Ментовские будни. Отмывочная машина

– Это мой страховой фонд. На каждой карте есть определенная сумма. Не очень большая, но достаточная для того, чтобы прожить несколько месяцев. Плюсом ко всему, на некоторых картах записана информация.

– Какая информация?

– Номера счетов, пароли доступа, имена реальных владельцев фиктивных фирм. Все то, что может понадобиться для развала схемы.

Воронцов затушил сигарету и встал:

– Борис Михайлович… или как вас теперь называть?

– Зовите меня Борис Михайлович. Я привык к этому имени.

– Хорошо. Борис Михайлович, вы понимаете, в какое положение нас ставите? Мы обычные опера из районного отдела. У нас нет ни полномочий, ни ресурсов для борьбы с организованной преступностью такого масштаба.

– Понимаю. Но у вас есть то, чего нет у других.

– А именно?

– Чистые руки и желание служить закону. Иногда этого достаточно.

Григорьев задумчиво покрутил в руках одну из банковских карт:

– А сколько времени у нас есть?

– Что имеете в виду?

– Ну, сколько времени пройдет, прежде чем эти люди поймут, что вы у нас?

Крылов посмотрел на часы:

– Думаю, они уже поняли. Ваш выезд в торговый центр наверняка зафиксирован. Мое задержание тоже. Если среди сотрудников вашего отдела есть их люди, информация о моем аресте уже передана.

– Тогда почему вы так спокойны? – удивился Воронцов.

– Потому что пути назад у меня нет. А у вас еще есть выбор.

– Какой выбор?

– Можете оформить все как обычную кражу, отпустить меня под подписку о невыезде и забыть обо всем. Тогда, возможно, вас оставят в покое.

– А если не забудем?

– Тогда завтра утром начнется самая опасная игра в вашей жизни. Игра, в которой ставкой может стать не только карьера, но и сама жизнь.

Воронцов и Григорьев переглянулись. Молодой лейтенант выглядел взволнованным, но решительным. Воронцов же чувствовал знакомую усталость – еще одна ситуация, в которой правильный выбор оказывается самым опасным.

– Игорь Валерьевич, – сказал он, наконец, – вы по-прежнему считаете, что мы должны расследовать это дело?

– Считаю, – твердо ответил Григорьев. – Мы дали присягу защищать закон. И если мы откажемся от расследования только потому, что это опасно, мы предадим эту присягу.

Воронцов усмехнулся. Восемнадцать лет назад он думал точно так же. Интересно, сколько времени понадобится молодому напарнику, чтобы понять всю наивность подобных рассуждений?

– Хорошо, – сказал он. – Борис Михайлович, считайте, что мы согласились. Но у меня есть условие.

– Какое?

– Никакой самодеятельности. Все, что вы делаете, согласовываете с нами. И никуда без нашего ведома, не исчезаете.

– Согласен.

– Тогда начинаем. Игорь Валерьевич, оформляйте протокол изъятия денег и карт. Но пишите минимальную сумму – скажем, пятьдесят тысяч рублей и три карты. Остальное оставляем у себя для изучения.

– Это незаконно, – запротестовал Григорьев.

– Игорь Валерьевич, – терпеливо сказал Воронцов, – если мы оформим реальную сумму, завтра же получим приказ все это передать в ОБЭП. А что будет дальше, вы уже слышали.

Григорьев неохотно кивнул и достал бланк протокола. Крылов наблюдал за происходящим с выражением человека, который сделал ставку и теперь ждет результата.

А Воронцов смотрел в окно и думал о том, что завтрашний день может стать началом конца их с Григорьевым полицейской карьеры. Или просто концом. И почему-то эта мысль его совершенно не пугала.

Глава 3: "Прачечная для миллионов"

Кабинет Воронцова к вечеру походил на поле боя после артиллерийского обстрела. Стол завален распечатками банковских выписок, на полу валяются пустые пачки сигарет, а в воздухе висел такой густой дым, что можно было резать ножом. Григорьев сидел за соседним столом, уткнувшись в монитор компьютера, и методично вбивал в поисковую систему очередные номера карт и названия фирм.

– Игорь Валерьевич, – хрипло сказал Воронцов, затушив очередную сигарету в переполненной пепельнице, – а у вас случайно нет ощущения, что мы копаем могилу? Свою собственную?

Григорьев оторвался от экрана и потер покрасневшие от напряжения глаза:

– Александр Сергеевич, да вы только посмотрите, что тут творится! Это же грандиозная схема! Я уже насчитал сорок две фирмы, которые связаны с этими картами. И все они работают по одной модели.

Воронцов вздохнул и подошел к окну. За стеклом медленно сгущались зимние сумерки, а в отделе уже давно никого не было – все разошлись по домам к семьям, к нормальной человеческой жизни. Только они двое сидели здесь, разбирая чужие финансовые схемы и наверняка подписывая себе приговор.

– Рассказывайте, – сказал он, не оборачиваясь. – Что там у вас за модель?

Григорьев воодушевленно потер руки:

– Смотрите, все очень просто и одновременно гениально. Берется условная фирма "Рога и копыта", регистрируется на подставное лицо. Фирма получает крупный договор на поставку, скажем, металлопроката. Деньги поступают на счет, но никаких поставок не происходит. Вместо этого средства дробятся на мелкие суммы и переводятся на карты физических лиц.

– Дальше, – кивнул Воронцов, закуривая новую сигарету.

– А дальше эти физлица снимают деньги наличными в банкоматах или переводят на другие карты. Причем снимают небольшими суммами – по двадцать, тридцать тысяч за раз, чтобы не привлекать внимания. И так по всей стране. В итоге миллионы долларов превращаются в чистые наличные, а след теряется в тысячах мелких операций.

Воронцов медленно выпустил дым и повернулся к напарнику:

– Игорь Валерьевич, а вы не задумывались, откуда берутся эти "крупные договоры на поставку"? Кто платит миллионы за несуществующий металлопрокат?

Григорьев на секунду растерялся:

– Ну… наверное, тоже фиктивные фирмы. Или те, кто хочет вывести деньги из-под налогов.

– Или те, кто торгует наркотиками, оружием и живым товаром, – сухо сказал Воронцов. – И хочет придать своим доходам легальный вид. А наш пенсионер Крылов помогал им в этом своими математическими моделями.

Молодой лейтенант побледнел, но не сдавался:

– Тем более! Мы должны все это раскрыть! Представляете, какой резонанс? Мы выйдем на крупнейшую преступную организацию!

Воронцов присел на край стола и внимательно посмотрел на напарника:

– А вы представляете, что с нами будет, когда мы на нее выйдем? Игорь Валерьевич, за эти несколько часов мы уже знаем больше, чем полезно для здоровья. У нас есть имена, счета, схемы движения денег. Думаете, все это просто так сойдет нам с рук?

Григорьев упрямо поджал губы:

– Мы полицейские. Наша работа – раскрывать преступления.

– Наша работа – оставаться живыми, – возразил Воронцов. – А потом уже раскрывать преступления. В таком порядке, не наоборот.

В кабинет заглянул дежурный сержант Петров:

– Товарищ майор, вас к телефону. Говорят, срочно.

Воронцов нехорошо усмехнулся:

– Вот и началось. Игорь Валерьевич, спрячьте все эти бумаги. И компьютер выключите.

– Но почему?

– Потому что, судя по всему, нас уже засекли. А я не хочу, чтобы наша работа пропала даром.

Воронцов поднял трубку телефона в дежурной части:

– Слушаю.

– Майор Воронцов? – Голос был незнакомый, официальный. – Полковник Савельев, УСБ. Мне нужно с вами поговорить.

– О чем, товарищ полковник?

– О деле, которым вы занимаетесь. Завтра утром, ровно в девять, жду вас в своем кабинете. Адрес знаете?

– Знаю.

– Отлично. И майор… приходите один.

Гудки в трубке. Воронцов медленно повесил трубку и вернулся в кабинет. Григорьев старательно складывал распечатки в папку.

– Кто звонил? – спросил он.– УСБ. Управление собственной безопасности. Завтра с утра меня ждет очень неприятный разговор.

– А что такое УСБ?

Воронцов усмехнулся:

– Это те, кто следит за нами. Полиция для полиции, если хотите. Когда обычный мент нарушает закон, его ловят опера. А когда нарушают опера, их ловят ребята из УСБ.

– Значит, нас действительно засекли?

– Похоже на то. Вопрос только в том, кто именно нас засек и зачем.

Григорьев задумчиво покрутил в руках одну из банковских карт:

– Александр Сергеевич, а что, если все не так страшно? Может, в УСБ просто хотят узнать подробности дела? Вдруг они сами занимаются этой схемой?

Воронцов зажег сигарету и горько рассмеялся:

– Игорь Валерьевич, вы такой наивный… Конечно, они сами этим занимаются. Вопрос только в том, с какой стороны. Либо они расследуют эту схему, либо они ее крышуют. А узнать это можно будет только завтра утром.

– А если крышуют?

– Тогда наше дело закроют за отсутствием состава преступления. А нас с вами переведут куда-нибудь подальше от Москвы. В лучшем случае.

Григорьев возмущенно встал:

– Но это же несправедливо! Мы вышли на крупнейшую схему отмывания денег! Здесь замешаны миллиарды рублей!

– Именно поэтому нас и остановят, – спокойно сказал Воронцов. – Игорь Валерьевич, запомните главное правило нашей службы: чем больше денег в деле, тем опаснее его расследовать. Мелких воришек можно сажать сколько угодно – на этом никто не наживается. А вот крупные схемы… Крупные схемы кормят слишком много людей. И не все из них преступники.

– Что вы имеете в виду?

Воронцов подошел к окну и долго смотрел на огни ночного города:

– Я имею в виду, что в любой крупной финансовой схеме всегда есть доля государства. Кто-то из чиновников получает процент с оборота. Кто-то из полицейских закрывает глаза за хорошую зарплату. Кто-то из судей выносит нужные решения за достойное вознаграждение. И вся эта система работает годами, кормит тысячи людей.

– И что же, мы должны смириться?

– Мы должны быть реалистами. Два районных опера не могут разрушить систему, которая приносит миллиарды. Максимум, что мы можем, – это сделать вид, что ничего не заметили, и тихо отойти в сторону.

Григорьев сел за стол и положил голову на руки:

– Тогда зачем мы вообще работаем в полиции? Зачем изучали законы, присягали служить справедливости?

Воронцов затушил сигарету и сел рядом с напарником:

– Знаете, Игорь Валерьевич, я себе этот вопрос задавал много раз за восемнадцать лет службы. И каждый раз приходил к одному выводу: мы работаем не для того, чтобы победить зло. Мы работаем для того, чтобы оно не победило окончательно.

– Не понимаю.

– А понимать и не нужно. Просто поверьте старому милиционеру на слово: идеальной справедливости не бывает. Бывает только баланс сил. И наша задача – не дать весам слишком сильно перекоситься в одну сторону.

Григорьев поднял голову и посмотрел на майора:

– А что вы завтра скажете в УСБ?

– Скажу правду. Что задержали пенсионера за кражу тушенки, нашли у него деньги неизвестного происхождения и банковские карты. Что передали дело в ОБЭП согласно подследственности.

– А про схему отмывания?

– А про схему отмывания я ничего не знаю. Я обычный районный опер, который ловит воров и хулиганов. Какие у меня могут быть знания о сложных финансовых операциях?

Григорьев недоверчиво покачал головой:

– Вы действительно собираетесь все это скрыть?

Воронцов встал и надел куртку:

– Игорь Валерьевич, я собираюсь выжить. А выжить в нашей системе можно только одним способом – не знать больше, чем положено по должности. Хотите совет?

– Какой?

– Идите домой. Выпейте пива, посмотрите телевизор, поспите. А завтра с утра забудьте все, что мы здесь обсуждали. И будьте обычным лейтенантом, который оформляет протоколы и составляет отчеты.

– А если я не смогу забыть?

Воронцов остановился в дверях:

– Тогда лет через пять вы станете таким же циником, как я. Или уволитесь из полиции. Третьего не дано.

Он вышел, оставив Григорьева одного в полутемном кабинете. Молодой лейтенант долго сидел, глядя на папку с документами, а потом медленно открыл ее и снова начал изучать банковские выписки.

В коридоре послышались шаги. Григорьев быстро закрыл папку и сунул ее в стол. Но шаги прошли мимо, растворившись в тишине ночного отдела.

Игорь Валерьевич посмотрел на часы – половина одиннадцатого. Дома его ждала пустая квартира и разогретый ужин. А здесь лежала папка с документами, которые могли изменить его жизнь. И не факт, что в лучшую сторону.

Он снова открыл папку. На первом листе было написано название фирмы "Северная логистика" и банковские реквизиты. Григорьев включил компьютер и начал искать информацию об этой организации.

Через час он понял, что "Северная логистика" – всего лишь вершина айсберга. Фирма была связана с десятком других организаций, которые, в свою очередь, имели отношение к еще большему количеству компаний. Получалась сложная многоуровневая структура, в которой деньги перетекали из одной фирмы в другую, теряя свое первоначальное происхождение.

Григорьев нарисовал схему на листе бумаги. Получилось что-то похожее на паутину, в центре которой находилась группа ключевых фигур – владельцев подставных фирм и управляющих банковскими счетами.

– Господи, – тихо сказал он, глядя на свой рисунок. – Да это же целая индустрия.

Индустрия отмывания денег, которая работала как часы. Криминальные доходы поступали в систему в одном конце, а выходили из нее в другом уже в виде легальных средств. И весь этот механизм был отлажен до мелочей.

Григорьев понял, что Воронцов был прав. Такую схему не может создать и поддерживать один человек или даже группа людей. Здесь нужны связи в банках, в налоговых органах, в правоохранительной системе. Нужна защита на самом высоком уровне.

А значит, любая попытка разрушить эту систему обречена на провал. Более того, она смертельно опасна для тех, кто ее предпримет.

Лейтенант медленно сложил документы обратно в папку. За окном светили фонари, освещая пустую улицу. Где-то в этом городе жили люди, которые управляли потоками грязных денег. И где-то жили те, кто эти деньги защищал.

А он, Игорь Валерьевич Григорьев, младший лейтенант юстиции, выпускник МГУ с красным дипломом, сидел в полутемном кабинете районного отдела полиции и понимал, что вся его вера в справедливость рассыпается на глазах.

Но понимал он и другое: завтра утром ему придется сделать выбор. Либо забыть все, что он узнал, и продолжить служить системе. Либо попытаться бороться с ней и, скорее всего, проиграть.

Григорьев выключил компьютер, взял папку и направился к выходу. Решение он примет завтра. А пока нужно было просто дожить до утра.

Глава 4: "Большие люди, маленькие дела"

Утро началось с того, что в кабинете не работал кондиционер, а за окном февральская московская слякоть превращала город в одно большое серое пятно. Воронцов допивал третью чашку кофе, пытаясь окончательно проснуться, когда зазвонил телефон. Не рабочий аппарат, а его личный мобильный.

– Александр Сергеевич? – голос был незнакомый, официальный, с легкими нотками южного акцента. – Подполковник Савин, управление собственной безопасности.

Воронцов медленно поставил чашку на стол. УСБ звонило на личный номер в семь утра – это было очень плохим знаком.

– Слушаю вас, товарищ подполковник.

– Нам нужно встретиться. Сегодня, в девять утра. Знаете кафе "Старая Москва" на Петровке?

– Знаю.

– Отлично. Приходите один. И, Александр Сергеевич… лучше бы вам отложить все текущие дела. На неопределенное время.

Гудки в трубке. Воронцов закурил, хотя в кабинете это было запрещено. УСБ не просто так назначает встречи в кафе вместо кабинетов. Значит, разговор будет неофициальным, но от этого не менее серьезным.

Григорьев появился в половине восьмого, как обычно бодрый и полный энтузиазма. В руках у него была папка с новыми документами по их делу.

– Александр Сергеевич, доброе утро! Я вчера допоздна работал над схемой. Нашел еще семь фирм, связанных с нашими картами. И знаете что самое интересное?

– Что? – рассеянно спросил Воронцов, думая о предстоящей встрече.

– Три из них числятся по адресу на Рублевке. Элитный поселок. Думаете, случайность?

Воронцов затушил сигарету и внимательно посмотрел на напарника:

– Игорь Валерьевич, а вы помните, что я вам вчера говорил про большие дела?

– Помню. Но мы же не можем отступить только из-за того, что кто-то богатый!

– Можем. И, возможно, очень скоро это сделаем.

Григорьев непонимающе нахмурился, но расспрашивать не стал. Воронцов встал, надел куртку и направился к выходу:

– Я отлучусь на пару часов. Если кто будет спрашивать – поехал по делу о краже велосипеда.

– А куда вы на самом деле?

– На очень неприятную встречу.

Кафе "Старая Москва" выглядело точно так же, как и двадцать лет назад – потертые кожаные диваны, тяжелые деревянные столы и официантки в возрасте. Подполковник Савин сидел в дальнем углу, спиной к стене, и неторопливо помешивал сахар в чае. Мужчина лет пятидесяти, спортивного телосложения, с внимательными серыми глазами.

– Присаживайтесь, Александр Сергеевич, – кивнул он на противоположный стул. – Кофе будете?

– Спасибо, дома уже пил.

Савин отложил ложечку и прямо посмотрел на Воронцова:

– Значит, так. У вас есть дело о краже в супермаркете. Задержанный – пенсионер по фамилии Крылов. При обыске изъяты денежные средства и банковские карты.

– Есть такое дело.

– И как вы планируете его развивать?

Воронцов закурил, несмотря на недовольный взгляд официантки:– А как положено. Установим источник происхождения денег, проверим карты, передадим в ОБЭП если потребуется.

– Вот именно это вам и не нужно делать, – спокойно сказал Савин. – Дело закрываете за отсутствием состава преступления. Пенсионера отпускаете под подписку. Деньги и карты возвращаете.

– По какому основанию?

– По основанию того, что сумма кражи – сто восемьдесят рублей. Не тянет даже на административку. А все остальное к краже тушенки отношения не имеет.

Воронцов медленно выпустил дым:

– Товарищ подполковник, а если у меня есть основания полагать, что изъятые средства имеют криминальное происхождение?

– Тогда оформляете рапорт о передаче материалов в соответствующие органы и забываете об этом деле навсегда.

– А если не забуду?

Савин откинулся на спинку дивана и улыбнулся, но улыбка эта была совершенно холодной:

– Тогда завтра утром вы получите перевод в город Урюпинск на должность участкового. А ваш молодой напарник – в Магадан, дознавателем по мелким кражам. И это в лучшем случае.

– Понятно. А в худшем?

– А в худшем случае на вас заведут дело о превышении должностных полномочий. Или о получении взятки. Или еще о чем-нибудь. У нас богатая фантазия.

Воронцов затушил сигарету:

– Товарищ подполковник, могу я задать один вопрос?

– Конечно.

– Кто именно просит закрыть это дело?

Савин покачал головой:

– Александр Сергеевич, вы же понимаете, что такую информацию я вам не дам. Скажу только одно – люди серьезные. Настолько серьезные, что я получил указание решить вопрос любыми способами.

– Даже такими?

– Даже такими. Поверьте, мне не доставляет удовольствия угрожать честному оперу. Но альтернативы нет.

Воронцов встал и надел куртку:

– Сколько времени у меня есть на размышления?

– До конца рабочего дня. В шесть вечера жду ваш звонок с сообщением о том, что дело закрыто.

Дорога обратно в отдел показалась Воронцову бесконечной. В голове крутились мысли о том, как объяснить Григорьеву ситуацию. Молодой лейтенант наверняка воспримет это как предательство всех своих идеалов.

Григорьев встретил его с радостным видом:

– Александр Сергеевич! Отличные новости! Я связался с банком, через который проходили основные операции. У них есть видеозаписи с камер. Можем получить изображения людей, которые снимали деньги с карт!

Воронцов сел за стол и тяжело вздохнул:

– Игорь Валерьевич, садитесь. Нам нужно поговорить.

– О чем?

– О том, что наше дело закрывается.

Григорьев опешил:

– Как закрывается? По какому основанию?

– За отсутствием состава преступления.

– Но это же абсурд! У нас есть все доказательства! Отмывание в особо крупных размерах!

Воронцов достал сигарету и закурил:

– Игорь Валерьевич, помните, я вам рассказывал про майора Сергеева? Того, которого перевели в участковые?

– Помню. Но при чем тут это?

– При том, что история повторяется. Только теперь главные герои – мы с вами.

Григорьев вскочил и начал ходить по кабинету:

– Но мы же не можем просто так взять и отступить! Это же несправедливо!

– Можем. И отступим.

– Почему?

Воронцов медленно выпустил дым и посмотрел на напарника:

– Потому что мне сегодня утром очень убедительно объяснили, что произойдет, если мы не отступим.

– Кто объяснил?

– УСБ. В лице подполковника Савина.

Григорьев остановился как вкопанный:

– УСБ? Управление собственной безопасности? Но они же должны бороться с коррупцией, а не покрывать ее!

Воронцов горько усмехнулся:

– Игорь Валерьевич, вы до сих пор верите в то, что система работает так, как написано в учебниках?

– А как же иначе?

– А иначе никак. Просто нужно понимать, что любая система состоит из людей. А люди имеют свойство ошибаться, поддаваться на взятки или просто действовать в своих интересах.

Григорьев сел обратно на стул:

– И что нам делать?

– Закрывать дело. Возвращать деньги и карты. Отпускать Крылова. И забывать, что вообще когда-то слышали об отмывании денег.

– А совесть?

– А совесть, Игорь Валерьевич, роскошь, которую могут позволить себе только люди с независимым доходом. У нас есть зарплата, которую можно потерять. Есть карьера, которую можно сломать. Есть жизнь, которую можно испортить.

Григорьев молчал, глядя в окно. По его лицу было видно, что внутри него идет настоящая борьба между принципами, которым его учили, и реальностью, с которой он столкнулся.

– А если мы откажемся? – наконец, спросил он.

– Тогда завтра утром ты получишь перевод в Магадан, а я – в Урюпинск. В лучшем случае.

– А в худшем?

– В худшем случае на нас заведут дело. Превышение полномочий, получение взятки, служебная халатность – найдут что-нибудь.

Григорьев встал и подошел к окну:

– Знаете, Александр Сергеевич, я всегда думал, что если будешь честно работать и не нарушать закон, то тебя никто не тронет.

– Я тоже так думал. Лет двадцать назад.

– И что изменило ваше мнение?

Воронцов затушил сигарету:

– Жизнь, Игорь Валерьевич. Простая российская действительность. Оказывается, честная работа и соблюдение закона – это не гарантия безопасности. Скорее наоборот.

– То есть система принципиально порочна?

– Система такая, какая есть. Она не хорошая и не плохая. Она просто работает по своим правилам. И если ты не знаешь этих правил или отказываешься им следовать – тебя просто сметут.

Григорьев повернулся к Воронцову:

– А каковы эти правила?

– Первое правило: не знай больше, чем нужно для твоей должности. Второе: не суйся в дела, которые тебя не касаются. Третье: всегда помни, что есть люди, которых лучше не трогать.

– И мы с вами нарушили все три правила?

– Все три. С самого начала.

Григорьев сел обратно за стол:

– А что будет с Крыловым?

– Ничего. Его отпустят под подписку, дело закроют, и он снова растворится в толпе. Возможно, даже останется жив.

– Возможно?

– Игорь Валерьевич, такие люди, как Крылов, долго не живут. Рано или поздно их находят и устраняют. Мы можем только отложить это неизбежное событие.

В кабинет заглянул дежурный сержант:

– Товарищ майор, вас к телефону. Говорят, срочно.

Воронцов поднял трубку:

– Слушаю.

– Александр Сергеевич? Это Савин. Как дела с нашим вопросом?

– Решается, товарищ подполковник.

– Очень хорошо. Кстати, забыл упомянуть. Ваш подозреваемый сегодня ночью попытался покончить с собой в камере. К счастью, дежурный вовремя заметил и вызвал скорую.

Воронцов почувствовал, как у него холодеет кровь:

– Он жив?

– Пока да. Но врачи не дают гарантий. Было бы очень грустно, если бы свидетель умер из-за того, что следствие затягивается.

– Понятно.

– Вот и отлично. Жду вашего звонка до шести.

Воронцов повесил трубку и посмотрел на Григорьева:

– Крылов в больнице. Попытка суицида.

– Или имитация попытки суицида, – мрачно сказал Григорьев.

– Возможно. В любом случае, времени на размышления у нас больше нет.

Григорьев долго молчал, а потом тихо сказал:

– Знаете что, Александр Сергеевич? Может быть, вы и правы. Может быть, система действительно устроена так, что честным людям в ней не место.

– Игорь Валерьевич…

– Дайте договорить. Может быть, правильнее было бы закрыть дело и забыть обо всем. Сохранить карьеру, здоровье, жизнь.