Темные зеркала прошлого

– Чего это он? – придя в себя, пробормотала, обращаясь к Борьке. Он с большим интересом наблюдал за происходящим и слова клиента, безусловно, слышал. Борька усмехнулся, но объяснить ничего не пожелал. Сделать это, кроме него, было некому, и я, приблизившись, спросила: – Это что он сейчас сказал?

– «Патрия о муэрто», – повторил Борька фразу, произнесенную незнакомцем. – Это на испанском.

– И чего?

– Родина или смерть, – хмыкнул он. – До чего ты темная, Катюха.

– А ты светлый? – разозлилась я. – Что это за недоумок?

– Не обращай внимания, – засмеялся он. – Половина из наших постоянных клиентов – блажные19. Но вполне безобидные.

– То, что блажные, я поняла. От меня–то ему чего надо?

– Думаю, то же, что и всем, – хохотнул он. – Понравилась, наверное. Захотел познакомиться.

– Да? – достала клочок бумаги из кармана, на нем был написан номер чарофона, ниже имя и фамилия – Мирослав Муромов, фамилия была подчеркнута.

– Чего он там написал? – спросил Борька с интересом. Я показала ему записку. – Ну… – он пожал плечами. – Позвони, может, он и объяснит, в чем дело.

– Больно надо мне блажным всяким звонить, – я скомкала бумажку и бросила ее в корзину с мусором.

– Ты пользуешься успехом, – заявил Борька, смеясь. – Только и разговоров о новой подавальщице.

– И чего во мне такого особенного? – насторожилась я.

– Не бери в голову, – сказал он серьезно. – Поболтают и успокоятся. Трактир этот открыл один тип еще пятьдесят лет назад. Был помешан на революционерах и всякое такое, нашему Степанычу трактир, можно сказать, по наследству достался. Чтобы не терять клиентов, он все здесь оставил, как было при прежнем хозяине. Трактиров в городе полно на каждом шагу, а такой, как у нас, один. Контингент здесь особый – революционеры новоявленные, – он засмеялся. – Большинство, правда, ходят сюда из любопытства.

– Революционеры? – ахнула я. – Настоящие?

Ужас–то какой! Вот же место я себе выбрала! Молодец, ничего не скажешь. Боги, да откуда же у нас на Руси мерзость–то такая. Мы ж чай не в Америках–то, да не в Европах, вот там да. Там у них такое частенько, и революции, и бунты. А всё, потому что головы людям задурили! Всё потому, что Веру и Богов забыли, немощными стали, покуда Боги тем, кто истинно в них не верит, силу свою и помощь не дают. Нет нигде, кроме Руси, мудрых волхвов и чародеев, нет осенённых милостью Богов.

Это было давно. Так давно, что стало преданием. А некоторые и вовсе считали это безумной ересью и сказками. Сказками о всесильных и прекрасных Богах, живших в благодатном краю. Они дружили, ругались, любили и даже иногда враждовали между собой, но жили. И росли Боги, и сила их тоже росла. И вот как земная твердь не могла уже нести эту непосильную ношу, решили милостивые Боги дать ей время окрепнуть и отдали часть силы они тому люду, кто обещал веровать в них, и пообещали помощь, защиту и поддержку тому люду, кто верует в них и живет на их земле. На Руси.

Не предали русичи своих Богов. Веровали. И не оставили Боги русичей милостью своей. Научился люд управлять силой, ниспосланной Богами, научился жить в гармонии с природой. Но не стали русичи уповать только на божью благодать, не поставили чары во главе. Уважение и хвала мудрым волхвам и чародеям, но не всесильная и безграничная власть. Нести мудрым волхвам и чародеям науку важную в души людские, да знания в умы. А коли сам человече придумает нужное да полезное, так не запирать полёт мысли людской. Не чинить препятствий. Помогать. Развивать. Учить.

Вести расходятся быстро, даже в те лета, когда не было чарофонов, спутников, и чаросвязи… Долетела молва и до тех королевств и стран, где всё это считали ересью и сказками… И потекли на Русь люди с головами светлыми, с мыслями умными, спасаясь от костров и палачей инквизиции. Бежал люд, спасая свои знания и жизни от веры странной, где были они рабами божьими. Бежали на Русь. Ибо не было рабства на Руси. Ибо мы дети Богов, созданные по образу и подобию их, а не твари божьи мы, и не рабы божьи мы… любой верующий русич – дитя Богов.

На что только не шли безбожники, дабы удержать люд в границах своих. Жгли, пороли, казнили, топили… но тем слаще были думы о «запретной Руси». И потекли тоненькие ручейки…

А ведь милости Богов всем хочется, даже безбожникам. И потянулись на Русь те, кто хотел обманом просочится на благодатную землю, кто и не думал о вере, кого манили мысли о злате да богатстве. А почему бы и нет?! У этих русичей, у них ещё есть. У них много. Они же глупые! Язычники! Верят в то, что они дети божьи. Смех, да и только. Ну так детей же надо воспитывать? Ведь так? Ну вот и хорошо. Мы и займёмся этим. И направим их странному королю, который зовёт себя Князем, посольство. И не просто посольство. А с письмами и грамотами, дарами и обещаниями. Глупые русичи обязательно поверят в то, что мы желаем им только «хорошего», и не поймут глупые язычники, что мы им предлагаем что–то в стиле «Мы вам утюг ненадолго погладить, а вы нам буженины постоянно и навсегда поесть…». Ну конечно же в письмах и грамотах всё было мудрёнее и красивше–то написано, но суть не изменилась.

Князь тогда долго смеялся. Аж икота разразила. А уж как волхвы да чародеи веселись. Неужто и впрямь безбожники верят и надеются, что «глупые русичи» будут им милости божьи раздавать? Возвращать «рабов», что научились на Руси «ереси поганой», дабы их предали очистительной молитве? Неужто настолько скудоумны? Ан нет. Не скудоумны. Хитры…

Пока послы плели паутины словесные, расползались по городам и весям их шпионы, в рясах черных, да одеждах богатых. Мол посмотрим, как живут русичи, а вдруг и мы так сможем? И вели они беседы душевные, предлагали злато да серебро. Обещали чародеям да чародейкам, волхвам да волховицам власть несметную, житиё–бытиё в замках и дворцах нерушимых, в неге и праздности. Да только смеялись над ними да словами их худоумными20 русичи. Ну как можно–то предать Истинную Веру? Как оставить землю благодатную? Вы часом там челом не ушиблись? На кой нам замки да дворцы? Своих теремов хватает. На кой нам пить и есть на злате и серебре в неге и лености, коли нам столь ещё нового открыть предстоит? Человек же должен не быть скотиною? А–а–а… не скотиною. А кем? А–а–а–а… повелителем? А кем повелевать–то? Ах рабами глупыми! Ну так глупый всё ж не так сделает, самому переделывать надобно будет, и на кой тогда? В таком ключе и велись беседы. Нет, ну кто–то и соглашался на посулы, ибо не было желания самому трудится. Ибо, ну красиво ж пели–то!..

И как бы не пели гости заморские, и как бы не старались быть ликом светлы, да только мысли чёрные и злоба рвались наружу. Как эти «смерды–еретики» могут отмахиваться от их красивых слов и обещаний?! Как они смеют отказать?! Как смеют украдкой, а то и в лицо, смеяться?! Да мы научим их смирению! Мы научим их уму–разуму! Кнутами их! Отребье! В кандалы их! Сброд! Язычники! Сжечь всё!!!

Забылись «гости дорогие», что на Руси они, что не в Европах–то они, где люд простой, аки овцы идёт на заклание. Забылись, что ряса черная тут просто одёжка–дерюжка, что титулы громкие – просто слова. Забылись… Вот и пожаловали они в кандалах, да кнутами гонимые, прямиком на площадь, пред Княжьи очи. Ох и осерчал тогда Князь. Да что там Князь. Сами Боги осерчали.

Возвращались безбожники в королевства свои не так, как планировали. Ох не так. Не даром на Руси говорят: «Что худого у тебя на языке да в уме, то тебе в пазуху», ох не даром… Но русичи–то говорят, а Боги сразу вершат!

Да так всё просто у них и быстро получилось, только и отгремел голос Велеса – «Каков ты внутри, таков и снаружи. Покажи всем всю истину!» – как всё посольство зашлось в крике, падая на колени. И поднимались они на ноги, обезображенными каликами. Кто горбат, кто лицом чёрен, кто в чирьях, кто нем был, кто глух, кто с бельмом на один, а то и на оба глаза, а кто и вовсе с рогами козлиными и копытами, да ушами и хвостами ослиными … и всех, всех до единого Князь отправил по домам. Да не просто так, а с войском многотысячным. Ну, и что б не было недопонимания у собратьев правителей да королей, пару писем им, написал коротких. «Кто к нам с мечом, да худыми мыслями явится, тот в рыло и получит»! Уяснили?! Уяснили…

Но злобу да обиду затаили. И таят до сей поры. И стараются, и пытаются безбожники Русь поколебать, да смуту посеять, обманом ли, силой ли, да не получается. Не даётся им Русь. Воровали волхвов да чародеев. Да только не помогло им это. Не работают в неволе–то чары, не передаются–то знания и обряды. Объединялись они в походы военные, да только стоило на Русь им ступить, как мор нападал на войско тёмное. Тот служивый, что просто приказ выполнял, без злобы чёрной в душе, болел заразою разной. Кто же нёс в сердце и уме своём тьму на Русь, тотчас становились ущербными каликами. А те, что бесчинства творили на пути своём, «предавая очистительному огню еретиков–язычников», умирал в муках, что другим причинял…

И потянулся люд к Вере Истинной. И разрасталась Русь. Переходили княжества под длань Руси. И все они – поляки, силезцы, словинцы, чехи, словаки, кашубы, моравы, лужичане, болгары, сербы, хорваты, босняки, македонцы, словенцы, черногорцы, а тянулись не только они, со временем перешли грузины, абазины, абхазы, адыги, азербайджанцы, армяне, дагестанцы, осетины, ингуши и чеченцы – все они становились русичами. И земли их стали Русью…

– Откуда настоящим взяться, Катюха? – засмеялся Борька, прерывая мои потуги порыться в истории.  – Так, играются. Твой Муромов, должно быть, из их числа.

– А я–то тут при чем?

– Это ты у него спрашивай, – он вновь засмеялся, а мое любопытство так и осталось неудовлетворенным, что было обидно.

По дороге домой я рассказала Зойке о записке, и мы немного погадали: парень просто идиот или его поступок что–нибудь да значит? Сошлись на том, что идиот, и успокоились.

***

Глава 3

На следующий день у меня был выходной. С утра я отправилась в лавку, прикупить пару вещичек, чаевые – это хорошее дело. По дороге заглянула в парк с намерением немного прогуляться, но вскоре заторопилась домой, потому что не завела будильник и боялась, что Зойка, чего доброго, проспит на работу.

Дверь квартиры оказалась не заперта. Это меня удивило, я точно помнила, что ее запирала. Зойка, конечно, могла проснуться и без будильника, но с какой стати ей оставлять дверь открытой? Может, она к соседям пошла? Войдя в квартиру, я громко позвала:

– Зойка!

Не дождавшись ответа, решила: она точно у соседей, должно быть, звонит кому–нибудь от Марьи Захаровны. Сделала еще пару шагов, насвистывая, и замерла, увидев Зойку. Та сидела на диване в ночной сорочке и таращилась на меня с таким видом, будто с утра выпила месячную норму водки.

– Ты чего? – растерялась я, и тут мне стало ясно: Зойка в комнате не одна. В кресле сидел мужик и играл ключами от машины; второй тип, постарше и посолиднее, пасся возле окна. Заметив меня, сказал весело:

– Проходи, красавица, – я перевела взгляд с него на Зойку, та сглотнула, зябко поежилась, косясь на незнакомца. Понятнее ситуация от этого не стала. – Заходи, заходи, – повторил мужик и усмехнулся, а я спросила, обращаясь к Зойке:

– Это кто?

– Они… к тебе… – с трудом произнесла она.

– Ко мне? – растерялась я и во избежание неприятностей приняла максимально придурковатый вид. Поскребла в затылке, переминаясь с ноги на ногу, и вздохнула. Тот, что сидел в кресле, подошел ко мне, посмотрел пристально и повернулся к тому, что стоял у окна.

– Что скажешь? – Мужчина в ответ пожал плечами. – Тебе сколько лет? – теперь вопрос адресовался мне.

– Двадцать. А чего? – захлопала я глазами.

– Ничего, – передразнил он. – Откуда тебя принесло?

– Сейчас или вообще? – вежливо, на всякий случай уточнила я.

– Вообще.

Я ответила, конечно, хотя очень хотелось послать их в болото. Но чуйка подсказывала, что вести себя скромно и на вопросы отвечать.

– Паспорт есть? – спросил тот, что постарше.

– Само собой.

– Ну, так покажи.

– А на шиша вам мой паспорт? – робко возмутилась я. – Вы что, из охранки21?

– Ага, – хмыкнул мужчина вроде бы утвердительно, но я решила, что врет. Однако сочла за благо документ показать. Он разглядывал его с таким видом, как будто очень сомневался, что он настоящий, но, к моему облегчению, документ все же вернул. Я поспешно убрала его в ридикюль. Они вновь переглянулись с немым вопросом в очах.

– Он спятил, – наконец произнес тот, что у окна. – Это просто лоха деревенская.

– Я в городе жила, – пискнула я с обидой, и тут же об этом пожалела. Оба посуровели, тот, что раньше сидел в кресле, уставился на меня и произнес медленно, будто заколачивая слова в мою голову.

– На всякий случай предупреждаю: если ты что–то задумала – это плохая идея. Глазом не успеешь моргнуть, как к дружкам отправишься.

– К каким дружкам? – икнув с перепугу, спросила я, но ответом меня не удостоили.

Незнакомцы не спеша вышли в прихожую, обойдя меня с двух сторон. Хлопнула входная дверь, и Зойка обрела дар речи.

– Боги, – пролепетала она. – Это что ж такое? У меня поджилки дрожат.

– Что это за типы? – спросила я в надежде, что она объяснит, что происходит.

– Откуда я знаю? – заголосила Зойка. – Пришли, напугали меня до смерти, о тебе спрашивали.

– Обо мне? – вытаращилась я на неё. – А что спрашивали–то?

– Кто ты, откуда, сколько тебе лет, давно ли я тебя знаю?..

– Боги! Да с чего я им сдалась–то? – беспомощно всплеснула руками.

– С ума сойти, – буркнула Зойка и пошла на кухню ставить чайник.

Мы понемногу успокоились и попытались совместными усилиями понять, что означал сей странный визит, но времени на это было мало – Зойка побежала на работу, и я терялась в догадках уже одна. Ночью, после ее возвращения, мы посвятили гаданиям еще часа два, но так как толку от этого никакого не было, уснули неудовлетворенные. И продолжали гадать утром по дороге на работу.

***

Через несколько минут после открытия в трактире появились двое посетителей: тот самый недоумок Муромов и девица примерно его возраста, в элегантном светло–бежевом наряде. Рядом со спутником, одетым в потертые штаны и не один раз стиранную рубаху, она выглядела диковинной птицей, которые в наш трактир обычно не залетали. Такие ходят по ресторациям, порхают на приёмах и балах, посещают театры да оперы. Обслуживать их отправилась юркая и смешливая Нюрка, но через минуту она вернулась и сказала:

– Иди, тебя спрашивают.

Даже не пытаясь угадать, чего на этот раз стоит ждать от жизни, я подошла к столу, который занимали эти двое, вооружившись блокнотом и карандашом, и приветливо поздоровалась. Девица взглянула на меня и спросила с сомнением:

– Вы Катерина?

– Катерина, – не стала я спорить.

Парень с барышней переглянулись. Мирослав вроде бы собирался что–то сказать, но не решился. Девица выглядела растерянной. Время шло, а парочка молча на меня пялилась. Мне это надоело, и я спросила:

– Заказывать что–нибудь будете?

– Два кофе, пожалуйста, – поспешно ответила девица, я уточнила, какой кофе им нужен, и пошла к стойке. Парень перегнулся через стол к девице и что–то горячо зашептал, косясь в мою сторону.

– Популярность твоя растет? – подмигнул мне Борька.

– А что толку? – буркнула я. – Мне бы чаевых побольше.

Я принесла кофе, барышня, словно собравшись с силами, обратилась ко мне:

– Вы ведь недавно здесь работаете?

– Пару седмиц, – ответила я.

– Вы приезжая?

– Приезжая, и что? Паспорт смотреть будете? – не выдержала я, хотя точно знала, что должна проявлять терпение, даже если клиент не в себе.

– Паспорт? – не поняла барышня.

– Ага. Тут до вас двое приходили, паспорт спрашивали. Вот я и подумала, может, вам тоже интересно?

– Извините, – она покраснела, а мне стало ее жаль. Я улыбнулась в знак примирения.

– Просто вы очень похожи на одну барышню. Ее звали Софья. Софья Черкесская. Вам это имя ничего не говорит? – спросила она.

– Нет, – покачала я головой. – Среди моих знакомцев такой точно не водится. Да и знакомцев у меня здесь не сказать, чтобы шибко.

– А там, откуда вы приехали?

– Такой там точно нет, – подумав, ответила я.

– Я подумала, может быть, вы родственницы, – пояснила девица. – Сходство удивительное.

Пожала плечами, не зная, что на это ответить, и поторопилась убраться восвояси.

Выпив кофе, парочка удалилась, а я заглянула к Зойке.

– Представляешь, оказывается я похожа на какую–то барышню, – привалившись к дверному косяку, сказала, облегченно вздохнув. – Оттого некоторые и ведут себя как баламошки22.

– Что за девица? – нахмурилась подруга.

– Так кто ж знает. Надеюсь, теперь меня оставят в покое, раз я не она, и они смогли в этом убедиться.

– Чепуха какая–то… – разозлилась Зойка. – Похожа, и что? Далась им эта девица…

– Ну так, а я о чем?!

День прошел без происшествий, и по дороге домой Зойка выразила надежду, что на этом все и кончится, но чуйка моя соглашаться с ней не спешила. И как всегда, она, чуйка, оказалась права.

***

Утром меня разбудил звонок в дверь. Взглянув на сладко спящую подругу, которая звонка вроде бы не слышала, я с большой неохотой пошла открывать, гадая, кого шиш принес в такую рань, и на пороге обнаружила вчерашнюю барышню. Сейчас на ней было терракотовое платье и золотистые туфельки, темные волосы тщательно уложены, шляпка кокетливо сдвинута на бок, лицо аккуратно подкрашено. Выглядела она настоящей красавицей, и я ощутила нечто вроде зависти, подумав, что в своей майке, нечесаная и неумытая, выгляжу аки замарашка.

Раздосадованная этим обстоятельством, я даже не задумалась, какого шиша девица сюда явилась, а главное, как узнала мой адрес? Впрочем, в тот момент я решила, что, извинившись, она удалится, а я пойду предаваться сновидениям еще целых полчаса. Мысль о ее случайном появлении, конечно, была глупой, и оправдывало меня лишь то, что я к тому моменту до конца так и не проснулась. Барышня между тем поздоровалась, я буркнула в ответ «здравствуйте», и мы продолжали пялиться друг на друга. Мне это надоело раньше, чем ей, и я спросила:

– Вам кого?

– Мы с вами вчера виделись, – неуверенно произнесла она. – Я бы хотела поговорить…

– О чем?

Она нервно огляделась.

– Можно мне войти?

– Я вообще–то не одна живу, – хмуро сообщила я.

– Тогда, может быть, поговорим в моей машине?

Я вздохнула и открыла дверь пошире:

– Проходите.

Барышня сделала шаг, я закрыла дверь и кивком указала на кухню, прислушиваясь. Судя по всему, Зойка спала. Моя гостья, пытаясь скрыть брезгливость во взгляде, устроилась за столом, усевшись напротив, подумала: подумаешь, тоже мне королевишна заморская. После такого взгляда хотелось выпроводить нахалку из квартиры, но любопытство пересилило.

– Меня зовут Бажена, – сообщила барышня, справившись со своей брезгливостью.

– Очень приятно, – ответила таким тоном, что даже остолбень23 понял бы, приятно мне не было.

– У меня к вам дело, Катя. Мне нужна ваша помощь. Очень нужна. Я вам вчера сказала, что вы похожи на одну женщину, – она вдруг нахмурилась, приглядываясь ко мне, и, должно быть, сейчас не замечая большого сходства между мной и той самой Софьей. Если так, тем хуже для нее.

– Я помню, – сообщила я со вздохом.

– Она намного старше вас, блондинка, но… но вы все–таки похожи. – Бажена открыла ридикюль, достала фотографию, положила ее на стол и пододвинула ко мне. С карточки мне улыбался молодой мужчина с длинными светлыми волосами, широкоскулый и большеглазый. Вполне симпатичный, надо сказать. – Вот, – сказала Бажена. – Этого человека зовут Константин. Константин Валов. Когда–то он хорошо знал ту самую женщину. Ну тогда–то она была ещё молоденькой барышней, но это не важно. Я бы хотела, чтобы он вас увидел.

– Зачем? – насторожилась я.

– Разве это так важно? – кашлянув, спросила она.

– Важно, – усмехнулась, и вернула ей снимок. – И мне это не нравится.

– Что не нравится?

– Все. Не хочу я ни во что ввязываться.

– Я вам заплачу, – выпалила Бажена. – Тысячу. Тысячу золотом, только за то, что он вас увидит.

– На улице? – услышав сумму уточнила я.

– Нет. В сходите в ресторацию, где он часто бывает. Вам не надо к нему подходить. Вы просто будете сидеть за столиком, поужинаете и уйдете. За ужин я тоже заплачу.

– А если он ко мне подойдет?

– Если он подойдет, вы сделаете вид, что его не узнали.

– И все?

– Все. Тысяча рублей золотом и ужин в ресторации. По–моему, это неплохо, учитывая ваше финансовое положение.

– А вам–то какое дело до моего положения? И хотелось бы знать бы еще, на шиша вам это?

– Хочу проверить свои догадки. Если увидев вас, он обеспокоится, значит, я права.

– А не может он так обеспокоиться, что я от его беспокойства головы лишусь?

– Это исключено. Не подумайте, он не тать24 какой–нибудь. Вполне приличный человек. К тому же я буду в ресторации и, если что, всегда смогу вмешаться.

– Как–то все это странно… – нахмурилась я, но подумав сказала.  – Деньги вперед.

– Вы их получите перед тем, как отправиться в ресторацию. Договорились?

– Не знаю. Конечно, тысяча золотом – деньги не малые, тут уж не поспоришь, но проблемы мне не нужны. А у меня уже были какие–то типы, вели себя как полные недоумки. Встречаться с ними еще раз мне совсем не хочется.

– Я думаю, их тоже насторожило ваше сходство с Софьей, – кивнула барышня. – Мне просто необходимо проверить свою догадку.

– Вы бы рассказали мне об этой Софье, чтоб я знала, чего ждать от жизни.

– Она когда–то дружила с Константином. Точнее, он был другом человека, которого она любила.

– А где он сейчас, этот человек?

– Погиб. Давно. Тридцать лет назад.

– Как он погиб? – насторожилась я еще больше.

– Разбился. Обычная авария. Уверяю вас, ничего преступного. Не знаю, что вы подумали, но на самом деле… я просто хочу увидеть его лицо, когда вы встретитесь. Только это.

– Странная история у вас получается, он дружил и с этой вашей Софьей, и с типом, которого она любила. Третий лишний что ли? Ладно, – сложила я руки на груди, и напустила важный вид. – Не очень–то верится, что из–за таких пустяков вы готовы отстегнуть тысячу золотом, но если вы мне пообещаете, под клятвой… так и быть.

– Обещаю, заплачу тысячу рублей золотом, – тут же выпалила Бажена. – Пусть Боги осудят – если обману.

После её слов, над макушкой девицы заискрились маленькие золотистые звёздочки и тут же погасли.

– Хорошо, когда идти в ресторацию?

– Можно сегодня.

– Сегодня не получится. Работаю. Завтра. Завтра у меня выходной.

– Отлично, – с облегчением выдохнула Бажена, порылась в ридикюле и протянула мне визитную карточку. – На обратной стороне записан мой адрес и чарофон. Я жду вас вечером, в пять, у себя дома, – она поднялась и, будто опасаясь, что я вдруг передумаю, торопливо покинула квартиру.

Закрыв за ней дверь, я вернулась на кухню, взяла карточку и прочитала «Аршинина Бажена Аркадьевна. Адрес: «Московская, д.7, кв.13» и номер чарофона.

– Аршинина, – повторила я вслух и покачала головой.

Тут на кухне появилась Зойка.

– Ты сама с собой разговариваешь или кто–то был? – спросила она.

– Вчерашняя девица.

– Да ну… А чего ей надобно?

– Хочет, чтоб я сходила в ресторацию и встретилась там с этим мужчиной, – я кивнула на фотографию, которая так и осталась лежать на столе.

– И ты согласилась?

Утвердительно кивнула.

– Тысячу золотом дает.

– Спятила? Остолбню ясно, это не просто так.

– Ничего не случится, если я поужинаю в ресторации. Интересно ж ведь.

– Ты что, в ресторации никогда не была? – хмыкнула Зойка. – И в чем ты туда пойдешь? У тебя две юбки, пара штанов и три рубахи, а из обуви вообще одни ботинки, и те выкинуть пора. Знаешь что, пошли их к шишам, – заключила она. – Не к добру это всё, Катюха, помяни моё слово.

– Зой, ну это ж такие деньжищи! Нам на пять лет хватит! Мы с тобой и квартирку получше найдём, я на швею выучусь или на модистку, мамка говорила у меня талант к этому делу. Да ты и сама знаешь. Откроем мастерскую. Ты ж говорила, что счетовод хороший. Неужто нравится плошки драить? Ну Зой…

– Ох, Катька–Катька… – вздохнула Зойка, но в глазах мелькнуло что–то после моих слов. – Чувствую, вляпаемся мы в историю. Может все–таки пошлёшь их?

– Может, я так и сделаю, – кивнула я, не желая спорить.

По дороге на работу Зойка то предостерегала меня от опрометчивого шага и советовала послать в известном направлении нежданную гостью, то прикидывала, что из ее вещей я могла бы завтра надеть. В общем, она, как и я, не была до конца уверена, что от денег стоит отказаться. На работе особо болтать было некогда, и я понемногу отвлеклась от мыслей о завтрашнем походе в ресторацию.