Свет угасшей звезды

Его периодически накрывало диким отчаянием, замешенным на беспросветности и безысходности. Андрей не мог избавиться от чувства липкого обдирающего одиночества, которое особенно усиливалось по ночам. Стыдно было реветь, как маленькому, поэтому он просто стискивал уголок подушки зубами в своей комнате, чтобы не разбудить старуху, и давился слезами. В такие моменты он даже завидовал Инессе Ивановне: у неё были хотя бы кошки. Они спали в её постели – кто-то в ногах у хозяйки, кто-то на подушке, кто-то под боком. Наверное, не так страшно и одиноко засыпать в холодной постели, если рядом с тобой мурчат тёплые пушистые морды…

Всеобщая подготовка к новому году только усиливала ощущение душераздирающего одиночества, Андрей чувствовал себя чужим на этом празднике жизни. А вот старуха, напротив, была очень воодушевлена: она обожала всю эту предновогоднюю суету и гоняла Андрея по магазинам и рынкам, чтобы он заблаговременно закупился мандаринами, зелёным горошком, консервированной кукурузой, крабовыми палочками, свиными ножками для холодца и сгущёнкой для торта.

***

Как-то раз, вернувшись после очередного забега по магазинам, Андрей притащил тяжеленные пакеты на кухню и обнаружил, что у Инессы Ивановны гости. Точнее, гость – незнакомый мужик лет пятидесяти.

– Знакомься, Андрюшенька, – представила хозяйка, – мой племянник Николай.

Андрей взглянул на племянника с умеренным интересом – до этого ни один из родственников Бестужевой не удостаивал её своими визитами – и, буркнув что-то дежурно-вежливое в качестве приветствия, принялся раскладывать продукты на полках в холодильнике. На гостя он больше не смотрел, но, обернувшись, нечаянно поймал тяжёлый мрачный взгляд в свою сторону, от которого сразу стало неуютно.

Андрей торопился поскорее выложить продукты и свалить к себе в комнату, чтобы не мешать милой родственной беседе, однако, едва он захлопнул дверцу холодильника и собрался ретироваться, в спину ему негромко, но выразительно кашлянули:

– Выйдем на балкон, покурим?

– Андрюша не курит, – прежде, чем он успел ответить, вмешалась Инесса Ивановна; в голосе её звенели обеспокоенные нотки.

– Ничего, нам с ним всё равно потолковать надо, – продолжал настаивать племянник. Андрей обернулся и увидел, что тот ухмыляется, демонстрируя серебряные коронки на передних зубах.

– Ну, давайте выйдем, – он с нарочитой небрежностью передёрнул плечами и послал ободряющий взгляд Инессе Ивановне, чтобы она не нервничала понапрасну.

Не дожидаясь Николая, Андрей первым двинулся к выходу из кухни. Он не оглядывался, но слышал, как скрипнула табуретка и за спиной раздались тяжёлые шаги.

На балконе Николай достал пачку «Примы», щёлкнул зажигалкой и жадно затянулся. Андрей продолжал молчать, упираясь руками в перила и глядя на заснеженные московские улицы. Он не заводил разговор первым – ждал, когда его начнёт Николай.

– Может, всё-таки курнёшь? – милостиво предложил тот, протягивая пачку.

Андрей помотал головой:

– Вам ведь уже сказали, что я не курю.

Николай рассматривал его с насмешливым любопытством.

– И откуда же ты, такой красивый, вдруг нарисовался? – полюбопытствовал он вроде бы миролюбиво, но в голосе его явственно звучало предостережение. – Из каких таких еб… ней нашей необъятной Родины?

Андрей кашлянул.

– Ну, вообще-то я здесь уже несколько месяцев живу. А вот вы точно «нарисовались» – на моей памяти в первый раз. Из каких вы еб… ней, я тоже не знаю.

– А ты не слишком борзый, пацан? – Николай зыркнул на него исподлобья. – Думаешь, очаровал бабку – и дело в шляпе, хата в центре столицы теперь твоя?

Андрей пожал плечами и спокойно отозвался:

– И в мыслях не было.

– Даже не мечтай! – Николай помахал указательным пальцем перед его носом. – Эта квартира нам достанется. Моей семье, – он выделил интонацией слово «моей».

Андрей едва заметно поморщился. Глупый получался разговор, совершенно нелепый, если учесть, что никто даже не думал претендовать на старухину квартиру. Но почему-то успокаивать Николая не хотелось, этот тип был ему крайне неприятен. Хотелось, наоборот, вывести его из себя. Взбесить до трясучки!

– Да Инесса Ивановна ещё всех вас переживёт, дай ей бог здоровья, – усмехнулся он. – Всю вашу семью. Так что вы бы не торопились делить шкуру неубитого медведя…

Николай даже оторопел.

– Ты ещё хамить мне будешь, щенок?! Ты на что это намекаешь?

– Ни на что, – устало вздохнул Андрей. – Если это всё, что вас беспокоит, то уверяю – и в мыслях не было на что-то там… претендовать. А теперь я могу идти?

– Ну, я тебе устрою весёлую жизнь, так и знай, – прошипел Николай ему вслед. – Вылетишь отсюда пинком под зад, понял?

– Ага, заранее трепещу, – кивнул тот на ходу, не оборачиваясь.

Глава 7. Говорят, под Новый год что ни пожелается…

Андрей совсем было забыл об этом эпизоде, но спустя пару дней к нему прямо во дворе подошёл участковый. Представился и вежливо поинтересовался:

– Вы здесь живёте?

– Ну да, – растерянно отозвался Андрей.

– Документики ваши можно посмотреть?

Андрей немного заторможенно протянул паспорт. Его второй день знобило, он как раз бегал в аптеку за лекарством от температуры, поэтому соображал довольно туго.

– Так, – участковый полистал странички его паспорта и остановился на той, где стоял штамп о прописке. – Место жительства… любопытно, зарегистрирован по адресу: Самарская область, город Жигулёвск, улица Гагарина, дом два, квартира девять. Это что же у нас получается? Говорите, что живёте здесь, а сами аж из Самарской области?

– Простите, – смутился Андрей. – Я как-то… не сообразил сразу. Ну да, я из Жигулёвска. В Москву приехал работать.

– Работать, значит, – многозначительно повторил собеседник. – Как давно вы находитесь в столице нашей родины?

Андрей добросовестно задумался.

– Два… то есть, почти уже три месяца.

– Та-ак. И регистрация имеется?

– Регистрация? – не понял Андрей. – Какая? У меня же вот… прописка, – он кивнул на свой паспорт.

– Андрей… – участковый сверился с записью в паспорте, – …Павлович, разве вы не в курсе, что все граждане, приезжающие в другой регион на длительный срок, обязаны оформить временную регистрацию по месту пребывания?

Андрей пожал плечами.

– Что-то такое слышал, но, честно говоря, не придавал особого значения. У меня же есть прописка!

– Да что вы заладили: «прописка», «прописка»! – рассердился участковый. – Одно другого не отменяет. А за отсутствие регистрации знаете, что полагается? – он был совсем молодым, зелёным, и, видимо, из-за этого старался держаться как можно строже и официальнее.

– Что? – обречённо спросил Андрей.

– Штраф, – почему-то обиделся участковый.

И в этот самый момент откуда-то сверху прилетело возмущённое:

– Володя, ты чего к мальчику пристал?

Участковый и Андрей задрали головы и уставились на балкон четвёртого этажа, где стояла сердитая Бестужева в наспех накинутом пальто.

– Здравствуйте, Инесса Ивановна, – громко поздоровался участковый. – Да вот… нарушает гражданин.

– Чего это он нарушает? – сварливо переспросила старуха, уперев руки в бока.

– Режим пребывания в Москве. У него отсутствует временная регистрация, хотя по факту он здесь уже три месяца проживает.

– По факту ты, Володенька, настоящий болван! – безжалостно припечатала Инесса Ивановна. – Этот милейший мальчик – мой внук Андрюша. И он имеет полное право гостить у меня столько, сколько ему вздумается!

– Внук? – растерялся участковый. – Но как же это… ведь поступил сигнал, что… подозрительная личность неопределённого рода занятий…

– Всё ясно! – старуха язвительно расхохоталась. – Мой племянник Николаша просигнализировал? – и, заметив, как гладко выбритые щёки молоденького участкового тронул лёгкий румянец, удовлетворённо резюмировала:

– Он, он. Редкостный засранец, я тебе скажу. Нашёл, кого слушать!

– Но постойте, Инесса Ивановна, – смущаясь, всё-таки упорно возразил участковый, – регистрация, тем не менее, нужна… даже если это ваш внук.

– Ой, отстань со своими глупостями! – отмахнулась старуха. – Мало я тебя в детстве за уши таскала? Вот матери твоей расскажу, что ты к порядочным людям пристаёшь. У мальчика жар, ему постельный режим полагается, а ты его на холоде держишь!

Упоминание о матери отрезвило «Володеньку».

– А я что? Я же просто предупредить… по-дружески, – забормотал он виновато, переминаясь с ноги на ногу. – Вы уж как-то озаботьтесь этим вопросом, Инесса Ивановна, чтобы потом не было неприятностей. Я-то что, я вас всю жизнь знаю. А если вашего внука где-то в городе остановят? Сразу в отделение… Выздоравливайте, – неловко добавил он, возвращая Андрею паспорт.

– Спасибо, – ответил тот, ошеломлённый такой стремительной сменой курса.

…Дома старуха долго отпаивала его чаем с малиновым вареньем, одновременно возмущаясь дурацкими законами и ругая на чём свет стоит правительство и мэра Москвы.

– Сделаем мы тебе эту регистрацию, – наконец заверила она Андрея. – Не хочу, чтобы к тебе цеплялись на улице. И вообще, – воинственно заявила Бестужева, – отпишу тебе квартиру в завещании, чтобы она этим не досталась!

Андрей поперхнулся чаем, обжёг себе гортань и закашлялся.

– Инесса Ивановна, вы сумасшедшая? – утирая слёзы, прохрипел он. – Не надо, пожалуйста, ничего мне завещать и отписывать. Во-первых, они вам этого не простят…

– Кто они такие, чтобы я ждала от них прощения? – спокойно возразила она. – Ты за несколько месяцев сделал для меня больше, чем они за всю жизнь. Они ведь даже ради квартиры не хотят постараться, как-то позаботиться обо мне… просто ждут, когда я наконец-то подохну.

– Всё равно, – серьёзно запротестовал Андрей, – я не готов принимать от вас такие подарки… и не хочу, чтобы меня проклинали и ненавидели совершенно незнакомые люди.

– А не начхать ли на мнение незнакомых людей, голубчик? – резонно возразила Инесса Ивановна, и он не нашёлся, что ответить.

***

Новый тысяча девятьсот девяносто девятый год они встретили вдвоём.

Сначала вместе, в четыре руки, резали салаты, запекали куричные окорочка в духовке и взбивали крем для торта. Затем дружно сервировали стол, хотя руки у старухи были уже не такими ловкими и сильными, поэтому фамильный фарфор и советский хрусталь она доверила Андрею, а сама к нему предусмотрительно не подступалась.

У них была даже ёлка, которую Андрей приволок с базара – немного кособокая, но всё же настоящая, живая, одуряюще пахнущая хвоей и смолой, наряженная старинными разномастными игрушками.

Они ели и смотрели голубой огонёк по телевизору. Оценивая выступающих и уровень их номеров, Андрей невольно злился: одни старпёры! Кому это интересно, вообще? На телевидении и эстраде давно уже нужна свежая кровь, молодые лица, а не это вот всё…

Старухе много звонили: какие-то бесконечные приятели и приятельницы, бывшие коллеги – видимо, такие же древние, как она сама. Из родственников не позвонил никто. Очевидно, не посчитал нужным.

Едва на экране возникло изображение курантов и раздался знакомый мелодичный перезвон, Андрей быстро разлил по фужерам шампанское.

– Крепкого вам здоровья, Инесса Ивановна! – от всей души пожелал он. – Живите до ста лет… и даже дольше.

– А я желаю тебе любви, Андрюшенька, – улыбнулась она. – Такой, чтобы аж сердце заходилось и дух захватывало. Без любви человек мёртв!

Андрей в свои неполные девятнадцать ещё никогда не влюблялся по-настоящему – вот именно так, чтобы заходилось сердце и захватывало дух. Да, нравились, конечно, какие-то девочки в школе, во дворе… но дальше поцелуев у подъезда дело не заходило. Наверное, не слишком-то и хотелось. Сам себе Андрей пожелал в новом году, чтобы на него обратил внимание какой-нибудь продюсер.

Он ещё не знал, что это его желание исполнится совсем не скоро. Зато – кто бы мог подумать! – пожелание старухи сбудется уже через несколько дней.

Андрей встретил Нику и безумно влюбился.

Глава 8. Не разговаривайте с незнакомками на Патриках

Нулевые

Шёл уже третий год его жизни в Москве. Нет, Андрей по-прежнему не был звездой, ни один продюсер до сих пор не заинтересовался его творчеством, но признавать то, что у него не получилось, упорно не хотелось. И уж тем более не хотелось возвращаться на малую родину.

Он уговаривал себя, что всё у него ещё будет, и продолжал мечтать. Не сразу всё устроилось, Москва не сразу строилась…7 Оказалось, что нет ничего более постоянного, чем временное: Андрей всё ещё жил у Инессы Ивановны и работал курьером, а по вечерам продолжал ходить на Патрики – что называется, на людей посмотреть и себя показать.

Нет, конечно, кое-чего за эти годы он всё-таки добился. К примеру, обзавёлся кучей приятелей и знакомых – таких же творческих на всю голову парней и девчонок, как он сам, несостоявшихся певцов, актёров и танцовщиков, как правило, проваливших вступительные экзамены в столичные творческие вузы.

Они бегали по кастингам и утешали друг друга при неудачах. Так, например, Андрея очень подкосило, когда он не прошёл отбор в мюзикл «Метро», который затем прогремел на всю страну – если бы не поддержка товарищей по несчастью, он впал бы в самую настоящую депрессию. А ещё они заблаговременно узнавали о съёмках всевозможных музыкальных телешоу и дружно записывались в массовку. Во-первых, это была неплохая возможность подзаработать деньжат, а во-вторых, там можно было встретить кого-нибудь из авторитетов шоу-бизнеса, которых частенько приглашали на съёмки.

Время от времени Андрею удавалось пробиться к звёздным гостям после эфира и пообщаться. Ну, «пообщаться» – это громко сказано, скорее, просто перекинуться парой фраз. Кому-то Андрей даже впихнул под шумок свои кассеты, но, честно говоря, он видел, что интереса в глазах собеседников – ноль, все эти небожители забывали о «молодом даровании» в ту же секунду, как он пропадал из поля зрения, а кассеты, вероятно, выбрасывали в ближайшую урну. Но Андрей всё равно продолжал надеяться и в следующий раз обязательно подсовывал свои записи кому-нибудь ещё.

В личной жизни всё тоже оставалось без изменений: он по-прежнему был отчаянно влюблён в Нику. Влюблён вот уже два года до невыносимой сердечной боли, почти до ненависти, до зубовного скрежета… он и сам уже не понимал, любовь это или обоюдное мучение.

Они то расставались, то сходились бесчисленное множество раз. Андрей мог не звонить неделями, убеждая себя в том, что избавился от этого дикого наваждения, а потом внезапно срывался с места, мчался на Ленинградский вокзал, покупал билет до Питера – и на следующее утро был уже у неё, бормоча сумбурные, но пылкие и искренние слова любви.

Он ревновал её как бешеный. Звонил среди ночи, обезумев от подозрений, и допытывался:

– С кем ты сейчас? Ты не одна? А почему так тихо говоришь?

– Идиот, – шипела Ника со злостью, – у меня родители спят! Два часа ночи!

– Давай, я к тебе приеду? Возьму билет на ближайший поезд и приеду!

– Не приезжай, пожалуйста, Андрей. Я так устала! – вздыхала она. – Ну правда, оставь меня в покое. Я хочу отдохнуть от тебя… и от нас.

– У тебя кто-то есть, раз ты не хочешь! – тут же заводился он. – Кто он? Я ведь всё равно узнаю. И всё равно приеду!

– А я тебе всё равно не открою.

– Тогда я выломаю дверь, – не сдавался он.

– Соседи вызовут милицию.

– Да в жопу эту милицию! – взрывался Андрей. – Ника, ты меня любишь? Скажи, хоть чуточку любишь? Ну хоть самую капельку? – лихорадочно шептал он в трубку.

– Гос-споди, – обречённо стонала она, – как же меня всё это достало…

***

Это был период очередного разрыва с Никой.

Пока что Андрей ещё храбрился и бодрился, убеждая себя в том, что ему без неё прекрасно – гораздо лучше, чем с ней. Он изо всех сил придумывал несуществующие дела и назначал ненужные встречи, загружая себя по полной программе. И всё-таки из глубины души, как муть со дна озера, поднималось предчувствие: надолго его не хватит. Скоро его опять начнёт ломать без Ники, без возможности вдыхать запах её длинных каштановых волос, вглядываться вблизи в её светло-серые глаза, целовать её улыбку, ощущать жар её податливого гибкого тела…

В тот памятный день он привычно отправился побродить по Патрикам, чтобы развеяться и отвлечься, и встретил там знакомых уличных музыкантов. Так себе, любительская группа, исполняющая каверы русских рокеров. Парни выглядели расстроенными: солист подвёл, позвонил и сказал, что опоздает как минимум на час.

– Андрюх, ты же тоже поёшь, – вдруг вспомнил ударник. – Поддержи нас, будь другом! Нам хотя бы час продержаться, а там и Кирюха подъедет…

– Я не могу вот так, без репетиций, – растерялся Андрей.

– Да чего там репетировать! Что ты, Цоя никогда не слышал? Или Бутусова? Да и кто тут что понимает, даже если налажаешь – никто не обратит внимания. А всё, что заработаем за этот час – честно поделим на всех!

– Ну ладно, – поколебавшись, кивнул Андрей. – Тогда песни я сам выбираю, хорошо? Давайте сначала «Кукушку»…

Как бы он ни отнекивался, а выступать на публике ему нравилось, и он соскучился по этому чувству. И пусть публика здесь была самая непритязательная, а концертная площадка – далеко не «Олимпийский», но всё-таки он жил по-настоящему только тогда, когда брал в руки микрофон и начинал петь.

Волнения от публичных выступлений давно уже не было. В родном Жигулёвске Андрей участвовал во всех школьных и городских конкурсах, а также пару раз выезжал на областные, так что со страхом сцены справлялся на ура, превратив его поначалу просто в приятное волнение, а затем и в чистое удовольствие.

Вот и сейчас он пел, забыв обо всём, не думая, какое впечатление производит на обступивших его прохожих. Ему просто было кайфово! Зрители хлопали, кидали деньги в кофр от гитары, но всё это проходило для него фоном, он был полностью поглощён музыкой.

Тем неожиданнее было услышать после исполнения очередной песни заинтересованный женский голос:

– Неплохо, неплохо… а что-нибудь посерьёзнее спеть сможешь?

Андрей повернулся на звук и увидел стройную загорелую блондинку лет тридцати.

– Посерьёзнее – это Паваротти? – хмыкнул он.

– Ну, это уж слишком, – краешки её пухлых губ дрогнули в едва заметной улыбке. – Давай хотя бы… Магомаева.

Андрей едва не подавился смешком.

– Шутите?!

– Ничуть. «Лучший город земли» – знаешь такую песню?

– Ну, допустим, знаю, – осторожно отозвался Андрей, всё ещё не понимая, прикалывается она над ним или говорит серьёзно.

– Споёшь для меня? – блондинка улыбнулась.

– Для вас?! Да я вас первый раз в жизни вижу, – резонно напомнил он.

– А ты следуешь совету никогда не разговаривать с незнакомцами на Патриарших?8 Или просто стесняешься?

Она вновь улыбнулась – так зазывно, откровенно и многообещающе, что у Андрея в один момент стало тесно в трусах.

– Стесняюсь? Ещё чего, – глухо отозвался он.

– Тогда, может, всё-таки споёшь? – блондинка была удивительно настойчива.

– Да запросто! – задиристо ответил Андрей; им внезапно овладел какой-то лихой азарт.

Он обернулся на пацанов:

– Ребят, сможете это сыграть?

– Обижаешь, – хмыкнул гитарист Валерка. – Мы же в ресторанах часто выступаем, а там чего только не заказывают!

– Ну тогда, – Андрей изобразил шутливый полупоклон в сторону блондинки, – давайте порадуем даму!

– Порадуйте, – благосклонно кивнула та, усмехнувшись. – Уж постарайтесь.

Глава 9. Лана Пятанова

Магомаев был одним из любимых певцов Инессы Ивановны, наряду с Лещенко и Кобзоном. Она постоянно крутила их пластинки на старом, дышащем на ладан проигрывателе, так что в этом плане Андрею повезло: даже не пришлось освежать в памяти текст песни, он и так был на слуху.

С вызовом взглянув на блондинку и действительно ни капли ни смущаясь, он переждал вступление и бодро запел:

– Ты никогда не бывал

В нашем городе светлом,

Над вечерней рекой

Не мечтал до зари,

С друзьями ты не бродил

По широким проспектам, —

Значит, ты не видал

Лучший город земли…

Несмотря на то, что этой песне было уже миллион лет, она не утратила своей актуальности – в том числе и для самого Андрея. Он любил Москву без памяти, обожал её, хотя она пока что-то не спешила отвечать ему взаимностью.

– Песня плывёт, сердце поёт…

Эти слова о тебе, Москва-а-а!

Многие зрители, не удержавшись, кинулись танцевать, моментально разбившись на парочки и закружив друг друга в немыслимых па. Голос Андрея и в самом деле плыл над Патриаршими прудами, привлекая внимание прохожих, и вот уже возле уличных музыкантов образовалась внушительная толпа.

– Ты к нам в Москву приезжай

И пройди по Арбату,

Окунись на Тверском

В шум зелёных аллей,

Хотя бы раз посмотри,

Как танцуют девчата

На ладонях больших

Голубых площадей…

Казалось, все Патрики кружило в вихре танца, даже Андрей эффектно пританцовывал в такт, не в силах противостоять незатейливой, но такой зажигательной мелодии. Когда он закончил петь и опустил микрофон, публика восторженно взвыла и зааплодировала, словно на концерте самой настоящей звезды.

Пытаясь отдышаться, Андрей послал в толпу воздушный поцелуй, а затем отыскал взглядом блондинку и вновь отвесил ей шутливый поклон. Дождавшись, когда шум немного стихнет, она сделала несколько шагов вперёд и оказалась перед Андреем почти вплотную – так близко, что он смог уловить аромат её парфюма, тонкого, изысканного и явно дорогого.

– Ну как? – спросил он первым, не выдержав этой дуэли взглядов.

Она сдержанно кивнула:

– Годится.

– Годится на что?

Блондинка улыбнулась и покачала головой.

– Я тебе обязательно скажу… но не здесь.

– В каком смысле? – нахмурился Андрей.

Она кинула взгляд на свои изящные наручные часы.

– Пообедаешь со мной? Время как раз подходящее. Как насчёт «Яра», любишь традиционную русскую кухню? Там и поговорим.

Андрей растерялся. Про этот роскошный ресторан – старейший в Москве! – он, конечно же, слышал. По блондинке было видно, что она при деньгах, но… ему самому в том пафосном заведении вряд ли хватило бы даже на салат.

Словно прочитав его мысли, незнакомка снисходительно махнула рукой:

– Я приглашаю – значит, сама и плачу, не переживай. Ну так что, пойдём? У меня здесь машина рядом.

Андрей невольно покраснел.

– Разбежался, ага. Я вас, вообще-то, первый раз вижу, – произнёс он, маскируя за показной дерзостью всю унизительность своего положения. – С какой радости я должен куда-то с вами ехать и вообще – почему должен вам верить?

Блондинка придвинулась ещё ближе, и он почувствовал, как она (невольно или намеренно) коснулась его своей высокой грудью, словно дразня. Он с трудом удержался от порыва отодвинуться, чтобы не выдать растерянность и смятение.

– Может быть, потому, – мурлыкнула она, – что терять тебе абсолютно нечего? Ну, разве что… кроме девственности, – и она насмешливо улыбнулась, откровенно его провоцируя.

Андрей покраснел ещё больше от такой прямолинейности. На секунду мелькнула мысль о Нике: как бы она отреагировала на то, что его среди бела дня внаглую клеит какая-то тётка? Ревновала бы – или ей всё равно? Почувствовав привычный привкус горечи, который всегда возникал в последнее время, когда он думал о Нике, Андрей вдруг разозлился. Вот возьмёт и поедет сейчас с этой сексапильной блондиночкой в крутой ресторан… В конце концов, чем ему это грозит? Даже если она тупо ищет себе мальчика для постельных утех, он всегда может отказаться. Не станет же она его похищать и насиловать? Да и зачем, в таком случае, она попросила его спеть?

– Терять мне и правда нечего, – с подтекстом подтвердил он. – Поехали.

***

Ресторан сразу же придавил его своей роскошью, даже, скорее, вычурностью. Слишком дорого, слишком богато, слишком кричаще: много шика и блеска, много золотого и красного – Андрею показалось, что он пришёл в Большой театр, а не в заведение общепита. Хотя… какой уж там общепит – это был рай для избранных. И Андрей не был уверен, что хочет в этот рай.

– Мы ведь с тобой так и не познакомились, – наконец вспомнила блондинка, пока они шли через шикарный зал к своему столику. Она даже зачем-то взяла его под руку.

– Андрей Вишневский, – буркнул он, чувствуя себя неловким, неуклюжим, скованным, и мечтая поскорее высвободить руку.

– Лана Пятанова, – в тон откликнулась она.