Не беси меня

И тут…

Дверь камеры со скрипом сама приоткрылась.

Без шагов, без ключа. Просто замок щёлкнул, как будто кто-то изнутри открыл.

Тьма коридора хлынула в камеру.

А в этой тьме, в проёме, стоял силуэт.

Высокий, вытянутый, с руками, что почти касались пола.

Жуки в тот же миг остановились. Замерли.

А потом начали ползти к выходу, к фигуре в коридоре – как солдаты к командиру.

Саша, задыхаясь, вцепился в горло обеими руками и понял: жук внутри него тоже пытается выбраться.

Из груди раздалось мерзкое шевеление.

Силуэт в дверях наклонил голову набок.

И в голове Саши прозвучал знакомый шёпот:

– Ты уже не один. Мы идём.

Саша, захлёбываясь кашлем, с трудом поднялся на ноги.

Жук внутри него будто застрял в груди, скребя по рёбрам, каждый вдох отдавался болью.

Но дверь камеры была открыта.

Он шатко вышел в коридор.

Коридор встретил его тишиной.

Ни мента, ни звука – только лампы под потолком, которые мигали, будто дышали. Свет падал кусками, и между ними были островки густой тьмы.

Саша шёл, держась за стену.

А тень шла рядом.

Он чувствовал её плечом, слышал, как когти царапают бетон, хотя если бы кто-то смотрел со стороны – видел бы просто одинокого человека, идущего по коридору и шепчущего себе под нос.

– Отстань… отстань от меня… – бормотал Саша, закрывая уши ладонями.

– Мы рядом, – ответил голос внутри. – Мы всегда были рядом. Теперь ты – проводник.

И тут, за поворотом, открылась дверь.

В коридор вышел дежурный мент с кружкой кофе. Он замер, увидев Сашу на свободе.

– Э, ты какого хрена здесь делаешь?!

Саша открыл рот, чтобы оправдаться, но из горла вырвался не голос, а шорох жука.

Мент побледнел, кофе пролился на пол.

– Чёрт…

И тут лампы погасли все сразу.

Коридор накрыла кромешная тьма.

Саша ещё видел – силуэт тени прыгнул вперёд, прямо на мента.

Раздался визг. Кружка разбилась.

А когда свет снова моргнул – мент уже лежал на полу, выгнутый в неестественной позе, а его рот был растянут так, будто в него что-то влезло.

Саша стоял рядом, дрожал и понимал: теперь они – используют его шаги. Куда он пойдёт, туда придёт и оно.

Саша вылетел на улицу, будто из пасти зверя.

Холодный воздух обжёг лёгкие, но легче не стало – он чувствовал, что за ним идёт то, чего люди не должны видеть.

Участок стоял в полумраке: фонари моргали, как сломанные глаза. Несколько прохожих замерли, глядя на Сашу. И тут один мальчишка дернул мать за руку:

– Мам, смотри… у него тень… две…

Все взгляды упали на асфальт.

Под ногами Саши действительно было две тени.

Первая – его. Человеческая.

Вторая – вытянутая, костлявая, с длинными когтями и черепом без лица. Она двигалась отдельно, будто жила своей жизнью.

– Что за… – выдохнул кто-то.

Люди начали пятиться. Кто-то перекрестился, кто-то выронил пакет с хлебом.

Саша сделал шаг – и обе тени скользнули вперёд.

Вторая, чужая, вдруг повернула голову. Она смотрела прямо на них.

Женщина закричала. Мужчина, пытаясь казаться смелым, кинулся к Саше:

– Стоять! Ты что тут творишь?!

И в этот миг чужая тень выросла из асфальта. Она поднялась, стала объёмной, как чёрный дым с когтями. Мужчина не успел даже вдохнуть – её рука прошла сквозь него, оставив тело пустым, будто вывернутым изнутри. Он упал, глаза остекленели.

Толпа завизжала. Люди бросились врассыпную.

Саша стоял в центре, трясясь, и понимал: теперь нет спасения. Оно вышло наружу.

Тень обернулась к нему.

– Мы вместе, – шепнула она. – Теперь весь город узнает твой голос.

И вдалеке, за домами, завыла сирена.

Но это был не звук ментов – это был вой, протяжный, нечеловеческий, словно сам город ответил.

Саша бросился назад, к дому.

Ноги сами несли его, хотя мозг орал: «Беги куда угодно, только не туда!» Но где-то глубоко внутри он знал – спрятаться можно только там, где всё началось.

Подъезд встретил его тьмой и запахом сырости. Лампочка на потолке мигнула и лопнула, разлетевшись осколками.

Саша захлопнул за собой дверь, прижавшись к холодному бетону.

Дышал тяжело, как зверь, загнанный в угол.

Сверху донёсся скрип – кто-то прошёл по его квартире.

Но это было невозможно.

Саша медленно поднял голову и увидел: на лестничной площадке, прямо у его двери, сидит сосед, тот самый, которого он убил.

Сидит, покачиваясь из стороны в сторону.

Лицо бледное, губы посинели, а глаза… пустые, как выжженные.

И вдруг мёртвый сосед заговорил:

– Ты меня не убил, Саша. Ты меня выпустил.

Саша вжал спину в стену.

– Ч-чего тебе надо?..

Сосед склонил голову набок, будто кукла с поломанной шеей.

– Мне ничего. Но теперь твоя очередь. Их много. И они все уже идут.

Тишина. Только капель с потолка и стук сердца в груди.

А потом… где-то внизу хлопнула дверь.

Один шаг. Второй.

По лестнице поднимались другие. Тяжёлые, гулкие, как сапоги по пустым коридорам.

И Саша понял: это не люди.

Это его бесы.

Те, что он столько лет пытался спрятать, зарыть, утопить в пьянке, драках и крови.

Теперь каждый шёл к нему.

В подъезде стало холодно, как в морге.

Сосед улыбнулся мёртвой улыбкой и шепнул:

– Не беси меня…

И все лампочки в доме разом погасли.

Саша ворвался в квартиру, захлопнул дверь и сразу щёлкнул все замки.

Дрожащими руками подпер вход шкафом, как будто это могло спасти.

В груди гулом билось сердце, в ушах стоял звон, будто где-то рядом гремел поезд.

Он включил свет – лампа моргнула и горела неровно, отбрасывая по стенам длинные пляшущие тени.

Но одна тень не плясала.

Она стояла неподвижно в углу, вытянутая, чёрная, и смотрела прямо на него.

Саша медленно обернулся.

Там никого не было.

Только стена.

Но тень не исчезла.

– Уходи… – прохрипел он, хватаясь за бутылку со стола.

Тень качнулась, будто насмешливо, и шагнула из угла.

Из её груди вышли руки, костлявые, с когтями, будто ржавыми гвоздями.

Саша метнул бутылку – стекло разбилось о стену, осколки разлетелись, но тень лишь расширилась, заполнив полкомнаты.

Её голос прошёл по воздуху, как скрежет по металлу:

– Ты впустил меня сам… не притворяйся.

И вдруг, из кухни донёсся чавкающий звук.

Саша дернулся.

Там, на полу, сидел мёртвый сосед. Только теперь он ел – руками, жадно, кровь брызгала на стены.

Но жрал он не еду.

Он ел собаку Саши – ту самую, которая всегда встречала его у двери.

– Нет… – прошептал Саша, и в этот миг собака подняла голову.

Но морды у неё уже не было.

Только клоки мяса и пустые глазницы.

Она посмотрела прямо на хозяина и заскулила.

А потом – заговорила человеческим голосом, хриплым, детским:

– Не беси меня…

Саша рухнул на колени, зажал уши руками, но голоса множились.

Они шли из-под пола, из стен, из собственной головы.

И все шептали одно и то же:

«Не беси меня… не беси меня… не беси меня…»

И тут за дверью раздался первый удар.

Тяжёлый, гулкий, как кувалда.

Замки дрогнули.

Второй удар.

Шкаф заскрипел, ползая по паркету.

Саша понял – это не полиция.

Это те, кто пришёл за ним.

Третий удар.

Шкаф рухнул набок, книги рассыпались по полу, и в тот же миг дверь распахнулась, будто её просто сорвали с петель.

Саша вскочил, отшатнулся назад – и замер.

На пороге стоял… он сам.

Такая же одежда, та же фигура. Только лицо было мёртвенно-бледным, а глаза – пустые, чёрные, как зола.

– Ты думал, что прячешь нас, Саша? – сказал двойник его же голосом, но глухо, с металлическим дребезгом. – Мы всегда были здесь.

За ним в коридор вошли ещё.

Второй Саша – с вырванным ртом, из которого свисал чёрный язык.

Третий – с кожей, покрытой порезами, из которых медленно сочилась тёмная жижа.

Четвёртый – обугленный, как будто вытащенный из пожара.

И каждый шаг их сопровождался тем же шёпотом:

«Не беси меня…»

Саша отступал к окну, руки дрожали, сердце гремело.

– Вы… вы не я…

Первый двойник усмехнулся.

– Мы лучше тебя. Мы настоящие. Ты – лишь оболочка. А мы – твои бесы.

Они двинулись внутрь квартиры.

Пол под их ногами трескался, краска с обоев облезала, воздух густел, как в подвале.

Саша налетел спиной на подоконник. За стеклом был чёрный двор, такой же пустой, как его квартира.

И тут обугленный двойник вытянул руку, в которой тлели угли.

Он коснулся стены – и та вспыхнула огнём, но пламя не жгло, а текло вниз, как горячая смола.

Другой Саша с разорванным ртом заговорил сразу всеми голосами, какие Саша когда-либо слышал в голове:

– Мы твоя ярость. Мы твоя вина. Мы твоя жажда.

Саша не выдержал, сорвался, заорал:

– УБИРАЙТЕСЬ!

Но тени в углах тоже ожили, и теперь весь потолок шевелился, будто кишел.

Из чёрной массы выпадали руки, глаза, пасти.

Двойники враз начали наступать быстрее.

Первый шагнул вперёд, и Саша почувствовал – ещё мгновение, и они войдут в него, вытеснят его самого изнутри.

Оставался только один путь – окно.

И он понял это.

Саша развернулся и, не думая, выбил окно плечом.

Стекло разлетелось осколками, острые края рванули кожу, но боли он не почувствовал – только бешеный ветер и падение.

Он ждал удара об асфальт.

Ждал криков соседей, сирен, хоть чего-то…

Но удара не было.

Он летел – и падение затянулось.

Город исчез. Под ним зияла чёрная пустота, как бездонный колодец. Стены этой бездны были облеплены лицами. Тысячи.

Одни рыдали, другие смеялись, третьи скалились, у кого-то вместо глаз зияли дыры. Все – его лица.

– Саааша… – протянули они в унисон, вытягивая к нему руки.

Пальцы сотен двойников тянулись, скребли воздух, пытаясь схватить его.

Саша заорал, махал руками, но падение не заканчивалось.

И тут внизу начал проступать пол – каменный, треснутый, весь исписанный кровавыми словами.

И каждая надпись была одна и та же:

«НЕ БЕСИ МЕНЯ».

Он рухнул на этот пол, но боли опять не было.

Поднял голову – и понял: он стоит в круге из чёрной соли.

Вокруг – бесконечные тени, двигающиеся, как рваные силуэты, ломанные, нечеловеческие.

А впереди, прямо перед ним, вырос трон.

Тёмный, из переплетённых костей и арматуры.

И на нём сидел он сам – только чудовищный, высокий, с лицом, которое переливалось всеми его страхами сразу.

– Добро пожаловать домой, Саша, – прогремел голос, словно из самого черепа. – Ты наконец перестал бегать.

Фигура поднялась с трона.

– Здесь твой настоящий дом. Здесь мы правим. А там, наверху, ты всего лишь маска.

Саша попятился назад, но круг из соли замкнулся, вспыхнул огнём, не давая выйти.

И все тени разом склонились перед его чёрным двойником.

– Встань, – приказал он. – Потому что теперь ты – один из нас.

Саша стоял в огненном круге, пот льдом стекал по спине.

Тьма вокруг двигалась, будто море, и каждая тень была куском его самого.

– Я не вы… – голос дрогнул, сорвался, – я не вы!

Чёрный двойник ухмыльнулся, вытянул руку.

– Ты – именно мы. Хватит играть в человека.

И тени рванулись.

Первая влетела прямо в грудь – Саша согнулся, будто его ударили кувалдой. Внутри заскрежетало, зашипело.

Он заорал: «Уходи!» – но голос сорвался, стал чужим, низким.

Вторая тень проскользнула в рот, заползла под кожу.

По венам побежал холод, пальцы выгнулись, ногти почернели и вытянулись.

Саша смотрел на свои руки и видел, как они становятся не его.

– Нет! Я… я человек!..

– Ты сосуд, – прошептал обугленный двойник. – А мы – содержимое.

Третья тень проломила затылок, вошла в голову. В глазах всё поплыло, вспыхнули картинки:

он душит соседа, он режет чужое горло, он рвёт мясо зубами…

И в каждой сцене он не боялся. Ему нравилось.

– Хватит… – прохрипел он, – хватит показывать!

Но видения множились.

Тысячи голосов кричали внутри.

«Не беси меня… не беси меня… не беси меня…»

Кровь пошла из носа, из ушей, из глаз.

Саша рухнул на колени, захлебнувшись собственным криком.

И тогда чёрный двойник подошёл ближе, towering, огромный, словно сама тьма сжалась в его фигуру.

Он коснулся лба Саши когтем.

– Последняя дверь. Когда откроешь – назад пути не будет.

Огонь круга взметнулся выше, и Саша почувствовал, как что-то ломается в груди.

Как будто ключ повернулся в замке.

Изнутри, прямо из его сердца, вышла четвёртая тень.

Но эта была особенной: с лицом Саши, искалеченным, залитым кровью, и улыбкой до ушей.

Она склонилась над ним и шепнула:

– А теперь твоя очередь сказать это вслух.

Саша поднял голову, из глотки вырвался хриплый, но чёткий шёпот:

– Не беси меня.

И в тот миг все тени разом взвыли – не от боли, а от радости.

В тот же миг – миг его шёпота – всё оборвалось.

Огонь исчез. Трон исчез. Тени растворились.

Саша открыл глаза… и понял, что снова в своей квартире.

Только теперь всё было иначе.

Полы липли от крови, стены дышали, как живые, а на потолке темнели разводы, похожие на лица.

За дверью снова грохотали шаги.

Но теперь он не дрожал.

Он стоял посреди комнаты и улыбался – той самой чужой улыбкой, растянутой до ушей.

Дверь снесло. Ввалились менты в бронежилетах, с фонарями и оружием.

– Лежать! – рявкнул один. – Руки за голову!

Саша медленно поднял руки.

Но в полумраке они увидели, что это уже не руки – пальцы вытянулись в когти, кожа почернела.

Один из оперативников замер, прошептал:

– Господи, что это…

Саша шагнул вперёд.

Тень от его фигуры легла сразу на всю комнату, как живое пятно, расползаясь по полу.

Фонари начали тухнуть один за другим.

– Лежать, стрелять буду! – заорал другой, нажимая на спуск.

Выстрелы прогремели, пули вошли в Сашу, но он даже не шелохнулся.

Только кровь, чёрная как смола, капала на пол и шипела, прожигая паркет.

Саша поднял голову, и голос, сразу из десятков глоток, прошёл по комнате:

– Я же предупреждал. Не беси меня.

В следующую секунду тьма взорвалась.

Она рванула, как взрыв, залила весь коридор.

Крики, выстрелы, фонари – всё утонуло в ней.

И когда тьма схлынула, от ментов не осталось ничего.

Только пустые бронежилеты, валяющиеся на полу.

Саша стоял среди этого хаоса, дышал ровно и спокойно.

Его глаза теперь горели жёлтым.

Он понял: теперь он не человек. Он – их проводник.

И где-то глубоко внутри, в остатке того, что было Сашей, мелькнула мысль:

«А ведь теперь никто не остановит…»

Саша вышел из подъезда.

Ночь встретила его не тишиной – а каким-то новым, тяжёлым дыханием.

Будто весь город затих и ждал.

Фонари вдоль улицы мигнули.

Один – второй – третий.

Потом вспыхнули ярче обычного, искажённым светом, будто каждая лампа превратилась в жёлтый глаз.

И все они смотрели на него.

Асфальт под ногами пошёл рябью, словно вода.

Трещины, давно застывшие, начали расходиться шире, из них ползла чёрная жижа.

Кошка, сидевшая на мусорке, заорала нечеловеческим визгом и бросилась бежать – но замерла посреди дороги, выгнулась и разорвалась, как будто её кто-то вывернул изнутри.

Саша шёл медленно, но каждый его шаг отзывался эхом по всему кварталу.

За окнами дома свет загорался и тут же тух.

Люди выглядывали – и сразу дёргались назад, потому что их собственные отражения в стёклах вдруг начинали двигаться не синхронно, а отдельно.

– Ты их всех почувствуешь, – раздался голос у него в голове.

Он не понял, чей именно, потому что это были сотни голосов сразу.

– Они твои. Все. Целый город – твой.

Саша остановился посреди двора.

Воздух дрожал, как перед грозой.

И тут с разных сторон начали выходить люди: жильцы соседних домов, прохожие, кто-то в халате, кто-то с телефоном в руках.

Все они вглядывались в него – и каждый падал на колени.

Сначала один, потом другой, потом сразу десятки.

– Господи… – прошептала какая-то женщина, – он же… не человек…

Саша посмотрел на неё.

И она тут же вскрикнула, схватившись за голову, и завалилась на землю, изо рта у неё потекла чёрная пена.

Толпа в унисон зашептала:

– Не беси меня… не беси меня… не беси меня…

И тогда Саша понял: город уже принадлежит ему.

А где-то далеко, за крышами, взвыли сирены.

Но это были не полицейские машины.

Это город сам выл, оповещая, что его хозяин вернулся.

Саша вышел на проспект.

Знакомая улица – где он всю жизнь ходил в магазин, пил пиво у ларька, ловил такси – теперь была неузнаваема.

Дома выгибались, как будто дышали.

Окна растягивались в овалы, похожие на глаза.

Рекламные щиты капали чернилами, буквы стекали вниз, складываясь в одно и то же слово:

«НЕ БЕСИ МЕНЯ».

Асфальт под ногами вибрировал, как барабан.

Фонари шипели и тускнели, их свет превращался в вязкие сгустки, падающие на землю.

Те, кто оказался рядом, – прохожие, случайные автомобилисты – сначала пытались убежать.

Но ноги заплетались, лица менялись прямо на глазах: кто-то срывал кожу с щёк, кто-то рвал волосы, кто-то кричал без звука, потому что рот заливался чёрной жижей.

Машины на светофоре сами заглохли.

Одна из них дёрнулась – и водитель внутри распух, пока не лопнул, разбрызгав кровь по стеклу.

Салон тут же начал обрастать чёрными прожилками, как сосуды на теле.

Саша шёл прямо посередине дороги.

Его шаги были медленными, но каждый будто ломал пространство вокруг.

Толпа людей вдоль тротуаров падала на колени, закрывая головы руками.

Некоторые начинали скрести асфальт ногтями, пока пальцы не ломались.

Другие сами себе вырывали глаза.

И все в унисон шептали, словно молитву:

– Не беси меня… Не беси меня…

Саша поднял руку.

И в ту же секунду все фонари вдоль проспекта лопнули разом, осыпав улицу градом искр и осколков.

Город погрузился в темноту, где единственным светом горели его жёлтые глаза.

Он остановился, вдохнул полной грудью.

И услышал – весь Питер дышал вместе с ним.

Тысячи домов, улиц, людей.

Город стал единым телом, а он – его сердцем.

И в голове прозвучал новый голос, низкий, гулкий, словно сам подземный гул пробился наружу:

– Теперь ты не Саша. Теперь ты – мы.

Саша улыбнулся.

И в этот миг вся Нева всколыхнулась, вода пошла волнами, брызги ударили в мосты.

Город взревел, как зверь, проснувшийся после долгого сна.

Фары патрульной «шестёрки» вывели Сашу из ступора. Машина встала прямо у подъезда, и трое оперов быстро выскочили наружу. Один – худой, с лицом, будто вырезанным из серого пластилина, сразу шагнул к Саше.

– Ну что, артист, – буркнул он, – досиделся?

Саша хотел что-то сказать, но слова застряли. Всё происходило так быстро, будто его жизнь листали чьей-то грубой рукой.

Его повели вверх по лестнице – туда, где в квартире ещё пахло железом и тухлой сыростью. Следак со стареньким портфелем сразу двинулся внутрь. Два понятых, вызванные из соседей, шептались, боясь заглянуть за порог.

– Фиксируй! – коротко бросил худой, и молодой сержант щёлкнул фотоаппаратом. Вспышка на миг выхватила из темноты кровавую надпись на стене: «НЕ БЕСИ МЕНЯ».

– Господи… – выдохнула соседка-понятая и тут же отвернулась.

Саша стоял под присмотром двух ментов. В глазах у них не было ни ярости, ни жалости – лишь холодное любопытство, как у людей, привыкших к чужим кошмарам.

– Тело в морг, протокол – в управление, – произнёс следак, вытаскивая блокнот. – А этого… – он кивнул на Сашу, – в отделение. Будем трясти.

И в тот момент Саша понял: назад пути нет. Его жизнь теперь связана с этим кровавым предупреждением.

Сашу усадили на заднее сиденье «шестёрки». Салон вонял табачным перегаром и мокрыми шинелями. Один мент рядом с ним прикурил, выпустил дым прямо в лицо.

– Ну что, Сашок, – протянул он. – Рассказывай. Зачем соседа-то грохнул?

Саша молчал, смотрел в окно, как редкие фонари рвут темноту на куски. Машина тряслась на кочках, и казалось, будто каждая яма прибивает его к земле.

В отделении его сразу повели в подвал. Узкий коридор, облупленные стены, пахло мышами и хлоркой. Допросная – бетон, стол, два стула и лампа, что висела прямо над головой. Лампа качалась, будто издевалась.

Следак положил перед ним серый блокнот и папку.

– Так, гражданин… – он щёлкнул авторучкой. – Соседа вашего нашли. Видели мы там и надпись. Но вот вопрос: это ты сделал, или кто-то через тебя предупреждение оставил?

Саша сглотнул, но так и не ответил. Слова вязли в горле.

– Не хочешь говорить? – следак прищурился. – Будешь молчать – решим за тебя. А решать мы умеем.

И в этот миг лампа мигнула, и на стене за спиной Саши вдруг мелькнула тень – вытянутая, с длинными когтями. Но кроме него никто этого не заметил.

У него внутри всё похолодело.

– Говори, – хрипло сказал следак, наклонившись ближе. Его дыхание пахло кофе и сигаретами. – Чего молчишь? Ты ж понимаешь, Саша, тут не кино. Улики на тебе висят.

Саша сглотнул, сжал кулаки под столом. Лампа снова качнулась, и в дрожащем свете на стене появилась тень – вытянутая, будто чужая рука легла ему на плечо.

Он дёрнулся.

– Что?.. – вырвалось у него.

– Что «что»? – следак нахмурился. – Голоса слышишь уже? Ага. Значит, всё-таки поехал башкой.

Сзади, за его спиной, будто кто-то тихо засмеялся. Смех не человеческий – рваный, с хрипом. У Саши по коже побежали мурашки.

– Я… не я… – прошептал он. – Это не я сделал.

– А кто? – второй мент, сидевший в углу, усмехнулся. – Бес, что ли?

– Да… – едва слышно ответил Саша. – Он.

Следаки переглянулись. Один крутанул пальцем у виска, мол, псих. Другой сделал пометку в блокноте.

Но лампа опять мигнула, и прямо на листе бумаги проступили слова – словно кровью написанные:

НЕ БЕСИ МЕНЯ.

Оба мента побледнели. Один чертыхнулся и отодвинулся от стола.

– Ты это сделал?! – заорал следак. – КАК?!

Саша трясся, губы у него посинели. Он только смотрел на надпись и понимал – бес теперь рядом, и спрятаться от него негде.

Лампа начала бешено мигать, будто кто-то крутил выключатель. В углах комнаты поползла тень – густая, чернильная, расползающаяся по стенам.

– Что за херня?.. – один из ментов отодвинулся от стола, хватаясь за кобуру.

В этот миг позади Саши поднялась фигура. Высокая, с изломанными очертаниями, словно тело собирали не по человеческому чертежу. Глаза – два провала. Рот – рваная дыра, из которой тянулся шёпот:

– Не… беси… меня…

Следак выронил ручку. Второй выхватил пистолет, но руки дрожали так, что ствол прыгал из стороны в сторону.

Саша закрыл глаза, думая, что сойдёт с ума. Но голос в голове говорил чётко:

– Они не верят тебе. Они верят мне.

И тут лампа взорвалась. Комнату накрыла темнота. В темноте что-то хрустнуло – будто мясо рвали с костей. Раздался визг, короткий, захлёбывающийся. Потом тишина.

Когда свет вернулся, один мент лежал на полу с вывернутой шеей, второй сидел, прижавшись к стене, с белыми глазами и рваным ртом, будто крик так и застыл.

А на стене снова появилась надпись, только крупнее и ярче:

ОН ТЕПЕРЬ МОЙ.

Саша сидел, не в силах пошевелиться. Капли крови падали с потолка ему на лицо.

Дверь допросной с грохотом распахнулась – влетели ещё двое.

– Чё орёте тут, мать вашу?! – крикнул один, но замер на месте.

Перед ними: стол, залитый кровью, тело следака на полу, второй – мёртвым взглядом в стену, а напротив них сидит Саша. Лицо у него белое, как у покойника, глаза стеклянные.

– Ты это сделал?.. – прошептал младший из ментов, едва дыша.

Саша открыл рот, но вместо слов из него сорвался хриплый смех. Не его. Тот самый, рваный, что звучал в темноте. Он разнёсся по комнате, ударяя в стены, будто в колокол.

Старший сжал зубы, навёл ствол:

– Встать! Руки за голову!

Но Саша поднялся медленно, как кукла на нитках. С каждым движением в воздухе тянулись тени, сгущаясь вокруг него. На стене снова проступила надпись, на этот раз огромная, во всю поверхность: