Вера и мышонок приоткрывают завесу

– Надеюсь, что на звездолёте «Амазонка» так не разговаривают, – ответила Марисоль. – Я всё ещё надеюсь, что он мне приснится. И животные на планете, само собой.

Глава 16

С мадам Авророй договорились на субботу. Во второй половине дня она забрала трёх девушек из особняка сеньоры Мендес и повезла к себе. Старый «Фольксваген-Гольф» частенько дребезжал, позвякивал, скрипел и чихал, но разваливаться не спешил.

Мадам впустила девушек в прихожую, в которую тут же вбежал большой чёрный кот изрядной пушистости. Эль-Гато застыл, увидев чужих. Поначалу он лишь сверлил незнакомок жёлтыми глазами, а после начал урчать очень раздражённо, если не сказать злобно. Он не шипел, не изгибал спину, но клокотал всё сильнее, видимо, возмущённый вторжением на его земли.

«Проходите, девочки. Не бойтесь его, он не укусит» – заверила их мадам.

Те попытались обойти кота, но он преградил им дорогу, угрожающе взвизгнув. Тогда они попробовали обойти с другой стороны – и там Эль-Гато не пропускал.

«Ну, довольно, – решительно сказала мадам Аврора, и подняв, непонимающе мяукнувшего кота, унесла его в дальнюю комнату. – Он совсем не видит людей, кроме меня. Наверное, потому и дичится. Я удивлена его поведением! – постаралась оправдать неучтивость своего питомца мадам. – Ну а сейчас мы выпьем чаю с особым печеньем, которое я купила специально для вас. Оно весьма калорийное, и сама я такое не ем… не ела уже давно, но вам должно понравиться. Это печенье прибыло с моей родины – оно называется „Ягодно-кремовая благодать”. А уж после мы посмотрим, как переместить магнитофон в машину».

Печенье оценили по достоинству, но оно, скорее, всё же было пирожным, нежели печеньем. Насыщенное сверх меры сливочно-ягодными ингредиентами, такое печенье вполне могло бы послужить достойным обедом для сластёны.

Несколько осоловевшие гостьи, прошли в комнату, где увидели огромный аппарат. Это был катушечный магнитофон с ламповым усилительным трактом и двумя стоящими рядом колонками. Микрофон тоже имелся.

Мадам произнесла: «Мы запишем аудиокнигу на катушку с помощью вот этого аппарата, а с него на кассетный магнитофон. Также мы сделаем цифровые копии. Я думаю, что проигрывать книгу вполне можно и с кассет, а запись на катушке будет хранится как оригинал и на всякий случай. Мы поставим запись на минимальную скорость в девять целых пятьдесят три сотых сантиметра в секунду – её достаточно для звучания голоса в хорошем качестве, и тогда двух сторон этой катушки нам хватит более чем на три часа. По моим прикидкам прочтение книги про себя занимает минут 155—160. Предполагаю, что аудиокнига получится длиннее минут на десять-двадцать, и это значит, что на одной стороне запись не уместится – будем писать на две, но одной катушки должно быть достаточно. Кассеты у меня на девяносто минут – получается нужны две кассеты для книги. Кассеты придётся переворачивать».

Катушечный магнитофон, и вправду, оказался очень тяжёлым. Имей девушки желание получить сведения о его технических характеристиках, то они увидели бы значение веса магнитофона в 47 килограммов не считая колонок – каждая из них ещё по 12 килограммов.

Кое-как, кряхтя и останавливаясь, чтобы отдохнуть да поудобнее взяться, они доставили ношу к багажнику, а после вернулись за колонками. В особняке госпожи им пришлось снова долго и с усилиями поднимать магнитофон наверх. Мадам же Аврора несла в одной руке относительно небольшой кассетный магнитофон – не такой большой по сравнению с катушечным, но тоже весьма тяжёлый, а в другой руке несла сумку с кассетами и катушками. Наверху всё оставили до завтра.

Собравшись на заседание, стали думать, как лучше приступить к записи.

– Мне кажется – раз уж нас много, то стоит этим воспользоваться и записать книгу несколькими голосами, – предложила сеньора Мендес.

– Для начала не мешает потренироваться, – заметила одна из подруг госпожи, – чтобы не мычать и не запинаться. А то знаете ли – без растяжки вертикальный шпагат не выполнить.

«О чём это она?» – подумала Вера.

«Она занималась гимнастикой?» – удивилась про себя Марисоль.

– Тогда распределим роли, – сказала мадам. – У кого-нибудь есть предложения или пожелания?

– Розе подойдёт роль мамы Уфи и мамы Тишь, – заметила другая подруга госпожи.

Все согласились, что очень подойдёт. Роли двух друзей по имени Руфи и Пышь достались Вере и Марисоли соответственно, а мадам Авроре, как обладательнице низкого меццо-сопрано, было предложено озвучить большую часть персонажей мужского пола.

– А как же Лаура? – воскликнула мадам Аврора. – Мы слишком увлеклись, думая о своих ролях, забыв о нашей покровительнице.

После таких слов на лицах присутствующих появились признаки раскаяния.

– Не стоит переживать по пустякам, – сказала госпожа, – ведь нам, главное, исполнить задуманное как можно лучше, а прочее не важно. К тому же вы забыли о голосе автора – его я могу взять на себя, хоть автор и мужчина… по крайней мере, мы так решили. Не знаю, верно ли это, но мне кажется, что да.

– И правда, голос автора тебе подойдёт, Лаура, – согласилась мадам Аврора. – Ты способна говорить не предаваясь эмоциям и сосредоточенно. Да, тебе подойдёт.

Ко всеобщему удовольствию роли были распределены – их получили даже подруги госпожи: они смогут изобразить эпизодических персонажей, а также звуки природы. Завтра мадам Аврора найдёт место, где для каждой участницы сделают копию текста с той копии, которую сняла мадам у себя дома с книги. Та нагрузка стала последней для сканера-принтера, после чего он отправился в кладовую.

– Мы соберёмся на внеочередное собрание – и не на одно, если станет нужно, чтобы наметить для каждой её реплики в тексте. А далее позанимаемся. Когда же будем готовы – встретимся для записи, – закончила госпожа.

Глава 17

Следующую неделю все занимались назначенной частью текста, стараясь подобрать наилучший тон для своих персонажей, а мадам Аврора нашла время для окончательной проверки древней техники.

Пробная запись состоялась на следующем собрании и прошла плохо. Голоса некоторых чтиц звучали слишком тихо, а Марисоль, например, декламировала так, что в ушах закладывало от звона. И это несмотря на то, что все расселись за принесённым для этого случая круглым столом на равном расстоянии от его центра, где был установлен сам микрофон. Также оказались слышны шорохи листов бумаги, с которых зачитывался текст.

– Неужели нам придётся отказаться от многоголосой записи? – огорчённо спросила госпожа.

– Сеньора Мендес, – откликнулась Марисоль, – ведь у нас с Верой есть знакомый телевизионщик. Мы можем попросить у него совета.

– Что ж, спросите, – одобрила сеньора Мендес.

После телефонного разговора с Леонардо в понедельник, решили так: он попросит одного из звукооператоров посетить особняк с тем, чтобы оценить обстановку и подсказать, как быть дальше.

Эмилио прибыл в тот же день под вечер. Госпожа вместе с Верой показала ему «студию» звукозаписи, рассказав, какую запись они хотят получить.

«Гм-м, сеньоры, магнитофон у вас раритетный – даже доисторический, если говорить прямо, но нормальную запись обеспечить должен, только плёнку надо бы получше. Однако микрофон ваш совершенно не годится. Нужен с охватом в 360 градусов, раз уж вы пишите с одного, а этот направленный. Далее: не читайте текст с бумаги – так вы избежите посторонних шорохов, и пусть ваши тексты будут в телефонах или планшетах с выставленным в приложении тем типом прокрутки, который для вас наиболее удобен – это, чтобы не сбиваться. И все должны сидеть тихо во время записи. Ни в коем случае нельзя кашлять. Если нужно прокашляться, то лучше поставить запись на паузу или перезаписать фрагмент, если он уже испорчен. Кашель резко увеличивает уровень входного сигнала и потому он станет раздражающее звучащим во время прослушивания. Как я понял, вы хотите получить именно аналоговую запись без цифровой обработки, поэтому никаких современных инструментов для улучшения записи я не предлагаю. А в остальном… шум с улицы не доносится, акустика помещения, судя по внешнему виду, подходящая. Что до последующей оцифровки, то я могу предоставить вам всё необходимое. Вы способны справиться сами, используя компьютер? Или пригласите меня – так даже лучше».

Утром Эмилио привёз микрофон и плёнку, после чего произвёл тестовую запись.

«Сейчас звучит нормально. Для аудиокниги, более чем достойно. Но вы уж постарайтесь говорить с одинаковой громкостью и не наклоняйтесь к микрофону. Когда у вас будет всё готово, то просто позовите меня и я вам сделаю цифровые копии. Уже собравшемуся уходить Эмилио, госпожа предложила вознаграждение, от которого он наотрез отказался, поскольку об одолжении для друзей его попросил Леонардо. А вот чего не сказал Эмилио, так это того, что он давно восхищается сеньорой Мендес, и уж скорее сам бы заплатил кому-нибудь за возможность познакомиться с ней, нежели принял деньги. Эмилио попросили заодно помочь перевести текст с бумаги в цифровую форму. Как говорится: «Раз уж мы на танцах, станцуем». Эмилио с радостью согласился, чтобы завтра приехать сюда лишний раз.

Члены клуба, а вернее, уже общества «El Futuro está Cerca», собрались на внеочередное собрание, не в силах более ждать.

Снова попробовали записать небольшой фрагмент и он получился. Итак, вооружившись средствами для чтения в электронном виде, чтицы заняли места за круглым столом и госпожа начала декламировать. По заранее обговорённым знакам запись прерывали несколько раз, чтобы дать время отдохнуть голосовым связкам и размяться. Приходилось и перезаписывать те места, в которых Марисоль, не удержавшись, начинала слишком звонко голосить. Закончили поздно, а потому мадам Авроре пришлось сначала подвезти Марисоль, прежде чем ехать домой. Завтра мадам снова вернётся в «студию», чтобы переписать книгу на кассеты и проконтролировать процесс оцифровки, которую выполнит Эмилио. Теперь-то уж, начиная со следующего собрания, можно быть совсем спокойными, находясь под косвенной защитой призывного маяка для автора книги, ведь предполагается, что он его услышит и поспешит на зов.

Глава 18

Настало время принять приглашение матери Ансельмо и посетить их дом. Вера с Марисолью, снова надев свои яркие наряды, проследовали на неприметную улочку, находящуюся неподалёку от Университетской площади.

Сеньора Вероника выглядела молодо благодаря копне густых каштановых волос и приятной улыбке. Поначалу она показалась девушкам недоступной, несмотря на улыбку, но первые же минуты знакомства прояснили её характер. Она была такой женщиной, которая считает делом чести непременно заполнять все моменты тишины своими комментариями, шутками, советами и расспросами. Говорила Вероника без умолку, впрочем, и выслушивала ответы не перебивая. В квартире подруги не могли не обратить внимания на рисунки и картины, развешанные повсюду, а где-то и стоявшие, будучи просто прислонёнными к стене, и написанные, в основном, акварелью.

– Это работы моих учениц и одного ученика. Ансельмо вам рассказывал, чем я занимаюсь? Боюсь, что мог и не рассказать, ведь из него слова не вытянешь!

– Он нам рассказал, сеньора Вероника, – успокоила её Вера.

– Должно быть, это очень интересно – преподавать живопись детям? – спросила Марисоль. – Что они чаще всего рисуют? Я вижу много собак и кошек… а там ленивец.

– Сюжеты самые разные, но у моих девочек больше встречаются природные ландшафты и животные, а мальчик рисует городские сценки и водоёмы. Это когда я не даю им задание написать что-то конкретное для развития техники, например яблоко. А вообще, да, с ними мне интересно.

Как только гостий усадили на диван, к Марисоли на колени запрыгнула белая кошка и тут же замурчала.

– Если Снежинка тебе мешает, ты скажи, Марисоль, и Ансельмо её запрёт в другой комнате, – предложила Вероника.

– Ничего, сеньора, я ведь работаю с животными. Мне привычно.

– А дома у вас имеются животные?

– У нас дома, у родителей, живут рыбки, – ответила Марисоль.

– А у меня есть мышонок, – сказала Вера, – то есть он крыса, но я его зову мышонком. Ещё у моего отца есть попугаи – их мы вместе с Марисолью искали.

Вскоре Вероника знала в подробностях о происхождении этих животных, а также об их нравах.

– Заболтала я вас, – нисколько не кривя душой, произнесла Вероника, – и чуть не забыла… там у меня в духовке… я сейчас вернусь.

Вскоре девушек пригласили за стол, главным блюдом на котором оказался бананово-творожный пирог. По окончании ужина Вероника спросила:

– Ну и как вам мой Ансельмо? Не слишком нелюдимый? А то я иногда опасаюсь, что он растёт молчуном.

– С молчунами тоже можно иметь дело, – весело ответила Марисоль.

– Она так говорит, потому что её словоохотливости хватит на троих, – заметил Ансельмо, – но расскажи им лучше, мама, о твоей находке, – о той девочке. О Люсии.

– Вот молодец, что напомнил! Ходит ко мне одна девочка – её, и вправду, зовут Люсия, – так она очень хорошо пишет портреты в классической манере, но с неподражаемым юмором. Люсия единственная из моих, кто хорошо пишет маслом. Показать вам портрет Ансельмо, который развеселил даже его?

– Покажите, сеньора Вероника, – попросила Вера. – Мы не знали, что у него есть собственный портрет.

Принёс портрет сам Ансельмо. Поскольку ранее было сказано о юморе, присутствующем в полотнах Люсии, то подруги приготовились увидеть нечто вроде карикатуры. Но нет. В богато обставленной, но уже обветшалой комнате, в полутьме возле камина сидел Ансельмо в кресле – самый обычный Ансельмо с книгой в руке. Скорее всего, он был лет на тридцать старше, нежели сейчас, а его видавшая виды домашняя одежда, вероятно, приобреталась им ещё в наши дни. И всё бы ничего, но при взгляде на портрет всякий раз становилось смешно. Пользуясь игрой света и тени, Люсия смогла придать физиономии Ансельмо поразительное сходство с мордой коалы – весьма самодовольной коалы, а присмотревшись, можно было прочитать и название книги, которую держал Ансельмо – «Блюда из эвкалипта» – любимого дерева сумчатых медведей, надо полагать. Это, очевидно, уже детский штрих, слишком прозрачно намекающий на коалообразие человека в кресле, но ведь Люсия и была ребёнком, хоть и достигшим замечательного для её возраста мастерства. Вообще, посторонний человек мог и не понять сразу, чем смешон этот портрет, он мог бы подумать так: «Какое-то несерьёзное у меня сегодня настроение. Этот… не первой свежести человек в кресле кажется мне похожим на коалу, которая только и ждёт удобного случая, чтобы укрыться в ветвях эвкалипта и насладиться его дарами. Хотя выглядит человек самодовольно, но это явно напускное. Ему, определённо, не слишком-то хотелось позировать, но раз уж пришлось, то он предпочёл изображать важность и самодовольство. Нет, нехорошо так думать, ведь девочка-художница очень старалась. Наверное, до этого она рисовала каких-нибудь животных, вот у неё по привычке… Нет, негоже смеяться над её работой».

А девочке того и надо. По словам Вероники, если бы не увлечённость Люсии живописью, которая дисциплинировала отчасти, то Люсия стала бы попросту озорницей, постоянно подшучивающей над окружающими и над Ансельмо в частности.

– Хм-м, Люсия увидела в тебе самодовольную начитанную коалу? – скорее утверждая, чем спрашивая, произнесла Марисоль, оценивающе рассматривая оригинал. – По мне ты больше похож на ленивца, но Люсия права – есть в тебе нечто от коалы, а уж я-то в коалах разбираюсь!

– Разумеется, есть, – согласилась Вероника. – Вы бы видели, как Ансельмо в детстве объедал ягоды с виноградной грозди.

– Вообще-то я здесь, мама, – заметил тот.

– Мы видим, Ансельмо, ведь мы не слепые, – откликнулась Вероника, искренне не понимая, что такого «позорного» или неуместного она сказала. – Ты не всегда был таким величественным, как сейчас, вот я и вспоминаю.

– Ну ладно, хватит уже, – повелительно произнёс Ансельмо, – мы здесь собрались не меня обсуждать.

– Ну разумеется, нет, Ансельмо! Мы бы не посмели! – подозрительно легко согласилась с ним мать.

Сеньора Вероника всё-таки знала, когда Ансельмо может начать закипать, а потому, сменив тему разговора, обратилась к девушкам с излюбленным вопросом взрослых: «Ну хорошо, поговорим о девочках. Мне интересно, каковы ваши планы на дальнейшую жизнь?…»

Глава 19

В тот вечер, когда Вера с Марисолью находились в гостях у мамы Ансельмо, сеньора Мендес отправилась в университетскую библиотеку, надеясь застать там Марко. Он был на месте.

– Сеньора Мендес! Рад вас видеть! Вам снова понадобились необычные книги?

– Нет, сеньор Гомес, на этот раз я пришла к вам с просьбой… или, может быть, за советом.

Напомнив Марко о своей картине мира, вернее, о той её части, что касается богатства и бедности, труда и безделья, сеньора Мендес сказала:

– Марко, так получилось, что я никогда в жизни не работала – ни одного дня. Я не представляю, каково это – постоянно работать. Теперь я хочу попробовать, но не знаю с чего начать. Я боюсь, мне не удастся справиться ни с чем, и потому единственное, что пришло мне в голову, это библиотека. У вас нет какой-нибудь работы? Зарплата мне не нужна.