Душа тьмы

Эмма Нойес

Душа тьмы

Emma Noyes

Soul of Shadow

© 2025 by Emma Noyes

© Сапцина У., перевод на русский язык, 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

Посвящается Понтусу

Когда завершится эта жизнь, я найду тебя в следующей

Предупреждение о триггерах

В книге присутствуют насилие, исчезновения, убийство, смерть брата или сестры.

1

Его обувь нашли в ночь костра.

Она висела на ясене – пара ярко-белых «адидасов», связанных ярко-белыми шнурками. Их было легко заметить, это белое пятнышко в темно-зеленой листве. Случись это в любую другую ночь, компания старшеклассников могла даже не обратить на них внимания. Однако ночь была не обычная, а первая после того, как Робби Карпентера официально объявили пропавшим без вести.

Самый ловкий из парней влез на дерево, сдернул кроссовки с ветки и, спрыгнув на землю, бросился прочь вместе со своими дружками.

* * *

Чарли Хадсон смотрела на костер и вовсе не чувствовала радостного предвкушения перед этим учебным годом.

Окидывая взглядом развернувшуюся перед ней картину вечеринки – усыпанное звездами небо; пластиковый стол для пив-понга, воткнутый ножками в песок; ребят из их школы, разбившихся на стайки по классам и компаниям; волны озера Мичиган, тихо плещущиеся о берег, на котором все собрались, – она не испытывала чувств, которые полагалось испытывать в такой момент. Тех самых, которые наверняка завладели ее друзьями.

Вечеринка у костра для учеников старшей школы Силвер-Шорс была обрядом посвящения. Каждый год в последнюю субботу перед началом учебного года они собирались на берегу озера с полудюжиной бочонков пива и водкой в количестве, которого хватило бы, чтобы утопить человека в пустыне. И каждый год им удавалось урвать несколько часов веселья, прежде чем появлялся шериф.

Все – ребята, вместе с которыми выросла Чарли, вступившие в тот период жизни, когда они уже не считались детьми, но еще не были взрослыми, – собрались у костра, взбудораженные. Они громко болтали о школьных предметах, которые им предстояло выбрать, о шансах футбольной команды на победу, о том, кто с кем встречается. И все происходящее было пронизано ощущением чуда, словно они стояли на пороге открывшихся возможностей.

Но в этом году все воспринималось иначе. Не так. Некоторые разговоры велись настороженно и приглушенно. Чарли слышала брошенные среди обычной болтовни слова «улики», «следствие» и «похищение». Один из их друзей был объявлен пропавшим без вести, и никто не знал, как себя теперь вести.

Вдалеке, у северной оконечности пляжа, высилась ржавая ограда, увешанная табличками «Не входить» и «Осторожно!» На берегу, у границы песка и воды, железная сетка обрывалась высоким и мощным волнорезом из камня и металла. Во время прошлых костров, отмечающих начало школьных занятий, несколько человек, перебрав, пытались забраться на волнорез, но к ограде никто не прикасался – ни одна живая душа. В Силвер-Шорс это было неписаным правилом. Данью уважения к десяткам человек, лишившихся жизни при аварии на Оксфордской электростанции.

И все же общая атмосфера этой ночи была праздничной, а не скорбной. Казалось, все радуются.

Все, кроме Чарли.

Против этого года как такового она ничего не имела. Вряд ли именно он из всех шестнадцати прожитых ею окажется значительно хуже предыдущих. Дело было скорее в странном, пронизывающем все чувстве, которое, будто слой грязного налета, затемняло каждый дюйм ее в остальном нормального существования.

Действительность не устраивала Чарли. Она терпеть не могла однообразие повторяющихся дней, ощущение увязания в густой грязи. На этот берег она часто приходила одна и садилась где-нибудь на вершине дюны. Закрывала глаза. Ощущала на лице соленый ветер, а в ногах – щекотливые касания осоки. Таким жалким способом она пыталась нарушить ритм повседневности. Испытать что-то новое, хоть что-нибудь.

Она понимала, что должна благодарить судьбу. За то, что ей хорошо живется, что у нее есть друзья, надежная семья, деньги, когда ей что-то нужно. Но ей никак не удавалось отделаться от ощущения, что ей чего-то недостает. Какого-то важного фрагмента ее души.

С тех пор, как она потеряла Софи.

Софи и Чарли были идентичными сестрами-близнецами: с одинаковыми темными волосами, густыми бровями, голубыми глазами с темным наружным ободком и более светлым цветом вокруг зрачка, с одинаковой россыпью веснушек на носу и щеках. Софи была тенью Чарли. Ее второй половинкой.

Пока однажды ночью не перестала быть ею.

Чарли старалась не слишком копаться в своих эмоциях. Ей не нравилось признавать существование шепота где-то на задворках сознания, тьмы, клокочущей под поверхностью. Порой ей казалось, что эту тьму можно почувствовать, будто живое существо, обитающее внутри нее. Она представлялась Чарли как беспорядочная мешанина пульсирующих разноцветных нитей, слишком тугая и запутанная, чтобы когда-нибудь разобраться в ней.

Чарли вздохнула, отгоняя от себя мысли и вновь присоединяясь к разговору двух своих подруг. Втроем они сидели на выброшенной на берег коряге, зарывшись ногами в песок, прохлада которого приятно контрастировала с жаром костра, пылающего в десяти шагах от них.

– Да не говорю я тебе вступать в совет учеников, – заверяла Эбигейл со своего края коряги – того, что был повыше. Она сидела, скрестив ноги, с банкой «Буш лайт» в руке. – Просто объясняю, что дополнительная внеклассная работа в твоем резюме не помешает.

– А я тебе объясняю, – отозвалась Лу, смяв банку, прежде чем бросить ее в черный мусорный мешок, висящий на бревне в нескольких футах от них, – что команда по плаванию отнимает у меня слишком много времени.

Общение с подругами шло на пользу Чарли. Не давало слишком погружаться в свои мысли. Позволяло думать, чувствовать и быть, что не удавалось ей, когда она оставалась одна. С ними она на время забывала о затаившихся тенях.

– Но думать нам надо прежде всего о колледже. – Эбигейл подалась вперед, положив тонкую темную руку поверх своих черных джинсов. – Преданность спорту – это хорошо, но не менее важно демонстрировать широкий круг интересов.

Лу постучала пальцем по веснушчатому подбородку.

– А умение выпить три банки пива подряд сойдет за интерес?

Чарли сдавленно фыркнула и снова перестала слушать. За это лето подобные разговоры велись сотни раз: Эбигейл переживала из-за поступления в колледж, а Лу изводила ее, всячески давая понять, насколько ей все равно. Чарли хотелось быть больше похожей на своих подруг. Более нормальной. Менее зацикленной на своих мыслях. Но такой, как они, ей не стать.

Ее взгляд рассеянно блуждал по песку, на котором полосами лежал лунный свет. В Силвер-Шорс этот пляж был самым большим и популярным на озерном береге. Несмотря на расположение в Мичигане, Силвер-Шорс считался пляжным городом. Правда, зимой его покрывал мерцающий снег и лиловый лед, но тем не менее он оставался пляжным.

Песок холодил ноги Чарли. Костер пылал неистово и жарко. В небо взлетали взрывы смеха и ярко-оранжевые искры. Алмазную гладь воды в озере Мичиган нарушала лишь легкая рябь, поднятая подвыпившими старшеклассниками, которым вздумалось поплавать на каноэ. Чарли покачала головой, глядя, как они вяло движутся на линии горизонта. На этой неделе Силвер-Шорсу хватило пропаж.

Вечеринка на пляже – нелегальный костер, еще более нелегальные наркотики и алкоголь – была вопиющим нарушением местных законов. Что, впрочем, никого из присутствующих не заботило.

И, вероятно, еще меньше, чем кого-либо, – старшего брата Чарли, Мейсона Хадсона. Она едва различала его лицо в отсветах пляшущего пламени. Он покуривал косячок на пару с девчонкой, которую Чарли приняла за одну из его многочисленных бывших.

Несмотря на всего лишь год разницы в возрасте, Чарли не была близка с Мейсоном. Уже нет. А когда-то их считали друзьями не разлей вода. Отчаянный озорник, Мейсон вечно досаждал сестрам своими проделками: пристраивал ведра с водой над дверью их комнаты, подкидывал ящериц в ящики их письменного стола, подменял шампунь лиловой краской для волос. Большую часть детства Чарли провела, срываясь и крича на старшего брата, но втайне упивалась его вниманием. Вместе с Софи.

Эту цепочку мыслей Чарли прервала прежде, чем та завела ее слишком далеко.

И снова засмотрелась сквозь пламя костра на Мейсона и его бывшую подружку – как там ее? Кэти? Мишель? Ей смутно вспоминалось, как год назад она застала их устроившимися на диване. Может, Сюзанна? Или…

Тогда-то она и услышала первый вопль.

Он был негромким и далеким. Доносился откуда-то из глубины леса.

– …и приемная комиссия учитывает каждую деталь в заявлении поступающего, – втолковывала воодушевленно Эбигейл, ее длинные косы мотались по спине. – Вообще-то семьдесят пять процентов школ…

– Тсс! – Чарли прервала ее, положив руку на плечо. – Слышишь?

– Слышу что? – спросила Эбигейл.

– Я слышу. – Лу выдернула из песка ветку и швырнула ее в костер, немного промахнувшись. – Эту сладостную тишину, означающую, что Эбигейл наконец-то закончила пилить меня. Молодчина, Чарльз.

Лу знала, что полное имя Чарли – Шарлотта. Но это не имело значения – как и то, что саму Лу на самом деле звали Луизой. Чарли не могла припомнить ни одного человека, который называл бы Лу ее полным именем, кроме разве что некоторых учителей, временно заменяющих постоянных.

– Да я не об этом, – отозвалась Чарли. – Тихо: слышите этот крик?

Все трое замолчали. Подняли головы, прислушиваясь.

Ждать пришлось недолго. Крики становились все громче, множились, звуча так, словно компания подростков неслась через лес и орала в ночной темноте.

– Что за?.. – Лу встала с коряги и замерла, всматриваясь в лес.

Спустя несколько мгновений группа парней вырвалась на открытый берег. Один из них потрясал над головой белыми кроссовками.

– Мы нашли их! – вопил он. – Нашли кроссы Робби на дереве!

Все, кто собрался вокруг костра, заговорили разом. Шепотом или во весь голос принялись обсуждать, что означает для следствия эта находка. Многие считали, что Робби мертв. Кое-кто – что его похитили. Но вне зависимости от этих предположений всех взбудоражила новая улика.

Мейсон по другую сторону костра вскочил на ноги. Встревоженный, он кинулся к парням.

– Погодите! – Лу повернулась к Эбигейл и Чарли. – Они нашли только его обувь? И больше ничего?

– А дерево вы осмотрели? – кричал Мейсон. – Еще улики искали?

Чарли еле удержалась, чтобы не закатить глаза. Ее старший брат вечно искал приключений на свою голову.

– Нет, – ответил ему один из парней. – Только кроссы сняли и свалили.

– Да это рядом, может, в полусотне шагов, – подхватил другой. – Старый ясень возле здоровенной такой кучи камней.

– Супер. – Мейсон выхватил кроссовки из рук парня.

– Эй! – Тот вскинулся, пытаясь отнять их.

Мейсон поднял руку, чтобы до кроссовок было не дотянуться, и помахал ими в воздухе.

– Похоже, пора устроить маленький поход, детишки.

По толпе прокатились радостные крики. И ученики старшей школы Силвер-Шорс с Мейсоном во главе бросились через пляж к границе леса. И скрылись в нем.

– Замечательно, – заключила Лу, потирая руки. – Наконец хоть какое-то развлечение.

Чарли стояла, чувствуя неожиданный трепет в груди, вызванный необходимостью последовать за остальными в лес. Что это было за чувство – страх? Трудно сказать. Но ощущения непривычные, будто в ней пробуждалось что-то, с давних пор спящее. Невольно она протянула руку и коснулась заднего кармана, проверяя, на месте ли ее счастливая колода.

– Еще чего! – Эбигейл скрестила руки на груди, демонстративно оставаясь сидеть на коряге. – Нет. Ничего хорошего из этого не выйдет. Не хватало еще, чтобы меня арестовали в шестнадцать лет.

– Ты пьешь спиртное на вечеринке несовершеннолетних, – напомнила Лу.

Эбигейл вытаращила глаза.

– Господи, – выговорила она. – А ведь ты права. Меня вообще не должно быть здесь. Зря я послушалась тебя и пошла. Я…

Протянув руку, Лу рывком поставила Эбигейл на ноги. И потащила к лесу.

– Заткнись, и бежим.

Подружки поспешили за остальными. Лу уцепилась за Чарли и Эбигейл, так что вместе они составили одну цепочку, и шла подпрыгивая, словно они выбрались на пикник, а не спешили к месту возможного убийства.

– Все наперекосяк, – громко шептала Эбигейл. – Мы целой толпой несемся проверять, удастся ли нам найти труп Робби Карпентера.

Чарли пришлось согласиться: и правда, все наперекосяк. Мать Робби, скорее всего, сейчас плачет, свернувшись клубочком на диване, пока орава подростков делает из обнаруженной улики игру, чтобы развлечься на вечеринке. Наверняка отец Робби, местный шериф, пожелает упрятать за решетку хоть кого-нибудь – за то, что сейчас происходит. И все же Чарли не могла заставить себя повернуться и уйти. Приказать себе остановиться. Ноги сами несли ее в лес так уверенно, словно к ним был приделан мотор.

На бегу она оглядывалась по сторонам. Сквозь деревья были видны другие ребята, которые двигались вперед, цепляясь босыми ногами о корни. Путь освещала на удивление яркая луна. Ее сияние сочилось сквозь ветви дубов и сосен, сплетающиеся высоко над головой, пышные, густо-зеленые и отяжелевшие за лето.

Уже переводя взгляд вперед, Чарли вдруг что-то заметила.

На долю мгновения. Очертания на фоне освещенных луной деревьев, размыто возникшие и пропавшие. Оленя, большой собаки, может, даже пумы, стоящей под прикрытием кустов в полной неподвижности и наблюдающей, как они бегут через лес. Темный силуэт. Светящиеся глаза.

Чарли обернулась, стараясь получше разглядеть то, что привлекло ее внимание. На краткий миг они словно скрестили взгляды – она и нечто. Словно оно тоже следило за ней.

А потом она споткнулась о толстый корень.

– Бо-ожечки! – Рука Лу выпустила Чарли, та повалилась вперед и ударилась о землю так, что перехватило дыхание.

– Чарли! – Эбигейл обернулась и кинулась к подруге. – Ты цела?

Чарли часто заморгала, чтобы прояснилось в глазах и звезды перестали неистово плясать на периферии зрения. Застонав, она перекатилась на спину и прижала руку к груди. Рука пульсировала от удара.

– Ага. – Она моргнула еще несколько раз. – Да, я в порядке. Господи, больно-то как.

– Ладно. – Лу наклонилась и подхватила Чарли под локоть, чтобы помочь ей подняться. – Судя по крикам, дерево уже нашли, и я намерена пропустить это событие, только если ты при смерти.

– В кои-то веки ты проявила сочувствие – как мило, – подала голос Эбигейл, следуя за ними.

Чарли не стала задумываться о равнодушии, типичном для ее лучшей подруги. Она была слишком поглощена мыслями о том, что увидела прячущимся в лесу. Это и в самом деле было что-то живое? Крупное животное? Дикая кошка, которая оказалась слишком близко от цивилизации? Если так, это и правда удивительно. Обычно дикие кошки при виде человека убегают. А эта не только не кинулась наутек, но еще и уставилась на Чарли, будто это она бросала ей вызов.

– Туда! – Лу потянула подруг к поляне.

Перед глазами Чарли наконец перестало мерцать, и она увидела, куда они направляются. Это место она узнала мгновенно: под старым ясенем они с Лу и Софи играли в детстве. Приносили сюда кукол и журналы, строили шалаши из веток, наряжались пиратами или зомби. Эти места располагали к полету воображения в те времена, когда Чарли еще осмеливалась мечтать.

Из глубины души поднялось внезапное и острое желание: на полной скорости подбежать к дереву и заскочить на ствол как можно выше.

Но это было невозможно. На поляне уже собралась толпа. Народ толпился вокруг ствола, щурился в лунном свете, косо падающем на землю. Света было недостаточно. Один за другим ребята доставали мобильники, включали фонарики и направляли их на ясень. Объединенными усилиями на нем в темноте проявилось ярко освещенное пятно.

Несколько секунд все молчали.

Первым тишину нарушил Мейсон:

– Офигеть.

2

К следующему утру дерево видел весь город. Все, кто побывал на вечеринке у костра, сделали снимки этой находки, разослали их друзьям и показали родителям, как только вернулись. С первыми же лучами солнца, часов в пять утра, прибыл фургон местных новостей. Благодаря чему в каждом доме Силвер-Шорс увидели дерево снятым крупным планом и широкоугольным объективом – каждый его листочек, каждый дюйм коры.

Ясень оказался не просто ясенем.

Весь его ствол был покрыт резьбой и испещрен символами: наклонными чертами и стрелами, волнистыми линиями, кругами с крестом внутри, напоминающими компас, примитивными изображениями птиц. Полицейских приглашали в выпуски новостей, обращались к ним с вопросами о возможном смысле этих символов. Но никто не мог сказать, что они означают.

А самым большим, выделяющимся среди остальных, был крупный знак, глубоко вырезанный в центре ствола:

Почти все утро телеведущие вели споры о том, что представляет собой резьба на дереве. Требование выкупа? Карту, указывающую, где находится Робби? Просто белиберду?

Лишь когда в студию новостей позвонил один местный житель, парень, увлекающийся видеоиграми на тему викингов, выяснилось, что эти символы – по крайней мере, какие-то из них, – древнескандинавские. Для некоторых новостному каналу удалось найти объяснение, погуглив в Сети, но многие так и остались загадкой, словно их выдумал тот, кто вырезал.

Однако с самым большим символом, состоящим из трех переплетенных треугольников, все было ясно как день. Он назывался «узлом Одина» и встречался на протяжении всей истории викингов. Значений у него имелось несколько, но наиболее известным было одно.

Смерть.

3

На следующее утро после вечеринки Чарли сидела в библиотеке и смотрела, как фокусники ловят пули ртом.

Чарли всегда любила магию фокусов.

В этой магии ей нравилось все. Тяжесть карт. Шорох стаканчиков, когда она незаметно для зрителей меняла положение шарика под ними. Она любила сложность и запутанность, паутину лжи и иллюзий. Изумление в глазах человека, увидевшего, как карты совершили невозможное или платок очутился там, где его никак не могло быть. Она любила доведенную до предела сноровку, ловкость рук.

Настолько, что когда-то представляла, как магия станет ее работой.

Наутро после того, как нашли дерево, Чарли насыпала себе в миску хлопьев и поднялась с ней в свою самую любимую комнату в доме – в библиотеку. Комната была небольшой, ее стены полностью скрывали стеллажи со старыми романами, словарями и энциклопедиями. Читать Чарли не особенно любила, предпочитала просматривать в ютубе видео с фокусами, снятыми крупным планом, но часто устраивалась в библиотеке ради ее атмосферы. Пушистого ковра на полу и потертого красного кресла у эркерного окна.

Мать Чарли водила детей в цирковые классы с двухлетнего возраста. Они понемногу пробовали себя во всем – укрепляли мышцы, развивали суставы, учились высоко взлетать и не бояться. Занимались акробатикой на полу и на трапеции, с лентами и обручами, показывали фокусы с небольшими предметами в окружении зрителей. Это была привилегия цирковых артистов – обладание широким спектром навыков. Но у каждого из детей имелись любимые умения.

У Мейсона – трапеция. У Софи и Чарли – все, что они могли продемонстрировать в качестве «Необыкновенного Дуэта»: идентичных близнецов с одинаково впечатляющими навыками. На сцене различия между Чарли и ее сестрой полностью стирались. Исчезали тихая близняшка и шумная близняшка, бойкая и застенчивая, экстраверт и интроверт. Улетучивалось все, что обычно отличало близнецов. В цирковой обстановке они действовали вместе как одно целое.

И это неплохо у них получалось. Вообще-то даже превосходно. Всех троих еще в младшей школе пригласили в детскую труппу, гастролирующую по всему Мичигану. Это отнимало у них все свободное время, и одноклассники этого не понимали. Детей из семьи Хадсон считали странными, потому что они выступали в цирке вместо того, чтобы заниматься футболом, баскетболом или хотя бы гимнастикой. Для их сверстников в цирке были клоуны, дрессированные обезьяны и бородатые женщины, а не смелые, спортивные дети.

В младших классах нашлась одна девочка, которая не удивлялась выбору Чарли и Софи. И любила смотреть их представления, даже просила их показывать какие-нибудь трюки на переменах. Ее звали Луиза, но ей больше нравилось короткое имя Лу. Она быстро стала лучшей подругой близнецов.

Мейсон бросил труппу первым. Когда ему исполнилось одиннадцать, он решил, что цирк – это больше «не круто». И лучше он займется более традиционным видом спорта вроде бейсбола или футбола. Хотя опыта ни в одном из этих видов спорта он не имел, команды наперебой зазывали его к себе. В цирковой обстановке он вырос на удивление сильным мальчиком. Выяснилось, что наилучшее применение его навыки находят в бейсболе, где у него хорошо получалось подавать мяч. Он вошел в местную сборную, и этим закончилась его цирковая карьера.

А Чарли и Софи остались в цирке. К десяти годам их положение в труппе упрочилось. Их считали чудо-близнецами – этих бесстрашных девчушек, которые синхронно делали сальто, бросались вниз головой с огромной высоты, сплетались одна с другой самым немыслимым образом, и все это на радость зрителям. Они даже придумали магический номер, ассистируя себе в карточных фокусах и распиливая друг друга пополам. Их было не остановить.

По крайней мере, Чарли так считала.

Как умерла ее сестра, она не помнила. Помнила, как Софи заболела. Как у нее начался жар, поначалу не вызывающий беспокойства, но никак не проходивший. Помнила, как мама вдруг разбудила ее среди ночи и сказала, что им надо немедленно ехать, ей и Мейсону: «Надевайте куртки и садитесь в машину». Помнила блеклую белизну в приемной «Скорой помощи», голоса врачей – сначала, когда они только приехали, суматошные, а потом приглушенные и неуверенные. Ей объяснили: все произошло, пока она находилась там. Пульсирующие линии прибора стали ровными. Но больше она ничего не могла вспомнить. Более того, не хотела.

Бактериальный менингит. Эти слова она слышала той ночью и еще несколько недель после. Они до сих пор порой будили ее среди ночи, эхом отдаваясь в ушах, словно несколько мгновений назад кто-то произнес их шепотом.

Вместе с сестрой умерла и любовь Чарли к цирку.

После смерти Софи она проплакала весь день. День невыносимой боли, когда у нее будто выдирали внутренности, расшвыривали по комнате, топтали, давили, с силой запихивали обратно, только чтобы вырвать вновь, и так раз за разом. День судорожных всхлипов, ощущения, что теперь ей всегда будет не хватать воздуха. Тот день казался нескончаемым. Он все тянулся и тянулся, замкнутый круг, внутри которого была она, с горящими от слез глазами и переполняющей тело болью.

На следующее утро она проснулась с мыслью: хватит. Так жить она не могла. Она не хотела сломаться под натиском боли. И потому стала, как сама это назвала, виртуозом отвлекающих маневров.

Отвлекаться можно было чем угодно. Смотреть по вечерам кино в компании Лу, выводить себя на пробежку по Силвер-Шорс, учиться готовить, читать про Гражданскую войну в школьном учебнике истории, – в самом деле это могло быть что угодно. То, что завладевало ее вниманием. Заставляло хотя бы на короткое время забыть об отсутствии сестры-близнеца.

Она пыталась вернуться в цирк. Но когда наконец решилась прийти в гимнастический зал, оказалось, что теперь все идет не так. Все ее номера были разработаны для двоих. А она участвовала в них в качестве опорного или верхнего партнера, была половинкой целого. Самой себе она казалась ослабевшей, неспособной подтянуться на трапеции или хотя бы удержаться в стойке на руках. Ей удавалось лишь то, на что хватало сил и энергии, – магия фокусов.

Эта магия и спасала ее. Вытаскивала из беспросветного горя, вела в плотном сером тумане, который окутывал ее и дома, и в школе, везде, куда бы она ни шла. По ночам, когда не спалось, она читала форумы, посвященные ловкости рук, или смотрела видео с пошаговыми инструкциями иллюзионистов, обучающих своим самым сложным фокусам. Она купила новую колоду карт. Упражнялась с ними до кровавых мозолей. Для Чарли суть магии была уже не в тайне и ощущении чуда. Она стала инструментом, которым надо овладеть в совершенстве. Мечом, который надо наточить. Тем, что поглощало ее внимание и выдергивало из трясины физических страданий.