Полная версия
Навязчивое чувство сожаления и вины, совершив своё подлое дело, победоносно возвращается к своему могущественному хозяину, неся с собой ещё одну жертву самообмана, и кладёт у ног повелителя. Хозяин не спеша съест её на завтрак, и сила его возрастёт за счёт ещё одной жизни. Конечно, можно было ещё немного помучить, ещё немного выжать из этой жертвы энергию, усилить стыд или чувство вины, но и так неплохо. Всё равно она вся его.
Он снисходительно улыбается своим верным помощникам – чувствам, делающим самую грязную работу, достаёт из своего драгоценного сундука новые платья для каждого и вновь отправляет их на бренную землю терзать и мучить людей. Стыд становится ещё более изощрённым и в новом платье будет виртуозно окутывать очередную жертву, притворяясь то совестью, то нравственностью, то принципом, доводя её до отчаяния, покрывая своей туманной разрушительной силой неустойчивое сознание, расшатывая волю, ослабляя контроль за своими эмоциями.
Где-то в другом, параллельном измерении эта же картина мгновенно проносится перед её воспаленным взором, она резко одёргивает руку с пистолетом от виска, с ненавистью бросает его в дальний угол.
– Ты кто? – в истерике кричит она на вальяжно развалившегося монстра, к ногам, которого подкатился пистолет.
– Ты не должна меня видеть, – рычит он, опасливо озираясь по сторонам.
– Это ты не даёшь спокойно жить? Это ты лезешь в мозг и каждые десять секунд напоминаешь об ошибках? Это ты рвёшь мне душу на части, заставляя чувствовать себя виноватой в том, что уже не вернуть? – вопросы сыпались чередой.
– Что в этом удивительного? Люди живут эмоциями и чувствами, им это нравится. Кроме того, я скажу тебе, деточка, для них это является одним из условий, чтобы чувствовать себя человеком. Они каждую секунду готовы разбрасывать свою драгоценную энергию в пустоту, переживая то по одному поводу, то по другому, а я всего лишь собираю крупицы того, что осталось, то, что никому не нужно.
– Ты провоцируешь на терзания, и эти терзания заволакивают сознание, закрывают солнце, уносят жизнь.
– Я не виноват, что люди слабые и ведутся на свои фантазии, накручивая то, чего никогда не было, – монстр обиженно отворачивается к стене и надувает губы.
– Ах, ты здесь ни при чём? Но ведь это твоя еда, и ты первый заинтересован в её получении.
– Я могу питаться и другим, но пойми, это самая вкусная и лёгкая добыча, увы.
Он пожимает плечами, в его руках появляется маленькая пилочка, и он с воодушевлением берётся пилить свой ноготь.
Она опускает плечи и разочарованно произносит:
– Что же делать?
Монстр пожимает плечами, сделав вид, что его это не касается, ведь каждый сам делает выбор жить именно так, но, немного подумав, отрывается от своего занятия:
– Ты хочешь получить от меня совет, как не давать мне свою энергию?
– Да, хочу, ведь я чуть не убила себя. Я думала, что я делаю все правильно, и это единственный выход из проблем, а потом я поняла, что это иллюзия. И ничего более. А возможно не давать тебе энергию?
– Наверное, нет, ведь для этого надо не эмоционировать, ну, во всяком случае, осознавать этот процесс, контролировать его.
Гость вновь сосредоточивается на своём ногте, исподлобья бросая на неё короткие взгляды.
– Как я могу контролировать чувства или эмоции, они проявляются помимо моей воли?
– Не знаю, это ты сама думай. Но именно они тянут энергию.
– Не быть человеком?
– Оставаясь при этом в человеческой форме, – монстр слащаво улыбается.
– Невозможно!
– Все так говорят. А тебе не кажется, что это просто оправдание собственной лени.
– Надо подумать, как этого достичь.
Монстр перестал пилить свой ноготь, испытывающе посмотрел на неё, ухмыльнулся и утвердительно кивнул головой.
– Ну-ну, подумай, подумай.
А потом исчез, растворился, как будто его здесь и не было.
Игра
На обочине разрушенной и исковерканной дороги, вдалеке от небольшого и тоже развороченного войной города, собрались несколько воинов для выполнения миссии. В нетерпеливом ожидании они переминаются с ноги на ногу – молодые и сильные, красивые и мужественные, обладающие бесконечными возможностями в бою. Вот и я такой же, как они.
Цель миссии проста: сопровождение роботов, оснащённых новейшей системой управления. Эти роботы настолько ценны, что заказчики готовы дать за них хорошую награду. Надо всего лишь привести их целыми и невредимыми в пункт назначения. Задача, надо сказать, не из простых и я с радостью даю согласие потому, что я люблю такие опасные вылазки, меня это заводит, да и жизней у меня предостаточно.
Я надеваю свой костюм. Он обеспечивает мне самую лучшую защиту, продлевает жизнь, лечит в бою. Таких ни у кого нет. Тонкий и прочный металл на плечах, на локтях, на коленях и еще на спине и на груди. Эти металлические вставки украшает оригинальная гравировка, которая стоила мне большого количества игровой валюты. Но мне не жаль денег, я богат и могу позволить себе многое. На руках и на ногах – плотная драконья кожа, она прекрасно смотрится. И ещё – перчатки – продолжение руки, намертво удерживающие мой магический огненный меч. Чтобы получить такой костюм, нужен опыт, накопленный в сотнях бессонных ночей и дней, в сотнях выигранных боев, поэтому восьмидесятый уровень – это для новичков, я давно уже сто шестидесятого, где и оружие полагается самое мощное и самое лучшее.
Смотрю на себя со стороны. Высокий и сильный красавец, твёрдый взгляд, а кулаки… Сжал-разжал, им вторят мышцы по всему телу. Татуировка дракона поднимается из-за спины и заканчивается на левой щеке языком огня. Боевой шрам на правой стороне лица подчеркивает харизматичность. Люблю себя. Пожалуй, пройдусь по городу, пока не началось сопровождение.
Здесь осень. Кругом стоят голые, понурые деревья, с обломленными ветками, земля под ногами чёрная и сырая. Небо затянуто тяжёлыми дождевыми тучами, и только ветер чувствует себя вольготно, но он еще больше подчёркивает мрачную осеннюю атмосферу. Сидя в удобном кресле по другую сторону экрана, кожей чувствую моросящий холодный дождь, и невольно всплывает мысль о тёплой толстовке. Но это лишнее. Я опять иду по разрушенному войной городу, и со всех сторон на меня смотрят чёрные глазницы разбитых окон, перекошенные крыши покинутых домов, кругом валяются обломки ржавых машин, а выдранные из асфальта электрические столбы угрожающе перекрывают дорогу. Я люблю эту апокалипсическую атмосферу, это моя стихия. Людей здесь почти не видно, но в восточной части города всё же есть какая-то жизнь.
Я приближаюсь к площади и вижу, как на меня смотрят горожане: кто со страхом, кто дерзко, а кто и с завистью. Мне это нравится. Я следую к рынку, прохожу мимо прилавков и натыкаюсь на местного жителя, он оборачивается, оглядывает меня с ног до головы и без лишних слов начинает слёзно просить помочь спасти его жену. Зачем мне это? Я знаю, что здесь нет эмоций и каждый сам за себя. Нельзя верить ничьим слезам и уговорам, надо понимать: выгодно помогать или нет. Смотрю на монитор – получу очки, да такие, что вряд ли кто откажется от подобного предложения. С такими очками могу даже сопровождение пропустить. Ладно, пойду.
Заходим с сопровождающим в подворотню – тихо. Проходим дальше, останавливаемся у ободранной двери. Неожиданно появляется охранник и без предупреждения наносит удар, но у меня наготове двуручный магический огненный меч и без особых усилий наношу один удар, второй, третий. Охранник падает, и мы свободно проходим внутрь помещения, где ярко горят лампы. Но это не лампы, это яркое солнце, согревающее землю. Я осматриваюсь, ставлю паузу, чтобы разглядеть красивый пейзаж. Он завораживает. Я вижу вдалеке огромные горы, покрытые растительностью, вокруг меня цветущие сады и голубые озёра. Это похоже на райское место.
– Ты купил хлеб и молоко сегодня? – а это мама, только что пришла с работы. Да, я забыл, она мне говорила.
– Нет.
Идём с человеком через зелёный хвойный лес. Столетние ели касаются меня своими пушистыми ветвями.
– Опять играешь. Послушай, Дима, ты в институт сегодня ходил?
– Нет.
– Нет? – она замирает и неподвижно смотрит на меня – Ты собираешься его заканчивать?
– Конечно, – главное – не отвлекаться.
За соседней елью уловил движение, надо проверить, что там. Вдруг неожиданно сзади кто-то нападает, но мой автомат наготове и я даю смертельную очередь на своего противника. Оглядываю его – это какое-то совершенно уродливое, толстокожее существо, похожее на дракона. Автоматная очередь не помогла. Он продолжает биться и наносит еще удар. Я зверею и включаю усиление. Моя скорость становится выше, удары в три раза сильнее. Я все же победил. Мне очки. Ооо… Неплохо, неплохо. Можно и поохотиться здесь немного.
– Дима, почему ты не ходил в институт? Я с тобой разговариваю – отвечай, – мама злится не на шутку. Сейчас, как обычно, возьмёт ремень из шкафа и начнёт махаться, но и уйти из игры я не могу.
– У нас сегодня выходной.
– Что ты мне врёшь, что ты врёшь? – мама схватила мою футболку и начала хлестать ею по спине.
Мне нельзя отвлекаться. Движение за елью тоже неслучайное. Там поджидает ещё один драконоподобный.
– Сейчас же прекрати играть! Дима, посмотри на себя! Как ты собираешься жить дальше? Кто тебя будет содержать, если ты живешь в каком-то своем нереальном мире? Ты похож на чучело. Маленькое, никчемное чучело!
– Не ори на меня, ты мне мешаешь, – зря я это сказал.
– Что? Ах, я тебе мешаю! Так может быть тебе начать жить самостоятельно? Обеспечивать себя, одеваться и кормиться за свой счет? Наконец, начать оплачивать своё обучение. Щенок! Неблагодарная свинья! Господи! За что мне такое наказание, в чем я провинилась перед тобой?
Мама со злостью бросила футболку на пол и в слезах убежала на кухню. Это она быстро – в слёзы-то. Чуть что и в слёзы. Обычное дело. Она вообще слабая и нервная. Я не видел её спокойной никогда, за всю свою жизнь. Говорят, что мы с ней очень похожи внешне. Одного роста и почти одного размера. Оба от ветра шатаемся. Ни силы у нас, ни мускул – кожа да кости. Мама всё о фигуре своей заботится, то кашу на воде приготовит, то мюсли кипятком зальёт и меня этим же кормит. Ненавижу мюсли, а к мясу мы и не привыкли. Я порой смотрю на свою маму и не понимаю её маниакального увлечения диетами. Она себя просто со свету сживает. Скоро станет такой маленькой, что вообще исчезнет. Мне кажется, она заигралась с этими диетами и потеряла связь с реальностью.
Так, надо подготовиться к атаке. Кстати где тот мужичок. Он за мной прячется, говорит, что надо бежать, пока целая стая драконоподобных не подошла, и мы побежали.
Слышу, как мама гремит посудой на кухне и не перестаёт ворчать. Что-то меня толкнуло ввязаться в её монолог, я не могу сейчас это объяснить. Потом доиграю. Сохраниться – правило номер один. Срываюсь с места и бегу на кухню.
– Ну что ты до меня докапываешься? Каждый день одно и то же. Оставь меня в покое, представь, что меня нет.
– Иди работай, иди учись, будь мужчиной в конце концов. Ты посмотри на Петьку из третьего подъезда, он и таксует, и учится и девки вокруг него так и вьются. Он живой. А ты всю жизнь намерен перед компьютером просидеть? Я о тебе же забочусь. – мама в сердцах схватила полотенце и опять начала хлестать меня.
– Не нужна мне твоя забота, мне никто не нужен. – кричал я, отмахиваясь от ударов.
Я пропустил этот удар, полотенце проехалось по моему лицу, и я завёлся, начал нервничать и чувствую, как медленно меня покрывает волна гнева. Это чувство своей вязкой энергетикой не спеша окутало меня и намертво сдавило. У меня потемнело в глазах, и я перестал контролировать себя. В этот момент, как будто в меня вселилось какое-то злобное омерзительное существо, а я сам оказался где-то на задворках сознания, и тихо в сторонке наблюдал за происходящим, не в силах пошевелиться.
В голове пронеслось: «доставай свой огненный меч, защищайся». Я почувствовал, как непослушная моей воле рука, потянулась за стаканом, и со злостью швырнула его на пол. В ватные руки попался заплесневелый кусок хлеба и вот он уже летит в стену. Меня трясет мелкой дрожью, я плохо соображаю, но тело, наоборот – в тонусе и само продолжает что-то бросать и крушить, и я не знаю, что меня может остановить. Кто-то в голове твёрдым и уверенным голосом подсказывает, что взять и как бросить и я это делаю. Холодно, расчётливо, отстранённо.
Мама замолкает и заискивающе начинает что-то говорить, но я не слышу, она медленно приближается ко мне и протягивает руку к моему лицу, чтобы усмирить моего внутреннего зверя, но он с силой отмахивается от её руки, и победившая мой разум свирепость уже не имеет границ. Мерзкое существо досадно не рассчитало и со всего размаху ударило мимо протянувшейся ко мне маминой руки, и нечаянно попало по голове. Мама улетела в угол кухни и замерла.
Я остановился, моё презрение и злоба всё ещё бурно фонтанировали, и я по-звериному оглядывал пространство жадными глазами, в поисках продолжения битвы, но никого не было. Кто-то вместо меня положил меч в ножны, облегчённо выдохнул, подсчитал очки и мгновенно куда-то подло сгинул, а мне осталось робко выйти из угла и принять результат этой битвы. Я огляделся. Мне придётся иметь дело с тем, что натворило то существо. В кухне повисла тишина, и только ветви деревьев тихо и ритмично стучались в стекло, подталкиваемые ветром.
Мама маленькая, как ребёнок и бледная, как смерть тихо лежала на полу. Я медленно и несмело подошел к ней. Что с ней? Она умерла? Я убил её? Как же я теперь буду жить? В панике я мучительно вспоминал, что надо делать в таких случаях и, не успев вспомнить, увидел, как венка на её шее слабо пульсирует. Слава богу, мама, ты жива. Чувство радости было таким искренним, что я даже засмеялся, но опомнился и побежал за телефоном в свою комнату.
Скорая приехала быстро. С мигалками и сиреной маму увезли в реанимацию. Весь вечер и следующий день чувство досады не давало мне покоя. Непривычно щемило в груди, и я даже не могу сказать – что это такое и как называется это состояние. Впервые я не мог сосредоточиться на игре и погрузиться в свою стихию. Оказывается, мне уже нужен этот рабочий фон, когда мама где-то в дальней комнате, не переставая, ворчит на жизнь и ругает меня. Она стала неизбежным условием игры, и надо просто принять это условие, не пытаться с ним воевать. К тому же, мне необходимо, чтобы кто-то хоть иногда разговаривал со мной.
Я пришёл к ней в больницу вечером следующего дня. Маму перевели из реанимации в общую палату, в которой лежало еще пять человек. Я робко заглянул в открытую дверь. Её кровать стояла у самой двери. Мама лежала на белой простыне бледная, худая, с перевязанной головой. Глаза её были закрыты и я осторожно, стараясь никого не беспокоить, подошёл к ней. От моего появления в палате воцарилась тишина, и все напряжённо стали наблюдать за мной. Я не знаю, сколько времени я простоял рядом с мамой. Из глаз моих катились горячие слёзы отчаяния и обиды. Мне было невыносимо жаль маму. Мою маму. Спазмы в горле не давали дышать, я не смог сдержаться и начал громко всхлипывать, а слёзы капали на белую простынь. Я был в отчаянии от бессилия, от невозможности повернуть время вспять и всё исправить. Мама услышала мое всхлипывание и приоткрыла глаза. Я упал на колени перед кроватью и уткнулся в её маленькое худенькое тело.
– Прости меня, мой сын, – тихо прошептала она, – я чуть не сломала тебе жизнь, – по её щекам тоже текли слёзы.
– Но ведь это я чуть не убил тебя.
– Я позволила этому случиться своим поведением, своим неправильным отношением к тебе. Я плохая мать.
– Что же мне делать, мама?
– Мы что-нибудь придумаем, не переживай.
В этот момент окно с грохотом открылось, и в палату ворвался свежий весенний, тёплый ветер. Тонкие занавески поднялись к потолку, со стола слетели старые газеты, с прикроватных тумбочек вспорхнули белыми голубями салфетки и медленно покачиваясь, легли на пол. Ветер развеял по больничному коридору напряжённую, звенящую тишину, стоящую в палате и все зашевелились. Кто-то побежал закрывать дверь, кто-то окно, люди начали переговариваться между собой, удивляться необычному порыву ветра. И я понял – всё изменилось для меня: мама, я, этот город, моя жизнь.
Я ходил в больницу каждый день после занятий. Мама почти не разговаривала, она тихо плакала, а я рассказывал, как у меня прошёл день. Через месяц её выписали. Когда пришёл полицейский, мама отказалась писать на меня заявление. Однажды она мне сказала:
– Дима, я много думала и решила, что нам надо разъехаться с тобой. Тебе придётся самому устраивать свою жизнь.
Мама обменяла нашу большую квартиру на две маленькие и ушла.
Я выживаю каждый день, каждое мгновение в этом безумном и сложном мире. Я устроился на подработку в ближайший магазин грузчиком, ещё меня взяли по совместительству в небольшую фирму чинить компьютеры и сейчас я очень редко открываю мою, когда-то любимую, игру. Работаю я в основном по вечерам и ночам, а днем хожу в институт. С мамой мы почти не видимся, а когда она мне позвонит – нам не о чем говорить и между нами всегда звенит напряженная тишина. Сейчас я вынужден сам решать все свои бытовые вопросы и мне это нелегко. Но я справлюсь, я привыкну. Я это знаю.
Осень жизни
Серая осень стучалась в окно мягким дождевым шорохом. Внезапные порывы ветра то усиливали, то ослабляли этот гипнотический осенний шелест, закрыв небо густыми темными тучами, и сумерки стали вечностью. Виктор грустно смотрел, как с деревьев, растущих перед окном его спальни, слетают последние листочки, а вместе с ними растворяются его последние туманные воспоминания, оставляя голую и неприглядную суть его человеческой души.
Вот уже неделю он лежал в своей постели и чувствовал, как смерть медленно и настойчиво подступает к нему. А началось с того, что он в обычный послеобеденный перерыв просто прилёг отдохнуть, но после сна понял, что не восстановился, и ему не захотелось вставать. Благо, что он может себе позволить не ходить на работу: ведь он был хозяином своего предприятия. Так и пролежал весь день, а потом ещё день и ещё. А на четвёртый ему почему-то было трудно подняться, повернуть голову, ответить на вопросы родственников, у него пропал аппетит, и не хотелось думать. Силы уходили из него, и он, не шевелясь, лежал с прикрытыми глазами, а тело просило только одного – покоя. Он устал. Виктору было семьдесят два года. Он прожил очень бурную жизнь, добился многого и стал весьма богатым человеком.
Но сейчас ему не хотелось вспоминать об этом, и не было сил сожалеть о чём бы то ни было. Наверное, это смерть впрыснула свое противожизние, чтобы не было так мучительно уходить, чтобы не хотелось сопротивляться. Одна мысль «надо что-то делать» периодически накатывала на него бодрящей волной и слегка будоражила его угасающее сознание. Виктор сразу начинал интенсивно думать, но сил хватало на несколько минут, и он снова засыпал. Мысли приходили всё реже, а тело уже начало привыкать к неподвижности и немощности, и он почувствовал, что перестал сопротивляться такому состоянию, перестал искать варианты выхода из него и практически смирился с неизбежностью.
Однажды, очередным серым утром, когда ветер унёс последний жёлтый лист с дерева, растущего перед окном, в голове Виктора яркой вспышкой пронеслась мысль: «Всё…». И тут он испытал в своей душе слабый, но всё же протест: «Нет, так просто я не сдамся». Туманный взгляд Виктора в поисках спасения скользил по стенам, тумбочкам, люстрам, искал спасительную соломинку, за которую можно зацепиться. Он увидел лежащую неподалеку записную книжку, где хранились контакты нужных ему людей. Мысленно он стал перелистывать листочки один за другим, но не находил никого, кто бы мог ему помочь. Когда он дошёл до буквы «к», то в голове возник образ маленькой женщины – колдуньи, которая была в его жизни ещё во времена его молодости.
Виктор вспомнил, как когда-то давно, лет тридцать назад, помог ей. Колдунья зарабатывала себе на жизнь тем, что помогала людям: совершала заговоры, а иногда и ритуалы, варила настои. Окружающие относились к ней по-разному: кто-то уважал, а кто-то боялся, но были и те, кто ненавидел. Помнится, обидели люди крепко тогда колдунью, дом сожгли, саму чуть не убили, а Виктор защитил её. Увёз в самый глухой район города и купил ей дом, не попросил с неё ни копейки – просто подарил. Целительница поблагодарила и пообещала помочь, когда придёт время. Кажется, это время пришло, и пора обратиться к ней за помощью. Виктор прошептал своей сиделке адрес и сказал, чтобы срочно привезли к нему эту женщину.
Через час в дверь постучали, а потом тихо вошли. Да, это была та самая колдунья. Совсем не изменилась и даже не состарилась. Она бесшумно подошла к Виктору, положила руку на его ладонь и замерла, прислушавшись, как жизненная сила едва пульсирует в его теле.
– Я помню все добрые дела, которые ты сделал для меня, я верну тебе этот долг, – она облегченно вздохнула. – Я знаю только один способ, как продлить тебе жизнь. Помнишь, мы когда-то с тобой говорили об этом. Ты тогда не принял это всерьёз… Другого способа нет, поверь мне.
Гостья сделала паузу, потом тихо спросила:
– Ты согласен?
Виктор обречённо кивнул головой.
– Да, согласен.
– Тебе надо решить…, – она опять многозначительно замолчала.
– По-другому нельзя?
– Ты же знаешь, что нет.
Виктору вспомнился его правнук двадцати лет отроду. Молодой и сильный, красивый и умный. Жил, правда, беспутно, кутил, гулял, не ценил то богатство, которым владела семья. Все его осуждали, но он словно не замечал этого. Не работал, учился только под угрозой, но зато энергии у него было, хоть отбавляй. Однако распорядиться ею правильно, с пользой он не умел и не старался. И что его шальная
молодость по сравнению с мудростью Виктора, его опытом и теми нескончаемыми миллионами, которые он уже заработал и ещё заработает? Ведь именно на них живёт вся его многочисленная родня.
Он открыл глаза и решительно перевёл взгляд на фотографию своего правнука, стоящую на комоде напротив кровати. Виктор не хотел умирать, не хотел покидать этот мир. В этот момент ему показалось, что много радостей прошло мимо, что он не насытился жизнью до конца. Он вспомнил, что не позволял себе отдыхать полноценно, не умел развлекаться, даже не путешествовал, а только работал без устали двадцать четыре часа в сутки и не замечал, как время ускользает, оставляя в памяти лишь, какие-то обрывки прожитых лет. Он определённо заслуживает отсрочки и не может вот так взять и умереть. Только бы остановить смерть, не впускать её в свою жизнь.
Колдунья проследила за его взглядом, подошла к комоду, взяла фото, повертела его, на обратной стороне прочитала имя молодого человека.
– Я поняла.
И тихо вышла из комнаты, прихватив с собой фото и не беспокоя Виктора, Она прекрасно знала, что происходит в его душе, понимала, что нет слов для его утешения, но выбор сделан и её обязанность – исполнить поручение.
Это даже было не поручение, а затяжной долг, который камнем висел на ней многие годы. Не проходило и дня, чтобы она не вспомнила о нем. Как будто этот долг ржавым гвоздём приковал её к этому миру, зацепил за время, вновь и вновь возвращая в прошлое, не позволяя заглянуть вперёд. И пока она не вернёт то, что было ей подарено этим человеком аналогичной по энергетике услугой, не восстановит вселенское равновесие, ей не будет покоя. Таков закон магии. Практикующие должны быть свободными, прежде всего, от старых привязок, от долгов любой формы, чтобы в полную меру использовать колдовские возможности. Поэтому они стараются лишний раз не давать обещаний и не принимать подарки. Если это произошло, то выполняют обещания с особой скрупулезностью, а полученный подарок стараются восполнить своими услугами. Колдунья долго ждала, и вот, наконец, пришло время, и она была рада освободиться от этой зависимости.
Денис резко открыл глаза, соскочил с постели и бешено замахал руками, как будто кого-то отгоняя от себя. Потом, осознав, где находится, потряс головой и тихо присел на краешек кровати. Пот струйками катился по его лицу, а сердце бешено стучало в груди. Сон, слава богу, это сон. Но что это было? И страшный ночной эпизод постепенно восстановился в его памяти со всеми деталями, красками и переживаниями.
Он вспомнил, как во сне сидел перед камином и курил трубку. Приятно трещали поленья, разбрасывая маленькие искорки, тепло медленно заполняло комнату, а полумрак погружал в приятную негу. Аромат табака был терпким, он, проникая в складки одежды, в волосы, в поры тела, отпечатывался на его лице блаженной улыбкой, абсолютным счастьем, и не было конца этому наслаждению.