Форма боли

И пока вся студия YBS разрывалась смехом от феноменального юмора ведущего, Майк был очень глубоко, глубоко в своём сознании – ему хватило пары минут, чтобы провалиться в сон.

Оказался он в каком-то знакомом помещении, лежа на кровати, но не мог понять, где именно: картинка была замыленная, он видел лишь очертания предметов, его не покидало ощущение, что он бывал здесь раньше. Попытавшись встать, он тут же упал на пол – ноги совершенно не слушались. Словно его обессиленное состояние перешло в сон. Майк услышал голоса из соседней комнаты за закрытой дверью, он кое-как дополз до двери и сделал попытку опереться на стоящий стул – далось это с трудом, но у него получилось ухватиться за ручку и приоткрыть дверь. Голоса усилились, но Майк никак не мог разобрать слов – это больше походило на несвязанные бормотания, будто он находится под водой. Голоса доносились от двух силуэтов: один стоял, а второй сидел вроде бы на кровати или диване, они совершенно не обращали внимания на Майка, будто его и вовсе не было там. Они продолжали о чем-то говорить без остановки. Сделав еще одну попытку встать на ноги, он упал и ударился головой об пол, а после открыл глаза, смотря в телевизор, где пауки уже захватили половину планеты.

Том тоже дремал, но буквально сразу открыл глаза, когда стрелка на часах показала ровно одиннадцать ночи.

Когда хочешь, чтобы время шло как можно медленнее или вовсе остановилось, оно набирает чертовски быстро обороты и уже вряд ли затормозит. Если, конечно, справится на поворотах и не влетит в бетонный столб. Но тогда уже будет все равно, который час, тогда уже все потеряет смысл.

Том подошёл к двери своей комнаты и аккуратно приоткрыл ее. Услышав одобрительный храп отца, доносившийся из соседней комнаты, он посмотрел на Майка.

– Готов?– уверенно спросил Том.

– Готов,– почти уверенно ответил Майк.

– Тогда вперед.

Они вылезли по очереди в окно, спустились по шпалере, которую полностью поглотила бугенвиллия, и направились по дороге из города. Улицы были безлюдны, фонари отбрасывали длинные тени на пустой асфальт. Витрины магазинов отражали редкие огоньки, а окна домов казались слепыми. В воздухе стояла тишина, нарушаемая лишь отдаленным эхом шагов двух подостков. Все вокруг будто замерло, город стал чужим и бесконечно одиноким, будто еще мгновение и он сам растворится в темноте. Оставив город позади, они миновали холм, на котором каждую зиму скатывались на санках. И вдалеке уже прорисовывалась хижина. Каждый шаг казался неуверенным, но что-то старательно манило вперед, вглубь ночи, где все вокруг было наполнено тайной и ожиданием.

Пройдя еще какое-то время по густой траве, они были уже почти на месте. Весь путь занял примерно полчаса, может, меньше. По приближении к хижине они замедлились и перешли на шепот.

– Тише. Видишь? Там горит свет,– сказал Том.

– Да, это очень странно.

– Мы всегда видели хижину с этой стороны, которая смотрит на город, где забито окно, поэтому и думали, что она заброшенная.

– Свет всегда горел со стороны леса…

– Давай за мной, аккуратнее.

Им удалось добраться почти вплотную к хижине со стороны леса, Том перешёл с шепота на жесты – прям как в боевиках, которые он любил смотреть с отцом по вечерам. Том указал на окно: оно было завешено прозрачной шторкой, так что можно было разглядеть, что происходит внутри.

Недолго думая, он указал Майку на выступ чуть ниже подоконника – действовать надо было очень осторожно. Взобравшись на него, им открылась самая заветная тайна последних дней.

Старик. Это его хижина. Они молча наблюдали за всем, что там происходит. Он был невысокого роста, взгляд был спокойный, добрый, лёгкая седина на висках.

Хижина была небольшая, вмещала в себя два шкафа, полностью забитых какими-то, скорее всего, очень важными бумагами и книгами. Все было сложено аккуратно, по стопкам, наверняка в алфавитном порядке. У входа в хижину была обувная полка, набитая многочисленными парами коричневых туфель. В центре комнаты стоял письменный стол, за которым сидел старик. Он что-то писал, не отрываясь, скреплял листы и раскладывал по папкам. Все это создавало некий творческий уют в этой небольшой хижине.

Майк пододвинулся к Тому и еле слышно прошептал:

– Я думаю, он что-то вроде отшельника, может, писатель?

– Скорее всего. Смотри, что там у него на столе?

– Плохо видно, мешает стопка с папками.

Дописав очередной лист, старик замер на некоторое время. Потом взял в руки рог. Сложно сказать, какого именно животного. Протерев его со всех сторон, он поднес к уху и стал слушать, даже не подозревая о том, что через пару минут умрет.

– Рог?– удивленно сказал Том.

– Тихо ты. Может, он черпает из него вдохновение, как в книгах Гарри Нортона: «И нежный шпот мне укажет путь».

– А дальше?

– Путь, что ведет меня на свет, который меркнет в ликах преисподней.

– Замечательно…

– Как есть.

– Странно это все. Кто тогда приходил к нему из леса и зачем?

– Томи, надо уходить, сам знаешь: если в комнату зайдет твоя мама, а нас нет, влетит потом всем. Тем более мы уже все узнали.

– Знаю, знаю. Сколько времени?

– Без двадцати двенадцать.

– Как думаешь, сегодня будут гости из леса? Интересно узнать, кто они.

– Очень надеюсь, что нет.

– Ладно, спускаемся вни…– не успел Том договорить, как Майк уже с грохотом полетел вниз.

– Майк, ты цел?!– стиснув зубы, спросил Том.

– Ай, моя нога, мне кажется, я ее сломал. Нет, я точно ее сломал. Я сейчас закричу от боли, Томи, – уже почти в полный голос сказал Майк.

Том все еще стоял на уступе и, повернув голову к окну, увидел удивленный и испуганный взгляд старика, уставленный на него. Глаза медленно округлялись, и ситуация заметно усугублялась.

– Майк. Ма…

Старик резко вскочил со стула и хотел уже бежать к входной двери, как вдруг зацепился ногой за ножку стола и полетел головой прямо на обувную полку. Тяжело определить силу удара, но стекающая кровь с виска говорила сама за себя.

Том даже не понимал, что с ним происходило, нужно ли ему это все было видеть в свои шестнадцать лет. Одни эмоции сменялись другими. Ноги стали ватными, его бросало то в жар, то в холод. Он никогда раньше не сталкивался со смертью так близко. Все вокруг будто замерло: время растянулось, стоны Майка стали глухими и отдаленными. В тусклом свете он увидел неподвижное тело, кровь, медленно стекающую по полу, и широко открытые, но уже пустые глаза. Сердце бешено колотилось, в горле стоял ком, а в голове не укладывалось – человек, который только что был жив, теперь исчез навсегда. Он с трудом смог произнести:

– Майки, он, похоже, мертв.

– Что?! Ты шутишь?!

– Я… он лежит на полу, там все в крови. Майк, что… нам делать?

– Убираемся отсюда. Расскажем, что здесь произошло, родителям. Помоги мне встать.

– Но… если ему можно помочь?

– Мы даже не знаем, как это сделать! Томи, мне очень страшно, и все, что я хочу,– это уйти скорее отсюда. Но моя нога… Она ужасно болит!

Взяв себя в руки и выдержав небольшую паузу, Том сказал:

– Мы зайдем внутрь, я попробую его пульс, мы должны попытаться его спасти. В школе мы проходили оказание первой помощи, нам говорили, что это самый важный этап в спасении. Потом побежим домой и все расскажем.– Он протянул руку лежащему на земле Майку.

Майк смотрел на него испуганными глазами, но все же схватился и смог подняться.

– Шевелить ногой можешь?

– Вроде бы да.

– Уже хороший знак.

Том подхватил его под руку, и они медленно дошли до двери. Можно было сказать, что им повезло, что она была открыта. Но, глядя вперед, лучше бы она была закрыта на все замки мира и забита сотней тысяч гвоздей.

Им не хотелось видеть эту картину: лужу крови, лежащее тело, лицом вниз. На этом моменте их детство закончилось. Человек, который хоть раз в жизни увидел смерть, уже не будет прежним, кто бы что ни говорил. Тем более в таком юном возрасте.

Они перешагнули через тело, пытаясь не смотреть вниз. Том почти на руках донес Майка до стола, чтобы тот смог опереться. И пока Том решался подойти к телу, Майк, ненадолго позабыв о боли, принялся разглядывать бумаги на столе.

– Ладно, главное – не думать о плохом, сейчас время не на нашей стороне, – после этих слов он подошел к старику.

Медленно, двумя пальцами, он прикоснулся к шее в поисках пульса. На уроках это выглядело куда проще. После долгих и неудачных попыток нащупать пульс он понял, то, что знал еще смотря в окно. Старик мертв.

Повернувшись к Майку, чтобы сообщить о гибели писателя (или кем бы он там ни был), он увидел, как растерянно бегают его глаза по строчкам написанного.

– Что там такое?

В ответ – тишина.

– Майк! Что там?!

Он смог лишь поднять испуганный взгляд и протянуть папку. Том подошел и прочитал название:

«Дело№789655 Элизабет Нортон»

– Кто это?

– Открой.

Раскрыв дело, он увидел годы жизни: 22.04.1972-06.06.1980г, но странность была в том, что дата смерти была назначенна на завтра. Он перечитал ещё раз, но числа не изменились. Ниже был текст.я

«Элизабет Нортон, выбросилась из окна своего дома. Во время падения, ударилась головой о крышу балкона, разорвав щеку до зубов. Упала на голый асфальт, поломав шею и позвоночник. Скончалась на месте от полученных травм. Найдена в тридцати метров от здания, с которого был совершён прыжок. Взгляд застыл на крыше, с которой прыгала.»

«3457

4489

5599

00167

3600»

В конце печать в виде птицы. Закрыв папку, он посмотрел на Майка, не произнеся ни слова. А тот лишь протянул новое дело.

«Дело№789654 Джимми Кейп»

Годы жизни: 17.07.1938-06.06.1980г. Дата смерти завтра.

«Джимми Кейп, был убит собственной женой во время бытовой ссоры. Скончался от восьми ударов ножом в сердце. Найден на кухне, где и был убит. Взгляд застыл на старой розетки, вываливающейся из стены, покорно склонив голову.»

«4409

2237

22889

6678»

Печать.

Закрыв папку, он положил ее на стол и посмотрел на лежащее тело.

– Это не писатель.

– Он псих, Томи. Лучше бы мы ушли.

На столе, папки были разделены на две стопки «завтра» и «сегодня».

– Папок на завтра восемь. А на сегодня?

– Нету, но три папки лежат на краю стола, он как раз дописывал последнюю.– Сказал Майк, указывая на стопку с открытой папкой сверху.

Том подошел с другой стороны и прочитал название верхней.

«Дело№36 Пророк36.»

Он не успел взять дело, как Майк схватил его за руку и сжал так сильно, будто сейчас упадет.

– Фонарь, Томи! Фонарь!– прокричал Майк, стиснув зубы, и указал на окно.

Две темные фигуры выходили из леса, держа в руке керосиновую лампу.

– Время! Который сейчас час?– сказал Том, смахивая холодный пот со лба. Майк судорожно отдёрнул рукав рубашки и сказал, почти крича:

– Без двух минут двенадцать!

В эту же секунду Томи бросился к двери и закрыл ее на щеколду. Труп на полу его уже почти не смущал. Потом он зашторил окна плотной занавеской и взял то, что первое попалось под руку. Это был тот самый рог – чуть больше, чем телефонная трубка советских времен, но довольно тяжелый. От него ему стало не по себе, и он с отвращением откинул его на пол. Обстановка в хижине из когда-то уютной и теплой сменилась на ужасную и безысходную.

– Что с нами будет? – обреченно спросил Майк.

Он уже не опирался на стол, а обессиленный сидел на полу. Том увидел слезы на лице друга и ничего не смог ответить, кроме как подойти и обнять его. Краем глаза он заметил фонарь, который уже светил сквозь штору у окна. Часы показывали ровно двенадцать ночи.

Лежащий на полу рог издал звон колокола на всю хижину – казалось, что звон прошел до самого горизонта и вернулся обратно в рог.

В дверь постучали три раза. Не получив ответа, произошло еще два, более уверенных стука. Дверная ручка опустилась вниз. Сейчас все зависело от прочности щеколды. Фонарь погас. На дверь началось сильное давление, щеколда постепенно прогибалась. Хоть Том и пытался держаться, но на его глазах тоже выступили слезы страха и отчаяния. Он посмотрел на Майка в последний раз, зная, что это конец.

– Это все из-за меня, какой же я дурак… Прости меня. Прости, что привел тебя сюда,– прошептал Том.

Майк лишь жалобно смотрел Тома, слезы говорили за него. Он обреченно посмотрел на труп и перевел взгляд на почти сдавшуюся щеколду, осознавая, что он больше никогда не увидит Асселию, не увидит маму, не наведается к дяде Клинтону – хоть и очень странному, а порой и пугающему, но все равно не чужому человеку. Больше не будет ничего, время не справилось с поворотом, и бетонный столб его приостановил, сильно сбавив обороты.

– Друзья навсегда, Томи-дейл, что бы ни случилось. Я рад, что ты появился в моей жизни, – сказал Майк и даже попытался улыбнуться.

– Такого друга, как ты, я больше не найду никогда. И не потому, что скорее всего умру, а потому, что люди вроде тебя встречаются только раз в жизни.

После этих слов Том бросился к двери и изо всех сил навалился на неё. Сопротивление было недолгим, на секунду даже показалось, что два силуэта за дверью отступили. Но лежащий на полу труп давал понять, что жизнь несправедлива и порой очень жестока. В это мгновение дверь от удара слетела с петель, отбросив Тома в другой конец комнаты. Огонек, который так манил его, проник внутрь, и две фигуры вошли в хижину. После этого время остановилось навсегда.

ᔓ❖ᔕ

Я смутно помню события тех дней, но думаю, что ничего не упущу, ведь я отнесся со всей серьезностью к своей затее. То, что я все-таки решил перенести все на бумагу, – это уже большое достижение для меня. Ведь я не мог допустить, чтобы жизнь этого человека бесследно растворилась, будто его и не было вовсе. Он прожил хоть и тяжелую, но прекрасную жизнь. Признаюсь вам, я восхищался им и восхищаюсь по сей день. Его жизнь была разделена на ряд значимых событий, которые я прозвал «артефактами», и лишь идя за ним по пятам, аккуратно их подбирал. Они здесь, в моем старом, но верном мешке с заплатками по бокам.

Про первый я вам уже рассказал, и поэтому смело могу достать его и отправить в яму, которую ранее вырыл на этом старом и богом забытом кладбище. Это игральная кость – мы похороним ее вместе с остальными артефактами, про которые я вам чуть позже расскажу. И это будет не просто яма, это будет могила памяти человеку, которому я обязан жизнью. Я даже приготовил надгробный камень – установим его в самом конце, и я ни в коем случае не мог допустить, чтобы могила была безымянной, поэтому выбил пять букв, отражающих всю суть и жизнь этого человека. Для кого-то это покажется шуткой, кто-то не воспримет всерьез. Но для меня эти пять букв – это отражение той боли и страданий, которые стоят на пути к заветному счастью. И я не сверну с пути, как не свернул с него он, и буду до конца своих дней помнить о силе любви, которая смогла создать удивительный мир, – смотря на гранитный камень, растущий из земли с пятью буквами: «зверь».