День зимнего солнцестояния

Субкомиссар положил последнее фото на стол и снова подошел к окну. На мгновение показалось, что его внимание поглотил плотный поток машин, парализовавший проспект Энекури, и черные тучи, которые холодный северный ветер гнал по небу Бильбао.

– Нам хоть что-нибудь известно? – спросил он, повернувшись к Креспо и окинув его пронзительным взглядом карих глаз.

– Мы знаем, что жертва – белая женщина в возрасте от сорока до пятидесяти лет. Смерть наступила чуть более суток назад, – ответил инспектор, указывая на одну из фотографий. – Отсутствие крови на месте преступления также говорит о том, что произошло оно не там. Причал стал лишь сценой, которую убийца счел подходящей для своей постановки. Это позволяет предположить, что мы имеем дело с организованным и пунктуальным человеком.

– А что по этому граффити? – Альдай показал на другую фотографию. – Тоже дело рук преступника?

Альдай был новеньким в Четвертой группе. Сначала Андер считал, что для расследования ему хватит Гардеасабаля и Арреги, однако реальность быстро поставила его на место: ни один из них не разбирался в экономических или компьютерных преступлениях, а количество дел, требующих знаний в этих областях, росло. Поэтому он отправил запрос на предоставление агента с профилем в IT, и ему назначили парня двадцати четырех лет с несколько загадочным взглядом и абсолютной преданностью делу. Его каштановые волосы до плеч всегда были растрепаны, зато форма – идеально отглажена, без единой складки. «Сразу видно, что живешь с мамой», – подшучивал над ним Гардеасабаль. Отчеты Альдая были точными и всегда сдавались вовремя. Вскоре для Андера он стал незаменим.

– Все указывает на это, – ответил инспектор. – Что наводит нас на новую мысль. Похоже, через послания преступник пытается вступить с нами в диалог. Это тревожит меня больше всего, потому что такая потребность в прямой коммуникации с полицией может указывать на серийного убийцу. А значит, это может оказаться лишь первым преступлением из многих.

Он сделал паузу. Коллеги внимательно смотрели на него. Они знали, что Креспо был одним из самых опытных инспекторов-криминалистов в Эрцайнце.

– В любом случае, – обратился он к Альдаю, – я хочу, чтобы ты выяснил, на что могут указывать эти числа. Свяжись с нашим Центральным управлением расследований, если зайдешь в тупик. В случаях, когда требуется немного поколдовать с данными, я всегда обращаюсь к ребятам из ОТП.

ОТП – Оперативно-техническая поддержка автономной полиции – была одним из пяти подразделений Центрального управления разведки, также известного как ЦУР. Андер в последние годы сотрудничал с ними, когда ему нужно было провести перекрестный анализ, затрагивающий большие объемы данных.

– Поговорим вот еще о чем. – Инспектор вытащил из кармана пакет для вещественных доказательств. – Убийца оставил записку во рту жертвы.

Он передал улику коллегам, чтобы те могли внимательно ее изучить.

– Что может значить это «H9»? – спросил Гардеасабаль, подняв послание высоко в воздух.

Педро Гардеасабаль был ветераном «свинцовых лет», времен, когда борьба с терроризмом была абсолютным приоритетом для автономной полиции Страны Басков. В те суровые жесткостью годы был полицейским старой закалки, с явной склонностью к насилию. В 2000 году его назначили напарником Андера, и с тех пор они всегда работали вместе. Высокий и жилистый, он давил одним своим видом.

– Это нам и предстоит выяснить, – ответил мужчина, забирая пакет. – Пора действовать, ребята. Как сказал субкомиссар, это расследование – наш приоритет. Передайте Олано и Хименесу материалы по двум текущим делам.

Агенты кивнули.

– Альдай, ты займись граффити. Арреги, составь список заявлений о пропаже людей в Бискайе, поданных за последние три месяца. Мы ищем женщину средних лет. Гарде, отправляйся в Олабеагу и прочеши весь район заново, возможно, мы что-то упустили. Опроси соседей, вдруг вспомнят еще какие-то подробности. – Андер сложил руки и посмотрел на Торреса. – Пока это все, что у нас есть, шеф. Впереди много работы.

– Хорошо, господа. – Инспектор крепко схватился за спинку своего стула обеими руками. – Мы столкнулись с нетипичным преступлением, и я знаю, что некоторые из присутствующих еще не участвовали в расследованиях убийств, – он посмотрел на агентов Альдая и Арреги, – но не теряйте духа. Будьте сильными и никогда не сдавайтесь. Всегда держите голову высоко.

Он сделал паузу, чтобы его слова дошли до всех, и обратился к Андеру.

– Креспо, это дело требует от тебя максимальной отдачи. Отложи все личные планы на потом и брось все силы на расследование. Я верю в тебя, – сказал он, глядя полицейскому в глаза. – А теперь идите и найдите доказательства, которые позволят нам раскрыть это дело как можно скорее.

– Да, сеньор, – ответил Андер.

– И еще кое-что, – когда Четвертая группа уже собиралась покинуть переговорную, остановил их Торрес. – Чтобы никаких утечек. Это дело строго конфиденциально. Я не хочу, чтобы пресса кружила над нами, словно стервятники, – подытожил он и снова повернулся к окну, устремив взгляд в горизонт.

У Андера в горле стоял ком, который он никак не мог проглотить. Впереди его ждало очень тяжелое время.

2

– Ужас, это был ужас, так все на районе говорят. – Женщина перекрестилась, не выпуская швабру из рук.

Дождь не утихал. К счастью, Искандер всегда возил в багажнике большой черный зонт. Продолжая задавать вопросы, он приблизился к женщине, чтобы укрыть ее от ливня.

– Значит, вы видели все, что произошло вчера на причале? – спросил он, стараясь расположить ее своим доброжелательным взглядом.

– Нет, лапонька, – ответила она и осторожно вылила содержимое ведра на край тротуара, чтобы грязная вода стекла в ближайшую ливневку. – Когда я пришла, никого уже не было. Только лента осталась. – Она указала на ограждение, перекрывающее доступ к причалу. – Но жители подъезда рассказывают, что это был настоящий ад. Говорят, труп лежал в луже крови. Энрике, с первого этажа слева, сказал мне, что у тела не было ни рук, ни ног. Водолазам пришлось доставать их со дна залива. Боже мой, какой кошмар! – Она снова перекрестилась и начала неразборчиво шептать молитву.

– Да, преступление чудовищное, – подтвердил журналист. Он нахмурился и снова окинул взглядом участок набережной, ведущий к месту преступления.

Искандер вспомнил, какое впечатление на него произвело сообщение в WhatsApp от главного редактора. Прикрепленное изображение было размытым, его сняли на мобильный телефон с большого расстояния. Однако даже нечеткость не могла скрыть весь ужас произошедшего. Он знал, что зло необязательно видеть – его можно почувствовать.

Жертва была прислонена к фонарному столбу на причале. Выше пояса тело выглядело как бесформенная красноватая масса. С такого расстояния Искандеру оно напомнило одну из тех потерянных детьми кукол, которых постепенно деформируют и уродуют суровая погода и время.

Изувеченное тело, выставленное на всеобщее обозрение. Возможно, предупреждение? Но зачем? И кому оно адресовано?

Журналист пока не мог ответить на эти вопросы, но он точно знал, что у трупа все конечности были на месте, а на снимке с места преступления не было видно луж крови. Страх заставляет людей преувеличивать.

– А вам известно, может, кто-нибудь из местных что-то заметил, хотя бы мельком?

Искандер плотнее закутался в свой коричневый плащ. Он неплохо защищал от дождя, но не спасал от пронизывающего северного ветра.

– Ну, у нас здесь народу немного. – Она поправила свои жидкие волосы, собранные в хвост. – Когда жильцы поняли, что внизу что-то произошло, территорию уже оцепили. Так что вряд ли они что видели.

– Но свидетели точно были. Не будем забывать, что полиция приехала сюда по звонку одного из соседей, – настаивал Искандер, которого уже начинало мутить от запаха хлорки, исходившего от перчаток женщины. – Вы на работе с раннего утра, у вас со всеми соседями дружеские отношения. Не могу поверить, чтобы вы и не знали, кто вызвал офицеров.

Она пожала плечами и уже собиралась отвернуться, как вдруг изменилась в лице. Искандер заметил, что глаза у нее заблестели – будто ее осенила внезапная догадка.

– Подожди-ка минутку, – сказала она, направляясь к домофону подъезда, который убирала. – Может, ничего и не получится, но попробовать стоит, правда? – Женщина подмигнула Искандеру.

Она решительно нажала кнопку вызова квартиры на третьем этаже. Спустя несколько томительных секунд ожидания старческий голос спросил:

– Кто там?

– Мария Исабель, дорогая, здравствуйте. Это я, Эрнестина, – ответила женщина заметно громче.

– А, Эрнестина! Что случилось?

– Ничего такого! Я стою тут внизу с очень приятным юношей из газеты «Эль Коррео». Он пришел расспросить о вчерашней истории на причале.

– Обожаю эту газету, – сказала старушка через домофон. – Не пропускаю ни одного некролога, знакомых там высматриваю. Почти все мои ровесники. – Она озорно хихикнула. – Пусть поднимется, лучше здесь поговорим, на улице сегодня очень холодно.

Интерьер квартиры Марии Исабель явно отражал моду шестидесятых. Деревянный пол был покрыт оливково-зеленым ковролином, на котором тут и там виднелись пятна, а в проходных зонах он и вовсе изрядно протерся. Однако мебель из орехового дерева в прихожей и гостиной была очень хорошего качества. Искандер подумал, что она, вероятно, сделана из цельного массива. К сожалению, в некоторых местах присутствие короедов было особенно заметно. Из-за их упорной работы у комнаты – да и у квартиры в целом – был упадочный вид.

Они прошли в гостиную. Диван стоял напротив мебельного гарнитура, занимавшего всю стену. На выцветших полках выстроилась пестрая смесь сервизов всех мастей. В эту хрустальную структуру встроился современный плоский телевизор, который помогал старушке коротать свободное время.

Стены были увешаны портретами улыбающихся людей. Глядя на снимки, было несложно догадаться, что все они сделаны в разные годы. Одни были черно-белыми, другие – в тонах сепии (эти казались еще более старинными), несколько – цветными. Искандер остановился, чтобы внимательно рассмотреть одну из первых фотографий, на которой группа тореадоров гордо входила на арену для корриды Виста Алегре.

В этот самый момент появилась Мария Исабель с алюминиевым подносом, на котором стоял фарфоровый кофейный сервиз. Рядом с ним лежала изящная жестяная коробочка, наполненная датским масляным печеньем.

– Правда мой отец был красавцем? – спросила она, указывая на фотографию, привлекшую внимание журналиста.

Он удивленно обернулся.

– Ваш отец был тореадором? Который из них?

– Вот этот. – Она указала на самого высокого в группе и поставила поднос на стол. – Франсиско Руис. Он был новильеро[6] и никогда не выходил на арену с боевыми быками. Эту фотографию сделали третьего сентября тысяча девятьсот сорок четвертого года на корриде для юных тореро, проходившей на Виста Алегре. С тех пор много воды утекло.

– Наверное, вы очень гордились своим отцом.

Мужчина сел на диван и положил свою записную книжку на край стола.

– Очень. – В уголке ее глаза блеснула слезинка. – Но знаете, чем я гордилась больше всего?

Искандер покачал головой.

– Тем, что он никогда не переставал улыбаться. Несмотря на то, что ему приходилось уходить из дома каждый день в пять утра и возвращаться только к девяти вечера; несмотря на то, что нужно было следить, чтобы у меня и моих братьев всегда был кусок хлеба на столе. Воспоминания о его чудесной улыбке будут со мной до конца моих дней.

Старушка вытерла слезу, покатившуюся по щеке, и, взяв в руки изящный кофейник, налила мужчине немного кофе.

– Знаете что, Мария Исабель?

Репортер выдержал драматическую паузу. Женщина смотрела на него выжидающе.

– Обычно я об этом никому не рассказываю. Честно говоря, вы одна из немногих, с кем я этим поделюсь. В молодости мой отец тоже был новильеро. Страсть к боям с быками текла в его жилах. Пусть я и не унаследовал этой любви, однако не могу не восхищаться искусством корриды.

Озарившая ее лицо радость не оставляла сомнений: признание Искандера попало точно в цель. Теперь она готова была без утайки рассказать ему все, что знала. Репортер улыбнулся про себя, взяв тронутую до глубины души Марию Исабель за руки. Невинная ложь, все как у Макиавелли: цель оправдывает средства. Маленький безобидный и безвредный обман, повторял он себе, пытаясь заглушить пробуждающиеся муки совести. Ему нужно сдать репортаж. Репортаж, который попадет на первую полосу газеты.

Три часа спустя Искандер уже садился в метро на станции Сан-Мамес, собрав более чем достаточно материала для отличной статьи.

Беседа с Марией Исабель оказалась гораздо плодотворнее, чем он мог себе представить. Терпеливо выслушав рассказ добродушной женщины о ее многочисленных родственниках, Искандер наконец смог спросить, знает ли она, кто из соседей сообщил о происшествии в муниципальную полицию. К его удивлению, она знала. Это был мужчина, живший рядом с железнодорожной станцией. Соседи звали его Ману Эль Рубио[7] – не из-за цвета волос, а из-за его пристрастия к курению табака этого сорта.

Следующий час он провел разыскивая Ману по всему району, пока не нашел его вместе с собакой недалеко от места преступления. Мужчина был одет в черную куртку North Face поверх синего спортивного костюма, который, казалось, был на пару размеров больше нужного. Стоя под зонтом, он наблюдал, как собака обнюхивает шины припаркованных у залива машин. Позже он подробно расскажет Искандеру обо всем, что видел накануне утром.

Эль Рубио до этого уже дал показания нескольким агентам. «Некоторые из них обращались со мной так, будто это я ее убил. Я даже начал думать, что меня арестуют», – сказал он. Ману повторил ту же историю, которую рассказал полиции: когда он первый раз прошел мимо пирса, то не заметил ничего, кроме граффити – теперь уже стертого, – и подумал, что это дело рук каких-то проказников, ребятни, которая со скуки малюет на стенах. И только почти через час, когда возвращался с прогулки с собакой, обнаружил тело женщины. Он подошел ближе и увидел ее чудовищные увечья. Его вырвало прямо там.

– Но это же не все, не так ли?

Журналистское чутье редко подводило Искандера. Тень сомнения, мелькнувшая во взгляде Эль Рубио, подтвердила его правоту.

– Было раннее утро. Еще даже не рассвело! Как тут упомнить все детали, когда перед глазами стоит та кровавая картина, – сказал мужчина, нервно потирая руки. – В тот момент я не придал этому значения. А когда вспомнил, было уже поздно. Полиция уехала.

– Не переживай, мне можно доверять. Я никогда не раскрываю источники. Никто не узнает, что информация поступила от тебя.

И снова его кропотливая работа принесла свои плоды. Он не просто восстановил картину событий, но и нашел кое-что получше. Теперь в его руках было нечто, способное принести заурядной статье сногсшибательный успех.

То, о чем полиция и не подозревала.

– Следующая станция – Бассарате.

Разнесшееся по вагону объявление вырвало Искандера из размышлений. Он вышел на этой станции. В этот час поезда были забиты студентами и работниками, спешившими домой. Выйдя из метро, журналист спустился по улице Пинтор Лосада и прошел мимо парка Бассарате. Ближе к концу проспекта расположилась редакция газеты «Эль Коррео».

Несмотря на молодость – ему только исполнилось двадцать девять, – Искандер уже выделялся среди авторов престижного баскского издания. Секрет, возможно, был в том, что он избегал зоны комфорта, поиск хорошей новости превращал в одержимость и без колебаний бросался в омут с головой ради захватывающего расследования.

Его отец вовсе не был новильеро, как он сказал доверчивой Марии Исабель, а моряком. Он погиб во время кораблекрушения: шторм настиг несколько судов, в том числе и то, на котором он возвращался в порт Ондарроа. Искандеру было тогда пятнадцать.

Потеря отца потрясла его юную душу с той же силой, с какой штормовые волны разбивали в щепки корпуса рыбацких лодок. Тот день изменил все. Отношения с друзьями, споры с матерью – все стало другим. Жизнь нанесла ему глубочайшую рану.

Оставив в прошлом подростковые капризы, он начал хвататься за любую работу: доставщик пиццы, официант, помощник в пекарне, переводчик. Всю зарплату он отдавал матери, чтобы они могли хоть как-то сводить концы с концами.

После школы Искандер поступил на факультет журналистики в Университет Страны Басков, где стал лучшим среди однокурсников. Так благодаря упорству и несгибаемой воле он сначала попал в «Эль Коррео» на стажировку, а затем занял постоянное место в редакции.

Переломный момент в его карьере наступил в прошлом году. Муниципальные власти Бильбао зафиксировали резкий рост преступности, связанной с наркоторговлей. Крупные партии кокаина, героина и других опиатов изымались в ходе многочисленных рейдов, проводимых различными полицейскими подразделениями. Участились случаи насилия и мелкого воровства; на тротуарах – точно как в суровые восьмидесятые – можно было видеть искаженные лица, одурманенные действием наркотиков. Казалось, героин вернулся, но на этот раз навсегда. Рос поток кокаина. Страна Басков незаметно превращалась в один из главных наркотических коридоров Европы.

Искандер почувствовал необходимость действовать и лично разобраться в происходящем. Ему нужно было поймать пульс города. Недолго думая, он снял квартиру в районе Сан-Франсиско и начал бродить по местам, где, по его данным, торговля запрещенными веществами была обычным делом.

На протяжении трех месяцев он разбирался в хитросплетениях наркоторговли и втирался в доверие к местным. Ему удалось внедриться в одну из самых активных организаций – «3–7». Чем выше был риск, тем сильнее рос его авторитет в редакции. Ряд его репортажей попали на первую полосу и вызвали большой общественный резонанс.

К сожалению, все закончилось в тот день, когда Алжирец, один из самых высокопоставленных членов «3–7», узнал, что Искандер и был тем самым журналистом, привлекшим внимание СМИ к их группировке. Юноша получил три удара ножом и чудом не истек кровью – вовремя подоспевшая скорая спасла ему жизнь. У него ушло четыре долгих месяца, чтобы оправиться от полученной травмы, но к тому времени, как он вышел из больницы, его статус в редакции изменился: теперь он был не просто хорошим журналистом – он был звездой.

Искандер прошел через стеклянные двери, ведущие в здание редакции, вошел в лифт и нажал кнопку последнего этажа – там находился кабинет Хосе Луиса Артеты, главного редактора. Он робко постучал костяшками пальцев по двери и, выждав пару секунд, широко распахнул ее.

– Здравствуйте, можно? – жизнерадостно улыбаясь, спросил он начальника.

Артета, не переставая яростно стучать по клавиатуре компьютера, посмотрел на него поверх темно-коричневых очков в пластиковой оправе.

– Кого это к нам занесло? – сказал он, на мгновение оторвавшись от работы и откинувшись в удобном кожаном кресле. – Ни много ни мало, репортера-звезду, героя дня. Человека, которому служебный телефон – что заключенному кандалы, который забывчивость и безразличие кличет «свободой».

Редактор схватил лежавший рядом мобильник, поднял его над головой и возмущенно потряс.

– Пятнадцать раз я звонил тебе сегодня! Пятнадцать! А знаешь, сколько раз ты мне ответил? – указательным пальцем свободной руки он нарисовал в воздухе овал. – Ни разу!

Он швырнул очки на стол и, погружаясь глубже в кресло, пристально посмотрел на подчиненного.

– Он еще и лыбится, гад! – фыркнул мужчина.

– Ладно вам, шеф! Вы же знаете, что я не люблю работать под давлением. Спешка ни к чему. Новости нужно готовить тщательно, чтобы потом несварения не было. Вспомните хотя бы, что случилось с Фернандесом Пуэртасом: он подготовил материал о мошенничестве в стоматологической клинике в Абандо, мы вывели его на первую полосу, а потом оказалось, что это фейк. И все почему? Потому что он не проверил источники, – оправдывался Искандер, пытаясь смягчить гнев редактора. Он снял плащ, повесил его на вешалку, а затем сел в кресло напротив Артеты. – Вы же знаете, что во время интервью я всегда выключаю телефон.

– Слушай, Искандер, замечательно, что у каждого репортера есть свои методы, свой подход к работе. Это все прекрасно. Но ты понимаешь, чем мы здесь занимаемся? – Он широким жестом обвел просторный кабинет. – Мы тут не энциклопедии пишем, друг мой. Мы выпускаем газету, которая, как намекает ее название, должна выходить каждый день: сегодня, завтра, послезавтра и так далее, пока Земля не перестанет вращаться вокруг Солнца или пока человечество не вымрет, не знаю, что там наступит раньше.

– Хорошо, хорошо, понял. Но, думаю, ожидание того стоило, – солнечно улыбнулся молодой репортер.

– Gorritxo! Ekarri![8]

Андер наблюдал за своим ирландским сеттером, искавшим заброшенный на добрую сотню метров мяч.

– Молодчина! – похвалил он пса, когда тот вернулся с добычей, и ласково почесал его за ушами.

В этот полдень на широком лугу, кроме них, никого не было. В Бильбао весь месяц лили дожди, и из-за сырости и слякоти гуляющие предпочитали избегать горы Кобетас, выбирая менее открытые маршруты. Но для Андера такие условия были идеальными для прогулок с Горритчо.

Четыре года назад он переехал в небольшой двухэтажный домик неподалеку от бетонной лестницы, ведущей к шоссе Кастрехана. Купил его в плачевном состоянии. Последние месяцы в нем жили окупасы[9], оставившие от него почти одни руины. Но это не помешало Андеру – он приобрел дом и сделал там капитальный ремонт, превратив его в потрясающий дуплекс с двумя спальнями и поразительным видом на Бильбао и реку.

В день, когда Андер впервые переступил порог нового дома, его отец, Кармело, привел к нему Горритчо. «Раз уж ты теперь будешь жить один, кто-то должен следить, чтобы у тебя сердце совсем не очерствело», – сказал он, передавая сыну поводок. С тех пор пес стал для мужчины не просто питомцем, которого нужно выгуливать трижды в день, а самым преданным другом. Именно поэтому, когда работа позволяла, Андер всегда возвращался домой в обеденный перерыв, чтобы наспех перекусить и прогуляться с Горритчо. Этот ритуал стал для него своеобразной терапией, клапаном для выпуска накопившегося за день напряжения. Но самое главное – он помогал ему держать в узде внутренних демонов, которые могли настигнуть в любую минуту, без предупреждения. В моменты, когда мир казался мрачным и пугающим, достаточно было провести рукой по густому рыжему меху пса или поцеловать его влажный нос – и зловещие тени рассеивались.

Все утро он провел составляя отчеты о передаче дел, над которыми работала его группа на момент обнаружения тела в Олабеаге. Перед уходом домой Креспо договорился с коллегами встретиться ближе к вечеру, чтобы обменяться информацией и обсудить ход расследования.

Он взглянул на часы – половина четвертого. Пора возвращать Горритчо домой.

Дорога раскисла от влаги; гравий, земля и дикая трава слиплись в скользкую, склизкую массу. Утренняя пелена тумана давно рассеялась, открывая взору красивую просторную равнину. Огромная поляна, на которой сотни жителей Бильбао могут отдохнуть, не мешая друг другу, и где раз в год проводится грандиозный фестиваль на сорок тысяч человек.

Андер подозвал собаку двумя короткими свистками, и они направились домой. На своей улице они столкнулись с Эрменехильдо – соседом лет восьмидесяти, который обладал отменным здоровьем и каждый день проходил пешком по двадцать километров.

– Здорово, Андер! – бодро поприветствовал он, проходя мимо быстрым шагом. – Отличный денек, чтобы собирать улиток, правда?

– Эрме, мне кажется, сегодня даже улитки не рискнут выползти, – засмеялся тот.

– А это мы еще поглядим! – весело откликнулся пожилой мужчина. – Вот увидишь, к вечеру на твоей двери будет висеть сеть, битком набитая улитками. Запомни мои слова! Ну, бывай!

Андер посмотрел ему вслед; старик удалялся короткими, но уверенными шагами и, словно часами для гипноза, помахивал палкой из остролиста, которую использовал вместо трости.

Эрменехильдо был в тех же самых джинсовых шортах, которые носил и в знойные летние дни, и в лютые зимние холода. Креспо восхищался его выносливостью и упорством, в глубине души надеясь, что хоть немного этой жизненной силы передастся и ему. Он много раз задавался вопросом, каким будет сам в таком возрасте, но ответ оставался неизменным: до восьмидесяти он не доживет.

Роскошная переговорная Четвертой группы была привилегией, которую Андер получил как руководитель ведущей команды Отдела уголовных расследований. Для нее переоборудовали небольшой склад и оснастили его самым современным оборудованием.

Инспектор вошел, опустив взгляд, – он был погружен в свои мысли, образ жертвы не отпускал. Он подошел к растянувшемуся на полкомнаты столу для переговоров. Ближайшую стену полностью занимала белая магнитная доска.