Две недели лета

Я хотела окликнуть их, но остановилась, услышав, заинтересовавший меня разговор.

Это был обычный трёп между мальчишками и я знала, что подслушивать нехорошо, но не смогла сдержаться.

– А она хорошенькая, – задумчиво сказал Влад.

– Кто? Танька? – тут же поддержал его Толик.

– Не она, – он изучающе посмотрел на плавающую в бассейне Таню, – я о вашей рыженькой, Алене.

– Да, Алена реально красивая, и кудряшки эти, на фею похожа, – поддержал брата Антон, – понятно почему Димыч скрывал её от нас так долго.

Я замерла, ожидая Димкиного ответа и даже перестала дышать.

– И что вы все в ней увидели, – угрюмо буркнул мой друг, – рыжая и тощая, как селёдка.

И я поняла, что никогда ему не нравилась…

6.

Это было ударом под дых. Милая, смущающаяся Аленка в бирюзовом купальнике. Я смотрел на нее жадными, восхищенными глазами и чувствовал, как внутри меня поднимается что-то абсолютно неконтролируемое.

Я хотел подойти к ней, коснуться, выпавшей из хвоста пряди, обнять за тонюсенькую талию и поцеловать в уголок губ. Так, стоп! Я сжал кулаки, останавливая собственные бурные фантазии.

Пришлось напомнить себе, что мы все еще в аквапарке, а я так и не признался ей в том, что мои чувства давно вышли за пределы обычной дружбы. Да кому я вру? В тот самый миг, когда она впервые появилась передо мной, в своем пышном голубеньком платье я влюбился в нее, как последний дурак на планете, и я точно знаю, что это никогда не изменится, сколько бы материков и океанов нас не разделяло в будущем, сколько бы девчонок я не встретил, я буду любить только ее.

Я всегда стеснялся своего роста и щуплости и думал, что не достоин, признаться в симпатии к такой красавице, как она. Девочка с ярко-синими глазами, похожая на ангела, в своей утонченности и хрупкости. Она с раннего детства ходила в танцевальную студию, и все ее движения напоминали мне причудливый танец, будто-то Аленка не ходит, как все мы, а просто парит над землей. Настолько легка и грациозна она была.

К счастью, еще весной в седьмом классе я вдруг бурно пошел в рост, плюс занятия плаваньем подтолкнули развитие плеч и грудной клетки. Я стал отжиматься по сто раз в день и пошел в качалку. Правда последнее практически не помогло. Я так и не стал обладателем горы мускулов, но свои шесть кубиков на прессе получил и был этому крайне доволен.

Помню, в конце седьмого года обучения я уже стал вызывать интерес у одноклассниц. Даже наша признанная красавица Таня сама дала свой номер телефона и предложила звонить летом и выбираться куда-нибудь вместе.

Я хотел удивить Аленку своим новым обликом и специально напялил темные очки, правда сам же и поплатился. Подруга не узнала меня, а когда растерявшийся я, видя, как Аленка равнодушно проходит мимо, попытался остановить ее, забрав тяжелый чемодан, то и вовсе получил туфелькой под коленку. Слава Богу, что она не метила выше.

А потом разомлел от ее удивленно-одобрительного взгляда и позволил себе пошутить. «Все рассмотрела?» – лукаво спросил я и рассмеялся, скрывая радость, заколотившуюся в груди.

Мы ходили в кино, бродили от нечего делать по торговым центрам, гуляли в парках и каждый раз, я хотел набраться смелости и попросить ее стать моей девушкой.

Много раз, лежа головой на ее коленках, растянувшись во весь рост на балконе, я отсчитывал до десяти и пытался произнести: «Ты мне нравишься». Но такие простые с виду слова застревали у меня в горле.

Дни, проведенные вместе, мелькали незаметно. Я очнулся, когда до ее отъезда осталось всего два дня. Тогда-то и родился у меня дурацкий план с аквапарком.

Я понял на сколько он плох только тогда, когда осознал, что на любимую мной девушку с интересом смотрят почти все парни в этом гребанем «аквариуме». Ну, или мне так казалось тогда от ревности.

Я видел, как ребята из моей же компании пускают слюни, разглядывая ее прелести липкими взглядами, и хотел замотать Аленку в полотенце и утащить подальше от всей этой похотливой братии, но не мог. Чтобы я предъявил ей в качестве объяснений? Прости, но ты слишком соблазнительная в этом своем бирюзовом купальнике и я просто с ума схожу от желания зацеловать тебя и набить им морду, за то, что они тоже посмели тебя желать? Или тут только я такой сумасшедший?

Еще и Влад, приглашенный только из-за не проходящей по возрасту Полинки, в качестве опекающего нас взрослого, он просто не отлипал от Аленки. Высокий, наглый, самоуверенный.

Я мрачнел и раздражался, и, как капризный ребенок злился на все и всех, а в особенности на нее, девушку, вызывавшую во мне все эти страдания. Вместо красивого признания под струями воды, я сбежал и лежал, съедаемый ревностью на шезлонге и смотрел, как она смеется, обливая водой из игрушечного пистолета моих одноклассников.

– Дима, ты в порядке? – участливо спросила она, с тревогой смотря на меня своими огромными обеспокоенными глазами.

Я терялся в синеве ее глаз, задыхался от желания дотронутся до бледной кожи и злился от осознания того, насколько она легка и непринужденна в общении со мной. Друг, просто друг, мальчик из соседней комнаты.

– В полном, – коротко ответил я.

А когда она осторожно дотронулась, испугался, что не выдержу и притяну к себе на глазах у всех в желании присвоить и сбежал. Струсил и опять не смог сказать ей самого важного.

Да еще и ребята, устроившие обсуждение. Обычный мужской треп на тему: «Кто из подружек самая лучшая?» Если бы я мог заткнуть им рты, то обязательно сделал бы это, еще бы и скотчем запечатал. Ну почему, почему они обсуждали мою Аленку?

И когда они полезли ко мне буркнул первое попавшееся про селедку. На самом то деле совсем так не думал, она для меня всегда была самой лучшей.

А потом Аленка раньше всем ушла из аквапарка. Таня, столкнувшаяся с ней в раздевалке, сказала, что у Аленки разболелась голова, и она, не хотевшая портить веселье остальным, просто уехала самостоятельно.

Я метался как раненый зверь, нацепил одежду, так и не успев как следует обтереться, и побежал следом. Жаль у аквапарка еще не построили станцию метро, и приходилось ездить на автобусах, что ходили по расписанию. На тот, в котором уехала Аленка, я не успел, а следующий безбожно опаздывал. Я почти выл от отчаяния, звонил ей и писал бесконечные смс и наконец получил короткое: «Я в порядке». Но где-то внутри меня жило осознание, что все не так. Она бы не оставила нас с Полинкой и не умчалась бы так поспешно в одиночестве. Что- то произошло, и я должен был узнать, кто или что заставило ее уехать.

Когда я наконец добрался до нашей квартиры, то застал только расторенную Ираиду Петровну.

– Что случилось? – спросил я бабушку, – где Алёнка?

– Так уехала, – грустно ответила она мне.

– Почему, у нее же поезд только через два дня, – если честно я почти задыхался от охватившего меня отчаяния.

– Вот и я говорю, только вчера отказалась от предложения родителей полететь с ними в Черногорию, планировала остаться до конца августа, – баба Ира горестно вздохнула, – а сегодня, влетела в слезах, волосы мокрые и бегом собрала чемодан. Сказала, что все-таки решила лететь с родителями на море.

Я не знал, что Аленка хотела остаться в Москве до конца лета. Почему она передумала? Я рванул на Казанский вокзал, но так и не нашел там ее.

Много раз после этого я писал и звонил ей, но все мои попытки так и остались без ответа. Несколько раз я даже порывался поехать к ней в Нижний, но снова струсил…

Через месяц Полинка сообщила мне, что Аленка потеряла телефон в поезде и переслала мне ее новый номер.

7.

Так одна фраза, подслушанная в чужом разговоре изменила мою жизнь. Она разрушила построенный карточный домик и оставила лишь разбросанные по закоулкам души кусочки.

Я ехала домой в Нижний тупо уставившись в окно и не обращая внимания на разрывавшийся от звонков и смс телефон. Если родители и были удивлены резкой смене моего решения, то увидев моё зарёванное и осунувшееся лицо тактично промолчали.

Десять дней на Адриатическом море, узкие, старинные улочки Котора и Будвы, чайки, орущие под окном нашего номера по утрам. Все то отвлекло меня от произошедшего в Москве. Сделало события того дня далёкими и менее болезненными.

Я так и не решалась прочитать Димкины сообщения. Просто сменила симку и написала Полине, что потеряла свой телефон в поезде. То была ложь, но так мне было легче отпустить наше с ним прошлое.

Все задушевные разговоры, милые сообщения и общие фотографии я вычеркнула вместе с надеждами стать для своего друга кем-то большим, чем девочка, что проводила с ним всего две недели московского лета.

На Новый год мы семьей поехали в Питер. Я убедила родителей, что проводить второй новый год в Москве скучно, а на предложение позвать с нами Полину и Диму резко отказалась, сославшись на то, что у них наверняка уже есть свои планы.

В пятнадцать мне впервые признался в любви мальчик из параллельного класса. Мы ходили с ним в школьный клуб любителей фотографии. Часто ездили по выходным делать снимки природы, жилых кварталов. Конечно же не вдвоём, а вместе со всеми ребятами из кружка.

Максим почти сразу начал меня выделять. Он занимал мне место в автобусе и школьной столовой, приглашал в одну группу для выполнения тематических заданий, даже несколько раз провожал до дома, когда мы поздно возвращались с фотовылазок.

Он был абсолютной противоположностью моего лучшего друга: тоже высокий, но гораздо более крепкий, со жгучими, почти чёрными глазами и такими же чёрными , слегка вьющимися волосами. Добрый, уравновешенный, спокойный. Он разительно отличался от непостоянного, непоседливого и обидчивого Димки.

«Зачётный парень», – написала мне Полинка, когда я послала ей его фотографию. Мы продолжали общаться и часто перебрасывались сообщениями в мессенджерах.

С Димой мы тоже изредка переписывались, но уже без подколов и дурацких мемов, сухо и коротко. И больше не созванивались по вечерам. За весь год я позвонила ему всего один раз – на его день рождения.

Я долго решалась, взвешивая за и нет, по сотни раз спрашивая себе: «А стоит ли?» и даже хотела отделаться трусливым сообщением, боясь, что расклеюсь от звуков его голоса.

– Привет, – выдавила я из себя.

– Привет, – ответил он незнакомым мне низким, чуть хрипловатым, по-настоящему взрослым уже голосом.

И я запаниковал, понимая, насколько многого не знаю теперь о своём лучшем друге.

– Ого, да ты там совсем вырос что ли? – неловко пошутила я, скрывая охватившее меня смущение. – До потолка достаёшь?

– А ты, – ответно подколол он, – Все такая же мелкая?

И стало немного легче. Так, словно зажатую внутри пружину, чуть-чуть отпустило. Я поздравила его с днюхой, расспросила об учёбе и планах на будущее. Мы говорили довольно долго и кажется оба соскучились по такому общению. Но ни разу на протяжении разговора ни я ни он не затронули тему моего поспешного отъезда летом.

После того разговора наши отношения снова вернулись в дружеское русло, но уже никогда не стали такими близкими и откровенными, как прежде. Словно у Димка в Москве была своя, абсолютно чуужая мне галактика.

Летом, после девятого класса на вокзале меня встречала Полинка. Оказалось Димка уехал в спортивный лагерь. Так случилось, что его смена в тот раз совпадала с моим приездом.

Я стояла под слепящим солнцем и щурилась, вытирая слезы, выступившие от его невозможной яркости.

Димка оставил мне подарок: коробку конфет и маленького смешного медвежонка- тедди. Значит он все ещё помнил, что я их обожала.

Я часто сидела в одиночестве на балконе, прижав к себе плюшевого мишку и отчаянно скучала по своему жестокому другу. Он даже не позволил себя увидеть.

Почему-то я была уверена, что лагерь просто предлог, чтобы избежать нашей с ним встречи.

Я настолько ему надоела, что он решил вычеркнуть меня из своей жизни?

8.

Почти два месяца после её отъезда я приходил в себя, буквально собирая по крупицам. Черт возьми, раздираемый неизвестностью и отчаянием я тысячи раз написал ей люблю, но так и не получил ответа. И только спустя месяц узнал, что Алёнка потеряла в поезде телефон и сменила номер. Так моим признаниям не получилось случиться.

Когда я узнал об этом от сеструхи, то долго держал в руках бумажку с номером, что отдала мне Полинка, и почти выл от накрывшей меня безысходности.

Может быть, в наши отношения с Алёнкой вмешалась сама судьба?

Мы возобновили общение, спрашивали друг друга как дела, вежливо и предельно отстранённо, словно боялись пересечь невидимую черту, которая раз и навсегда изменила наши отношения.

В день моего пятнадцатилетия на меня вдруг накатила особенная хандра. Я весь день тупо провалялся в кровати, отказавшись и от шумной компании парней, и от торта, чем огорчил старавшуюся ради меня маму.

Я смотрел в потолок, на то, как вечерние тени медленно заползают в комнату и почти подпрыгнул, услышав громкий звонок. Давно позабытая мелодия рингтона, установленная на самого важного для меня человека.

– Привет, – сказал я ей севшим от волнения голосом. И почувствовал, как ускоряется, заколотившее в ребра сердце.

– Ого, да ты там совсем вырос что ли? – пошутила Алёнка.

– А ты? – подхватил ее шуточный тон я, – Все такая же мелкая?

Если бы я мог, то проговорил бы с ней до рассвета… Звук ее голоса, мягкий смех, все это заставляло меня в буквальном смысле плавиться от блаженства. В какой-то момент я даже потерял нить нашего разговора.

– Димка, – тихо позвала она на прощание, – и я напрягся, почувствовав в ее голосе что-то важное, – я же по-прежнему твой лучший друг?

Девушка с синими, как небо глазами. Какого ответа ты тогда ожидала?

– Ты в курсе, что Алёнка увлеклась фотографией? – мы сидели на кухне, и Полинка как бы невзначай спросила меня об этом.

– Мелкая, – беспричинно разозлился я, – ты то откуда знаешь?

– Ну так мы же общаемся, – сеструха округлила глаза и будто бы с укором специально выделила эту фразу, – Вот, смотри, – она протянула мне свой телефон и я с жадностью стал разглядывать присланные ей Алёнкины снимки: осенний парк, лестницу, саму Алёнку, смеющуюся на аллее на фоне кружащихся в воздухе желтых листьев.

– Поля? – умоляюще протянул я, готовый под стол забраться от неловкости.

– Что? – понимающе хмыкнул она, – Тебе переслать?

– А можно?

– Какой же ты все-таки тупица, мой братец.

Алёнка не приехала на Новый год, напрасно я ждал до последнего и караулил, как собачонка входную дверь. Наверное, мой Дед Мороз тоже вырос и больше не исполняет желания.

«Привет, с Новым годом!» – с сотой попытки я наконец-то отправил ей коротенькое сообщение.

«Димка, привет, рада тебе, а мы в Питере». – она ответила почти сразу, словно ждала моего поздравления и следом прислала фотографию. Она, тетя Маша и дядя Саша( ее мама и папа) на фоне горящего огнями Невского. «С Новым годом, дружище!»

Почему, при каждом удобном случае она упоминает это свое дружище? Словно догадывается о моих чувствах и просит не переходить черту?

Я смотрел на нее и почти плакал, в белой пушистой шапочке и голубом пуховике она походила на милую, разрумянившуюся Снегурочку. Жутко хотелось быть сейчас рядом, взять за руку и гулять до утра по Питеру. Слушать ее заразительный смех и согревать замерзшие пальчики своим горячим дыханием.

Полька выразительно покрутила у виска.

– Иногда ты напоминаешь мне утопающего, – она вышла позвать меня за стол, мама и Ираида Петровна уже накрыли праздничный ужин.

– Почему она не приехала? – горестно спросил я сестру.

– Сам подумай, – иногда мне казалось, что Полина сердится на меня. Будто это именно я виноват в наших испортившихся отношениях с Алёнкой.

Снова наступило лето. Занятый учебой и плаванием, я почти не заметил, как пролетел мой девятый.

Кажется, я еще больше вырос и чуть-чуть окреп. Мрачная отрешенность, присущая мне в последнее время, как ни странно вызвала повышенный интерес среди одноклассниц. Как сказал мой приятель Антоха, он слышал, что они, то есть девчонки, называли это ареалом загадочности.

Так или иначе, но даже самая красивая девочка класса Таня, с которой мы немного общались еще с прошлого года, периодически смотрела на меня томными глазами. Я смущался, отводил взгляд, но все же радовался, думая : «А вдруг? Что если Алёнка тоже западет на мою новую личность?»

Я ждал ее приезда. Купил ее любимых конфет и мишку-тедди из коллекции, помня, что она еще с раннего детства собирает этих медведей. Даже настроение мое заметно улучшилось.

Накануне Алёнкиного приезда я зашел к сеструхе обсудить, что будем делать на этих совместных каникулах. Конечно же, я бы предпочел узурпировать свою любимую девушку, но если честно, ужасно боялся, как бы восприняла Алёнка подобную идею.

Лежа на Полькиной кровати, я лениво листал галерею в ее телефоне, когда один снимок заставил меня просто замереть. Я сел, дрожащей рукой держа телефон и смотря на счастливую пару на экране.

– Кто это? – глухо и все еще не веря спросил я.

– Черт, – подскочила ко мне Полинка, поспешно выхватывая гаджет.

– Систер, – требовательно повторил я, – кто этот мудак и почему он держит Алёнку за руку?

Ревность раздирала меня изнутри. Я ждал и одновременно боялся того, что скажет мне Полинка.

– Димк, – она плюхнулась на стул и как-то уж через чур жалостливо посмотрела на меня, – кажется ты опоздал, – думаю это ее парень.

– Что? – лучше бы она мне соврала. Я даже не стал отрицать ее заявление о моих чувствах к лучшей подруге. Наверное, это всем в доме было очевидно.

– Недавно Алёнка писала, что он ей признался. Прямо на выпускном из девятого класса, представляешь?

Вроде бы она много чего еще говорила. О том, что еще неясно какой же ответ дала ему Алёнка, и чтобы я не сдавался и шел до конца, но я просто сидел с опущенной вниз головой и мир вокруг меня расплывался, словно глаза мои теряли четкость очертаний.

Да, я струсил, не стал в очередной раз испытывать судьбу и просто сбежал, используя, как предлог удачно подвернувшийся лагерь.

Я бы не вынес точно, если бы приехавшая Алёнка стала расписывать какой замечательный у нее парень. В моих мыслях и снах она всегда была только со мной. Какой я дурак!

Дружище… Она ведь столько раз мне намекала.

Полинка звонила мне с настырной настойчивостью, но я попросту ее игнорировал. Это лето поставило крест на моих мечтах о взаимной любви. Нет, я никогда не смогу изменить ту нежность, которую к ней испытываю, просто загоню ее в уголок души, там, где вместе с непроходимой болью навсегда поселится образ рыжеволосой девушки с синими, словно весеннее небо глазами.

Где-то через неделю после приезда, она поблагодарила меня за подарок прислав короткое

«Спасибо, Димка».

Но я не ответил.

9.

Мы поступили в десятый. Я знал от Полинки, что Алёнка тоже решила заканчивать одиннадцать.

Осень, зима, весна я начал встречаться с девчонками. Они были разные красивые, робкие, яркие.

Я целовал их тёплые губы, обнимал тонкие талии жаркими руками, и слушал как бьются их перепуганные сердца где-то по рёбрами, а моё собственное сердце просто молчало в ответ. Я всё ещё ждал лета ведь все они – не она.

Я часто ходил к Ал`нкиной бабушке, мы садились с ней за старый деревянный стол пить чай, доставали альбом с чуть пожелтевшими от времени фотографиями и вспоминали годы, что промелькнули так незаметно.

Тысячи ярких снимков и на всех, словно напоминая мне о том, что я безвозвратно потерял, улыбалась она. Мягкая, нежная, вздорная девушка с рыжими, как лучики солнца кудрями. Та, что как мечта, появилась в моей жизни на мгновение и исчезла, унося с собой счастье.

Ираида Петровна никогда не спрашивала меня, что же произошло между мной и её внучкой. Она подливала мне чай, гладила шершавой ладонью по моим отросшим волосам, совсем как в детстве, и тихо вздыхала.

Мы больше не писали друг другу сообщений. Не праздновали вместе Новый год.

Антон говорил, что я дурак, и что пора просто забыть эту свою летнюю подружку и жить дальше.

Я не спорил со своим лучшим другом, не пытался оправдать свою болезненную зацикленность на одной единственной девушке, не искал доказательства справедливости своих страданий…

Мои страдания были тихими, как дождь за окном в пустой квартире. Они не кричали, не рвались наружу – они оседали где-то глубоко, в груди, рядом с тем местом, где должно было быть счастье.

Иногда, в самые неожиданные моменты, они просыпались. Когда я слышал её любимую песню в наушниках незнакомки на улице. Когда видел её сообщение, присланное Полинке. Когда кто-то из новых одноклассников упоминал имя, похожее на её имя, и на миг моё сердце замирало.

Хуже всего было ночью. В тишине своей комнаты, когда все уже спали, а я лежал и смотрел в потолок, вспоминая её голос. Как она смеялась, как злилась, как шептала моё имя. Эти воспоминания были как ножи – острые, холодные, вонзающиеся в грудь по-новому каждый раз.

Я стал мастером маскировки. Улыбался, когда было нужно. Шутил с одноклассниками. Даже влюблялся – или делал вид, что влюбляюсь. Но внутри всегда было пусто, как разбитая чашка, неудачно склеенная обратно, с трещинами, по которым сочилась боль.

Мои страдания стали частью меня, как шрам от давно зажившей раны. Я носил их с собой, как напоминание о том, что значит любить и терять. И, может быть, именно поэтому я до сих пор ждал – не только её, а еще и того самого лета, которое так и не закончилось по-настоящему.

Я научился врать и быть изворотливым, зная, что сестра до сих пор поддерживает сАлёнкой переписку, я безсовестно читал сообщения и копировал себе её фотографии, даже так, постыдным обманом. я все ещё хотел быть частью её жизни.

– Морозов, ты чего, совсем охренел? – как-то поймала меня сеструха и поспешно вырвала из рук свой телефон.

А когда увидела, что именно я там разглядываю, как-то беспомощно осела на кровать и тоскливо на меня посмотрела.

– Ты, что до сих пор не забыл ее, Димк?

А я, пряча тугой комок в горле, отвернулся к окну и промолчал. Что тут сказать? Что я не могу перестать думать о ней, хотя она, быть может, уже давно забыла, как я выгляжу? Что мне не хватает даже этих обрывков – её слов, её смеха в чатах, её фотографий, которые я рассматриваю так, словно в каждом кадре прячется ключ к тому, как всё вернуть?

– Ты же понимаешь, что это больно, – тихо сказала сестра. –И тебе, и ей тоже. Если бы она знала…

–Она ничего не узнает, – перебил я, натянуто усмехнувшись. – Я просто… хочу знать, что с ней всё в порядке.

Но в этом предложении было столько лжи, что мне и самому стало противно. Я не просто хотел знать. Я хотел быть нужным. Хотел чувствовать, что ещё не стёрт из её жизни полностью, пусть даже такими жалкими способами.

Сестра вздохнула и положила руку мне на плечо.

– Дим, расскажи ты ей все, наконец, – она посмотрела на меня, как на упрямого идиота.

– Я не могу, не сейчас и не так, Полин. – я умоляюще посмотрел на нее.

Чего я тогда боялся? Потери своей глупой гордости? Очередного:

«Ты всего лишь мой лучший друг, прости?»

А потом заболела Ираида Петровна. Александр Иванович, папа Алёны, приехал за ней в Москву и после долгих уговоров увёз с собой в Нижний. А комнату заперли на замок, словно навсегда запирая в ней наши с Алёнкой воспоминания.

10.

Так я провёл лето перед своим одиннадцатым классом. Второе московское лето без неё. Учёба и подготовка к ЕГЭ помогали не думать так часто. Я научился контролировать свои мысли, просто заталкивая куда-то на задворки души. Стал ходить на вечеринки, впервые попробовал виски.

Девчонки не задерживались возле меня, задетые моим равнодушием. Одна только красавица Таня, казалось бы, её устраивала моя холодность и отстраненность. Она методично преследовала меня.

«Да загуляй ты уже с ней!» – неоднократно советовал мне Антон.

Яркая, длинноногая девушка нравилась многим в нашем классе, но, по каким-то не виданным мне причинам, предпочитала тратить свое время и внимание на меня. Сама приглашала в кино, дарила билеты на любимую мной рок-группу. Хотя, как подозревал я, ей вовсе не нравилась такая музыка.

Мы не встречались, просто она всегда была рядом.

На выпускном я напился. Не до беспамятства, но достаточно, чтобы внутри что-то сломалось. Долго сдерживаемая пружина наконец лопнула и я больше не мог молчать. Не помню, как достал телефон, как набрал её номер. Номер, который знал наизусть с первого класса. А когда Алёнка ответила, я услышал смех. Не её, мужской. Где-то на заднем плане, приглушённый, но от этого ещё более отчётливый. Как удар в солнечное сплетение.