Офлайн

Офлайн

Кристин Эванс

© Кристин Эванс, 2025

ISBN 978-5-0068-0483-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

КРИСТИН ЭВАНС

ОФЛАЙН

Глава 1: Лебединая песня уведомления

Вечерний город за окном такси растекался жидким золотом и неоновым малиновым сиропом. Каждая капля дождя, скользившая по стеклу, пойманная светом фонарей, превращалась в сверкающий бриллиант – идеальный кадр, мысль о котором вызвала у Жанны почти физическую боль. Она сжала в кармане пальто свой телефон, холодный и безмолвный свидетель её бесчисленных поражений. Ещё один вечер. Ещё одна встреча. Ещё одна попытка встроить в свою жизнь чужого человека, словно пытаясь вставить неверный ключ в замерзший замок.

Она поймала своё отражение в тёмном стекле – тщательно уложенные волны каштановых волос, безупречный макияж, скрывающий следы бессонных ночей, элегантное чёрное платье, подчёркивающее её стройную фигуру. Образ успешной, уверенной в себе женщины тридцати с небольшим лет. Сплошная мишура. Под ней скрывалась усталость, которая въелась в кости, и тихая, но настойчивая тревога, похожая на фоновый шум в наушниках, который уже не замечаешь, но который неизбежно вызывает головную боль.

«Марк. Архитектор. Тридцать семь. Без вредных привычек, ищет серьёзные отношения», – мысленно прокрутила она его анкету, как заезженную пластинку. На бумаге – идеально. На фотографиях – улыбка ослепительная, почти слишком безупречная, чтобы быть правдой. Но Жанна уже научилась не доверять ни бумаге, ни пикселям. Она доверяла только тому, что чувствовала в первые пять минут реальной встречи. А пока – лишь тягостное ожидание и желание уже оказаться дома, в мягких пижамных штанах, с чашкой чая и старым фильмом.

Такси плавно остановилось у подножия одного из тех ресторанов, чьи названия говорят сами за себя – «Эфемера», «Мираж», «Взгляд Софи». Места, созданные для красивой жизни, но лишённые её вкуса и запаха. Места для свиданий из приложений.

Марк уже ждал у стойки. Он был точной копией своих фотографий: дорогой костюм, идеальная укладка, уверенная поза. Он улыбнулся ей той самой ослепительной улыбкой, но его глаза, быстрые и оценивающие, скользнули по ней с головы до ног, вынося свой вердикт. Вердикт, видимо, был положительным, потому что улыбка стала чуть шире.

– Жанна? Очень приятно. Ты выглядишь потрясающе. Прямо как на фотографиях, – его голос был бархатистым, поставленным, как у диктора на радио.

– Спасибо, Марк. Тоже очень приятно, – она ответила автоматически, вкладывая в голос нужные ноты лёгкого, заинтересованного любопытства. Они следовали негласному сценарию, танцу древнему, как мир, но перенесённому в цифровую эпоху.

Он придержал для неё стул, проявив галантность. Его пальцы ненадолго коснулись её плеча, и Жанна едва заметно вздрогнула. Не от прикосновения, а от его нарочитой демонстративности. Всё было слишком правильно, слишком отрепетировано.

Они сделали заказ. Он выбрал дорогое вино, посоветовавшись с сомелье, демонстрируя осведомлённость. Жанна кивала, улыбалась, а сама в это время мысленно искала ракурсы. Мягкий свет от бра делал его кожу гладкой, почти без пор – хорошее освещение. Стеклянная стена позади него отражала зал, создавая интересную глубину – отличный кадр. Она ловила себя на этом постоянно – профессиональная деформация. Она видела мир через видоискатель, разбивая его на кадры, выстраивая композицию, ища свет. И людей тоже.

– Так ты фотограф? – спросил Марк, отпивая вина. – Это должно быть увлекательно. Путешествуешь, наверное, много?

Стандартный вопрос номер три в списке «Что спросить на свидании». Она мысленно поставила галочку.

– Да, в основном сейчас это коммерческая съёмка. Портреты, предметка для журналов. А для души… для души почти не остаётся времени, – она сказала это с лёгкой грустью, которую тут же попыталась скрыть за улыбкой.

– Понимаю. Рутина засасывает, – кивнул он, и в его глазах не было ни капли реального понимания. – Я вот проект за проектом. Иногда кажется, что я строю дома для всех, кроме себя.

Он произнёс это с такой наигранной усталостью успешного человека, что Жанне захотелось улыбнуться. Но она не улыбнулась. Она сделала сочувственное лицо. Ещё один пункт в сценарии – обмен условными трудностями.

Их диалог тек плавно, как предсказуемый ручей. Они говорили о новых фильмах, которые оба якобы хотели посмотреть, о путешествиях в места, где оба мечтали побывать, о еде, о вине. Они обменивались фактами, но не мнениями. Они рассказывали истории, но не эмоции. Это был красивый, отполированный до блеска ритуал, лишённый всякой искры, всякой случайности, всякой жизни.

Жанна ловила себя на том, что уже сформулировала в голове пост для подруг: «Новая попытка. Архитектор. Место огонь, но сам как будто из картона. Ждём финала». Ей стало противно от самой себя. Когда её жизнь превратилась в контент для обсуждения в чате? Когда чувства стали сводиться к смайликам и краткими вердиктами: «норм», «не зайдёт», «гост».

Марк между тем рассказывал о своей поездке в Барселону. Он говорил о Гауди, о Саграда. Но описывал не ощущение от прикосновения к старому камню, не головокружение от линий, устремлённых в небо, а стоимость входа и сколько времени ему пришлось простоять в очереди.

И вдруг, посреди его рассказа, Жанну осенило. Её пронзила простая и ужасающая мысль: она даже не слушает его. Она наблюдает. Она ждёт, когда это закончится. Она уже мысленно здесь, в этой шикарной клетке, а физически – дома, в своём кресле, и её сердце сжимается от тоски по чему-то настоящему. По разговору, в котором будут паузы, неловкость, смех, вызванный не остроумной шуткой, а общей абсурдностью ситуации. По молчанию, которое не будет неудобным.

Она смотрела на его губы, которые двигались, произнося правильные слова, на его идеальные руки, на маникюр, на дорогие часы. И видела не человека. Она видела ещё один профиль. Ещё одну анкету. Ещё одну возможность, которая уже на старте превратилась в пустышку.

– …поэтому я считаю, что функциональность должна преобладать над формой, но и эстетику забывать нельзя, – выносил он свой вердикт по поводу современной архитектуры.

– Абсолютно согласна, – автоматически ответила Жанна, думая о том, что форма их свидания идеальна, а вот функциональность – то есть рождение хоть какой-то связи – полностью отсутствует.

Он предложил десерт. Она отказалась, сославшись на ранний подъём. Сценарий подходил к концу. Церемония оплаты счёта прошла с лёгкостью и щедростью с его стороны – он даже не позволил ей предложить оплатить свою часть. Ещё одна галочка. «Не жадный».

Он вызвал для неё такси. Дождь уже закончился, оставив после себя чёрный, блестящий асфальт, в котором отражались огни города. Они стояли под козырьком, и между ними повисло неловкое молчание – то самое, которого она так желала минуту назад, но теперь оно было наполнено ожиданием следующего шага ритуала.

– Мне очень понравилось, – сказал Марк, его взгляд снова стал оценивающим. Он делал ставку. – Ты невероятно интересная собеседница. Хотел бы повторить.

В его словах не было неправды. Была констатация факта. Она подошла под его критерии «интересной собеседницы». Как удачно сложившийся пазл.

– Да, конечно, было здорово, – солгала Жанна, чувствуя, как кислота стыда разъедает её изнутри. Почему она не может просто сказать «нет, спасибо»? Почему она обязана быть удобной, приятной, соответствовать?

Он наклонился и поцеловал её в щеку. Его губы были холодными, а от его парфюма кружилась голова. Такси подъехало.

– Как доедешь – напиши, – бросил он ей вслед уже отработанную, дежурную фразу.

Жанна кивнула и нырнула в салон, с облегчением откинувшись на сиденье. Она чувствовала себя не живым человеком, а товаром, который успешно прошёл предпродажную демонстрацию и был отправлен на склад в ожидании окончательного решения покупателя.

Машина тронулась. Она закрыла глаза, пытаясь заглушить тошнотворное чувство опустошения. Она делала всё правильно: выглядела хорошо, вела себя умно, была лёгкой и непринуждённой. Почему же на душе было так тяжело и грязно? Почему каждое такое свидание отнимало частичку её самой, оставляя взамен лишь горький осадок и страх, что она так и останется одна, потому что никогда не сможет соответствовать этим негласным, призрачным требованиям мира цифровых знакомств?

Она достала телефон. Лента соцсетей пестрела улыбками пар, радостными сообщениями о помолвках, чужими идеальными свиданиями. Все были так счастливы. Все нашли свою половинку. Кроме нее. Она пролистывала их, и её охватывало чувство острой, физической неполноценности.

И тут телефон задрожал в руке. Уведомление.

Она вздрогнула, как от удара током. Сердце на мгновение ушло в пятки, а потом заколотилось с бешеной скоростью. Смесь надежды и страха. А вдруг? А вдруг он напишет что-то милое? А вдруг он тот самый?

Она открыла сообщение.

Марк.

Несколько секунд она просто смотрела на имя, боясь открыть. Вдыхая последние глотки иллюзий. Потом нажала.

Текст был коротким, безэмоциональным и смертельно точным, как удар хорошо отточенного ножа.

«Жанна, ты действительно классная девушка и очень интересный человек. Но я, кажется, не готов к серьёзным отношениям. Удачи тебе!»

Она перечитала сообщение. Раз. Два. Три.

Сначала не было ничего. Пустота. Белый шум в ушах. Потом знакомое, до тошноты знакомое чувство начало подниматься из глубины души, сжимая горло ледяным комом. Это была не боль. Не разочарование. Это было нечто гораздо более унизительное и страшное.

Онемение.

Такое же онемение, которое она чувствовала на свидании, теперь заполнило её изнутри, вымораживая все эмоции, оставляя лишь ледяной, безжизненный ландшафт. Она просто сидела и смотрела в тёмное стекло, на своё бледное отражение, на глаза, в которых не было ни слез, ни гнева. Ничего.

Он не готов к отношениям. Тот самый мужчина, что в анкете крупными буквами заявил о поиске «серьёзных отношений». Тот самый мужчина, что только что говорил о том, как устал от одиночества. Стандартная отговорка. Универсальный ключик, чтобы мягко закрыть дверь, не хлопая ей. «Гостинг» был бы честнее. Молчаливое исчезновение было бы менее болезненным, чем эта лицемерная, шаблонная фраза, которую копируют друг у друга все мужчины в мире, оправдывая свою трусость и нерешительность.

«Классная девушка». Проклятие. Приговор. Самые ужасные слова, которые только можно услышать. Это значило лишь одно: «Ты подходишь под все мои критерии, но той самой, магической искры нет. Извини, ты брак».

И самое ужасное, самое унизительное было то, что она сама чувствовала то же самое. Не было никакой искры. Никакого интереса. Никакой надежды. Она шла на эту встречу уже обречённой, уже зная финал, уже готовя себя к этому удару. И всё равно он больно задел.

Она не плакала. Слёзы требовали хоть какой-то энергии, а она была совершенно пуста. Она просто сидела и чувствовала, как стены такси медленно сдвигаются, сжимая её в тиски собственной никчемности. Она была успешным фотографом с собственной студией. У неё были друзья, квартира, она нравилась мужчинам. Но в этот момент она чувствовала себя самой одинокой, самой несчастной и самой потерянной женщиной на свете. Женщиной, которую легко взять и выбросить, как использованный одноразовый стаканчик, с напутствием «ты была классной».

Она приехала домой. Механически сняла платье, смыла макияж. Смотрела на своё лицо в зеркало ванной – уставшее, бледное, с пустыми глазами. Где та девушка, что смеялась на фотографиях пятилетней давности? Та, что верила в любовь, в страсть, в судьбу? Та, что не боялась быть уязвимой?

Та девушка умерла. Её похоронили под грудой уведомлений, вежливых отказов, разочарований и ночей, проведённых в бессмысленных переписках с призраками, которые исчезали с рассветом.

Жанна включила свет в спальне. Её взгляд упал на телефон, лежавший на тумбочке. Маленький чёрный ящичек, хранитель всех её надежд и главный источник её боли. Она подошла к нему, взяла в руки. Палец сам нашёл иконку приложения для знакомств. Яркая, пёстрая, с весёлой молнией посередине. Врата в мир, полный лжи, разочарований и токсичных знакомств.

И вдруг онемение прошло. Его сменила волна такой яростной, такой всепоглощающей ненависти, что у неё перехватило дыхание. Ненависти не к Марку. Не к другим мужчинам. А к себе. К той слабой, нуждающейся в одобрении, вечно ищущей любви в чужих глазах жалкой женщине, которой она стала.

Её палец дрогнул, а затем решительно нажал на иконку. Держал. Появился значок удаления. Она посмотрела на него, почти не дыша. Это был акт самоубийства и акт освобождения одновременно. Это был прыжок в неизвестность.

Она убрала палец.

Иконка исчезла.

В комнате повисла абсолютная, оглушающая тишина. Не было привычного щебетания уведомлений. Не было тревожного ожидания нового сообщения. Была только тишина. Страшная, пугающая, непривычная.

Жанна выключила свет и легла в постель, уставившись в потолок. Где-то за окном шумел огромный город, полный людей, которые искали друг друга. А она лежала в тишине и слушала, как бьётся её собственное сердце. Одинокое, сбитое с толку, но наконец-то принадлежащее только ей одной.

Глава 2: Галерея призраков

Тишина после удаления приложения была не мирной, а звенящей, агрессивной. Она давила на барабанные перепонки, словно вакуум после взрыва. Жанна лежала неподвижно, уставившись в потолок, где причудливые тени от фар проезжающих машин проплывали, как призраки её несбывшихся надежд. Сообщение Марка продолжало гореть на сетчатке её глаз ядовитым зелёным шрифтом. «Классная девушка… не готов…» Эти слова звенели в такт тиканью настенных часов, навязчиво, невыносимо.

Она вскочила с кровати, как ошпаренная. Ей нужно было движение. Ей нужно было действие, любое действие, чтобы заглушить этот голос в голове, который шептал: «Ведь он прав. Ты просто недостаточно хороша. Недостаточно интересна. Недостаточно красива. Со всеми тобой так. Со всеми будет так».

Её руки дрожали, когда она наливала в бокал вина. Рубиново-красная жидкость, горьковатая и терпкая, не принесла успокоения. Она лишь обострила чувства, сняла тонкий слой защитного онемения. Тревога, дикая и неконтролируемая, поднималась из глубины души, сжимая горло. Она ощущала себя загнанным зверем в клетке собственной квартиры. Ей нужно было понять, почему. Почему это происходит снова и снова? Что не так именно с ней?

И тогда её взгляд упал на iPad, лежавший на журнальном столике. Экран был тёмным, но она знала, что там, внутри, хранится ответ. Хранится вся история её поражений. Галерея призраков.

С почти мазохистским решением она взяла планшет, включила его. Палец привычно потянулся к иконке мессенджера. Не к приложениям для знакомств – их она уже стёрла, совершив первый отчаянный акт свободы. Нет. Она открыла чаты с подругами. Именно там, в этих бесконечных переписках, в советах, поддержке и совместном анализе, хранились скриншоты. Скриншоты профилей. Скриншоты переписок. Доказательства. Летопись её безумия.

Она начала листать. Вверх. Всё дальше и дальше в прошлое. И вот он, первый призрак.

Ник. Переписка трёхмесячной давности.

Его фото улыбалось с экрана – открытое, дружелюбное лицо, ясные глаза, чуть взъерошенные светлые волосы. Они встретились на концерте джазовой группы, оба оказались там одни, разговорились у бара. Не через приложение. Редкая, почти уникальная удача. Он был музыкантом, играл на саксофоне в маленьких клубах. Три свидания. Три прекрасных, полных смеха и невероятной лёгкости вечера. Он казался настоящим. Настоящим в его увлечённости музыкой, в его немного нелепых шутках, в том, как он смотрел на неё, словно увидел что-то удивительное.

На третье свидание он пригласил её к себе домой, приготовил ужин. Они слушали винил, танцевали посреди гостиной при приглушённом свете, и он поцеловал её. А на следующее утро он был таким же нежным, заварил ей кофе, проводил до такси и сказал: «Напиши, как доедешь». Она написала. Весь день ждала ответа. На следующий день отправила ещё одно сообщение: «Как твои дела?». Молчание. Через три дня она увидела, что он удалил её из друзей в соцсетях. Просто испарился. Без объяснений. Без причин.

В чате с подругой Катей она тогда писала: «Кать, я не понимаю. Всё было так здорово. Он же вроде нормальный, не похож на тех уродов из приложений. Что я сделала не так? Может, я что-то не то сказала? Может, ему не понравилось, как я выгляжу утром?»

Катя отвечала: «Дура, ты ничего не сделала не так. Он просто козёл. Обычный гост. Забудь его».

Но забыть не получалось. Жанна вновь и вновь пересматривала их переписку, ища зацепку, знак, предвестник катастрофы. Его последнее сообщение: «Мне безумно понравилось сегодня. Очень хочу увидеть тебя снова». Ложь. Всё было ложью. И самое страшное было не его исчезновение. Самое страшное было то, что она, умная, взрослая женщина, поверила. На секунду отпустила защиту, позволила себе надеяться. И это доверие было растоптано самым жестоким образом – молчанием.

Сердце Жанны сжалось от старой, знакомой боли. Она сделала глоток вина, но оно казалось водой. Она пролистала дальше.

Артём. История двухлетней давности.

С ним всё было иначе. Это был классический роман из приложения. Бурная, страстная переписка, мгновенное притяжение, первое свидание, растянувшееся на всю ночь. Он был предпринимателем, энергичным, напористым, с обаянием сорванца. Он засыпал её вниманием, цветами, сообщениями с утра до вечера. Он говорил ей те слова, которые она так жаждала услышать: «Ты не такая, как все», «Я наконец-то тебя нашёл», «Как же мне с тобой хорошо».

Она летела на этих словах, как на крыльях. Она позволяла ему всё больше и больше места в своей жизни, отменяла планы с подругами, перестала снимать для души, потому что вся её душа была занята им. Он стал её наркотиком. Его сообщения вызывали выброс дофамина, его похвала становилась смыслом дня.

А потом всё стало меняться. Постепенно, почти незаметно. Его сообщения стали короче, реже. Он начал пропускать её звонки, объясняя это жуткой занятостью. Он стал критиковать её: «Что это ты надела?», «Слишком много работаешь, тебя не хватает», «Твои подруги меня бесят». Она, жаждущая вернуть тот первоначальный восторг, старалась угодить. Меняла планы, стиль, меньше общалась с друзьями.

Воспоминание ударило её с особой силой. Новый год. Они договорились встретить его вместе, только вдвоём, у неё дома. Она готовила весь день, купила ему дорогой подарок – часы, которые он случайно обмолвился, что хочет. Надела своё самое красивое платье. Ждала.

В двадцать три часа он прислал сообщение: «Крошка, у нас форс-мажор на работе. Вырвусь, как только смогу. Не скучай!»

В полпервого ночи: «Всё ещё не могу. С Новым годом, моя хорошая!»

В три часа ночи он выложил сторис: он в шумной компании в каком-то баре, его рука обнимает за талию другую девушку. Он смеялся, поднимая бокал с шампанским.

Жанна помнила, как она сидела на полу на кухне в своём блестящем платье, уставившись в экран, а вокруг стояли остывшие блюда. Она не плакала. Она не могла плакать. Она чувствовала себя полнейшей идиоткой. Её унижение было таким острым, таким физическим, что хотелось выть. Она написала ему: «Я всё видела».

Он ответил утром: «Ой, извини, это просто коллега, не ревнуй. Ты же у меня взрослая девочка, должна понимать, работа есть работа».

Она позволила ему и это. Она позволила, потому что боялась остаться одной. Боялась, что он – её последний шанс. Она извинялась за свою «ревность», старалась быть «взрослой девочкой». Он вернулся, но ненадолго. Через месяц он исчез окончательно, оставив после себя ощущение использованной, выпотрошенной вещи. Она долго приходила в себя, снова учась доверять своему отражению в зеркале.

Следующий. Сергей. Самый свежий и один из самых болезненных.

Сергей был противоположностью Артёму. Спокойный, серьёзный, немного замкнутый. Вдовец. Они встретились на фотовыставке, и их разговор об искусстве перетёк в нечто большее. С ним не было головокружительной страсти, но было глубокое, тёплое чувство понимания, родства душ. Он ценил её тишину, её умение слушать. Он рассказывал ей о своей покойной жене, и Жанна не ревновала, а чувствовала сострадание. Ей казалось, что они вдвоём, два взрослых человека, израненных жизнью, наконец-то нашли друг в друге тихую гавань.

Она позволила себе мечтать. По-настоящему. Не о страстном романе, а о совместном будущем. О воскресных завтраках, о прогулках с собакой, о тихих вечерах с книгой у камина. Он знакомил её с друзьями. Казалось, вот он, тот самый, зрелый мужчина, который ценит её не за внешность, а за суть.

А потом он стал странно отдаляться. Стал чаще пропадать, ссылаясь на работу. В его глазах появилась какая-то тоска и вина. И однажды, придя к нему домой без предупреждения, чтобы порадовать его любимым пирогом, она застала его не одного. В прихожей стояли женские туфли. Из гостиной донёсся сдержанный женский смех. Он вышел к ней бледный, растерянный.

– Жанна… Извини… Это… Это Лиза. Вернулась моя жена, – выпалил он.

– Какая жена? Ты же сказал, что она… – Жанна не могла понять.

– Я думал, что да. Но она… она выжила после аварии. Проходила длительную реабилитацию за границей. А теперь… теперь вернулась.

Это была настолько нелепая, настолько пошлая история, что она не укладывалась в голове. Жанна смотрела на него, на его полные слёз глаза, на его дрожащие руки, и понимала, что он не лжёт. Он действительно был раздавлен этим поворотом судьбы. Но от этого не было легче. Её тихая гавань оказалась портом, принадлежащим другой женщине. Её будущее рассыпалось в прах в один миг.

Он умолял её о понимании, говорил, что у него нет выбора, что он обязан быть с женой, которая прошла через такой ад. И Жанна, вся внутренне опустошённая, понимала его. Понимала и ненавидела себя за это понимание. Она ушла тихо, без сцен, оставив пирог на тумбочке в прихожей. Её последний шанс на нормальные, здоровые отношения обернулся самой жестокой шуткой.

Один за другим призраки поднимались с экрана планшета, окружая её, шепча ей на ухо свои оправдания и обвинения. «Ты была слишком навязчивой». «Ты была слишком холодной». «Ты недостаточно ему доверяла». «Ты слишком ему доверяла». «Ты не смогла его понять». «Ты поняла его слишком хорошо».

Слёзы, наконец, хлынули. Тихие, горькие, безнадёжные. Она рыдала не по Нику, не по Артёму, не по Сергею. Она рыдала по себе. По той Жанне, которая без остатка растворялась в каждом новом мужчине, теряя свои границы, свои интересы, своё достоинство. По той Жанне, которая искала в их глазах подтверждение своей ценности и впадала в панику, не находя его.

Она листала и листала переписки, эти цифровые надгробия её надежд, и с ужасом видела одну и ту же схему. Она – просительница. Она – та, которая ждёт. Та, которая подстраивается. Та, которая извиняется. Та, которая анализирует каждое его слово, каждую запятую, пытаясь расшифровать код его расположения.

Её пальцы дрожали. Планшет выскользнул из рук и упал на ковёр с глухим стуком. Но было уже поздно. Дамба прорвана. Воспоминания нахлынули лавиной, уже без помощи скриншотов.

Самое унизительное. Самое болезненное. Эпизод, который она старалась вычеркнуть из памяти, но который теперь встал перед ней во всех своих мерзких подробностях.

Евгений. Само воплощение токсичности. Харизматичный, язвительный, непредсказуемый. Он играл ею, как кошка с мышкой. То осыпал её вниманием и пьянящими комплиментами, то исчезал на недели, заставляя её сходить с ума от неизвестности. Он мастерски создавал ощущение, что она должна заслужить его любовь. Что она должна соответствовать.

Он мог в разгар свидания сказать: «А волосы ты почему так уложила? Тебе не идёт». Или: «Твоя подруга Катя, по-моему, дура. Ты с ней не общайся слишком много». Он критиковал её работу, её вкусы, её друзей.

И она… она терпела. Потому что в те редкие моменты, когда он был нежен и внимателен, она чувствовала себя избранной. Ей казалось, что он видит её настоящую, какую-то особенную, и поэтому может позволить себе быть таким прямым. Она оправдывала его: «Он просто сложный», «У него было трудное детство», «Он просто боится близости».

Апофеозом стал вечер, когда они поссорились из-за какой-то ерунды в ресторане. Он встал и ушёл, оставив её одну за столиком. Она сидела в ступоре минут пятнадцать, чувствуя на себе любопытные и сочувствующие взгляды других посетителей. Унижение жгло её щёки. А потом она… она заплатила по счёту, вышла на улицу и побежала его искать. Она нашла его у его дома, куда он спокойно доехал на такси.

Она извинялась. Она умоляла его простить её, хотя не понимала, за что именно должна просить прощения. Он смотрел на неё свысока, с холодным презрением, и сказал: «Ну ладно. Заходи. Но чтобы больше такого не было».