Там, где цветет папоротник

– Спасибо, – Любомира проговорила негромко и, сбросив оцепенение, принялась переобуваться. – Удобные.

– Они новые. Смотри только, чтоб ноги не стереть.

– Уж как-нибудь, – Любомира скривила губки и снова подорвалась уйти, но Марун опять ее остановил:

– Погоди, не ерепенься. Вспылил я чутка, – охотник вздохнул, не глядя на девушку. – Говоришь, гуси-лебеди братца унесли? А как звать-то братца?

– Василёк, – Любомира стояла растерянная, не зная, чего дальше ждать от охотника.

А тот только ухмыльнулся себе в бороду:

– Это тот мальчонка, что мне молоко от твоей соседки носил? Ее-то ребятишки все боялись ко мне за околицу бегать, а твой братец, значит, самый смелый?

– Смелый, – Любомира повторила эхом, чувствуя, что вот-вот готова опять разреветься при мыслях о братике.

– Ты, вот что, не реви, – Марун проговорил строже. – Провожу я тебя на болота.

– Правда? – Любомира недоверчиво посмотрела на Маруна своими огромными зелеными глазами. Она никак не могла решить, радоваться ей или пугаться того, что охотник решил помочь.

– Ну, не бросать же мальчугана у Ягини одного, – мужчина вздохнул.

– А ярить не полезешь? – Любомира выпалила, не успев остановиться, и снова покраснела.

– А как вести себя будешь, – Марун смерил девушку хитрым взглядом, и на губы его все-таки выползла улыбка, жалкое подобие тех, которыми он щедро одаривал ее накануне. – Я гляжу, в дорогу ты уже собралась. Сейчас я только стрел побольше захвачу, и можем идти к Ягине в гости.

***

Марун уверенно двигался через заросли, не оглядываясь на Любомиру. Он знал, что упрямая девчонка от него не отстанет. Впрочем, пока что дорога была не трудной, хоть и вела стороной от торных тропок.

В лесу Любомира бывала часто. По поручению Василины девушка собирала травы, ягоды да грибы для ведьмовских зелий. Она хорошо ориентировалась в чаще, знала всех лесных обитателей. Зверье не пугалось девушки – ступала она тихо, всегда приносила с собой угощение. У нее здесь даже были свои знакомцы: семейство белок, сорока-трещотка да белохвостый олененок. Они частенько приходили встречать Любомиру, выпрашивая лакомство, а юная ведьмочка все пыталась заставить их говорить. Не только ж в сказках звери разговаривают человечьим голосом.

Но зверушки упорно молчали.

И теперь все беличье семейство скакало по ветвям следом за Любомирой, но она только отмахивалась от них – не до белок ей сейчас.

– Твои, что ли, приятели за нами подглядывают? – от глаз охотника не укрылось настороженное внимание лесных обитателей.

Он остановился, втянул носом воздух, словно принюхиваясь. Любомира догнала провожатого:

– О чем это ты? – с деланным недоумением пожала плечами. А ну как охотник решит по дороге белок пострелять?

– Да, вот о них, – Марун, не глядя, ткнул пальцем на сук над своей головой, где в рядок расселись пышнохвостые зверьки, и тех тут же словно ветром сдуло.

Охотник усмехнулся:

– В любимицах ходишь у лесных жителей, Любомира. Видать, и вправду хорошая ты девчонка.

Слова Маруна польстили ведьмочке, как любой молоденькой девушке. Она улыбнулась, но тут же сдвинула бровки и поджала губы, чтобы придать лицу суровости:

– Много болтаешь, Марун-охотник.

Тот усмехнулся еще шире:

– Смотри только, осторожнее будь. Не все звери в лесу такие дружелюбные.

– Так, а ты на что же? – Любомира захлопала на охотника зелеными глазами. – Сам же вызвался провожатым, вот и отгоняй от меня недружелюбных зверей.

И девушка решительно зашагала дальше.

– Да, кабы я всех их мог отогнать, – Марун разом погрустнел, вздохнул и пошел следом за Любомирой.

Лесной полог становился плотнее, в лесу темнело и мрачнело, хоть подлеска было мало, и идти по-прежнему было легко. Особенно в новых подаренных охотником сапожках. И Любомира не удержалась. Обернулась через плечо, спросила с показной насмешкой:

– Чья на мне обувка, а, Марун Северный Ветер? Не для себя ведь готовил, маловата она тебе.

Охотник ответил не сразу. Любомира уже отвернулась от него и все высматривала беличье семейство в переплетении веток, но белки, не дождавшись вкусняшек, ушли заниматься своими делами.

Наконец, Марун проговорил очень тихо, Любомире даже пришлось замедлить шаг, чтобы поравняться с охотником и услышать его слова:

– Жены моей, Марьяны. Только она, почитай, и не носила их. Разок примерила и все.

Головой Любомира понимала, что не стоит задавать следующий вопрос, но любопытство пересилило:

– Что с ней случилось?

Снова Марун надолго замолчал, и ведьмочка уже решила, что он не станет отвечать на бесстыдный вопрос, когда охотник заговорил:

– Медведь ее загрыз позапрошлой зимой. Медведь-шатун. Знаешь, кто это?

Любомира потупилась:

– Прости, я не знала. Болтают в деревне всякое, вот я и… А детки у вас были?

– Народился у нас сынок, да его, крошку совсем, из колыбельки звери дикие утащили, покуда Марьяна в лесу травы собирала. А больше мы и не успели… – Марун только рукой махнул и ускорил шаг, обгоняя Любомиру. Разговор был закончен.

Как ни храбрилась Любомира, но ближе к полудню начала спотыкаться, да и шаг ее сильно замедлился. Марун заметил ее усталость, но все, вероятно, ждал, пока она сама попросит о привале. Но Любомира не просила и упрямо шагала следом за провожатым.

Наконец, он сжалился и остановился возле поваленного ствола дерева. Швырнул наземь свой походный узелок:

– Все, привал.

– Какой такой привал? Дальше идем, до болот еще далеко, – и, повыше подвязав промокшую от росы и растрепавшуюся юбку, Любомира направилась прямиком в чащу.

– Я сказал, привал, – Марун проговорил строже. – Именно, что до болот еще топать и топать, а ты с ног валишься. Что мне тебя потом, на себе тащить?

– Да, я вообще не устала! – ведьмочка принялась возмущаться, но в этот момент неловко запуталась в юбке, запнулась об очередную кочку и едва не упала.

– Вижу-вижу, – охотник по-доброму усмехнулся. – Да, и одежа у тебя неподходящая по лесу ходить. Штаны бы тебе.

– Портки? Как у мужика? – ведьмочка аж задохнулась от возмущения.

Марун только рукой на нее махнул и принялся разводить костер:

– Хворосту для костра собери и шишек сосновых, их тут много в округе нападало.

– А ты чегой-то командовать удумал? – уставшая и растрепанная, Любомира злилась. И на Маруна за то, что так уверенно и спокойно держал себя, и, в первую очередь, на себя саму за то, что оказалась слабее, чем ожидала.

– Я добываю огонь, ты ищешь для него пищу, – Марун строго по-отечески нахмурился, глядя на девушку, и Любомира не решилась спорить с ним. Она устала и готова была переложить на крепкие мужские плечи ответственность за происходящее. Поэтому молча отправилась за хворостом и шишками.

Вскоре озорные язычки пламени затрещали на дровах, и Любомира повеселела. Она любила огонь, Василина даже учила ее огненным знакам, но каждый раз предупреждала, чтобы была осторожна. Огонь – стихия своенравная, для ее укрощения особая мудрость и сила потребны были.

Утолили голод походной снедью. Марун вытянулся возле костра, прикрыв лицо сгибом локтя, и сделал вид, что спит. А Любомира принялась переплетать растрепавшуюся косицу. Волосы у нее были длинные и густые, и привести их в порядок после подобной лесной прогулки было делом не простым. Выбрать весь лесной сор, расчесать, как следует. Любомира распустила волосы и тут едва не хлопнула себя по лбу. Как же она могла забыть о подарках Василины? О чудесном зеркальце, показывающем правду, о гребешке, отгоняющем нечистую силу, а главное, о путеводном клубочке? Впрочем, Марун пока что вполне справлялся с ролью проводника. Поэтому Любомира достала зеркальце и гребень и принялась расчесывать волосы, время от времени поглядывая на себя в зеркальце.

И сама собой на уста выплыла песенка. Даже не песенка, а наговор, который Любомира мурлыкала себе под нос каждый раз, когда причесывалась. Волшебные слова о здоровье и благополучии в доме. Девушка вздохнула: как там был без нее Шуршаня? Остался совсем один за домом приглядывать. Поторапливаться нужно было, а охотник, как назло захрапел. Ведьмочка искоса глянула на него, но Марун лег неудобно, прямо за ее спиной. И тут ее осенило.

Любомира продолжила причесываться и, словно невзначай, повернула зеркальце так, чтобы в нем отражался мужчина. Ежели он и вправду медведь-оборотень, то волшебное стекло покажет его истинную суть. Вытянула шею, чтоб получше рассмотреть спутника и… увидела в зеркальце отражение светло-карих глаз Маруна. И было в них что-то такое терпкое, текучее, словно то были две капельки липового меда. Охотник только делал вид, что спит, а сам тихонько смотрел, как Любомира причесывается.

Девушка резко обернулась, думая, что застигнет мужчину врасплох, но тот даже не дернулся:

– Подглядываешь! – это был не вопрос, а утверждение.

– Любуюсь… – голос Маруна прозвучал глухо. – Ты очень красивая, Любомира.

Ведьмочка хотела сказать что-нибудь резкое, но опешила от таких приятных слов. И от неловкости выпалила первое, что пришло на ум:

– Ты тоже… – она не успела прикусить язык и тут же залилась румянцем, не зная, куда прятать глаза.

Но охотник действительно был хорош собой: прямой тонкий нос, не чета деревенским. У тех, то ли нос, то ли картошка, и не разберешь. Ресницы пушистые, словно у девицы. И зачем только мужику такая красота? Но самым удивительным, были глаза охотника. Такого невероятного теплого цвета глаз не было ни у кого в деревне. Были чернявые, как тот же кузнец, но у того и глаза были темные, почти черные, а у Маруна они были светло-коричневыми, словно застывшая сосновая смола, сквозь которую светят солнечные лучи. И также блестели сейчас, когда Марун смотрел на Любомиру.

Он улыбнулся:

– Не самое важное качество для мужчины. Впрочем… спасибо и на том.

И принялся собирать их нехитрую стоянку – разбрасывать угли да складывать пожитки.

Глава 4. Хозяин леса

Любомира тоже засуетилась. Ей было неловко и стыдно. Оттого, что невольно показала охотнику свой интерес, а еще пуще оттого, что собиралась-то она выручать братца, а сама теперь глазки мужику строила. Девушка досадливо тряхнула русой косой, прибрала гребешок и зеркальце. На миг замешкалась, погладив пальцами зеркальную поверхность. Не показал Василинин подарок истинной сути Маруна. Верно, обхитрила ее старая ведунья, насочиняла сказок, чтоб дальний путь не таким страшным девице казался. А на самом деле, это было самое что ни на есть обыкновенное зеркальце. Наверно, и гребешок с клубочком тоже были просто безделицами, не зря ведь травница так ратовала, чтоб Любомира искала себе проводника.

Девушка вздохнула, покосилась на охотника.

Или же не было вовсе никакого медведя? Все ей примерещилось, и зря она тогда обидела Маруна отказом? И впрямь теперь ночь ему должна?

От таких мыслей сердечко Любомиры колотилось все быстрее, она вздыхала, кусала губы.

– Ты вроде торопилась, – Марун уже ждал ее на тропе, полностью собранный. – Чего теперь-то мнешься?

– Так, – Любомира ответила неопределенно и, стараясь не глядеть на охотника, направилась следом за ним по едва приметной стежке.

– Легкая дорога кончилась, имей в виду, – Марун принялся наставлять спутницу. – Тропа через десяток шагов совсем сойдет, придется идти по бурелому. Выдюжишь?

– Справлюсь, – ведьмочка буркнула негромко.

Спокойная забота Маруна почему-то вызывала у нее досаду, словно с каждым шагом она все больше становилась ему должна. Особенно после того некрасивого прыжка через костер и их несостоявшейся купальской ночи. Словно, охотник ждал от нее извинений, желательно в виде ее девичьей невинности, преподнесенной ему в ближайших кустах.

Впрочем, сам Марун после их последнего разговора больше никак не намекал на это. Но Любомира морочилась все сильнее. Ей уже даже стало казаться, что мужчина только и ждет удобного момента, чтобы завалить ее в заросли, подмять под себя, и потому потихоньку отставала от него, чтобы в случае чего, успеть убежать.

– Не отставай, – опытный охотник сразу заметил, что девушка замедлилась. – Здесь места нехоженые, зверья дикого много. И не все такие милые, как твои друзья-бельчата, – он обернулся к Любомире, попытался улыбнуться, но увидев ее напряженное лицо, нахмурился и ускорил шаг.

А Любомира шла позади, разглядывая его крепкую спину, словно высматривая клочья бурой медвежьей шерсти, растущие из-за ворота, но видела только ладную куртку на широких плечах да переливающиеся от ходьбы упругие ягодки чуть пониже куртки. И, несмотря на все свои страхи и обиды, то и дело опускала взгляд именно на них.

И тут Любомира ненароком глянула на пояс охотника… У его левого бедра висела лунница – оберег, украшенный желтыми клыками крупного хищного зверя, резными деревянными бусинами, а в центре оберега… красовалась вырезанная из дерева медвежья голова размером почти с кулак Любомиры.

Девушка застыла на месте, как вкопанная.

– Нет, так мы далеко не уйдем, – Марун тоже остановился и полностью обернулся к Любомире. – Что у тебя стряслось? Сапогами ноги стерла? Предупреждал ведь, что они новые…

– Это что у тебя? – не слушая его, девушка ткнула пальчиком в лунницу на его поясе. Палец предательски подрагивал.

– Ты ученица ведьмы и не знаешь? – Марун удивленно вскинул брови. – Оберег от нечистой силы это.

– Почему с медвежьей головой? – девушка с подозрением щурила зеленые глаза. – Признавайся, Марун-оборОтник.

– В чем я должен тебе признаться? – мужчина развел руками.

– Ты оборотень! Колдун-берендей [*], вот в чем! – ведьмочка сжала кулачки, с вызовом уставившись в золотистые глаза мужчины, но тот только тяжело вздохнул, отвернулся и, как ни в чем не бывало, зашагал дальше.

– Чего молчишь? Отвечай?!! – Любомира даже ножкой топнула от негодования.

Марун остановился, проговорил, не оборачиваясь:

– Не задавай вопросы, ответы на которые не твоего ума дело. Или мы идем на болота за твоим братом, или я сворачиваю на охотничье урочище прямо сейчас. Выбирай. Но учти. Еще один подобный вопрос, и я уйду без предупреждения, сама из чащобы выбираться будешь.

Сердце Любомиры трепыхалось в груди, раз за разом пропуская удары. В древесных кронах как ни в чем не бывало щебетали птицы. Охотник молча ждал ее ответа.

– Мы идем на болота, – наконец ведьмочка выдавила из себя.

Марун кивнул, все также не оборачиваясь, и продолжил путь. И Любомира последовала за ним.

Уйти далеко они не успели. Через пару десятков шагов ведьминское чутье подсказало Любомире, что где-то совсем рядом стряслась беда. Она слышала боль и страх. И смерть. Марун снова остановился, втянул ноздрями воздух, принюхиваясь. И озвучил опасения Любомиры:

– Смертью пахнет.

И взял наизготовку свое короткое копьецо.

Теперь он двигался короткими упругими шагами, чуть пригнувшись к земле, и Любомира непроизвольно повторяла его движения. И жалась ближе к спине охотника, справедливо считая, что подле его сильной руки ей будет безопаснее всего.

– Замри, – Марун проговорил это так тихо, что Любомира поняла его лишь каким-то полузвериным чутьем. Мысль, жест, поза – охотник застыл на месте, и ведьмочка застыла рядом с ним, едва успев перенести вес тела на обе ноги.

В нос ударил гадкий сладковатый запах недавней смерти. Любомира поморщилась и попыталась выглянуть из-за плеча охотника. На небольшой прогалине неподвижно лежала темная мохнатая туша, источая пока еще терпимый смрад. Трава вокруг была смята, молодые деревца выдраны с корнем. А над телом уже деловито жужжала толпа насекомых, которых не пугала чья-то смерть. Напротив, в ней они искали продолжение своей собственной жизни.

Озираясь, Марун приблизился к туше, осторожно потыкал ее кончиком копьеца.

– Кто это? – Любомира не решилась подойти ближе и только вытягивала шею с любопытством, смешанным со страхом и отвращением.

– Медведь, – Марун проговорил, словно выплюнул это слово. И тут же вправду плюнул на мертвого зверя. – Точнее, медведица. Под ней медвежонок, тоже дохлый.

– Ой, как жалко, – ведьмочка протянула и все-таки приблизилась к поверженной хозяйке леса. – Это кто ж их так?

– Ясное дело, кто, – Марун настороженно озирался, словно ждал нападения из зарослей. – К медведице с медвежонком в лесу никто не осмелится подойти. Кроме…

Любомира похолодела от ощущения опасности и тоже принялась озираться.

– …кроме самого медведя. Видать не уважила она его, вот и подрал ее косолапый ненароком. Идем-ка отсюда подобру-поздорову. Не ровен час, бер еще бродит где-то неподалеку. Не хотелось бы мне с ним повстречаться.

Осторожно обойдя тушу убитой медведицы, Марун направился дальше, не опуская копья. Хотя чем могла помочь такая былинка против хозяина леса? А Любомира все не могла оторвать глаз от убитого зверя. Какой же огромной была медведица! И наверняка очень сильной. Но даже она не устояла против медведя, хоть и защищала самое дорогое, что у нее было – своего детеныша.

При мысли о малыше у Любомиры оборвалось сердце. Как там был ее Василёчек у Бабы Яги на побегушках? Совсем один, такой маленький и глупый еще мальчонка. Она закусила губу и заторопилась следом за Маруном. И потому не заметила, как из зарослей прямо ей под ноги выкатился темный мохнатый комок. Ведьмочка споткнулась, ойкнула от неожиданности, и в ответ раздалось обиженное испуганное ворчание.

***

Марун тут же оказался рядом, занеся для удара короткое копьецо. Едва успела Любомира отвести его руку в сторону:

– Не тронь! Он же махонький совсем!

К ногам Любомиры, словно почуяв в ней доброту, жался бурый медвежонок и испуганно ревел, косясь на охотника янтарным глазом.

– Это медведь, Любомира. С ними шутки не шутят. Отвернись, не гляди, я все сделаю быстро, – Марун был непреклонен и оружия не опускал.

– В своем ли ты уме, Марун Северный Ветер? – ведьмочка встала в позу, уперев руки в бока. – В дитё копьем тычешь? Чем ты лучше того медведя, который мать его убил?

И, не обращая внимания на выставленное острие копья, Любомира наклонилась и подхватила медвежонка на руки. Звереныш оказался тяжелым, держать его было трудно, но он словно понимал, что Любомира осталась его единственной защитницей, и сам пытался цепляться за ее одежку. И ненароком оставляя когтями длинные красные царапины на нежной девичьей коже…

Казалось, Марун растерялся. И от слов Любомиры, и от того, как крепко вцепились друг в дружку ведьмочка и медвежонок. Девушка смотрела с вызовом, звереныш со страхом, и рука охотника дрогнула.

Он опустил копьецо:

– Хорошо, пущай бежит на все четыре стороны.

Любомира с облегчением спустила медвежонка наземь, а охотник тут же ткнул в него указательным пальцем, словно зверь мог понять его слова:

– Только подрастешь, на глаза мне не попадайся. Больше не пожалею.

И медвежонок, казалось, действительно понял его и несмело заковылял прочь. Охотник отвернулся и тоже направился своей дорогой, и только Любомира мешкала:

– А что ежели он того взрослого медведя встретит, который его мать загрыз?

– Его проблемы, – Марун не останавливался, и ведьмочке пришлось последовать за ним, чтобы не потерять проводника среди чащи.

– Но он же маленький совсем.

Марун не ответил.

– Почитай, что мой Василёчек, только мохнатый и о четырех лапах.

Охотник снова промолчал.

– Это же не он загрыз твою Марьяну, Марун! – Любомира понимала, что сделает больно такими словами, но не смогла промолчать.

А охотник смог. И даже головой не повел.

Так они и шли дальше – быстро и молча, пока не начало смеркаться.

– Долго нам еще идти до болот? – Любомира все-таки не выдержала.

– Завтра к полудню будем, – Марун ответил коротко.

– Так далеко, – ведьмочка протянула устало. – Не думала, что наш лес такой большой.

– Ты даже не представляешь себе, насколько он большой. И кто в этом лесу водится, – охотник все-таки покосился на спутницу, недовольно и обиженно. Увидел ее замученное лицо, растрепавшуюся косицу и продолжил уже с сочувствием. – Притомилась?

– Ничего не притомилась, идем дальше, – Любомира пыталась казаться бодрой, но после бессонной ночи и долгой дороги глаза у нее действительно слипались.

– Нет, ночью по лесу не пойдем, – Марун только усмехнулся в бороду и остановился. – Костер надобно разжечь, ночные твари все боятся огня.

– Я соберу хворост? – Любомира ответила с готовностью и сама тут же рассердилась на себя от своей покорности.

– Собери, – мужчина кивнул и улыбнулся шире. – Смотри только снова о приятеля своего не споткнись в сумерках.

Девушка недоуменно пожала плечами на его слова и принялась подбирать сухие ветки. Отойдя от Маруна на несколько десятков шагов, она наклонилась за очередной палкой и увидела, как из кустов за ней следят янтарные глаза-бусины.

– Ты откуда здесь взялся? – от удивления Любомира даже выпустила из рук собранный хворост.

Медвежонок, верно сочтя это за приветствие, выбрался из зарослей и принялся ластиться к девушке, вылизывая ее руки, словно собака.

– Ты, верно, голодный? – ведьмочка погладила звереныша по жесткой темной шерстке. Вздохнула, – Ладно, идем. Попробую уговорить Маруна дать тебе еды.

И, подобрав хворост, девушка вернулась к охотнику.

– Послушай, Марун…

Договорить он ей не дал:

– Нашла? – он спросил и недовольно фыркнул, показательно отвернувшись.

– Хворост? Да, вот, – девушка свалила топливо в кучку.

– Я не про хворост. Медведя своего, говорю, отыскала?

– Откуда ты… – Любомира опешила.

– Он так и шел за нами все это время. Сообразительный, видать. Ни разу на глаза в открытую не попался. Токмо я дикого зверя все одно чую. Тем более, медведя.

– А чем это медведи такие особенные? – к Любомире разом вернулись все ее подозрения, и она посмотрела на охотника, недоверчиво сузив глаза.

– Воняет от их шкуры, вот чем, – Марун недобро глянул на медвежонка, мнущегося у ног ведьмочки, но оружия больше не трогал.

– Он есть хочет. Я покормлю? – Любомира спросила и тут же снова разозлилась на себя. И чего это она вдруг такая покладистая с этим охотником стала? Слушается его во всем, разрешения спрашивает. Он ей не отец и не брат. И даже суженым так и не стал. Пока что…

Марун только рукой махнул и занялся костром.

***

Любомира скормила медвежонку весь припасенный в дорогу козий сыр. Малыш в один миг проглотил лакомство и теперь тщательно вылизывал пальцы ведьмочки, явно намекая, что хотел бы еще. Охотник только недовольно хмурился.

Наконец, он не выдержал:

– Сама-то что есть в дороге собираешься?

– У меня еще много чего с собой, а ем я помалу, – девушка беззаботно пожала плечами. – До завтрашнего полудня хватит.

– До завтрашнего полудня он у тебя еще раз пять еды потребует, – Марун усмехнулся. – Чем будешь его кормить, когда котомка опустеет?

– Так… ты же вроде как охотник, – Любомира, понимая, что в словах Маруна была правда, не хотела ее признавать. – Вот и подстрели нам дичь.

– А дичь тебе не жалко будет? Вдруг заяц или перепелка тоже окажется чьим-то дитём? Наверняка ведь окажется, по-другому в природе и не бывает. Все мы чьи-то дети, – добавил он и неодобрительно покачал головой.

Любомира не нашлась, что ответить, и только продолжала возиться с медвежьим малышом.

– Нужно дать ему имя, – наконец проговорила.

– Это еще зачем? – Марун аж брови выгнул от недоумения.

– У каждого должно быть имя, даже у медведя, – Любомира вздохнула. – Я буду звать его Беруня. Пока маленький.

– А когда вырастет? – охотник хмыкнул.

– Когда вырастет, будет жить у себя в лесу безымянным, – Любомира насупилась.

Марун недовольно поджал губы:

– Смотри, Любомира, привадишь медведя в деревню, поселковые тебе спасибо не скажут. Ладно, потом об этом. Сейчас ешь да спать ложись, а я покараулю. Утра вечера мудренее.

Вот опять он ее опекал, словно имел на то право. Девушка недовольно фыркнула, но все-таки легла. Глаза слипались, и сейчас она была благодарна Маруну за его заботу. Хоть она и вызывала у нее досаду и будила в груди непонятное трепетное чувство. Вроде приятно, но как-то неловко и даже почти обидно.

Сон мгновенно смежил веки, но спала Любомира тревожно. В голове метались мглистые образы. То Василина-наставница протягивала ей волшебное зеркальце со словами: «Используй его с умом». То Могута с надменным видом помахивал у нее перед лицом праздничным венком, собственноручно ею же сожженным в купальском костре: «Таким, как ты, венок не нужен». Любомира вертелась с боку на бок, в полусне бросая шальные взгляды на Маруна из-под полуопущенных ресниц. Охотник так и сидел у костра, неподвижный, а у ног его притулился Беруня.

Проснулась Любомира от тревожного толчка в грудь, словно бы изнутри. Она подскочила, испуганно озираясь и прислушиваясь к звукам ночного леса. Костерок потух, накрытый мешковиной, Марун сидел все также неподвижно, но была в его позе какая-то недобрая напряженность.