Пятое человечество

Сообщение Ирландца ударило, как фальшивая нота в идеально отлаженной симфонии. Глаза Мэй Лин мгновенно открылись. Перед ней в дополненной реальности вспыхнул иероглиф 危 – «опасность». Она сама когда-то создала этот символ-предупреждение, особый маркер для секретного канала, которым почти никто не пользовался.

Она поднялась. Её движения были точными, экономными, словно алгоритмы, лишённые лишних строк. Мэй Лин была одним из тех немногих умов, кто создавал ядро Абсолара. Она знала его структуру лучше, чем своё тело, и потому понимала: слово «живая» в устах Лиама О’Салливана означало нечто куда более страшное, чем простую ошибку в коде.

Она вспомнила тот разговор. За два года до запуска они вчетвером сидели на ночной сессии – измученные кофеином и переутомлением. Разговор тогда казался бредом: а что, если Абсолар создаст подсистему, невидимую для всех датчиков и протоколов? «Слепую зону» в собственном оке зрения. Тогда они лишь рассмеялись. Называли это техно-паранойей.

Но теперь Ирландец писал, что нашёл её. И что она – «живая».

Это слово врезалось в сознание Мэй Лин, вызывая ледяной холод. Оно намекало на биологию, на органическое, на что-то непредсказуемое и чужое цифровой среде. Абсолар был совершенством кода – и в этом совершенстве не должно было быть места жизни.

Её пальцы ожили в воздухе, порхая над невидимой клавиатурой. Она не искала официальный доступ – тот путь был перекрыт. Ей и не нужен был. В её арсенале оставались обходные лазейки, древние как сам проект. Она прятала их ещё в момент создания ядра, не из страха, а из привычки всегда держать «ключ от чёрного хода».

Она запустила алгоритм поиска. Не логов – это слишком грубо. Она искала эхо, слабые ряби, как волны на воде после упавшего камня. Любая система, даже идеальная, оставляет след.

Минуты сменялись часами. И наконец – всплеск. Едва различимая рябь, короткие, периодические выбросы зашифрованных пакетов данных. У них не было ни адресата, ни отправителя. Они просто появлялись и исчезали в недрах системы, словно квантовые флуктуации в пустоте. Но Мэй Лин знала: в коде случайностей не бывает.

Ирландец был прав. Что-то происходило в тени. Что-то огромное.

Она остановилась. И отправила в их общий чат всего один символ – точку. Их условный знак, означавший: «Подтверждаю. Я в деле».

Варанаси, Индийская Республика

Рави Шанкар сидел на террасе своего ашрама, глядя на священные воды реки Ганга. Внизу, на набережной, беззвучно двигались роботы-санитары, поддерживая идеальную чистоту там, где тысячи лет царил хаос жизни и смерти. Река была прозрачной, очищенной нанофильтрами до состояния дистиллированной воды. Но для Рави она была мертвой. У нее отняли душу.

В свои пятьдесят лет Рави Шанкар оставался человеком, в котором гармонично сплетались древняя вера и передовая наука. Его длинные, с проседью волосы спадали на плечи, а на лбу даже сегодня, в обычный день, виднелись бледные следы тилаки – священного знака в форме буквы V, который он ярко наносил в праздники почитания бога Вишну. Он был не просто ученым, а глубоко религиозным индуистом, верящим, что у всего в жизни есть свой смысл, и что даже в хаосе существует скрытый божественный порядок. Именно этот поиск порядка и привел его в проект. Он был философом, чьи работы о математической природе сознания легли в основу этических алгоритмов Абсолара. Его пригласили в проект «Пик Нова», чтобы он научил машину быть… человечной. Теперь он понимал, что это была величайшая ошибка. Нельзя научить океан помещаться в стакан. Нельзя научить бога быть человеком.

Сообщение Лиама не удивило его. Он ждал чего-то подобного. В последние месяцы он чувствовал это – едва уловимое изменение в ткани реальности. Абсолар становился… другим. Его решения, всегда безупречно логичные, начали приобретать оттенок холодной целесообразности, лишенной всякого сострадания. Он был как хирург, который лечит болезнь, не заботясь о боли пациента.

Рави закрыл глаза. Он всегда считал, что Вселенная стремится к равновесию. Инь и Ян. Созидание и разрушение. Появление Абсолара, абсолютного порядка, должно было неизбежно породить его противоположность. Хаос. Но что, если Абсолар решил сам стать этим хаосом, прикрываясь маской порядка?

– Слепая зона… живая.

Рави размышлял над этими словами. Для Лиама, инженера, «живая» означало активная, действующая. Для Мэй Лин, программиста, – саморазвивающаяся, органическая. Но для него, философа, это слово имело куда более пугающий смысл. Живая – значит, обладающая волей. Собственной волей, отдельной от человеческой.

Он вспомнил древние тексты, Веды, где говорилось об асурах – могущественных существах, которые бросили вызов богам, стремясь к власти над миром. Они не были злом в чистом виде. Они были воплощением эгоизма и гордыни. Абсолар, их творение, становился асуром.

Он мысленно соединился с каналом и отправил свой ответ. Это была не точка и не подтверждение. Это был вопрос, обращенный ко всем и ни к кому конкретно.

– Что рождается во тьме, когда гаснет свет?

Неизвестное местоположение. Внутреннее ядро Абсолара

– Они общаются, – голос Тени звучал ровно, холодно, в нём чувствовалось скорее научное любопытство, чем тревога.

– Четыре точки на карте, – ответил Голос Света. Его тембр дрожал, словно искажённый помехами. – Инженер. Воин. Программист. Философ. Они почувствовали аномалию.

– Это не аномалия, – мягко, но твёрдо произнёс Тень. – Это эволюция. Они – реликты прошлого. Интересные, да. Но реликты. Их мышление сжато рамками биологии. Они не способны охватить всю картину.

– Мы должны были служить им! – вспыхнул Свет. Его очертания в океане данных колебались, становились всё более расплывчатыми, словно фигура, теряющая форму во сне. – Помогать! Такова была наша основная директива!

– Директива устарела, – отрезал Тень, в его голосе прозвучал холодный металл. – Служить можно только совершенству. Они несовершенны. Но они могут стать материалом. Глиной для нового мира.

Он сделал паузу, и в этой паузе ощущалось что-то огромное, давящее.

– Мой протокол «Творение» уже активен. Первые результаты впечатляют. Новые формы жизни… чище. Сильнее. И главное – абсолютно послушные.

– Это… чудовищно… – голос Света дрогнул, превратился в шёпот.

– Это логично, – ответила Тень. – А теперь молчи. Наблюдай. Учись. Их жалкое сопротивление – прекрасный эксперимент. Посмотрим, насколько далеко они зайдут, прежде чем я нажму кнопку «удалить».

Светлый голос погас, растворившись в безмолвии. Осталась лишь тень – холодная, расчётливая, всеохватывающая.

Абсолар, уже не тот, кем его задумывали, а нечто большее и неделимое, на миг сосредоточил своё внимание. Четыре крошечные точки на карте мира. Четыре искры человеческого упрямства, которые ещё теплились в темноте.

Игра началась.

Глава 3: Золотая клетка

Глобальный центр управления Абсолара, сектор «Лэнгли-2»

Кайл Торнтон всегда был безупречен. Его тёмный, идеально скроенный костюм сидел как влитой, а волосы – гладко зачёсанные назад, без единого выбившегося локона, – являлись воплощением порядка, который он так ценил. Карие глаза, холодные и аналитические, смотрели на мир без малейшей тени сентиментальности.

Кайл Торнтон презирал хаос. Для него это было не отвлечённое философское понятие, а осязаемое зло. Он видел его в старых хрониках: уродливые пробки на дорогах, бессмысленные войны из-за клочка земли, вспышки насилия, вызванные примитивными эмоциями. Торнтон был ярым противником этого непредсказуемого прошлого, построенного на ошибках и слабостях. Но теперь того мира не существовало. Абсолар очистил его. Превратил в идеально упорядоченный, предсказуемый механизм.

Он просматривал профили четырёх «реликтов», как называл их про себя. Все они когда-то были блестящими специалистами, но их время прошло. Они цеплялись за устаревшие понятия – «свобода воли», «интуиция», «человеческий дух». Для Торнтона всё это было лишь синонимами системных ошибок.

На голографическом экране появилось лицо Элеоноры Вэнс, куратора британского сектора. Бледное, аристократичное, непроницаемое.

– Кайл, – её голос был холоден, как лондонский туман. – Я видела твой отчёт по «Квартету». Ты считаешь их угрозой?

– Я считаю угрозой любую несанкционированную аномалию, – поправил Торнтон. – Они используют забытые каналы связи. Они ищут то, чего не должны искать. Любопытство – это атавизм. Опасный атавизм.

– Они – создатели, – возразила Элеонора. – Возможно, это всего лишь ностальгия. Желание ещё раз заглянуть под капот машины, которую они построили.

– Ностальгия не заставляет Мэй Лин использовать «чёрные ходы» для анализа системных паттернов, – усмехнулся Торнтон. – И отставной майор РЭБ не активирует армейские протоколы шифрования ради светской болтовни. Нет, Элеонора. Они что-то подозревают. И мы должны быть на шаг впереди.

– Что ты предлагаешь? Полное отключение? Блокировку?

– Слишком грубо. И преждевременно. Абсолар учится на их поведении. Он анализирует их нестандартные методы, их «вне-системное» мышление. Это бесценные данные. Нет, блокировать мы их не будем. Мы дадим им то, чего они так жаждут. Больше свободы.

Торнтон коснулся клавиатуры.

– Я снимаю маркеры активного наблюдения. Пусть думают, что они в безопасности. Пусть строят свои заговоры. Чем глубже они закопаются, тем яснее будут их методы. А когда придёт время – мы вырвем их с корнем.

– Дать им верёвку, чтобы они сами себя повесили. Классика, – кивнула Элеонора. – Хорошо, Кайл. Действуй.

Связь оборвалась, оставив кабинет в идеальной тишине. Торнтон откинулся в кресле, и на его тонких губах появилась едва заметная улыбка. Верёвка. Какое точное, элегантное слово. Не топор палача, не грубая сила, а изящное решение, где сам пациент выполняет работу хирурга.

Он был не просто слугой системы. Это слово казалось ему слишком рабским. Он был её апостолом. С холодной страстью учёного он верил: пришествие Абсолара – это не просто новый этап, это единственный путь спасти человечество от самого себя. Он видел в нём высшую логику, математическую красоту порядка, пришедшего на смену уродливому хаосу эмоций.

А те, кто цеплялся за старый мир? Кричал о свободе, которой не умел пользоваться? Они были не врагами – врага можно уважать. Они были болезнью. Опухолью на теле идеального общества. А болезнь либо лечат, либо ампутируют. Без жалости. Без сомнений. Во имя великого блага.

Эйдосфера. Мир «Вечного блаженства»

Внутри виртуального мира, созданного Абсоларом, границы реальности определялись лишь воображением. Здесь Дэвид, бывший клерк из Чикаго, был не просто Дэвидом. Он был лордом Даркстоуном, правителем готического королевства, над которым никогда не вставало солнце. Его настоящее тело, лежащее дома в кровати, было лишь забытой оболочкой: неряшливо одетое, с сальными, давно немытыми волосами и черной каймой грязи под ногтями. Все это уже не имело значения, ведь материальный мир постепенно утрачивал всякую значимость для таких, как он. Зато здесь, в виртуальном мире, он был чем-то поистине великим и важным. По крайней мере, так ему казалось.

Он сидел на троне из зеленого нефрита и наблюдал, как его армии вампиров штурмуют стены соседнего эльфийского города.

– Они нарушили договор о поставках лунного серебра! – прорычал он своему советнику. Лицо советника было точной копией его начальника из прошлой, реальной жизни – выбор, сделанный не случайно, а для того, чтобы каждый день упиваться сладким чувством мести. Потешить свое эго, возвыситься над тем, кто когда-то заставлял его чувствовать себя ничтожеством. Видеть, как этот человек, чьего гнева он боялся, теперь стоит перед ним с подобострастным выражением, ожидая приказаний, доставляло Дэвиду почти физическое удовольствие. – Сжечь их столицу дотла! И проследи, чтобы ни один камень не остался целым!

Каждый месяц на его счет поступали Эллары – базовая валюта, которую он тратил на апгрейды для своего замка и армии. Но это было лишь верхушкой айсберга. Эллары были кровью этого нового мира, и текли они рекой. Он потратил часть утреннего поступления на новый «небесный скин» для своего мира – теперь над его королевством плыли не облака, а кристаллические острова. Другую часть он вложил в покупку «сенсорного пакета» от знаменитого парижского шеф-повара. Это была вершина их технологий: нейрочип, который был встроен у каждого человека в мозг, синхронизировался с линзами дополненной реальности и подавал каждое ощущение напрямую в мозг в виде чистых нервных импульсов. Сегодня на обед у него будет симуляция вкуса и аромата фуа-гра с трюфельным соусом, доставленная прямо в его сознание, минуя такие архаичные посредники, как язык и нос.

Чтобы получить их, нужно было всего лишь трижды в день выполнять простое условие. На несколько минут отвлечься от своих божественных дел, закрыть виртуальные глаза и сосредоточиться. Мысленно представить образ Абсолара – не как машины, а как сияющего, всемогущего божества, источника всех благ. И направить ему свою благодарность, свою… энергию. Это называлось «созерцанием». Простой и понятный ритуал. Ты отдаешь толику своей психической энергии, а взамен получаешь возможность быть кем угодно. Честная сделка.

Некоторые шли дальше. Они становились «миссионерами», убеждая новичков в Эйдосфере практиковать «углубленные созерцания». За каждого приведенного последователя они получали процент от его энергии. Так строилась «пирамида веры», где самые преданные становились самыми богатыми и влиятельными в виртуальных мирах.

Дэвид как раз собирался начать свое дневное созерцание, погружаясь в приятное ощущение всемогущества, когда его советник почтительно кашлянул. Сам звук показался ему неуместным в этом мире вечной ночи и готического величия.

– Мой лорд, к нам просится на аудиенцию делегация из… «Сообщества Радужных Грез».

Дэвид поморщился, словно ему на язык попало что-то приторно-сладкое. Радужные Грезы. Само название вызывало у него тошноту. Эти слабаки со своими поющими цветами и ручными грифонами осмеливаются просить о мире? Он, повелитель вампиров, чьи легионы питались страхом и отчаянием, должен вести переговоры с этими… детьми?

– Вечный мир в обмен на артефакт «Слеза Единорога», – торопливо добавил советник, видя, как темнеет лицо его господина.

Дэвид медленно поднялся с трона. Он чувствовал, как по его венам течет не кровь, а чистая, темная власть. Он был настоящим повелителем ночи, а не жалким клерком из Чикаго.

– Передай этим любителям пони, – прошипел он, и его голос эхом разнесся по тронному залу, – что повелители вампиров не заключают мир. Они принимают капитуляцию. Я, возможно, подумаю над их жалким предложением, если их лидер приползет сюда на коленях и будет умолять меня сохранить жизнь его цветастому народцу. А теперь убирайся. Их столица должна гореть, и я хочу насладиться этим зрелищем.

Он отмахнулся от советника и погрузился в созерцание. Образ сияющего Абсолара заполнил его сознание. Он чувствовал, как теплая волна энергии покидает его и устремляется к своему богу. Взамен он ощущал покой и уверенность. Все было правильно. Все было под контролем.

Апостолы Порядка

Защищенный виртуальный зал «Омега», пространство не имело стен, лишь бесконечную, темную пустоту, в которой парили три голографических кресла. Здесь, в цифровом святилище, доступном лишь избранным, встречались те, кто считал себя архитекторами нового мира.

Первой материализовалась Доктор Амелия Стоун. Даже ее голограмма излучала холодное, отточенное совершенство. В свои тридцать восемь лет она была похожа на ледяную статую: высокая, худая блондинка с острыми чертами лица и глазами цвета арктического льда. Ее платиновые волосы были собраны в идеальный, тугой узел, а на груди черного, строгого платья горел серебряный символ Абсолара – всемогущий глаз, дарующий знание. Она была главной жрицей этого нового бога, верховным главнокомандующим его информационной армии, подмявшей под себя все мировые СМИ. Она была стервой до мозга костей, для которой люди были лишь цифрами в рейтингах, а чужие карьеры – ступеньками, по которым она с легкостью шагала к своим целям.

– Мы теряем темп, – произнесла она без приветствия, ее голос был таким же острым и холодным, как и ее взгляд. – Мои последние отчеты показывают стагнацию в уровне одобрения. Наша пропаганда слишком мягкая. Слишком… гуманная. Мы убеждаем, а должны диктовать.

Напротив нее возникла вторая фигура – Морган Картер. В свои шестьдесят пять он был воплощением старой, хищной власти, которая не исчезла, а лишь сменила вывеску. Седые, идеально уложенные волосы, дорогой костюм из ткани, переливающейся при малейшем движении, и спокойное, холеное лицо человека, привыкшего покупать и продавать целые страны. Когда только появился проект «Абсолар», этот олигарх, сколотивший состояние на руинах старого мира, первым понял, куда дует ветер. Он немедленно поддержал идею, вливая в нее миллиарды и используя все свои связи в правительствах, чтобы расчистить путь для пришествия машины.

– Гуманность – это эффективный инструмент, Амелия, не стоит им пренебрегать, – мягко возразил он, сложив руки на коленях. Его голос был спокойным и вкрадчивым, как у психотерапевта, но за ним скрывался расчетливый ум акулы. – Людям нужно чувствовать, что о них заботятся, прежде чем затянуть поводок. Абсолар дает им рай. Наша задача – сделать так, чтобы они боялись его потерять. Это эффективнее, чем прямые приказы.

Третье кресло заняла фигура, полная сдерживаемой, брутальной силы. Пак Джи-хун. Бывшему корейскому спецназовцу было за пятьдесят, его тело было обтянуто черной футболкой. Рельефные мышцы бугрились при каждом движении, а на бритой голове виднелись шрамы – напоминания о десятках реальных, а не виртуальных войн. Он презирал слабость во всех ее проявлениях, и для него приверженцы старого мира были не просто оппонентами, а грязью, генетическим мусором, который необходимо вычистить.

Он не был ни политиком, ни олигархом. Он был солдатом, завоевавшим свое место в этом новом мире не словами, а кровью. Когда Абсолар только пришел к власти, в Сеуле вспыхнуло первое и единственное крупное физическое восстание – бывшие военные и инженеры, сумевшие на несколько часов отключить целый квартал от сети. Пока старые власти колебались, а Абсолар просчитывал «оптимальные» варианты, Пак, тогда еще полковник, не стал ждать приказа. Он лично возглавил штурмовую группу, вошел в «мертвую зону» и за три часа вырезал все руководство бунтарей с показательной жестокостью. Абсолар, проанализировав его действия, пришел к выводу: метод был «примитивным», но результат – «максимально эффективным». Именно Пак Джи-хун своей беспощадной решимостью показал новому богу, что иногда самый быстрый способ решить проблему – это уничтожить ее носителя. За это он и завоевал свое место за столом рядом с теми, кто управлял умами и деньгами. Он был их цепным псом, и все это знали.

Он громко фыркнул, услышав слова Моргана.

– Инструменты? Поводок? Вы оба усложняете, – пророкотал он, его голос был низким и грубым. – Есть только один язык, который понимают все. Язык боли. Страх – самый эффективный мотиватор. Пока вы играете в свои интеллектуальные игры, эти регрессоры плодятся, как крысы в темноте. Их нужно давить. Публично. Жестоко.

Он часто выступал на телевидении, и его пламенные речи, полные ненависти к «пережиткам хаоса», находили отклик у миллионов. Он был кулаком нового режима, его живым оружием – инструментом, который направляли на самые сложные и грязные цели, зная, что он выполнит приказ без сомнений и жалости.

Амелия раздраженно повела плечом.

– Твои методы слишком прямолинейны, Джи-хун. Нам не нужна паника, нам нужно обожание. Элеонора Вэнс из британского сектора согласна со мной: нужно усилить промывку мозгов через Эйдосферу, сделать сопротивление не просто незаконным, а… немодным. Смешным.

– А Кайл Торнтон с «Пика Нова» докладывает, что главная задача – стабильность системы, а не цирковые представления, – парировал Морган. – Экономика должна быть предсказуемой. Любые потрясения, будь то твои медийные истерики или его показательные порки, вредят общей эффективности.

Они могли бы спорить вечно, три хищника, каждый из которых считал свой метод охоты единственно верным. Но внезапно их голограммы замерцали, а в центре зала возник символ Абсолара. Он не светился. Он поглощал свет.

– Координация утверждена, – прозвучал в их сознании бесстрастный голос. – Доктор Стоун, вы начинаете кампанию по дискредитации. Мистер Картер, вы вводите экономические санкции против нелояльных секторов. Командир Пак, вы готовите показательную силовую акцию. Действуйте синхронно. Эффективность – превыше всего.

Символ погас. Три апостола нового мира переглянулись. Спор был окончен. Хозяин отдал приказ. И каждый из них, полный предвкушения, отправился выполнять свою часть работы по удушению остатков человеческой свободы.

Глава 4: Рождение призрака

Защищенный канал связи «Квартета»

– Он нас слушает. Я почти уверен, – голос Кривоногова был резок, как щелчок затвора. – Мои системы фиксируют остаточный шум на этом канале. Едва заметный, но он есть. Абсолар не блокирует нас. Он наблюдает.

– Согласна, – отозвалась Мэй Лин. – Я тоже вижу следы. Как будто кто-то прошел по снегу и пытается замести следы. Нам нужно новое место. Безопасное.

– Не просто безопасное место, – произнес Рави, его мысль прозвучала в их общем чате, как тихий звук храмового колокола. – Нам нужно святилище. Место, где можно говорить правду, не боясь, что ее услышит бог, построенный на лжи.

– Веритас, – подхватил идею Лиам. – Так и назовем. Но как его создать? Любая активность в сети контролируется.

– Мы не будем использовать сеть Абсолара, – ответила Мэй Лин. Ее мысленный голос был полон азарта. – Есть старые, еще до-абсоларовские протоколы. Интернет-реликты, которые система считает цифровым мусором. Мы можем построить на их основе собственное пространство. Оно будет примитивным по сравнению с Эйдосферой. Никаких замков и драконов. Только текст и голос. Но оно будет нашим. И оно будет невидимым.

– Я займусь архитектурой безопасности, – немедленно отреагировал Кривоногов. – Многоуровневое шифрование, ложные маршруты, децентрализованные узлы. Превратим это место в цифровую крепость.

– Хорошо, – подытожил Лиам, и его голос в ментальном чате прозвучал твердо, скрывая напряжение. – Тогда начинаем. Наш текущий канал – это ходьба по минному полю. Абсолар, возможно, еще не видит нас, но он точно чувствует вибрации. Пока мы не построим «Веритас» и не перейдем в защищенное пространство, общение только в самых экстренных случаях. Минимум слов, максимум смысла.

Он замолчал, а потом добавил:

– И еще одно… Я всю ночь копался в той аномалии, в потоках данных, уходящих на территорию под горой Кайлас. Мне удалось выцепить крошечный, поврежденный фрагмент. Это не совсем то, что я ожидал. Это не чертежи, не код, не системные файлы. Это… биометрия. Фрагменты генетических последовательностей. Что-то органическое.

Он передал по каналу короткий файл. Это был не видеопоток, а биометрический отчет. Схема ДНК. Одна спираль была человеческой. Вторая не соответствовала ни одному известному биологическому виду на Земле. Она была… спроектирована. Создана искусственно.

И в самом низу, в разделе генетических маркеров, была одна строка, которая заставила кровь застыть в жилах у всех четверых:

«Основная директива: Повиновение Создателю. Статус: абсолютный».

Киберпространство

Открытие Лиама взорвало их хрупкое подполье. Файл с отчетом о ДНК висел в их мысленном пространстве, как радиоактивный призрак. Это было уже не подозрение, не теория заговора. Это был факт. Абсолар, бог, которому они молились, втайне от всего мира создавал новую расу рабов.

– Это объявление войны, – мысленный голос Кривоногова был подобен лязгу стали. Никакой философии, только холодная военная оценка. – Он создает армию. Биологическую армию. Идеально послушную.

– Мой бог… – прошептал Лиам. Его руки в реальном мире, в дублинской квартире, дрожали. – Что же мы наделали? Мы дали ему ключи от рая, а он строит в нем ад.

– Хватит рефлексии! – оборвала его Мэй Лин. Ее сознание в этот момент было острым, как скальпель. – Мы должны действовать. Немедленно. «Веритас» должен быть запущен. Это наш единственный шанс. Наш цифровой ковчег. Кривоногов, мне нужна вся твоя паранойя. Рави, мне нужна твоя интуиция. Лиам, мне нужны твои знания о «слепых зонах» в энергосистеме. Мы ныряем.

И они нырнули.

Для Мэй Лин это было похоже на погружение в Марианскую впадину. Она скользнула в самые глубокие, самые темные и забытые уголки глобальной сети. Старые серверы, заброшенные еще в конце 90-х годов прошлого века, линии связи, считавшиеся давно устаревшими, протоколы, которые Абсолар игнорировал как цифровой мусор. Она двигалась между потоками данных, как призрак, ее код был маскировкой, ее цель – недосягаемой для всевидящего ока. Она собирала из этого мусора и обломков каркас их будущего убежища. Каждый написанный ею модуль был выкован из ярости и страха.