Форма боли

Его тело уже проходило быструю фазу сна, и мозг отчаянно боролся, выдавая самые яркие сны, которые можно спутать с реальностью. Он стоял посреди поля за городом и увидел красную ниточку, торчащую в густой траве, а потом пошёл за ней. Она ускорялась, но Том отчаянно хотел добраться до ее начала и узнать, что там. Он бежал, пока не забрел в лес. И в конечном итоге у него получилось – он нашел, что искал. Жаль, что наутро ничего не вспомнит из этого сна. Зато сгорит от стыда, проснувшись в мокрой постели, осознав, что впервые за четырнадцать лет он обмочился. Последний раз это было в два года. И слава Богу, что Майк еще спал.

Тайна манит, тайна пленит, тайна дурман, и она убивает.

2.

Утро было мучительным, особенно если поздно лечь спать. И, с трудом открыв глаза, осознаёшь всю свою беспомощность и обречённость… Майк как раз в это время взбирался на огромную гору, совершенно без какой-либо страховки, медленно и аккуратно выбирая каждый уступ, каждый камушек. Он посмотрел вниз, но там была лишь бесконечная пропасть. Желудок сдавило, а легкие перестали поглощать кислород. Ему оставалось каких-то пару метров, как сзади кто-то, прямо за его спиной, прокричал: «Майк Элтон!»

Рука сорвалась, а внутри все оборвалось. Он начал падать в самую червоточину, в нескончаемую бездну. Майк летел и ждал удара, сердце сжималось болью, а все тело онемело. Он не переставал падать, пока не проснулся за своей партой в школе и не увидел стоящего перед ним мистера Неленда, учителя истории.

– Ну что, с добрым утром. Сон – это, конечно, хорошо, но вам не кажется, что вы пришли сюда за знаниями?!– прикрикнул мистер Неленд.

– Извините, такого больше не повторится.

– Я надеюсь,– сказал Неленд и вернулся обратно к теме урока.– Итак, о чем это я… Картина, которую вы сейчас видите на доске, написана Карлом Павловичем Брюлловым, русским живописцем. На ней изображен «Последний день Помпеи». По общему мнению историков, принято считать, что 24 августа 79 года произошло одно из самых катастрофических извержений вулкана Везувий, в результате чего такие города, как Помпеи, Геркуланум и Стабии, были полностью уничтожены. Города подвергались воздействию очень высокой температуры, в результате чего человеческая кровь мгновенно вскипала, а черепа просто… взрывались.

Все внимание учеников было устремлено на картину, в центре которой – погибшая женщина и младенец, тянущийся к безжизненному телу матери.

– Автор картины хотел показать зрителю, что основная ценность мира – человек. Брюллов противопоставляет его величие разрушительным силам природы. И, как мы можем заметить, человек зачастую бессилен. Если у кого-то возникли вопросы по этой картине – задавайте.

Воцарилось молчание, пока одна рука не поднялась вверх.

– Да, Асселия, я вас слушаю.

– То есть, автор картины хотел показать беспомощность человека перед природой?

– Ну, не совсем. На картине изображена борьба.

– Я, например, вижу лишь то, что никакого величия человеческого там нет. Вы правильно сказали про бессилие. Человек никогда не стоял выше, а если и считал себя таким, то можно посмотреть на картину и увидеть, что из этого вышло.

– Хм… В этом что-то есть. А давайте вы подготовите эссе на эту тему к следующему уроку,– с улыбкой сказал Неленд, после чего за дверью послышался звонок.

Том, Майк и Асселия шли по школьному коридору после первого урока. Асселия училась в одном классе с Майком. Ее светлые волосы, голубые глаза и эта загадочная, но в то же время простая улыбка сводили Майка с ума. Он был влюблён в нее полностью с самого детства, но его нерешительность всегда брала верх. В каждом движении, в каждом жесте Асселии в его сторону он пытался найти знак внимания и любой намёк на взаимную симпатию. О взаимной любви Майк пока и не думал, но постоянно представлял, как однажды возьмёт ее за руку, впервые коснётся ее нежных губ и растворится в них без остатка. Как сказал бы Джейкоб: «Химическая реакция на запредельном уровне, спасайтесь кто может!».

Их дружба началась с самого детства, с той улицы на окраине города, где они родились и выросли. Том жил через три дома от Майка, а Асселия – чуть дальше, почти на углу, напротив дома Джейкоба.

Джейкоб был зануда, книжный червь, ботаник и главный мозг этой компании, страшным любителем комиксов и, конечно же, пончиков с шоколадной глазурью. Это было видно по нему издалека. Но когда дело доходило до каких-то рисковых затей, которые могут в определенный момент вылиться в неприятности, Джейкоб всячески пытался найти причину оставить эти затеи и поскорее забыть. Из коридора они вышли во двор, где возле площадки на лавочке их ждал Джейкоб, протирая очки.

– Видели бы вы свои лица, опять всю ночь играли в эти загадочные поиски архалита?– надевая очки, сказал Джейкоб.

– «Вечные», если быть точнее, и я почти его сделал,– сказал Том.

– Ох, это твое «почти»… – с улыбкой произнес Майк и увидел, как Асселия поддержала его милым смешком.

Лицо Тома помрачнело. Он подошел ближе к остальным. Из головы никак не мог выйти инцидент, который произошел утром в кровати. А самое главное – причина, по которой его постель попала в безжалостный шторм.

– Мы кое-что видели сегодня ночью со стороны леса.

– Что?– настороженно сказал Джейкоб.

– Томи, не надо,– сказал Майк, но его протест проигнорировали.

– Две фигуры вышли из леса и направились к хижине, заброшенной хижине, около полуночи.

– Охотники?– предположила Асселия.

– Демоны? Может, пожиратели? О! Или это масонская верхушка прогуливалась по лесу, идя в свой масонский штаб, решать, как будет развиваться очередной мировой конфликт. Хотя, я все-таки больше склоняюсь к демонам,– задумчиво произнес Джейкоб.

– Эээм, не думаю, что в нашей глуши поселились масоны, но мысль интересная, мое любопытство все не дает мне покоя. Кому понадобилось в полночь прогуливаться по лесу к хижине?

– Томми, забудь об этом,– серьезно и настоятельно сказал Майк.

– Я же надеюсь, ты не собираешься туда идти?!– испуганно сказала Асселия.

– Именно,– кивнул Том.

– Чувак, ты реально псих, а если там реально демоны? Мне кажется, это необоснованный риск, ты даже не знаешь их намерений и мотивов,– настаивал Джейкоб.

– Кто-то перечитал комиксов…– сказал Том.

– У меня предчувствие, что это все очень плохо кончится…– продолжал Майк.

– Да перестань, просто сходим, посмотрим незаметно, что там творится, и уйдем. Кто со мной? Или я дружу с занудами?

– С умными и предельно осторожными,– поправил его Джейкоб.

– Даже если бы я очень хотела, а это не так, то все равно не смогла бы – у нас в семье, так сказать, комендантский час. Забыли? В девять часов я должна уже быть дома. Отец за этим следит.

– Демоны. Демоны. Демоны. Нет, точно без меня.

– Ну, дорогие мои зануды, вы пропускаете самое интересное, и не обижайтесь потом, что я ничего не расскажу вам, – подытожил Том и перевел взгляд на Майка.

Сделав небольшую паузу, он сказал:

– Майк, ты пойдешь со мной? Нужно перестать всего бояться. Давай бросим вызов.

– Я не боюсь,– Майк опустил взгляд, затем лишь на мгновение отчаянно посмотрел на взволнованную Асселию, подумав, какая она все-таки прекрасная, и чтобы не выглядеть трусом, посмотрел Тому прямо в глаза и сказал:

– Да. Если у меня не получится тебя переубедить, то да. Я пойду с тобой.

– Отлично! Тогда вечером встречаемся у меня?

– Ну вы и психи, конечно. Вы знали, что по статистике люди, которые ходят ночью в лес к старым заброшенным хижинам, еще при этом зная, что они не совсем уж и заброшены, обычно НЕ ВОЗВРАЩАЮТСЯ!– вынес вердикт Джейкоб.

Асселия стояла и смотрела, переводя взгляд с Тома на Майка, но так и не смогла ничего сказать. Была бы она настойчивее, возможно, остановила бы их. Во всяком случае попыталась.

– Да. Только после школы нужно проведать дядю Клинтона.

– Хорошо, тогда как закончишь, приходи ко мне. Я пока подготовлю осиновый кол, вдруг там вампиры,– улыбнулся Том и перевел взгляд на Джейкоба, но в ответ получил лишь средний палец.

– Договорились.

Прозвенел звонок, и на этом Том и Джейкоб пошли в свой класс. Майк тоже направился за ними, как вдруг Асселия задержала его, осторожно взяв за руку, и сказала:

– Я очень надеюсь, что все пройдет хорошо. Берегите себя. А ещё лучше – оставайтесь дома.

От неожиданности Майка волной обдало холодом и бросило в жар, по телу побежали мурашки от ее теплых и нежных рук. В голову ударил приятный аромат желтых лилий, такой манящий и одурманивающий, но в то же время обжигающе-ядовитый. Майк все же смог собрать себя в кучу.

– Я тебе обещаю… все будет хорошо. Тем более, если Том что-то задумал, то его и конец света вряд ли переубедит,– Майк старался не отводить взгляд.

Асселия до сих пор держала его за руку. Она одобрительно улыбнулась, приняв его обещание, и подошла чуть ближе, разрушив все мысленные и немысленные башни Майка, которые он строил в своих фантазиях о любви к ней. Сейчас он, посреди пустого школьного двора, держит ее за руку, точнее, она его держит. Находясь в сантиметрах десяти от ее губ, в голову пришло обжигающее дежавю: когда летом на каникулах они пошли вдвоем гулять по городу и забрели к небольшому мосту у ручья. Асселия в шутку обиделась на него из-за того, что он не в силах предсказать будущее, закрыла глаза, демонстративно надула губы и стала на середине моста, облокотившись спиной на перила. Майк подошел к ней и аккуратно прижал к себе, обхватив руками талию, мгновение – и его губы коснулись ее губ, он чувствовал ее дыхание, мурашки, ее нежные руки уже обхватили его шею – это было самое лучшее мгновение в его жизни. Только было оно в голове: фильм цветной, ощущения объемные. На самом деле Майк стоял столбом напротив Асселии, не сумев сделать ничего, чтобы фильм стал реальностью. Она открыла глаза – шанс и искра, которая должна была положить начало их незабываемой истории, ушла вниз по течению прямо в коллектор, куда стекает весь шлак города.

И вновь он в ступоре стоит на школьном дворе.

– Если хочешь, можем вместе сходить к твоему дяде?

– Это… Это было бы здорово,– сказал Майк и растянулся в блаженной улыбке.

– Тогда договорились, надо бежать, а то Сигсби поставит прогул.

И они побежали, но Майку уже было плевать на прогул – он был счастлив. Это счастье сейчас бежит позади него, и будь он Орфеем, а она его Эвридикой, он ни за что бы не посмотрел назад – он бы точно вернул ее к свету.

3.

Все складывалось идеально до определенного момента. Их класс отпустили домой на урок раньше, чем Тома и Джейкоба. Асселия уже была на месте встречи, а Майк немного задержался, но сказал, что за эти десять минут она может просить у него что угодно. И, как обычно это бывает, одна маленькая деталь, маленький винтик, рушит огромный механизм, и все разлетается вдребезги. Вот и для Майка этот маленький винтик – в виде разбитой губы, синяка под глазом и почти отбитых почек – разрушил механизм идеального вечера с Асселией. Она еще не знает, что Майк не придет к ней: он уже далеко от школы. Морально подавленный и ненавидя себя за слабость, он спрятался под мостом на восточной стороне Бричмонда и пытался в голове сложить пазл: что он сделал не так.

Что заставило Харрисона с его дружками избить меня прямо по пути к Асселии? А ничего – просто я оказался не в том месте, не в то время. Я все испортил, механизм сломался… Они бы и дальше пинали меня, пока я валяюсь на земле, показывая свою власть и силу, но из-за того, что в один момент я перестал вскрикивать после каждого удара, Стив подумал, что я потерял сознание, и они просто убежали. Но я был в сознании, просто в ту секунду у меня появилось странное ощущение злости и ненависти не к себе, как это обычно бывает, а к ним. Я перестал чувствовать боль. И даже был готов встать и хорошенько врезать одному из них, но это было лишь мгновение, и оно прошло.

Просидев около трех часов под мостом, дело близилось к вечеру, и Майк решил покинуть свое убежище и все-таки добраться до Клинтона – старого боевого товарища и просто лучшего друга его отца. До войны он был самым известным художником в Бричмонде. В центре города у него была небольшая студия, и в ней рождались на свет потрясающие картины. Каждый в городе хотел прикоснуться к прекрасному и купить хотя бы одну себе.

Но после войны все изменилось – как для Клинтона, так и для Майка. Майк потерял отца, а Клинтон со временем – рассудок. Картины превратились в странные и порой ужасные образы угнетения и страха человеческого, а потом и вовсе исчезли. Кто-то из местных жителей говорил, что видел, как в один из вечеров Клинтон вынес на улицу все свои картины, свалил в кучу и оставил на растерзание прохожим. Кому-то определенно повезло в тот вечер. А после этого его почти и не видели выходящим на улицу, а если и видели, то не сразу замечали, а может, и вовсе просто проходили мимо. Он ни с кем не здоровался и не общался, он стал просто тенью. Студия так и осталась в его распоряжении, но только уже в качестве дома, а точнее – убежища, с забитыми наглухо окнами и выцветшей краской на стенах, в окружении пустых холстов, отражающих надоедливые голоса и ужасные образы, которые ходят за ним по пятам. С недолгими, но весьма многообещающими просветами. Он был странным, но безобидным стариком на своей волне и со своими лучшими друзьями в голове – тараканами.

Майк подошел к главной площади города. И вот он уже в паре шагов от дверей студии «Эстетики и тонкой красоты». Первый стук в дверь не принес результатов.

– Дядюшка Клинтон!

Тишина.

Еще более настойчивый стук – и по ту сторону двери пробудилось движение. Какое-то время борьбы с замочной скважиной – и дверь открылась. За ней стоял старенький, сгорбленный и очень худой старик с жалостным видом и потерянным взглядом. Седина полностью съела его когда-то густые темные волосы.

– Дядя Клинтон, это я, Майк. Проследовала небольшая пауза, прежде чем старик сказал:

– О-о-о, Майки, родной, проходи.– Глаза старика наполнились радостью.

Войдя внутрь, Майк сразу ощутил затхлый запах смрада и глубокого одиночества. Свет в комнате исходил от трех свечей на столе и еще четырех на подоконнике. Обстановка напоминала скорее склеп, чем студию в прошлом извечного и уважаемого художника.

Клинтон проводил гостя к небольшому дивану, но не спешил садиться рядом, а какое-то время пристально рассматривал Майка, прежде чем начать разговор.

– Я знал, что ты придешь сегодня, но, заметив на пороге чужого, я не стал сразу открывать. Мне показалось, что кто-то притащил к моей двери куклу, очень похожую на тебя, и с помощью ниточек ей управлял. Но потом я увидел белый свет, еле заметный, лишь слегка просвечивающий твои ребра. Но от меня ничего не скрыть,– задумчиво сказал Клинтон.

– Как же давно я не видел его, сколько же прошло лет…

Майк уже давно привык к странностям дядюшки и, как ему советовала мама, когда он начинает «бредить», просто переводил тему и пытался его вовлечь в нее.

– Я пришел лишь узнать, как у вас дела и не нужно ли вам чего-то, но уже на самом деле поздно. Я сегодня задержался в школе, и мне, наверное, пора. Давайте я лучше зайду завтра…

– Господи, Майки, что с твоим лицом? Кто тебя так?

– Да все нормально. Просто небольшие неприятности в школе.

– Это все я виноват…– по щеке старика скатилась слеза.

– Да нет, вы чего, это все от моей трусости и ничтожности.– Майк опустил голову.

– Он бы не выбрал тебя, будь ты слабаком и трусом, твое сердце чистое и доброе! Запомни это!– Клинтон немного задумался, уставившись в пустой холст перед собой, но потом продолжил:– Знаешь, Майк, твой отец еще до войны на Малом Берегу как-то сказал, что если этот бой судьба определит для него как последний, а для меня будет благосклонна и дарует еще немного времени, то он взял с меня слово, что я присмотрю за тобой и никогда не дам в обиду…– старик вытер одинокую слезу и посмотрел в глаза Майка.– Ты прости меня, судьба даровала мне время, да только покалечила сильно, я порой и за собой уследить не могу… Хотя кое-что все-таки могу, Майк.– Печаль буквально за пару секунд сменилась нарастающей яростью.– Я бы вырвал эти гнилые сердца, бьющиеся в груди твоих врагов, и скормил бы их им же под радостные вопли. Я бы проследил, чтобы ни одной крошки они не проронили до самого Аида. Но так как этих мерзавцев защищает от моего гнева мое же спутанное сознание, которое лишь ненадолго дает мне просветление… К черту всех! Я призову богиню Луны Гекату из глубин Флегетона и, взяв клык василиска и желудок грифона, сваренные в крови священников-атеистов и желчи Иуды, отправлю мертвым вороном страшное проклятье. Как только ворон вонзит когти в кожу, проклятье впитается в их жалкие тела и каждый день начнет поедать плоть, а по ночам будет глодать кости. А через пару месяцев, за миг до того, как последняя искра их сознания и жизни угаснет, перед их последним взором будет воистину прекрасная картина – я бы даже ее нарисовал.– Клинтон задумчиво улыбнулся, представляя весь ужас, который разворачивается у него в голове, и закончил:– Они увидят полное расчленение и поглощение своих конечностей и органов без остатка. И пусть эти слова станут делом, а преисподняя – домом для этих жалких подлецов. Так и будет.

Я смутно помню, как покинул Клинтона и оказался на площади в паре километров от своего дома… Мне кажется, я просидел там больше двух часов. Но одна фраза, сказанная Клинтоном, твердо засела в памяти: «Найди меня, когда все закончится».

Стрелка на часах уже перевалила за девять вечера в тот момент, как Майк подошел к дому Асселии. Немного задержавшись, он хотел увидеть хотя бы свет настольной лампы в ее комнате. Он хотел лишь знать, что с ней все хорошо. На большее он и не мог рассчитывать, наверное, уже никогда. И, простояв, погрузившись в свои мысли напротив окна около десяти минут, Майк не сразу заметил, как штора на втором этаже отдернулась и появилась та, о ком были все его мысли.

Он вспомнил, как был в первом классе и пришел в сопровождении с Томом и Джейкобом к ее дому, но она все не выходила, а уже оставалось минут двадцать до того, как они в первый раз опоздали бы в школу. Недолго думая, все трое принялись звать ее, Джейкоб даже подумывал взять горстку камушков, как вдруг в окне второго этажа отдернулась штора и появилось сонное и не очень веселое лицо Асселии. В тот день она приболела, и ее мать, миссис Элис, решила оставить ее дома. Майк уже тогда был по уши в нее влюблен.

А теперь это маленькое болезненное лицо сменилось на испуганный и тревожный взгляд, которым она изучала каждую ссадину на его лице, а после открыла окно и закричала:

– Майк! Что с тобой случилось?!

Первая мысль была – бежать, как он уже сделал сегодня, но тело его уже не слушалось, и он остался на том же месте. Тем более, Асселия уже спускалась вниз, не обращая внимания на запреты выходить в такое позднее время на улицу, доносившиеся от отца где-то уже далеко за спиной.

И вот она, наплевав на запреты, перепуганная и с мокрыми глазами от слез, стоит возле него. Аккуратно гладя по щеке того, кто давно ей небезразличен и о ком были все ее мысли целый день. Она смотрела в его искренние глаза, наполненные болью и кровью от лопнувших капилляров, из-за многочисленных ударов. И, медленно проведя по разбитой губе, не выдержав эмоций, которые яростно боролись внутри за попытку выплеснуться наружу, она бросилась в его объятия. Они простояли так около пяти минут, прижавшись друг к другу, не сдерживая слез. Не проронив ни единого слова – в этом потоке чувств они были бы лишними. Пока отец не крикнул, что сейчас сам лично спустится за ней, если она не зайдет в дом. И только перед уходом, перед тем как поцеловать его в уцелевшую щеку, она сказала:

– Обещай, что завтра утром ты зайдешь за мной по пути в школу и обязательно все расскажешь.

– Обещаю.– Собравшись с мыслями, он продолжил то, что надо было сказать уже давно.– Когда я рядом с тобой, я чувствую тепло в груди, и оно будто собирается в огромный шар, который способен разорвать меня на части. Мне кажется, я тебя…

– Асселия! Ты видела, который час?!– крики уже доносились от входной двери. Она смотрела на него самыми счастливыми глазами, не дав Майку договорить, она нежно коснулась его губ – это был секундный, но зато самый настоящий поцелуй, который передал все ее чувства и искренность, поцелуй, который закончил слова Майка.

Я тебя люблю.

ᔓ❖ᔕ

Я часто вспоминаю этот эпизод из его жизни. Он особенный. Вы когда-нибудь заглядывали в саму суть чувства любви? Мне кажется, что это самое сильное чувство, которое мы можем испытать. Человек, которым движет любовь, – опасный человек, он способен на все. Никто этого не заметил, но в тот момент, когда ее губы коснулись его губ, жизнь Майка изменилась навсегда: он сиял самым чистым и теплым светом. Он стал солнцем в ее вселенной.

Винсенду Мэллону, популярному писателю любовных романов (основываясь на реальных историях), критики как-то сказали: не существует той любви, что смогла бы затмить разум, разорвав сердце на части и за долю секунды собрать все куски до едина, наполнив каждый теплотой и нежностью, о которой он пишет в своих книгах. Его ответ был краток: «Мне искренне вас жаль».

4.

Весь вечер из головы Тома не выходила та хижина. Интерес к ней стремительно рос, будто опухоль в мозгу. И тут уже дело принципа: либо ты ее вырвешь с корнем, проспиртуешь и поставишь в баночку на полку, будто сувенир с какой-нибудь поездки, либо она тебя убьет, и в баночку уже положат тебя – только, скорее всего, по кускам.

Он просидел на кровати, листая комиксы по мотивам Лавкрафта, особо не вникая в смысл, просто рассматривал картинки и думал о их походе. Тщательно продумывая ещё раз каждый шаг. Ровно до того момента, пока в дверь не постучал Майк.

Спустившись по лестнице вниз, Том открыл дверь и замер.

– Господи, Майк, кто этот покойник, что посмел тебя тронуть?! Харрисон?

– Томи, всё хорошо, ему тоже славно досталось.

– Да ну? У него тоже все лицо разбито?

– Ну не прям все, но большая часть. Давай скорее пойдем в твою комнату, не хочу, чтобы твоя мама увидела меня в таком виде. Я дома ещё не появлялся, позвонил своей, сказал, что сегодня ночую у тебя.

– Ладно, давай, но знай, что я очень зол. Завтра же покажешь мне его. И я хорошенько поработаю над его паршивой улыбкой. Сраный Харрисон.

– Эй, Томи, это Майк пришел?!– послышался голос Деборы где-то в гостиной.

– Да, мам, мы пошли наверх, очень спешим.

– Привет, Майк, если что, ужин на плите, занятые вы мои!

– Здравствуйте, миссис Дебора, спасибо!

Дверь в комнату на втором этаже защелкнулась, и воцарилась тишина хоть и ненадолго, но достаточно, чтобы привести мысли в порядок.

– Если хочешь, мы можем перенести наш поход.

– Из-за чего? Из-за пары синяков? Брось, я в порядке, давай сделаем это.

– Хорошо. Ждем, когда все уснут. Это будет примерно в одиннадцать ночи. Отец сегодня задержится, приедет где-то в десять. Ему обещают повышение на службе, поэтому он уже две недели сидит в участке до последнего, работает над каким-то очень важным делом,– сказал Том и немного приподнялся в кресле.

– Хорошо.

– Я приоткрыл заранее окно, чтобы потом не шуметь. Спустимся по шпалере.

– Надеюсь, все пройдет без проблем.

– Удача будет идти с нами на протяжении всего пути. А ты чего так светишься? Я думал, ты не очень-то и хотел идти.

– Эээм, с чего ты взял?

– Да ладно тебе, я что, не знаю своего друга? Давай выкладывай.

После небольшой паузы в виде интриги, Майк сказал:

– Мы поцеловались с Асселией.

– Да ладно! Вот это поворот. Наш Майки наконец-то повзрослел и нашёл свою половинку,– похлопав по плечу, сказал Том.

– Спасибо.– Майк попытался улыбнуться, но разбитая часть губы дала понять, что делать этого пока не стоит.

– Ну знаешь, меня не проведешь, я видел, как ты смотришь на нее, так что сразу заприметил твой огонек в глазах рядом с ней. Завтра расскажешь мне все в мельчайших подробностях, но сначала надерем зад Харрисону. А пока давай настроимся на дело.

На часах было без пяти десять, Том включил телевизор – там шла передача про нашествие пауков-гигантов. Их мохнатые лапы с глухим стуком опускались на асфальт, оставляя глубокие вмятины. Дома казались игрушечными рядом с этими чудовищами – пауки легко перелезали через крыши, разбивали окна, опутывали улицы липкой паутиной.

Люди в панике бросались к укрытиям, но паутина быстро перекрывала все выходы. В небе висела серая пелена, солнце едва пробивалось сквозь клубы пыли и паучьих нитей. Крики, сигнал тревоги, визг тормозов – все сливалось в один отчаянный шум. На центральной площади огромный паук поднял на лапах автобус, словно игрушку, и отбросил его в сторону. Все вокруг погружалось в хаос. Над городом нависла тень, и казалось, что надежды уже не осталось, как вдруг картинка ужасного исхода сменилась уютной студией, где жизнерадостный ведущий объявил, что это всего лишь один из вариантов конца света, и после небольшой паузы добавил: – в ближайшее время.