Там, где цветет папоротник

Тени танцующих широким кругом метались по земле. Они нескладно повторяли движения за танцорами, словно им тоже хотелось праздника. Как будто духи передразнивали людей, по-всякому искажая силуэты красивых молодых тел.

Только в эту ночь нечисти не было места подле людей!

Любомира танцевала вместе со всеми. Рядом с ней были Весняна и Стожара, румяные, запыхавшиеся, разлохмаченные, счастливые. Веселая свирель вела их в танце, все быстрее и быстрее. Уже совсем скоро они смогут надеть венок на голову избраннику и увести его за собой в ночную тишь. И пусть купальская ночь коротка, но так ли много времени нужно для любви?

Когда угаснут костры, затихнут свирели и обрядовые песни, серые утренние сумерки огласятся другими песнями, потаенными и бесстыдными, песнями самой жизни. А наутро счастливые парочки разойдутся по домам. И вскоре в поселке будут играть свадьбы. Много свадеб. Нет, не все, кто прыгал через купальский костер, останутся вместе, но таких будет большинство. Так уж сложилось.

Любомира искала глазами Маруна. Не мог же он просто так уйти после того, как зажег купальское пламя? Но нет, охотник был рядом, среди молодцев, задорно отбивая ритм сапогами, а сам все время бросал по сторонам ищущие взгляды. И каждый раз, увидев Любомиру, улыбался.

Но вот, словно по команде, толпа танцующих разделилась на две части, отхлынув по разные стороны костра. Настало время прыжков через огонь. Юноши и девушки должны были прыгать навстречу друг другу, навстречу своему избраннику. И ежели прыжок выходил удачным, то в следующий раз пара прыгала, уже взявшись за руки.

– Смотри, Любаша, охотник-то глаз с тебя не спускает, – Весняна зашептала на ухо подруге. – Не сглупи, выбирай его. Не прогадаешь.

Любомира судорожно вздохнула и задержала дыхание. Марун и впрямь смотрел только на нее, он свой выбор явно уже сделал. Сердечко Любомиры колотилось, словно птичка в силках. Всего-то и стоит, что прыгнуть навстречу охотнику через костер, и на эту ночь он станет ее парой. И случиться то, чего Любомира так ждала и боялась. А потом… Потом она станет ученицей ведьмы и не сможет хранить верность суженому. Не такова ведьмовская доля. Сумеет ли Марун принять такое?

И Любомира засомневалась. Судорожно выдохнула, чувствуя, как кружится голова. От быстрых танцев, от волнения и запаха тлеющих трав. В глазах мутилось совсем как тогда, когда Василина учила ее разговаривать с духами. Тогда старая ведьма тоже поджигала особые травки. Вот и сейчас знакомый сладкий запах струился от купальского костра, путая мысли.

– Любаша, Марун прыгать собрался, – Весняна одернула подругу за рукав, выводя ее из транса. – Иди, скорее!

Впрочем, торопиться резона не было. Желающих прыгнуть вместе с угрюмым охотником больше не нашлось. Любомира на ватных ногах шагнула ближе к костру. Еще шаг. И еще. И замерла перед пламенем. И таким оно ей показалось высоким, что она даже испугалась. Как же такое перепрыгнуть? И губы сами собой начали шептать наговор об усмирении огня. Чтоб горел потише да грел поласковее. Только вот от волнения Любомира шептала что-то не совсем то…

Сквозь языки пламени она видела силуэт мужчины – высокий и ладный. Не юнец, но зрелый охотник с широким разворотом плеч, крепкими руками. Видела, как блестят его глаза, и сама таким же блестящим взглядом смотрела на суженого.

Шаг, небольшой разбег… Любомира задержала дыхание и прыгнула первой. Марун бросился ей навстречу… В голове юной ведьмы вдруг стало так звонко и ясно… пелена с ее глаз упала, и она увидела… что вместо статного молодца через костер перемахнул огромный мохнатый медведь.

Любомира приземлилась очень неудачно, на коленки, и кубарем покатилась по земле. Ребята бросились поднимать ее. Девушка затравлено обернулась на костер, но страшного зверя, словно и не бывало. Марун шагнул к ней, протягивая руку, но Любомира, вырвавшись от державших ее парней, испуганно попятилась.

– Люба моя, куда же ты? – у Маруна был низкий глубокий голос. Он ласково улыбнулся Любомире, но ей вновь померещился лишь медвежий оскал.

Она отступала от него, в страхе закрыв лицо руками. Затем сорвала с головы купальский венок и в сердцах швырнула его в пламя. Развернулась и опрометью бросилась домой.

***

Любомира бежала, не разбирая дороги, шлепая по лужам босыми пятками. Ноги сами несли ее домой, под защиту родных стен. Прочь от страшного морока.

Дождь унялся, тяжелые тучи уползли на запад, и по их краю наливалось сиянием серое рассветное небо. Над головой Любомиры раздался тоскливый трубный клич. Словно почуяв неладное, сердце ее захолонуло, и девушка споткнулась на ровном месте. Остановилась, запрокинула голову вверх.

На фоне светлеющего неба виднелся длинный птичий клин. Огромные белые птицы, мерно махая широкими крыльями, летели по-над лесом, в сторону болота. И словно самый настоящий снег посреди лета, падали на землю белые перья…

– Гуси-лебеди летят… – Любомира прошептала одними губами. – Унести тебя хотят.

Проговорив это, она покрылась мурашками, как будто с разбегу нырнула в ледяную прорубь. Только мурашки были не от холода, а от страха. Со всех ног девушка бросилась к своему домику, где они жили вдвоем с маленьким братцем.

– Василёк! – ученица ведьмы закричала прямо от калитки, даже не думая, что может разбудить малыша в столь неурочный час. – Василёк, встречай сестрицу!

Словно вихрь, она ворвалась в горницу, а навстречу ей, заламывая ручки, уже ковылял домовенок Шуршаня:

– Беда, Любушка, ой, беда! – причитал домовенок.

– Шуршаня, где Василёк? – Любомира потерянно озиралась. В доме что-то неуловимо изменилось. Ведьмовское чутье, пусть еще не пробудившееся у нее в полную силу, кричало о том, что в избушке побывал чужак.

– Забрали касатика, окаянные. Унесли, – казалось, еще чуть и домовенок заплачет. – Но я им перьев-то из хвостов повыдергал, цельный пук. Вот.

Шуршаня протянул Любомире пучок растрепанных белоснежных перьев. Точно таких же, что роняли над поселком коварные гуси-лебеди.

– Шуршаня, – только и смогла выдохнуть девушка. Коленки у нее подогнулись, и она без сил опустилась перед домовым. – Как так-то?

Девушка взяла из маленькой лапки перышки и только сейчас обратила внимание, что шерстка самого домовенка была всклокочена и местами выщипана до крови. Шуршаня грудью встал на защиту домочадца.

– Миленький мой, поранили они тебя, – едва сдерживая слезы, Любомира подхватила Шуршаню на руки и прижала к груди.

– Да, пустяки, заживет, – смущенный заботой, домовенок попытался спрыгнуть с рук хозяйки.

– Давай поворожу, – Любомира снова протянула к нему руки, но тот отмахнулся:

– Поворожи лучше, куда гуси-лебеди Василёчка нашего понесли.

– Знамо, куда, к Ягине на болото столоваться, – Любомира с силой сжала в кулаке белые перья, только остовы захрустели. – Я их догоню.

Вскочила на ноги и решительно направилась к двери.

– Куда? Не пущу! – Шуршаня бросился ей наперерез, раскрыв свои короткие ручки во всю их небольшую ширь. – Не догонишь ты их! Сама сгинешь и братцу не поможешь!

Любомира могла бы просто перешагнуть через невысокого домовенка, но все же остановилась. После того, как от неведомой хвори померли отец с матушкой, Шуршаня остался в доме за старшего, и Любомира привыкла его слушаться. Домовой плохого не посоветует.

– Неужто ты думаешь, что я родного братца в беде брошу? – она с укором посмотрела на Шуршаню.

– Да, как ты как могла… Да, на меня так подумать… – Шуршаня с обидой сверкнул на нее глазками-бусинками, и Любомире стало стыдно за такие подозрения:

– Прости, Шуршаня. Но что же делать-то теперь? – ведьмочка обреченно вздохнула и присела на лавку.

– Знамо, что, – домовой начал загибать пальчики. – Утра дождаться, в путь-дорогу с умом собраться. А хорошо бы еще и провожатым обзавестись, чтоб до болот в сохранности довел.

– Да, кто ж туда пойдет? – Любомира чувствовала себя очень несчастной, слабой и никому не нужной. Сирота-безотцовщина, одно слово. Она сжимала зубы, стараясь сдержаться, но слезы все равно по одной просачивались из ее красивых зеленых глаз. – И какую только нечисть я сегодня рассердила? Ох, а какой страх мне в пламени купальского костра привиделся…

– Все одно ведь спать сейчас не ляжешь, – Шуршаня забрался к девушке на коленки и теперь ласково гладил ее по руке.

Любомира только головой покачала.

– Сходи к Василине, спроси совета. Деревенская ведьма научит уму-разуму.

***

Купальский костер догорел, ранний летний рассвет настойчиво расталкивал в стороны ночной морок. На траву легла густая теплая роса.

Василина была дома.

Едва Любомира занесла руку, чтобы постучать, как услышала из-за двери сильный голос деревенской травницы:

– Заходи!

И было в этом голосе что-то такое неуловимо строгое, словно Василина собиралась ругать ученицу. Любомира оробела и тихонько толкнула незапертую дверь.

– Думала, быстрее примчишься, – ведунья была стара, но взгляд ее был яснее, чем у многих молодых.

У Любомиры точно язык отнялся от страха. Нужно было Шуршаню брать с собой для смелости. Но разве домового из дома вытащишь?

– Ты чего с праздника-то убежала? – Василина продолжала буравить ученицу сердитым взглядом. – Опозорила хорошего мужика перед всем поселком.

– Ох, – только и смогла выдохнуть Любомира. – Баба, я такую жуть в огне углядела.

– Что еще за жуть? – Василина по-прежнему строго хмурила брови, но увидев неподдельный страх ученицы, чуть смягчилась.

Любомира испуганно покосилась на травницу:

– Видела, будто… не Марун это вовсе. А будто зверь лютый на меня из огня напрыгнуть хочет.

– Хм… Купальское пламя врать не станет. И какого же зверя ты увидела в нем, девонька?

– Медведя огромного, лохматого… – воспоминания о пугающем мороке захлестнули Любомиру, и она осеклась. – Это что ж такое было, а баба?

– Видится мне, о том лучше у самого Маруна спросить, – Василина поджала сухие губы. – Но ты ведь не за тем ко мне пришла? Другая напасть тебя гложет.

– Гуси-лебеди в поселок прилетали, – Любомира зашептала быстро, словно боялась, что не успеет всего рассказать. – Братца моего, Василёчка, забрали. Вызволять его надобно. Подскажи, баба, научи уму-разуму, как спасти Василёчка…

Горло у Любомиры перехватило, и она заплакала, представив, каково ему там одному, маленькому мальчонке, в темной чаще, у страшной колдуньи.

– Баба Яга – костяная нога. Ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос, – Василина пробормотала старинный наговор, и Любомире стало еще жутче, а поток слез удвоился.

– Да, не реви ты, – раздраженно бросила Василина. – Найдется твой братец.

– Ягиня с детками не церемонится, она их… – растирая слезы по щекам, едва выдавила из себя Любомира.

– Что, ест? – Василина переспросила это с такой насмешкой, что слезы Любомиры разом высохли.

Она очень по-детски шмыгнула носом. Утерлась рукавом праздничной рубахи:

– А что, разве нет? – переспросила.

А Василина в ответ разразилась таким заливистым смехом, что девушка опешила.

– Глупости все это. Детские сказки, – отсмеявшись, Василина снова строго посмотрела на Любомиру. – Вот, ты вроде девка взрослая и неглупая, а в такую ерунду веришь.

– Но как же… – Любомира растерялась, только руками развела.

– …но к Ягине тебе действительно пора.

– Зачем это? Если не за братцем? – юная ведьмочка недоверчиво следила за наставницей, которая неспешно прохаживалась по избе.

– А вот как дойдешь до болот, так и узнаешь, – загадочный ответ травницы ясности не прибавил. – Забоишься одна идти, ищи себе проводника. Но поутру уже, а покамест в дорогу тебя соберем.

Василина распахнула стоявший в углу сундучок. Любомира только недоуменно вскинула брови: сколько раз бывала она у наставницы дома, ни разу не видела в ее избе такой красоты. Небольшой резной ларец был покрыт разноцветной глазурью, блестевшей в отблесках свечей, точно самые настоящие самоцветы.

– Красота-то, какая, – девушка невольно залюбовалась.

– Небось, и не замечала раньше? – ведунья хитро покосилась на девушку. – Все верно, мой ларец видно только тогда, когда он открыт.

– Как интересно… – Любомира вытянула шею, силясь разглядеть содержимое.

– А то! – Василина усмехнулась. – На, держи, – и протянула девушке маленькое круглое зеркальце в простой оправе. – Ты не гляди, что с виду оно простое. В этом зеркале самая глубокая суть вещей отражается. Используй его с умом.

– Спасибо, – девушка взяла зеркальце, повертела в руках, думая, куда бы его пристроить.

А Василина достала из ларца следующую вещицу – небольшой деревянный гребень.

– Даже в дальней дороге девица должна быть опрятна да причесана, – проговорила с улыбкой. – Только гребешок этот не только красоту наводить умеет. Причесывайся им почаще, он от тебя темных духов да злых людей отгонять будет.

Любомира провела пальцами по гребню. Он казался совсем новым, только-только выструганным. Поднесла к носу – и верно, от гребня пахло свежим деревом.

– А это твой поводырёк, – и травница протянула девушке маленький клубочек красных ниток.

Любомира приняла и этот подарок. Клубочек был теплым, словно на нем только что спал пушистый котик.

– Брось клубок наземь перед собой да подумай о том, куда тебе хочется попасть. И только успевай по кочкам прыгать – он тебя враз до места доведет.

– Спасибо, баба, – Любомира знала, что у старой травницы припасено немало секретов, но не думала, что на ее долю достанется сразу так много. – Ну, я пойду?

Девушка поднялась и собралась уже уйти, но Василина силой усадила ее обратно:

– Куда торопишься? Из одних волшебных цацек каши не сваришь. А провизия в дорогу? А теплые вещи? Посошок дорожный, наконец? На, держи котомку и давай теперь собираться по-настоящему, как все нормальные люди.

Глава 3. Уговоры

Насилу дотерпела Любомира до утра. Светает летом рано, петухи с ранья вовсю горланят. Как ни пытался Шуршаня заставить ее хоть немного поспать, девушка так и не сомкнула глаз.

И как только поселок начал просыпаться, она оделась в дорогу, подхватила набитую припасами котомку и выскочила на улицу. Несмотря на отшумевший ночью праздник, утро в деревне начиналось, как обычно, рано и деловито. Пастухи выгоняли скот на луга, женщины суетливо сновали во дворах с бадьями и корытами, кузнец растапливал горн. И над всем этим стлался теплый запах свежего хлеба.

К кузнецу Любомира и направилась в первую очередь. Божан казался ей самым могучим мужиком в деревне, похожим на самого Батюшко, повелителя грозы. По крайней мере, Любомира именно так представляла себе суровое божество: с длинной черной бородой, с жилистыми руками и чудесным молотом, от ударов которого грохотал гром на всю округу.

– Божан, миленький, будь ласков, проводи меня в лес, – без предисловий Любомира бросилась к нему со своей просьбой.

Кузнец, занесший, было, для удара тяжелый молот, так и замер с воздетым орудием, как никогда похожий на грозового бога. Коротко крякнув, опустил молот наземь и оперся на его длинную рукоять:

– Куда тебя проводить? – посмотрел на девушку из-под кустистых бровей.

– В лес, на болота… – просьба звучала странно, и потому Любомира чувствовала себя очень неловко.

– На болота? – кузнец опешил. – Да, в уме ли ты, девка? Вчерашний праздник в голову ударил? Выбрось дурь из головы да иди, работай. У меня, вон, малой сегодня захворал, наворожи ему какой отвар целебный.

– У меня братец пропал, – Любомира пискнула едва слышно, но по сердитому взгляду Божана уже поняла, что помогать он ей не станет.

Кузнец вернулся к работе, а Любомира бросилась дальше искать проводника. Следующим на глаза ей попался Катай, молодой поселковый пастух. Он замешкался и последним выгонял свою часть стада на выгул. Как и все деревенские ребята, Катай был крепким: одной рукой мог своротить рог норовистому молодому бычку. В прошлом году на празднике костра Любомира всерьез на него заглядывалась, да не ко времени расшумевшаяся гроза помешала ее планам. Планам Катая она, однако, не помешала, и он благополучно обручился с Радой, которая недавно родила ему сына.

– Эй, Катай! – Любомира приветственно помахала рукой, на сей раз решив действовать осторожнее, чем с кузнецом. – Куда путь держишь?

Девушка подбежала к нему, оправила косу, заглянула в глаза. И сняла с его ворота зацепившуюся там соломинку. Не ожидавший подобного радушного приветствия Катай, оробел:

– Так… знамо дело, куда. На верхний луг коровушек поведу. Там после вчерашней грозы трава по пояс вымахала. Пущай кормятся.

– А-а-а… можно мне с тобой? Прогуляться, – Любомира потупилась, испугавшись, что в ее глазах слишком ясно читалось вранье. Впрочем, Катай не отличался особой проницательностью.

– Ну, пойдем, – парень пожал плечами. – За травами собралась, что ль?

– Ага, за травами, – Любомира кивнула и отвернулась в сторону. – А одной боязно.

– Чего там бояться-то, дорога чистая. – Пастух широко улыбнулся, но тут же недоуменно покосился на ее дорожную суму, – А чего котомка уже такая полная?

– Не верь ей, Катай! Вертит она, – откуда ни возьмись рядом нарисовался Могута, и Катай перевел на него вопросительный взгляд.

– Тебе-то что? – ученица травницы надула губы, глядя в красивое самодовольное лицо деревенского любимчика.

– А то, что ты на болота собралась. Сам слышал, как ты Божана с собой звала. Кузнец отказал, так ты теперь к Катаю подластиться решила? – Могута вскинул брови, с наглым видом поглаживая свои полные губы.

Любомира только рот открыла, но не сообразила, что возразить.

– Не, Любаш, на болота не пойду, – Катай виновато покачал головой. – Меня Рада убьет, ежели я к вечеру домой не вернусь.

– Женушкин подклобучник, – Любомира чуть слышно процедила сквозь зубы, но Могута услышал:

– А ты локти-то не кусай, что не тебе мужик достался. Иди, вон, своего суженого проси тебя в болото проводить.

– Это кого же интересно? – Любомира уперла руки в бока.

– Да, Маруна-охотника, – Могута усмехнулся. – Он те места наверняка хорошо знает, да только шибко зол он на тебя за вчерашнее. Не уверен, что уболтаешь. Идем, Катай, – он уже повернулся к пастуху, – ну ее к лешему, грушу перезрелую.

Любомира только рот открыла от возмущения, не успев придумать, как ответить на дерзость, но Могута уже увел Катая прочь. Тот только виновато покосился на девушку через плечо и отвернулся.

Еще трижды Любомира испытывала судьбу и просила знакомых мужчин проводить ее до болот, но у каждого находилась очень весомая причина, чтобы туда не идти: базарный день, детки малые, тесто в кадке у жены. Последний довод особенно удивил Любомиру, но она прекрасно понимала, что спорить было бесполезно.

Ученица травницы стояла одна посреди многолюдной поселковой площади с полной котомкой через плечо и только зубами скрипела от обиды и отчаяния. Никто, совсем никто не хотел ей помогать, никому не охота было соваться в трясину ради чужой девицы.

Страх мешался с гордостью и отчаянным желанием отыскать братца. Ноги сами потихоньку понесли Любомиру в сторону леса. Туда, где за околицей жил в одиночестве деревенский охотник.

Не просто так об угрюмости Маруна ходили байки в поселке. Охотник был нелюдим и неразговорчив, его побаивались. Он приходил время от времени, приносил лесную добычу, брал в обмен хлеб да молоко, и снова исчезал в своей чащобе. А вчера вечером Марун Северный Ветер удивил всех. И тем, как лихо отплясывал на празднике, и тем, как много улыбался. А ведь все его улыбки предназначались именно ей, Любомире…

Стиснув зубы, девушка направилась в сторону одинокой охотничьей избушки.

***

Лесной охотник жил в маленьком аккуратном домике. Так сразу и не скажешь, что он в нем бобылем век коротал – чистенько, уютно, по крайней мере, снаружи.

Чем ближе Любомира подходила, тем медленнее ступала – боязно было, особливо после того, что ей ночью в пламени костра примерещилось. Хотя сейчас, при свете солнца, под пение лесных птиц ее вчерашние страхи казались уже почти выдумкой. А ну как ей и, правда, показалось? Дым в глаза попал, молния блеснула? Никто ж больше медведя не увидел.

Хозяина избушки нигде видно не было, и Любомира уже решила, что он затемно ушел в лес на промысел. Она выдохнула с облегчением – раз уж не судьба ей была договориться с пугающим охотником, так нечего и бояться. Одна сходит за братцем на болота, не пропадет. Ходила же она в лес за травами, а это лишь чуточку дальше…

Любомира собралась уже уходить, развернулась, когда ее остановил низкий глубокий голос, прозвучавший откуда-то из окружавших избушку зарослей:

– Пришла?

Девушка так и замерла на месте, боясь шелохнуться. Она не заметила охотника, а он тем временем спокойно наблюдал за ней, совершенно невидимый.

Любомира кивнула:

– Пришла.

– Чего надобно? – в голосе Маруна не было ни капельки дружелюбия, и Любомира только сглотнула. Прав был Могута, Марун на нее злился, от его вчерашней сердечности не осталось и следа.

– Помощь твоя нужна… – девушка проговорила тихонько, ожидая чего угодно, от взрыва злорадного хохота до грозного медвежьего рева.

Но услышала лишь шорох веток за спиной. И все-таки обернулась. Марун выбрался из зарослей и теперь стоял перед ней, недовольно хмуря брови. Одет он был по-дорожному, в руках короткое копьецо, на плечах моток веревки. Верно, он и впрямь собирался на промысел, да появление Любомиры его остановило.

– Вот как? – охотник хмыкнул. – А зачем бы мне тебе помогать, Любомира-травница? Или не так, – он прищурился, изучая девушку, словно зверушку, запутавшуюся в его силках, – Любомира-обманница.

– Я не обманница… – девушка принялась несмело оправдываться.

– Разве, нет? – охотник не дал ей договорить, скрестил руки на груди. – Ты мне ночь теперь должна, Любомира.

Девушка вспыхнула от подобного бесстыдства, щеки ее заалели, словно два наливных яблочка. Она понимала, что охотник был прав, но не желала признавать этого:

– Ничего я тебе не должна, оборОтник окаянный!

– Как ты меня назвала? – выражение лица Маруна тут же сменилось с обиженно-сердитого на удивленно-настороженное, он опустил руки вдоль тела и недоуменно посмотрел на девушку.

– ОборОтник! Медведь-шатун! – понимая, что нащупала нужную струнку, юная ведьмочка принялась играть на ней.

Лицо Маруна потемнело, и Любомира даже перепугалась, что сейчас снова увидит медведя воочию.

– Да, знаешь ли ты, балаболка деревенская, кто такой медведь-шатун?

От страха Любомира принялась дерзить:

– А знают деревенские, кого пригрели у себя под боком? Чего молчишь? ОборОтник!

Последнее слово звонко раздалось под пологом леса и застыло где-то в переливах птичьих трелей. Повисла тишина, если не считать щебета птиц и шороха листвы.

Охотник исподлобья смотрел на ученицу деревенской ведьмы, поигрывая желваками на скулах. Она стояла перед ним, насупившись, до белых костяшек на пальцах сжимая лямки своей котомки. Наконец, Марун нарушил молчание:

– Вот что, ведьма недоученная, иди-ка ты отсюда подобру-поздорову. Пока я не рассердился. Так и быть, прощаю тебе вчерашнее, только на глаза мне больше не попадайся, а то я за себя не ручаюсь.

– Не уйду, – Любомира насупилась еще сильнее и проворчала себе под нос.

– Чего ты там бубнишь? – Марун скривился. – Проваливай, сказал же тебе.

И принялся показательно перебирать висевшие на стене домика ловчие снасти, которые и без того были в идеальном порядке. А Любомира стояла, понурившись, и снова, как и посреди деревенской площади, чувствовала себя очень слабой и никому не нужной. Слезы подступили к глазам, и она с силой сжала зубы, чтобы не пустить их наружу.

Заговорила, медленно цедя слова. Не потому что хотела показаться высокомерной, а просто, чтобы не разреветься на глазах у охотника:

– В купальскую ночь гуси-лебеди… унесли моего братца за лес… на болото… Я выручать его иду, а никто помочь мне не хочет, – она все-таки всхлипнула и, разозлившись из-за этого, резко развернулась и потопала прочь. – Да, и ладно! Одна дойду!

– Не дойдешь ты одна, – в голосе Маруна больше не было враждебности, он звучал глухо и грустно. – На болота… К Ягине что ли на поклон собралась?

Любомира остановилась и покосилась на Маруна через плечо. Аккуратно кивнула.

Охотник оставил в покое свои снасти и уже сноровисто собирал дорожный узел, а ведьмочка только искоса наблюдала за его приготовлениями.

– В таких лапотках точно не дойдешь, – Марун бросил быстрый взгляд на плетеные лыковые башмачки Любомиры. – На, вот, обуйся.

И бросил к ее ногам пару охотничьих сапог из выделанной кожи на толстой подошве. С сомнением девушка подняла подарок, повертела в руках. Добротная работа, наверняка, охотник сам их шил, деревенский мастер таких не делал. Вот только размер был не под стать рослому мужчине. Для кого же он их готовил?