать? Его голова из каждой идеи разворачивала эпопею длиной не менее чем в две тысячи страниц. Вот и сейчас, в попытках воспротивиться расширительной способности своих идей, он размышлял, что бы такое можно было сделать поменьше, попроще. Да и как же попридержать большие смыслы, которые ему так хотелось передавать? Артуру требовалось уложить его скудные навыки сложения слов во что-то незамысловатое, без апломбов на передачу важных вселенских истин.

Спустя две недели подобных обдумываний, прямо между мощными и углубленными практиками прокрастинации, Артуру в голову проник город. Какой город, спросите вы? Да кто ж его знает! Какой-то город. Он ясно видел уютную долину, где располагалось поселение, фасады деревянных домов, потрепанных временем, традиционный неработающий фонтан на главной площади. Он видел лица и спины, слышал отдаленные диалоги, которые было не разобрать. Он представлял женщину, которая выволакивает чемодан из автобуса. Идеи всегда так и приходили к Артуру: бессвязными, мыльными, порой слишком запутанными обрывками. Их нужно было собирать по крупицам в единое целое. Но, как бы ни был интригующим приход новой истории, Артур слишком хорошо знал, что к шестой главе пазл начнет неумолимо разрушаться, отдаляя кусочки его “видений” друг от друга. И тогда появятся дыры в сюжете, связях, порядке, а самой назойливой станет мысль о смысле. О чем вообще этот город?

Идея эта, даже больше других, была крайне подозрительной и мало понятной для Артура. Кусочки и сцены, за которые он пытался ухватиться, никак не связывались, и жители города разбредались по округе, поглядывая на Артура с явным раздражением. Он не оправдывал их ожидания.

Ощущая растущее негодование, смущение, стыд и различные нехорошие чувства по отношению к себе, Артур Сейдж Ривер вдруг вспомнил, что сегодня пятница. А пятница для него была наихудшим днем недели – днем подведения итогов. И так как итогов он, разумеется, не имел никаких и никогда, каждую пятницу, а их было не счесть, он занимался исключительно самоуничижением и много злился. Порой эта злость играла против Артура, отдаляя его не только от идеи, но и от любых мыслей о писательстве. Иногда же, как в эту пятницу, она была ему на руку. В этом было мало рациональности, но сегодня злость пробуждала в нем протест. Так, ничего не понимая о городе, и не видя в нем смысла, Артур Сейдж Ривер твердо решил, что именно эту историю он и будет писать. Честно говоря, он решал так о каждой идее. И обычно как раз в пятницу.

Дальше предстояло самое сложное – название. Артур всегда любил имена, и с удовольствием часами рылся на сайтах для будущих мамочек, разыскивая те, которые по каким-то непонятным причинам откликались в его душе или имели нужный смысл. Проблема состояла только в том, что удовольствие он получал когда “просто” искал имена. Теперь же у него был запрос – ему было нужно назвать город, смысла которого он не знал.

Выходные предстояли мучительные. Артур Сейдж Ривер отправился за мороженым.