Душа тьмы

Полностью надежным ее метод не был. Горе все равно находило способы прорваться на поверхность, часто в те долгие минуты, когда она, спохватившись, вдруг обнаруживала, что отключилась и словно ходит по кругу, подвергаясь пытке давними воспоминаниями, и лишь спустя некоторое время ей удавалось направить мысли по другому руслу. У нее бывали приступы рыданий, но редко, и со смертью сестры они никогда не были связаны. Она смотрела документальный фильм о миграциях пингвинов и плакала. Видела, как белка, бросив бельчонка, взлетает вверх по дереву, и по щекам у нее текли слезы. Читала книгу, где герои, преодолев все испытания и невзгоды, живут долго и счастливо, и не могла сдержать слез. Казалось, рыдания приходили неизвестно откуда, ударяя в нее, как бьет об стену кузовом грузовик, который занесло в туннеле. Слезы обрушивались на нее мощно и стремительно, ошеломляли ее ощущением печали, а потом уходили, оставляя опустошенной. Они возникали так необъяснимо, что Чарли было легко воспринимать их отдельно от своего горя. Думать о них, как о случайных вспышках печали.

Просто я слишком эмоциональная, твердила она себе, пока наконец не поверила в это.

Особенно сильной и собранной она ощущала себя в то время, когда упражнялась в магии фокусов. Цирковые классы она бросила. Перестала показывать номера перед залом, полным зрителей. Тренировалась в безопасной обстановке своей комнаты и демонстрировала фокусы родным или Лу только тогда, когда совершенствовать в них было больше нечего. Вызывать восхищение она теперь не стремилась. Ее целью был лишь обман, тот момент идеального надувательства, когда все, что зритель считал правдой, вдруг переворачивалось с ног на голову.

Мир обманул ее, отнял единственного человека, которому полагалось находиться рядом с ней всю жизнь, и она стремилась отплатить ему.

В то утро она смотрела на повторе, как фокусники ловят пули, и брала на заметку каждую мелочь.

Иллюзионистов, показывавших такой фокус, как ловля пуль, можно было пересчитать по пальцам, – из-за того, что они сильно рисковали погибнуть при его исполнении. Во время представления в фокусника стреляли в упор, а он ловил пулю ртом. Впервые этот фокус исполнил иллюзионист, который называл себя Чун Линсу – американец с шотландскими корнями, выдававший себя за китайца. Во время этого номера он и погиб, был застрелен прямо на сцене. Фокус считался настолько опасным, что его не осмелился повторить даже Гарри Гудини.

Одним из его удачливых исполнителей – и единственной женщиной, отважившейся на это, – была Дороти Дитрих. В последние несколько лет Чарли была одержима Дитрих. Изучала все сайты с информацией о ней, какие только могла найти, смотрела документалки на ютубе, рылась в книгах в местной библиотеке. Но этого было мало. Видеозаписей, в которых Дитрих ловила бы пулю ртом, не сохранилось, только фотографии.

Наиболее подробные видео, которые Чарли удалось найти, запечатлели этот трюк в исполнении дуэта фокусников Пенна и Теллера. Во время представления они просили кого-нибудь из зрителей выбрать пули и пометить своими инициалами. Потом направляли красные точки ружейных прицелов прямо в рот друг другу. На каждом этапе предлагали зрителям убедиться, что их оружие заряжено настоящими пулями, что оно снято с предохранителя, что все происходит честно. И наконец, они стреляли, и листы стекла, поставленные между ними, разбивались, доказывая, что пули прошли их насквозь. Оба фокусника оставались невредимы. Они открывали рты, и каждый показывал зажатую в зубах пулю, словно схваченную на лету.

Пенн и Теллер не объясняли, как делается этот фокус. Всем, кто хотел докопаться до истины, оставалось лишь строить догадки.

На этом фокусе Чарли помешалась. Словно одержимая, она стремилась очистить его от лишних наслоений и найти ту ложь, с помощью которой ему придали вид правды. Одно видео с этим трюком она посмотрела не меньше двухсот раз.

Как раз когда Чарли заканчивала в пятый раз за это утро пересматривать его, в дверь библиотеки постучали. Подняв голову, она увидела, что в комнату заглядывает мама, прижимая к боку бельевую корзину.

– Привет, милая, – сказала она.

Чарли закрыла ноутбук.

– Привет, мам.

– Ничего себе выдалась вчера вечеринка, да? – Ее бровь дрогнула.

– Ты уже слышала?

– Об этом говорят во всех новостях. Полиция объявила, что принадлежность кроссовок Робби точно установлена. Шериф Карпентер вне себя.

– Наверняка.

Поправив корзину, прижатую к боку, мама склонила голову набок.

– Послушай, я помню, насколько доверяю тебе и как много даю поблажек, когда речь идет о машине и времени вечерних возвращений домой, но, по-моему, нам следует кое-что обсудить. – Она вошла в библиотеку, закрыла за собой дверь и поставила корзину на ковер. Потом выпрямилась, скрестила руки на груди и прислонилась спиной к двери.

Чарли ждала. Похоже, мама тщательно обдумывала дальнейшие слова.

Наконец она произнесла:

– В Силвер-Шорс сейчас небезопасно.

– Знаю, – кивнула Чарли. – Мы все видели то дерево.

– На соблюдении множества правил я не настаиваю. Вы с братом неглупые ребята, и я уверена, что вы способны позаботиться о себе.

Это было чистой правдой. Мама действительно не навязывала им бесконечные правила. Чарли и Мейсону разрешалось бывать на вечеринках и иметь собственную машину – при условии, что они честно рассказывают о том, чем занимаются. Мама предпочитала, чтобы они звонили ей и просили забрать с вечеринки, на которой выпили, вместо того, чтобы возвращаться домой пешком в темноте или садиться за руль нетрезвыми. Она делала им поблажки, твердо веря, что так будет безопаснее для них.

Порой Чарли задумывалась: если бы отец был с ними теперь, когда они уже выросли, воспитывал бы он их по-другому? Гораздо строже?

Ответа она не знала. И, честно говоря, не хотела знать. Об отце ей было точно известно лишь две вещи: его имя, Уолтер Морэй, и то, что вскоре после их с Софи рождения он предпочел не оставаться в семье и помогать растить их, а выбрал пьянство и азартные игры. Всякий раз, пытаясь разузнать что-нибудь еще, Чарли слышала от мамы, что он «недостоин даже того, чтобы утруждать себя разговорами о нем».

В конце концов Чарли прекратила расспросы.

– Но время сейчас другое, – продолжала мама.

– Понимаю. И я уже знаю, что ты скажешь: возвращайся домой не слишком поздно, нигде не бывай одна, не садись в машину к незнакомым людям.

Мама кивнула.

– И еще одно.

– Что?

– Я хочу, чтобы ты держалась подальше от леса.

Чарли нахмурилась.

– Зачем мне туда ходить? Насколько понимаю, сейчас он что-то вроде рассадника серийных убийц.

– Чарли, я не шучу. – Мама прошла по комнате и присела на край стола. – Дело не только в исчезновении Робби. Не могу объяснить, в чем, но… каждый раз, когда я проезжаю мимо этого леса, у меня внутри… словно все обрывается.

– Обрывается?

– Понимаю, это бессмысленно. И мои слова наверняка звучат для тебя как бред, но… – Она подалась вперед, впившись в дочь умоляющим взглядом. – Просто… не ходи туда. Пожалуйста.

Чарли не верила своим ушам: с чего мама взяла, что ее придется просить об этом? Зачем ей ходить в тот лес? Зачем рисковать жизнью, бывая там, где нашли кроссовки исчезнувшего парня?

И все же…

Где-то в глубине она ощущала странную тягу. Словно между ней и тем деревом натянулась нить. А Чарли даже и не подозревала, что эта связь существует. Пока не отправилась на поиски. Теперь же хватало одного взгляда в сторону леса, чтобы почувствовать это стремление. Зов природы.

Абсурд, мысленно возразила она себе. Ведь она не идиотка. Естественно, она послушается маму.

– Да, – наконец ответила Чарли. – Да. Даю тебе слово.

Мама выдохнула так, словно ждала ответа, затаив дыхание.

– Прекрасно. – Она поднялась и направилась к двери. – О! – вдруг хлопнула в ладоши она. – Последнее… – Наклонившись, она вынула из корзины с бельем какой-то тонкий предмет и прошла обратно к креслу. – Я принесла тебе кое-что.

И протянула небольшую книжку. Чарли взяла ее и взглянула на обложку, не открывая.

– «Во грехе и розах»? – Она вскинула глаза на маму. – Да ну? Это что, еще одна из твоих порнушек?

– Это не порнушка, – притворяясь обиженной, возразила она, – а любовные романы. Эти книги побуждают мечтать о великой любви и приключениях.

Чарли закатила глаза и сунула книгу под сиденье кресла.

– Спасибо.

Мама, потрепав Чарли по голове, направилась к двери и подхватила корзину.

– Просто попробуй, – посоветовала она, оглянувшись через плечо. – Как знать, может, тебе понравится.

– Ну да, – отозвалась Чарли, и мама вышла, прикрыв дверь библиотеки.

Чарли снова открыла ноутбук и начала пересматривать выступление Пенна и Теллера. Но каждые несколько минут невольно поглядывала на книгу.

Сказать по правде, книги про любовь раньше нравились Чарли. Они с Софи одну за другой глотали детские истории про принцесс и красавиц и складывали прочитанные томики на тумбочки у кровати до тех пор, пока там не выросли книжные башни – настолько высокие и шаткие, что им пришлось убрать книги в шкаф, стоящий в углу комнаты. С возрастом их интерес к подобной романтике начал угасать, пока от прошлой одержимости не остался только старый шкаф, заполненный пыльными зачитанными книгами.

А он, если уж говорить всю правду, мог послужить идеальной метафорой личной жизни Чарли. Только содержал бы не книги, а несколько давних и не вполне трезвых объятий и поцелуев на танцах, и в таком виде полностью ее устраивал.

И сейчас не имело смысла что-то менять.

4

Чарли старалась слушаться маму. В самом деле старалась.

Эти попытки продолжались, пока она слышала, как Мейсон по телефону возбужденно обсуждает то дерево с друзьями. Пока замечала, как мама не отрывается от новостей по телевизору. Даже пока смотрела, как один за другим «эксперты» (преподаватели местного университета, обладатели ученых степеней неизвестно в каких областях) пробуют истолковать скандинавские символы. Она старалась не думать об этой загадке. Твердила себе, что тяга и томление в груди – не более чем игра ее воображения. Что, если на то пошло, ей вообще не следовало туда ходить.

Так что да, она старалась. Но хватило всего пары слов в разнесчастной записке от Лу: «Проведем расследование!», чтобы Чарли выскочила за дверь.

Она уехала на их «форде», понимая, что ей влетит от Мейсона, вечно настаивающего на своих правах старшего и к тому же брата. Но машина принадлежала ей в той же мере, что и ему. Мама ясно дала это понять в день шестнадцатилетия Чарли.

Машина была старая – темно-зеленый «Бронко» с механической коробкой. На скорости больше шестидесяти миль в час двигатель забавно кряхтел, но Чарли все равно любила этот «Форд». Он занимал особое место в ее сердце, казался пропуском на свободу, хотя она до сих пор не знала, от чего хочет освободиться. Или для чего.

– А где Эбигейл? – спросила Чарли, когда Лу села в машину и захлопнула дверцу.

– Ей с нами неинтересно. – Лу пристегнула ремень и сбросила обувь, а потом откинулась назад и взгромоздила босые ступни на приборную панель. – Видела бы ты, какое сообщение она мне прислала. Одни восклицания: «Куда-куда вы едете?! Это же место преступления, Лу! Вы хоть представляете, насколько это незаконно?!» Ну я и ответила: «Вот и хорошо. Жду не дождусь, когда смогу добавить строчку „задержана за препятствование следствию“ в резюме, о котором ты постоянно болтаешь». – Лу захихикала, в возбуждении хлопнув себя по коленям. Потом выпрямилась, встряхнула длинными светло-каштановыми волосами и вдруг посерьезнела: – Ну да ладно. Можем заехать в «Старбакс»?

Чарли уставилась на лучшую подругу.

– Хочешь прихватить латте по пути на место преступления?

– Естественно. – Лу перевела взгляд на дорогу. – Этому детективу необходима доза кофеина.

* * *

Поляну обнесли ленточными заграждениями. Патрульные машины проехали в лес, остановившись как можно ближе к месту обнаружения улик. Фургоны съемочных групп с каналов новостей образовали оцепление на безопасном расстоянии от полиции, репортеры что-то говорили в микрофоны, глядя в камеры гигантских размеров.

Чарли и Лу спрятались за двумя соснами, частично заслоняющими обзор.

– И какой у нас план? – спросила Чарли. – Надеюсь, не прорываться на место преступления? Нас ни за что не пропустят.

– Нет-нет. – Лу помахала рукой с зажатым в ней стаканом ванильного латте со льдом – за который заплатила, естественно, Чарли. – Сейчас полиция ведет поиски только на одном участке. А мы здесь, чтобы найти другие улики. Которые остальные могли пропустить.

– Это какие же?

Лу пожала плечами.

– Да всякие. Пожалуй, мы разделимся и походим вокруг. Я пойду на восток, ты на запад.

Чарли вскинула брови.

– Ты правда считаешь, что разделиться – это благоразумно? Между прочим, мы находимся в том лесу, где, как известно, произошло похищение. Или убийство. Или и то и другое.

– Мысль не самая удачная, – согласилась Лу. – Но мы все равно так поступим – ради экономии времени, а еще потому, что, как тебе известно, мне нет дела до того, что благоразумно, а что нет.

Рассмеявшись, Чарли покачала головой.

– Ты хоть знаешь, в какой стороне восток?

– А то! – Лу указала на проблески синевы, виднеющиеся сквозь деревья вдалеке. – Озеро Мичиган всегда на западе. Знаешь, иногда на уроках я слушаю.

Чарли вскинула руки.

– Вполне логично.

– Вот и хорошо. Встречаемся через двадцать минут. – Изобразив салют, Лу повернулась. И бросила через плечо: – Постарайся не стать жертвой убийства, а то мне светят разборки с Эбигейл.

Чарли рассмеялась, а потом протянула руку к заднему карману, убеждаясь, что колода карт, которую она сунула туда перед выходом из дома, по-прежнему на месте. Это движение стало для нее ритуалом. Хотя кому-то оно показалось бы суеверием. Колода была все та же, купленная после смерти Софи. Эти карты вытащили ее из кромешной тьмы горя. Удостоверившись, что все в порядке, Чарли повернулась и зашагала на запад.

Дело продвигалось медленно. Чарли не представляла, что ищет, поэтому старалась осматривать все: землю, усыпанную листьями, сосновыми иголками и сучками, похрустывающими под ногами; кусты – от густых лиственных до можжевеловых, иглы которых кололись при попытке раздвинуть ветки; и вдобавок деревья. Ее особенно интересовали последние. Ведь как-никак дерево изуродовали, изрезав скандинавскими символами, к тому же кто-то повесил на него кроссовки Робби. Чутье подсказывало Чарли, что именно деревья дадут ответы, которые она ищет.

Ее удивляла собственная готовность тратить силы на разгадку этой тайны. Не сказать, чтобы в это дело она втянулась из-за особой привязанности к Робби Карпентеру – с ним она была едва знакома. Впрочем, он был славным, хоть и немного застенчивым. И никогда не предлагал собраться и устроить вечеринку у него дома. Что неудивительно, ведь его отец шериф, но все же. Единственный раз, когда Чарли довелось довольно долго общаться с Робби, случился во втором классе: им с Софи каким-то чудом удалось уговорить его поиграть с ними на площадке в тетербол, ударяя по мячу, подвешенному на столбе. Все шло хорошо – до того самого момента, как Чарли случайно залепила мячом прямо в нос Робби. Всхлипывая, он убежал. Софи расстроилась. Вслух она об этом не сказала, но Чарли все равно поняла. Так же, как Софи всегда знала, что на душе у Чарли. Этого понимания теперь ей очень не хватало.

Задумавшись, Чарли чуть не пропустила то, что искала.

Она остановилась перед березой как вкопанная. Ее стройный крепкий ствол покрывала тонкая, как бумага, светлая кора. Пройти мимо было бы так просто. Как и упустить из виду символ, вырезанный чуть выше уровня глаз. Такой же, как тот, о котором говорил весь город.

«Узел Одина».

Чарли подступила ближе. Протянула руку и провела пальцами по глубоким бороздам, образующим три переплетенных между собой треугольника. Это изображение было меньше того, что на стволе ясеня. И бороздки – не такими глубокими и пронизанными яростью. Узел на березе вырезали чуть ли не с нежностью, может, даже с благоговением.

– А ты смелая до ужаса, – послышался за ее спиной голос.

Ахнув, Чарли обернулась.

Перед ней стоял парень, которого раньше она никогда не встречала. Что само по себе было удивительно – в таком городе, как Силвер-Шорс. Он казался ее ровесником, с черными как смоль волосами, коротко подстриженными по бокам и длинными и буйными на макушке. С невероятными, сияющими зелеными глазами. И длинной тонкой цепочкой на бледной шее. Да, определенно из вновь прибывших. Она наверняка запомнила бы его – с прической как из модного каталога и лицом, которое выделялось бы в любом окружении в их таком маленьком городке.

Чарли попятилась. Как этот незнакомец сумел подкрасться к ней совершенно бесшумно? Ведь здесь же листья и сучки повсюду. Наверняка она услышала бы шаги. И все же он стоял перед ней. Изучал ее, склонив голову набок.

Парень, похоже, не горел желанием заполнить неловкую паузу. Это смутило Чарли.

– Кто ты? – наконец выпалила она и тут же поморщилась. Грубо, но он, пожалуй, ничего другого и не заслужил, подобравшись к ней незаметно.

Уголок его рта дрогнул.

– Элиас. А ты?

Только имя, без фамилии. Вместо того, чтобы ответить, она снова спросила:

– Почему ты сказал, что я смелая?

Парень, то есть Элиас, вскинул брови, давая понять: он заметил, что она уклонилась от ответа.

– А разве не очевидно?

– Нет.

Он вскинул руку и ткнул пальцем во что-то над ее плечом. Повернув голову, чтобы увидеть, на что он показывает, она уперлась взглядом в «узел Одина».

– Это ведь тот самый символ? – продолжал он. – О котором все говорят?

Чарли нехотя кивнула.

– Тот самый, который означает смерть.

Судорожно сглотнув, она огляделась по сторонам, словно только сейчас осознав, насколько вокруг тихо. Потом окинула парня быстрым взглядом, высматривая то, что могло представлять угрозу. Нож, огнестрел, что угодно. Чарли ничего не заметила, но это еще не значило, что он безоружен. И она отступила еще на шаг. Вдалеке послышались голоса полицейских, что она сочла удачей. Если что-нибудь случится, если, боже упаси, этот Элиас виновен в исчезновении Робби, можно закричать и к ней прибегут.

– Ну вот. – Элиас засунул руки в карманы. – По-моему, это довольно смело – подходить вплотную к жуткому символу смерти, да еще водить по нему пальцами. – Он на миг задумался. – Или довольно глупо.

– Почему? – спросила она. – Это ведь просто резьба на дереве. Вряд ли она меня укусит.

Брови Элиаса высоко взлетели. Губы приоткрылись, и Чарли впервые увидела на его лице настоящую улыбку.

– Это ты так считаешь.

– Что?.. – Этот парень совсем сбил ее с толку. В нем чувствовалось… что-то странное. В том, как он держался. В том, как смотрел на нее, словно пронзая взглядом зеленых глаз. От этого взгляда в глубине ее живота творилось что-то странное. Все внутри сплеталось в узел вроде вырезанного на дереве.

Элиас указал на лес вокруг них.

– Здесь таится много такого, что способно укусить.

Много такого, что способно укусить. От этих слов к ней вернулись воспоминания о прошлой ночи. О звере, которого она видела за деревьями.

– Погоди! – Чарли шагнула к нему. – Ты тоже поэтому здесь?

– Почему «поэтому»?

– Из-за того зверя, – нетерпеливо пояснила она. – Дикой кошки или вроде того. Ты тоже ищешь его?

Он спокойно выдержал ее пристальный взгляд.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь.

Но произнес он это так, что стало ясно: он прекрасно понимает, о чем идет речь.

Чарли прищурилась.

– Ладно, Элиас. Если мы и дальше будем вести такую игру, объясни хотя бы, почему ты здесь, в этом лесу, совсем один, да еще во время полицейского расследования.

Элиас усмехнулся еще шире и указал на нее.

– Кто бы говорил, милая.

«Милая»? Что позволяет себе этот тип?

– Я не одна, – возразила Чарли. – Я с… – Она вытянула шею, высматривая Лу. Обвела взглядом деревья, колючие кусты, камни. Никого.

Элиас проследил за ее взглядом.

– Так что ты там говорила?

Чарли вздохнула.

– Она где-то здесь, поблизости.

– Ну да, как же.

В голове Чарли зазвучал сигнал тревоги. Ей не следовало приезжать сюда. Она одна в лесу, с незнакомым парнем, да еще через два дня после того, как одного из ее одноклассников объявили пропавшим без вести. Не надо быть гением, чтобы понимать, насколько это небезопасно.

И все же…

И все же Чарли не чувствовала страха. Ну, может, совсем немного, но его полностью затмевало другое чувство, новое для нее. Это был тот трепет в груди. Словно внутри у нее пробудилась птичка-колибри, и от ее тонких крылышек дрожь распространяется по всему телу.

Что же это за чувство? Воодушевление?

Господи. Она и не подозревала, что настолько чокнутая.

– Нет, серьезно, – снова заговорила Чарли, пытаясь направить разговор в другое русло. – Кто ты такой?

Элиас помахал рукой.

– Любитель подглядывать, как и ты.

– Я не подглядываю, – фыркнула Чарли.

– Да-да, как же, – весело подтвердил Элиас. Сцепив руки за спиной, он заходил по кругу, поглядывая на соседние деревья. – Интересная выдалась неделя переезда в Силвер-Шорс, – продолжал он. – Всюду полиция и желтые ленты. И съемочные группы новостей съехались со всего штата. – Он взглянул на нее, вскинув бровь. – Здесь всегда так?

Наконец-то факты, за которые можно уцепиться.

– Так, значит, ты только переехал?

– Да. – Он смотрел на нее, поблескивая глазами. – Но об этом, полагаю, тебе уже известно.

– Догадливый, – отозвалась Чарли. – Я здесь выросла, а тебя раньше никогда не встречала.

Несколько мгновений он молча смотрел на нее, и этого хватило, чтобы ее сердце забилось быстрее, а пальцы ног начало покалывать.

– Завтра я начинаю учебу в старшей школе Силвер-Шорс.

– Да? – отозвалась она. – Правда?

– Клянусь Одином.

– Одином? – повторила Чарли.

– Ну, этим. – Элиас указал на дерево за ее спиной. – Одином. Верховным скандинавским богом. Вроде Зевса, только еще круче.

– Не очень-то я разбираюсь в скандинавских богах, – призналась она.

– А стоило бы, – заметил он, поведя бровями. – Похоже, здесь и сейчас это будет очень кстати.

Чарли бросила взгляд на символ, потом снова на Элиаса. И подозрительно прищурилась. Откуда этому парню так много известно? Может, он просто сдвинут на скандинавской мифологии? Пожалуй, совпадений слишком много.

– Вот так. – Он снова улыбнулся. – Ты тоже в выпускном классе?

– Нет, – не сводя с него глаз, ответила она. Надо бы поскорее разыскать Лу. Опасно находиться с этим парнем наедине.

– Ясно. Что ж, – Элиас, с хлопком соединив ладони, потер их друг о друга и посмотрел на небо, словно проверяя, не начало ли темнеть, – тогда я, наверное, пойду. Было приятно познакомиться, Чарли.

Чарли оглянулась через плечо, уверенная, что увидит направляющуюся в их сторону Лу.

– Ага, давай. Мне тоже было приятно…

А когда она снова повернулась к Элиасу, тот уже исчез.

Несколько секунд она стояла, уставившись на то место, где только что был он. Что произошло? Он что, умчался отсюда? Но тогда она наверняка услышала бы топот, как должна была услышать, что он подкрадывается к ней сзади. Да кто он такой?

Качая головой, она повернулась, чтобы вновь двинуться на запад и продолжить поиски.

И только тогда вдруг сообразила, что он назвал ее по имени.

Которого она ему не говорила.

5

Шагнув на тротуар у парковки возле старшей школы Силвер-Шорс, Чарли услышала, как за спиной захлопнулась автомобильная дверца.

А потом еще две. Эбигейл в который раз смотрела в сумку, проверяя, не забыла ли чего-нибудь, а Лу с интересом оглядывалась по сторонам. В старшую школу они начали ездить вместе на одной машине, когда Чарли исполнилось шестнадцать и она первая из всех получила права, и с тех пор совместные поездки стали традицией. Ни Лу, ни Эбигейл никогда не предлагали сменить Чарли, но она не возражала. Ей нравилось сидеть за рулем. Нравилось чувствовать, как «Бронко» гудит мотором и подчиняется ей.

К тому же она терпеть не могла ездить одна, хотя никому в этом не признавалась. Мейсона всегда подвозил до школы кто-нибудь из его многочисленных друзей, поэтому он безропотно уступал машину Чарли. И она бы радовалась, но, если рядом с ней в машине никто не сидел, там становилось слишком тихо, даже с музыкой, включенной на полную громкость. Оставалось слишком много пустого места, куда закрадывалась печаль.