Шёпот пепла

Он открыл папку. Внутри было несколько счетов, выписанных каллиграфическим почерком на дорогой бумаге с водяными знаками. Все они были из одного места. Ателье «Шелковая Кожа».

«Что это?» – спросил Калеб.

«Это не просто ателье. Это самое эксклюзивное, самое дорогое заведение в Шпилях. Его хозяйка, мадам Серафина, создает не одежду. Она создает иллюзии. Платья из лунного света, плащи из сотканных теней, перчатки, которые позволяют чувствовать чужие эмоции. Ее клиенты – самые богатые и могущественные люди Эхобурга. Те, кому нужно не просто скрыть недостатки, а создать новую реальность вокруг себя. Ее шелк, как говорят, может скрыть шрамы не только на теле, но и на душе. И на ауре».

Шрамы на шёлке. Название главы эхом отозвалось в голове Калеба.

«Ликандр и Мариус», – продолжал Иеремия, – «заказывали у нее… перчатки. Из зачарованного шелка-хамелеона. Они скрывают истинное состояние ауры владельца, проецируя наружу ровное, сильное свечение. Даже для магического сенсора. Очень дорогая безделушка. Бесполезная для сильного мага. Но бесценная для того, кто теряет силу и хочет это скрыть».

Вот она, нить. Не просто связь. Мотив. Оба мага чувствовали, как их сила уходит. Они боялись. Они пытались скрыть свою уязвимость за фасадом из дорогого шелка, чтобы не потерять статус, уважение, чтобы не стать мишенью. Ирония была в том, что именно это, возможно, и сделало их мишенью для того,кто видел сквозь иллюзии.

«Где это ателье?» – спросил Калеб, забирая папку.

«Верхний ярус Шпилей. Башня Слоновой Кости. Но тебе туда не попасть, Ворон. Там воздух другой. Он не для таких, как мы. Он слишком чистый. Он обжигает грязные легкие».

Калеб кивнул, сунул папку за пазуху и повернулся к выходу.

«Ворон!» – окликнул его Иеремия. Калеб обернулся. «Будь осторожен. Шелк мадам Серафины скрывает шрамы. Но иногда… он сам их оставляет».

Шпили были другим миром. Здесь дождь казался чище, он смывал пыль с отполированных до блеска мостовых и не оставлял грязных разводов. Воздух был разреженным и пах озоном от постоянно действующих защитных полей. Вместо крикливых неоновых вывесок – мягкое, аристократическое свечение магических фонарей. Готические шпили устремлялись в вечно серое небо, теряясь в облаках, и казались клыками чудовища, в пасти которого застрял город. Калеб чувствовал себя здесь чужим, грязным пятном на безупречной картине. Местные стражники в своих бело-золотых мундирах смотрели на его потертый плащ с нескрываемым презрением. Но он шел уверенно, с той самой осанкой бывшего дознавателя, которая въелась в его позвоночник. Он не прятал глаза. Это была территория врага, и здесь нельзя было показывать слабость.

Ателье «Шелковая Кожа» располагалось на первом этаже Башни Слоновой Кости, за витриной из цельного кристалла, в которой на невидимых манекенах парили в воздухе несколько неземных нарядов, слабо переливаясь всеми цветами радуги. Дверь из полированного черного дерева открылась перед ним беззвучно, прежде чем он успел к ней прикоснуться.

Внутри царила тишина. Не мертвая тишина подвала Иеремии, а живая, наполненная тишина храма. Воздух был прохладным и пах чем-то неуловимо цветочным и пряным, как экзотические смолы. Просторный зал был почти пуст. Не было ни прилавков, ни вешалок. Лишь несколько пьедесталов, на которых были выставлены отдельные творения: пара перчаток, мерцающих, как крылья стрекозы, шарф, который казался сотканным из жидкого дыма, платье, похожее на застывшее звездное небо.

«Чем могу помочь?»

Голос раздался из ниоткуда. Он был мелодичным, как звон серебряного колокольчика, но холодным, как лед. Калеб обернулся. В центре зала стояла женщина. Он не слышал, как она подошла. Она была высокой, неправдоподобно стройной, с кожей цвета слоновой кости и волосами цвета воронова крыла, уложенными в сложную прическу. На ней было простое черное платье из шелка, которое облегало ее фигуру, как вторая кожа. Ее глаза были цвета фиалок, и в них была мудрость и усталость веков. Это была мадам Серафина. Ее аура была… странной. Не яркой и пульсирующей, как у Элары, а ровной, гладкой, как отполированный обсидиан. Идеальной. Слишком идеальной.

«Я ищу мадам Серафину», – сказал Калеб.

«Вы ее нашли», – на ее губах не было и тени улыбки. «Но я не припомню, чтобы у нас была назначена встреча. Мои клиенты ценят уединение».

«Я не клиент. Меня зовут Ворон. Я частный дознаватель. Я расследую смерть архимага Ликандра».

Ее лицо не изменилось. Ни один мускул не дрогнул. Но Калеб, привыкший читать ложь в глазах людей, увидел, как в глубине ее фиалковых глаз на мгновение мелькнула тень. Холодный огонек интереса. Или страха.

«Магистрат уже завершил расследование. Несчастный случай», – ее голос был безупречно ровным.

«Дочь так не считает. Она считает, что его убили. И наняла меня, чтобы узнать правду». Калеб сделал шаг ближе. «Ликандр был вашим клиентом. Как и артефактор Мариус-Златорук, которого нашли мертвым сегодня утром».

Теперь она не смогла скрыть удивление. Едва заметное расширение зрачков. «Мариус… мертв?»

«Таким же образом, что и Ликандр. Иссушен. Словно из него выпили всю жизнь. Вы делали для них перчатки. Чтобы скрыть угасание их силы». Это был не вопрос. Это было утверждение.

Серафина молчала несколько долгих секунд, изучая его взглядом, который, казалось, проникал под кожу. «Вы хорошо информированы для… частного дознавателя. Да, они были моими клиентами. В Эхобурге многие боятся старости, мистер Ворон. Боятся слабости. Особенно те, кто привык к силе. Мои изделия дарят им уверенность. Время. Ничего противозаконного в этом нет».

«Я и не говорил о законе. Я говорил об убийстве. Они приходили к вам. О чем вы говорили? Они чего-то боялись? Кроме старости».

Она медленно обошла его по кругу, словно оценивая ткань, из которой он сшит. Ее движения были плавными, змеиными. «Они были напуганы. Оба. Они чувствовали… не просто угасание. Они чувствовали, что за ними наблюдают. Что их слабость притягивает что-то… голодное. Они говорили об этом шепотом. Как дети, боящиеся темноты. Я сочла это паранойей стареющих мужчин, цепляющихся за власть».

«Они описывали того, кто за ними наблюдает?»

«Никогда. Это было просто… ощущение. Холод на затылке. Тень на периферии зрения. Они стали покупать все более сильные иллюзорные ткани. Пытались стать ярче, чем были на самом деле. Как мотыльки, летящие на огонь, чтобы казаться больше». Она остановилась прямо перед ним. Ее глаза были темными омутами. «Вы тоже носите шрамы, мистер Ворон. Я их вижу. Не на коже. Глубже. Ваша аура… она как разорванный шелк. Пустота, которая кричит».

Калеб почувствовал, как по спине пробежал ледяной озноб. Эта женщина видела больше, чем обычный человек. Больше, чем даже большинство магов. «Это не имеет отношения к делу».

«Возможно», – прошептала она. «А возможно, имеет прямое. Вы ведь тоже были одним из них. Сильным. А теперь… вы ходите по тем же улицам, что и они. Вы чувствуете холод на затылке?»

Прежде чем Калеб успел ответить, его внимание привлекло движение за ее спиной. В глубине зала, в полумраке, висел на манекене отрез шелка, который он не заметил ранее. Он был темно-серым, почти черным, и казался матовым, без единого блика. Но что-то в нем было не так. На идеально гладкой поверхности ткани виднелся дефект. Тонкая, едва заметная линия, словно затяжка. Спираль, закручивающаяся внутрь.

Калеб перевел взгляд с ткани на Серафину. Он увидел это. На ее идеальной, безупречной шее, там, где начинался воротник платья. Точно такая же линия. Не шрам из плоти. Что-то другое. Дефект в самой ткани ее бытия, который она пыталась скрыть за своей безупречной внешностью и гладкой аурой. Шрам на шёлке.

«Что это за узор?» – спросил он, кивнув на ткань.

Ее взгляд метнулся к ткани, и впервые на ее лице появилось нечто похожее на панику. Она тут же взяла себя в руки, но момент был упущен. «Это… просто брак. Старая работа. Я держу ее как напоминание, что даже в совершенстве бывают изъяны».

Ложь. Она была такой же гладкой и отточенной, как и все в этом месте, но Калеб чувствовал ее привкус.

«Кто еще, кроме Ликандра и Мариуса, покупал у вас в последнее время перчатки-иллюзии?» – надавил он.

«Это конфиденциальная информация о клиентах», – холодно ответила она, ее самообладание вернулось.

«В городе серийный убийца, мадам. И он охотится на ваших клиентов. Следующий может прийти не за перчатками, а за вашей головой. Конфиденциальность не спасет вас, когда он прижмет к вашей идеальной коже свою печать».

Он увидел, как ее рука непроизвольно дернулась к шее. Он попал в цель. Она знала этот символ. Она боялась его.

«Лорд Кассиан», – выдохнула она, ее голос потерял свою мелодичность, став хриплым. «Глава Гильдии Алхимиков. Он… он тоже жаловался на… холод».

«Спасибо за ваше время», – Калеб кивнул и развернулся, чтобы уйти. Он получил то, за чем пришел. Новое имя. Новую цель. И новую загадку.

«Ворон!» – ее голос остановил его у самой двери. «То, что охотится на них… оно не видит шелк. Оно чувствует пустоту под ним. Ваша пустота – самая громкая из всех, что я когда-либо видела. Вы не приманка. Вы – маяк. Оно уже идет за вами».

Дверь за ним закрылась, погружая его обратно в холодную, мокрую реальность Шпилей. Слова Серафины звенели в ушах. Маяк. Он чувствовал это. Чувствовал, как изменился воздух вокруг него. Он стал плотнее, тяжелее. Ощущение взгляда усилилось, превратившись в физическое давление.

Он ускорил шаг, спускаясь по серпантину улиц обратно в нижний город. Ему нужно было добраться до Кассиана раньше, чем это сделает убийца. Шпили остались позади, и он снова погрузился в лабиринт узких, темных переулков. Здесь, вдали от чистых улиц, тени были его союзниками. Но сегодня они казались враждебными. Они сгущались, двигались, принимали странные очертания. Каменные горгульи на карнизах старых зданий, казалось, поворачивали головы, провожая его пустыми глазницами.

Это случилось внезапно. В узком проходе между двумя кирпичными стенами, где единственный свет исходил от треснувшего магического фонаря, бросавшего на мокрую брусчатку дрожащие, больные блики. Калеб услышал звук. Не шаги. Скрежет камня о камень. Он поднял голову. Одна из горгулий, уродливая химера с крыльями летучей мыши, двигалась. Ее каменные суставы скрипели, она отрывалась от своего насеста. Ее глаза вспыхнули тусклым, неживым светом.

Магия. Но не та, которую можно было почувствовать. Это было что-то другое. Древнее. Неодушевленный предмет, оживленный чужой волей. Калеб выхватил из-под плаща свой старый клинок. Сталь тускло блеснула в свете фонаря. Он не мог сражаться с магией. Но он мог сражаться с камнем.

Горгулья с оглушительным грохотом спрыгнула вниз, приземлившись в нескольких метрах от него. Брызги грязной воды взлетели в воздух. Она была выше него, массивной глыбой ожившего кошмара. Она двинулась на него, ее каменные когти высекали искры из брусчатки.

Калеб не стал атаковать в лоб. Он был не воином, а дознавателем. Он искал слабости. Он отступил, увлекая тварь за собой, дальше в переулок. Горгулья была сильной, но неуклюжей. Она замахнулась своей массивной лапой. Калеб увернулся, и каменные когти с визгом проскребли по кирпичной стене, оставляя глубокие борозды. Он нырнул ей под руку, его клинок прочертил по ее каменному боку. Лезвие оставило лишь царапину.