Опальная жена. Пекарня на краю севера

Поставив банку на место, двинулась дальше, к дальнему концу погреба. Запах здесь изменился. Вместо затхлости и плесени, которые я ожидала встретить в подобном месте, воздух наполнился тонким, пряным ароматом. Я замерла, принюхиваясь. Корица? Мускатный орех? Ваниль?

“Быть такого не может” – я помотала головой, всё ещё не веря в происходящее.

Я шла на запах, словно заворожённая. За очередным арочным проёмом обнаружилась ещё одна дверь – низкая, обитая потемневшим от времени железом.

Меня снова охватил липкий страх, проникший в кости. Абсурдное, иррациональное чувство, но пальцы застыли в нескольких миллиметрах от массивной бронзовой ручки двери.

Что, если дом меня отвергнет? Что, если почувствует во мне чужака?

Внезапно дверь с протяжным, мучительным скрипом приоткрылась на несколько сантиметров, словно дом сделал выдох после долгой задержки дыхания. Никто не коснулся ручки. Никакого ветра. Просто… приглашение.

– Спасибо, – прошептала я так тихо, что слова растворились в воздухе. – Спасибо, что доверился.

В тот же миг балка над головой издала долгий, низкий скрип. Не показалось. Звук был настолько отчётливым, что волосы на затылке встали дыбом.

Все слова недоверия, все рациональные объяснения рассыпались прахом. Дом и вправду был живым. С собственной волей и памятью. И теперь он слушал. Наблюдал. Ждал.

Глубоко вздохнув, я протянула руку и распахнула дверь полностью.

Комната за ней оказалась неожиданно светлой. По углам стояли странные светильники, испускающие мягкое голубоватое сияние. Я никогда не видела ничего подобного – они не чадили, как масляные лампы и не были похожи на свечи.

Воздух был сухим и прохладным, а аромат специй стал ещё насыщеннее. Передо мной открылась небольшая квадратная комната, заставленная мешками и деревянными ящиками. Я осторожно подошла к ближайшему мешку и развязала шнур, которым он был перевязан.

Внутри оказался белый, мелкозернистый сахар – чистый, без комков и примесей.

Я зачерпнула щепотку, поднесла к носу, затем осторожно лизнула кончик пальца. Сахар. Абсолютно свежий! Словно его только принесли с рынка.

В соседнем мешке обнаружилась мука – белая, мягкая, без малейшего признака затхлости или жучков. Дальше – крупная соль, овсяные хлопья, какие-то крупы. Все продукты выглядели так, будто их доставили только вчера.

– Невозможно, – прошептала я, оглядывая комнату. – Здесь всё должно было давно испортиться.

В дальнем углу что-то блеснуло. Я подошла ближе и увидела странные камни, расставленные по углам комнаты. Они были размером с кулак, идеально гладкие, словно отполированные, с глубоко выгравированными символами, напоминающими скандинавские руны. А по потолку струились рисунки. Я подняла свечу повыше. В неровном свете проступил знакомый символ – змей, кусающий собственный хвост. Уроборос – символ вечности.

Золотистые чешуйки змея, мерцали в свете пламени, словно наделённые собственной жизнью.

“Может какое-то заклинание?” – подумала я.

Поэтому продукты остались свежими.

Если честно, то я нашла настоящее сокровище! Дом разграбили, а вот попасть в подвал не смогли. И нужно сказать спасибо, несчастному господину Рейвену, что сбегая, он оставил такое богатство! А может это вовсе не его? Сколько была заперта эта комната? Никто не знает.

Страх постепенно отступал. Впервые с момента прибытия я почувствовала не тревогу, а воодушевление. Всё здесь, каждый мешок, каждый ящик – говорили о возможностях, о новой жизни.

– Боги, а ведь всё налаживается, – выдохнула я, прижав ладонь к груди.

Я засмеялась. Но тут же одёрнула себя, выпрямив спину и глубоко вздохнув.

– Нет. Расслабляться пока рано.

Взгляд упал на большой мешок в углу. Подойдя ближе, я осторожно развязала его и заглянула внутрь. Овёс. Свежий, как и всё в этой комнате.

– Шторм! – воскликнула я. – Бедняга, должно быть, голоден как волк.

Изучение подвала могло подождать, а вот голодный конь – нет.

В ту же минуту я направилась обратно через лабиринт подвальных помещений на кухню. В углу под столом обнаружилось ведро. Немного наклонившееся набок, с потрескавшимися от времени досками, но железные обручи всё ещё крепко стягивали бока.

С ведром в одной руке и свечой в другой вернулась в подвал. Спуск оказался непростым – деревянное ведро было тяжёлым, а свеча норовила погаснуть от каждого движения воздуха. Но я справилась и вскоре снова стояла перед мешком с овсом.

Поставив свечу на ближайшую бочку, зачерпнула руками золотистые зёрна и начала пересыпать их в ведро.

– Надеюсь, тебе понравится, – пробормотала я, думая о Шторме.

Я уже засобиралась на выход, когда внезапно снаружи донеслось пронзительное лошадиное ржание, а сразу после послышалась человеческая ругань и крики.

Ведро выпало из моих рук, с глухим стуком ударившись о каменные плиты пола. Золотистые зёрна овса брызнули во все стороны. Но мне уже было не до них.

Схватив свечу, бросилась к лестнице.

Распахнув входную дверь, выскочила во двор, щурясь от внезапно ударившего в глаза дневного света…

– Прочь, чудовище!

Внутренний двор разразился руганью.

Шторм встал на дыбы. Я подбежала к коню, закрыв собой незваного гостя, который в эту минуту беспомощно барахтался в глубоком снегу.

– Тише, мальчик, – прошептала я, осторожно касаясь взмыленной шеи Шторма, – Тише.

Конь всхрапнул, недоверчиво косясь на незнакомца, но под моими прикосновениями постепенно успокоился. Его ноздри раздувались, выпуская клубы пара в морозный воздух, но дикий блеск в глазах начал угасать.

– Вот так, хороший мой, – шептала я, поглаживая его по шее. – Никто не причинит нам вреда.

Незнакомец всё ещё лежал в снегу. Это дало мне время отвести Шторма в стойло и закрыть дверь.

Когда я вернулась, мужчина вновь взвизгнул:

– Чудовище! Такое животное нужно держать на цепи! Что за вопиющее безобразие?

– Безобразие? – хмыкнула я, протягивая руку, чтобы помочь незнакомцу подняться. – Я бы хотела задать тот же вопрос! Здесь, вообще-то, частная территория, а не проходной двор. Кто вы такой и что делаете в моём доме?

Незнакомец нервно фыркнул и с преувеличенным усердием принялся отряхивать налипший на плащ снег. Его нелепая вязаная шапочка съехала набок, обнажив встрёпанные седеющие волосы.

– Ганс Нобель! – мужчина гордо вскинул подборок, и я смогла рассмотреть его получше.

Худой, невысокий, с острыми чертами лица, которые делали его похожим на птицу – особенно длинный, заострённый нос. Маленькие глаза, посаженные слишком близко к переносице, смотрели на меня цепко, с каким-то недоверием и… опаской.

– Помощник префекта Ульфа Штаймера, – продолжил Нобель, с нарочитой важностью демонстрируя потрепанную кожаную папку. – И прибыл сюда с официальным поручением.

– Официальное поручение, значит, – медленно повторила я.

– Точно так-с! – взгляд помощника нервно переместился на дом, крыша которого слегка потрескивала, то ли от ветра, то ли от тяжести налипшего на неё снега. – А вы тут со своим конём…

– Шторм защищал себя и дом, – парировала я, выпрямив спину. – И наказывать его я не собираюсь!

Ганс Нобель недовольно поёжился, плотнее запахивая полы своего пальто.

– Ещё раз спрашиваю, что вам нужно?

– Полчаса назад в нашу администрацию явился Нильс Оддер – капитан городской стражи, и заявил, что вы являетесь новой хозяйкой данного участка и недвижимости! – выпалил Нобель на одном дыхании. – Меня попросили проверить ваши бумаги!

– Что ж… извольте, – я достала из-за пазухи документы и протянула их помощнику префекта.

Мужчина извлёк из внутреннего кармана очки в тонкой металлической оправе и с такой важностью водрузил их на переносицу, что невольно напомнил мне судью, готовящегося огласить приговор.

Прошла минута… другая. Брови Нобеля то и дело взлетали вверх, а тонкие пальцы, похожие на карандаши, нервно перебирали страницы. Несколько минут он молча всматривался в бумаги, иногда приближая их к самому носу, словно подозревал подделку.

– Так-так-так, – бормотал он себе под нос.

Я переминалась с ноги на ногу, проклиная мороз и неожиданного гостя. Шторм стоял у себя в стойле, нервно фыркая.

Наконец, Нобель поднял глаза от документов, и на его лице расплылась торжественная улыбка.

– Всё в полном порядке! – объявил он с неожиданным воодушевлением. – Позвольте поздравить вас с законным вступлением в наследство!

– Спасибо, – пробормотала я.

– Надеюсь, теперь-то городская казна получит свои недоимки?

Я недоумённо посмотрела на него, не понимая причины восторга.

– Какие ещё недоимки? О чём вы говорите?

– Как же, как же! Прежние хозяева этого прекрасного поместья, – мужчина вновь взглянул дом и поморщился. – Так вот, – продолжил он, отступив подальше, – прежние хозяева вот уже пять лет не платили ежегодный земельный налог и сбор на содержание городской стражи! Пять лет, представляете? – Нобель театрально всплеснул руками. – По нашим расчётам, задолженность составляет… – он заглянул в папку, – сто сорок восемь золотых и пятьдесят шесть медяков!

– Но, как же. Я не…

– Взгляните, – помощник префекта тыкнул мне в мои же бумаги, – Имущество и все обязательства по дому отчуждаются полностью. В ваше право. Теперь именно вы должны погасить долги!

Я стояла, оглушённая этим известием. Сто сорок восемь золотых! Да у меня едва ли наберётся десятая часть этой суммы.

Отец… Это в его характере. Избавился не только от неугодной дочери, но и от имущества, погрязшего в долгах.

– В какой срок вы намереваетесь погасить задолженность? – помощник префекта медленно извлёк из нагрудного кармашка обгрызенный карандаш и с показной сосредоточенностью перелистал пару пожелтевших листков в своей потрёпанной папке, после чего впился в меня немигающим взглядом.

Я растерянно захлопала ресницами. Сейчас меня вообще было бесполезно о чём-либо спрашивать.

– Простите, – кашлянул Нобель, – но у меня есть и другие обязанности! Я не намерен торчать с вами на морозе, пока вы сообразите, что ответить!

– У меня нет таких денег, – едва слышно произнесла я.

Помощник префекта поджал свои бескровные, тонкие губы и резко захлопнул папку.

– Ещё один недобросовестный житель нашего города! Не платите налоги, а потом удивляетесь, почему дороги разбиты, а стража появляется, только когда уже поздно что-либо спасать!

– Послушайте, – я постаралась взять себя в руки, – я лишь недавно вступила в права наследования, и ничего не знала о долгах. Мне нужно время, чтобы разобраться.

– Нужно время… – фыркнул Нобель. – Знаете, сколько раз я слышал подобные отговорки?

Холодный скепсис его лица пробрал до костей, заставив усомниться в собственной искренности.

– У вас есть ровно неделя. После этого мы начнём процедуру изъятия имущества. Сначала опишем движимость, – он кинул взгляд на стойло, в котором заржал Шторм. – После перейдём к земельному участку!

С этими словами Нобель резко развернулся и, утопая по колено в снегу, решительно направился прочь от дома.

– Постойте! – крикнула я срывающимся голосом.

Холодное отчаяние захлестнуло меня с головой. Мысли путались, сердце колотилось где-то в горле. От одной только мысли, что у меня могут отнять Шторма, внутри всё сжималось от ужаса. У меня оставался лишь один выход.

Дрожащими пальцами я достала из кармана потёртый мешочек. Монеты звякнули, и Нобель остановился.

– У меня есть немного.

Мужчина подошёл поближе, и я вывалила ему все оставшиеся монеты.

– Это едва ли покроет четверть вашего долга, – презрительно скривился Нобель, пересчитав сумму. – Так не годится! Сударыня, неужели так сложно уяснить простейшие правила?

Помощник префекта начал распаляться, его щёки покрылись красными пятнами, но тирада оборвалась на полуслове. Внутренности дома вдруг хрустнули так зловеще и пронзительно, что даже у меня волосы на затылке встали дыбом.

– Эм-м-м… – промямлил Нобель.

Он опасливо покосился на дом, после чего торопливо собрал деньги в мешочек и протянул их обратно.

– Вы не возьмёте? – удивилась я, разглядывая его внезапно побледневшее лицо.

– Разве я похож на кассира? – процедил Нобель сквозь зубы, стараясь сохранить достоинство. – Завтра соизвольте посетить администрацию. Внесите платежи, – он кивнул на мешочек в моих руках. – Там же вы можете получить домовую книгу. Если она вам нужна, конечно.

– Спасибо, – пробормотала я.

– Чёртово место… – последнюю фразу Нобель произнёс отступив к каменной дорожке, после чего он так резво бросился вниз по склону, что я даже ответить ничего не успела.

Когда его сухопарая фигура скрылась, я тяжело вздохнула и побрела в сторону стойла.

Шторм нервно перебирал копытами, почувствовав моё приближение.

– Что нам делать? – прошептала я, прижавшись лбом к его шее. – Отец специально ничего не сказал про долги. И наверное, поэтому так легко согласился переписать дом на меня. Думал, что я либо сгину в снегах, либо меня посадят в тюрьму. Какой же он всё-таки…

Я с яростью ударила по деревянной стенке. Перегородка затрещала, и едва не раскололась. Воздух пронзили электрические разряды.

Шторм нервно вздрогнул и отступил на несколько шагов, прижав уши.

– Прости, мой хороший, – пробормотала я, засовывая дрожащие руки в карманы.

В этот момент меня пронзило внезапное озарение. Конечно же! Вот оно! Магия отзывалась на сильные эмоции – гнев, страх, отчаяние…

Мне необходимо держать себя в руках. Особенно сейчас, когда каждая вспышка эмоций грозит обернуться катастрофой. Я медленно разжала стиснутые кулаки и сделала глубокий вдох, чувствуя, как опасное покалывание в кончиках пальцев постепенно затихает.

Последнее, чего я хочу – это превратить и без того потрёпанные стены в груду щепок. Каждая скрипучая половица, каждый выцветший от времени угол дома – всё, что у меня осталось.

Взгляд мой скользнул по трещине, расползающейся от места удара. Кажется, дом, как и я, держится из последних сил. Мы оба израненные, но всё ещё стоим. И должны продолжать стоять, несмотря ни на что.

Глава 14

Чтобы успокоиться, я с головой погрузилась в работу. Спустилась в подвал, собрала рассыпанное зерно и, наконец, накормила изголодавшегося Шторма.

После занялась своим скромным обустройством.

В основную часть дома больше заходить не решилась – что-то подсказывало, что время для этого ещё не пришло. Не хотелось тревожить ни собственные натянутые нервы, ни… сам дом. Старые стены, казалось, наблюдали за мной с молчаливой настороженностью. То, что он позволил мне спуститься в погреб, уже можно было считать первым робким шагом к примирению. Но на этом пока всё – нужно набраться терпения и дать времени сгладить невидимые углы.

Холод медленно пробирался под одежду. На кухне становилось всё зябче – пальцы начинали неметь, а дыхание вырывалось облачками пара. Пора было позаботиться о тепле.

За стойлом располагалась старая поленница, но за то время, пока дом пустовал, дрова отсырели настолько, что вряд ли там можно найти хоть что-то пригодное для растопки.

Пришлось обходиться тем, что было под рукой. В ход пошли старые треногие табуреты с рассохшимися ножками, трухлявые ящики, извлечённые из тёмных углов погреба, плетёные корзинки из-под ягод – последние всё равно следовало выбросить, поскольку они насквозь пропитались плесенью и влагой.

Огонь в печи разгорался неохотно, сначала потрескивая и выпуская клубы сизого дыма, но постепенно пламя окрепло, даря долгожданное тепло промёрзшему дому, который, казалось, вздохнул с облегчением после долгих лет забвения.

Когда в кухне стало заметно теплее, я решила, наконец, принести свой чемодан – единственное, что удалось выцарапать у подлого Хорста.

Я поставила его на стол и щёлкнула замками. Крышка поднялась, открыв мой жалкий скарб.

– Ну что ж, давай посмотрим, что у нас есть для жизни на краю света, – усмехнулась я, начиная вынимать вещи.

Два платья – одно из тонкого шёлка цвета морской волны, другое – лёгкое, ситцевое, в мелкий цветочек. Оба совершенно неподходящие для здешних суровых условий. Кружевные сорочки – три штуки, изящные, воздушные, с атласными лентами. Пара чулок, настолько тонких, что даже в тёплом помещении в них было бы прохладно.

– Просто замечательно, – с сарказмом произнесла я, разглядывая свои сокровища. – Кружевное бельё и лёгкие платья – именно то, что нужно для жизни на севере.

В чемодане обнаружилась также расчёска, флакон духов (разбитый – теперь вся одежда пахла сладковатым ароматом ландыша) и тонкая шаль, единственная вещь, хоть как-то пригодная для местного климата.

Я разложила свои немногочисленные пожитки на столе, пытаясь придумать, как их можно приспособить к новой жизни.

Может, получится что-то продать? Только вот кому из местных ножное подобное?

Я устало потёрла лицо руками. Жаль, но жизнь и не думает становиться проще.

Положив вещи обратно в чемодан, я захлопнула крышку и отодвинула его в сторону. Вопрос об одежде придётся решать позже – возможно, удастся раздобыть что-то более подходящее в городе. Если, конечно, местные жители вообще захотят иметь со мной дело.

Тем временем за окном уже давно сгустились сумерки. Высокие сосны возле дома будто сдвинулись ближе, точно любопытные зрители, желающие разглядеть новую обитательницу.

Свою кровать я обустроила по тому же принципу, что и лежбище для Шторма. Принесла относительно сухую солому и аккуратно расстелила в углу комнаты, стараясь распределить её равномерным слоем. Получилось нечто вроде примитивного матраса – не идеал комфорта, но определённо лучше, чем голый пол.

Шаль, обнаруженную в чемодане, решила использовать вместо одеяла. Получилось скромно, но в моих обстоятельствах это можно было считать почти роскошью.

– Ничего, всё ещё наладиться, – подбодрила я себя, сняв ботинки и устроившись на самодельном ложе.

Солома зашуршала под моим весом, несколько колючих стебельков тут же впились в бок. Я поёрзала, пытаясь найти более удобное положение и, в конце концов, смирилась с некоторым дискомфортом.

Натянув шерстяную шаль до самого подбородка, я замерла. Старые половицы поскрипывали вокруг меня мягко и размеренно. В этих звуках чудилось нечто осмысленное – не просто шорохи и скрипы, а настоящий язык, на котором дом вёл свой монолог. По едва уловимым изменениям тональности я чувствовала: он принял какое-то решение. И возможно, завтра мне откроются еще какие-то секреты?

Утро встретило меня пронизывающим холодом и ломотой во всём теле. Огонь в печи потух, и за ночь температура на кухне снова опустилась ниже нуля. Солома, служившая постелью, оказалась не слишком надёжной защитой от холода.

Я с трудом поднялась, морщась от боли в спине и шее. Конечности затекли и плохо слушались. Каким-то чудом мне удалось совладать с непослушными руками и снова разжечь огонь.

Пока дрова разгорались, я направилась к Шторму. Конь нервно перебирал копытами, явно чувствуя моё недомогание.

– Всё хорошо, – я погладила коня по холке. – За меня не стоит переживать.

Насыпав Шторму немного зерна, я вернулась к уже хорошо разгоревшейся печи.

Из чистого упрямства снова решила покопаться в чемодане. Вчерашняя усталость могла заставить меня пропустить нечто по-настоящему ценное.

Безрезультатно. За ночь чемодан так и не наполнился ничем полезным, что могло бы мне пригодиться. А между тем, сегодня нужно явиться в администрацию.

Выбор гардероба был удручающим: либо шёлковое платье, либо ситцевое – оба совершенно не годились для заснеженных улиц. В конце концов, пришлось смириться и остановиться на том, в чём я сюда приехала.

Досадно, но в моей части дома не нашлось ни единого зеркала. Хотя, возможно, так даже лучше. К чему лишние поводы для расстройства? Я и без того прекрасно осознавала плачевность своего внешнего вида.

Подол платья обзавёлся неровными разрывами в нескольких местах. Плащ был безнадёжно испачкан, и мне потребовалось не меньше получаса, чтобы привести его хотя бы в относительно презентабельное состояние.

Закрыв печь заржавевшей заслонкой, я ещё раз окинула взглядом стол. После чего решительным движением высыпала вещи и оставила при себе только пустой чемодан.

Шелковые сорочки вряд ли принесут мне хоть какую-то выгоду, а вот чемодан… Тяжёлый, добротный, с внутренней отделкой из дорогого сукна, источающий тонкий аромат ландыша. К тому же он почти не пострадал, когда я отвоёвывала его у Хорста.