Приют Русалки

Стоило ей потерять над собой контроль, и Ма Дунчэнь ощутил, как погружается в еще большее смятение. Однако после слов Хань Мэй к нему пришло озарение.

– Поэтому, – он помог ей подняться с пола, – мы просто не позволим полиции притронуться к этому делу.

Плач Хань Мэй неожиданно прекратился. Она в недоумении подняла на него зареванное лицо:

– Как же можно…

– Можно! – Ма Дунчэнь скрипнул зубами. Он говорил так, будто не потерпит каких-либо возражений: – Я пойду переговорю с семьей Су.

Глава 3

Тайное дело

23.05.1994, понедельник,

переменная облачность

Я знала, что бог не благоволит мне – никакого дождя он не послал. Но неважно: то, что произошло, уже произошло, а я сделала то, что мне всегда хотелось сделать, но никак не получалось.

Сейчас послеобеденный урок географии. Мои оценки по ней всегда неплохие, поэтому учитель Тао думает, что я без проблем сдам письменный экзамен. Она позволила мне заняться чем-нибудь другим, поэтому я и пишу сейчас в личный дневник.

Для меня написание дневника – это не то чтобы привычка, а скорее способ излить свои чувства. У меня нет человека, которому я могла бы открыться, поэтому дневник – это друг, сопровождающий меня с самого детства. Тем более что произошедшее сегодня обязательно нужно записать.

Проснувшись утром, я посмотрела в окно – было пасмурно, а асфальт так и остался сухим. Я не потеряла надежду и не расстроилась сильно. Я – всего лишь одно из бесчисленных моих пожеланий, которое не сбылось. То, за что я действительно волновалась, – это выдавленный тюбик пасты и мои белые кроссовки, жизнь которых держится на волоске.

С обувью все нормально: маркер и паста скрыли следы чернил. Единственный минус – это образовавшаяся корочка; если немного задеть ее, она треснет и распадется. Я взглянула на эти «белые» кроссовки и поняла, что оказалась в тупике. Когда я ломала голову над планом, услышала, как из ванной доносится крик мамы – похоже, она обнаружила, что в тюбике нет пасты. У меня не было желания в моем нынешнем состоянии еще и ругаться с кем-то, поэтому я сняла кроссовки, завернула их в газету и, взяв рюкзак, вышла из комнаты. Проходя мимо кухни, увидела те две тарелки, одна на другой, но у меня уже не было времени на еду.

В кабинете комитета комсомола школы я переобулась в кроссовки. Учитель Чжоу достал из шкафа флаг и поторопил нас идти на спортивную площадку. Я не осмеливалась идти слишком быстро – боялась, что скорлупа из пасты развалится. Не прошло и нескольких секунд, как учитель Чжоу заметил мою странную позу и сразу же открыл рот, чтобы спросить меня об этом. А еще он увидел кусочки отошедшей пасты на поверхности кроссовок.

– Боже мой! – Он распахнул глаза. – Что на тебе надето? Гипс?

Я не успевала объясниться – да у меня и возможности такой не было. Поэтому с красным лицом, опустив голову, помчалась на поле. Здесь возникла еще бо́льшая проблема: нужно было маршировать стройным шагом еще с тремя учениками перед всей школой.

Перед тем как сделать первый шаг вперед, я закрыла глаза. Через несколько минут услышала, как толпа начала перешептываться. Тут же до меня долетел хохот. Я точно знала, что это Ма На. Она наверняка указывала пальцем на ошметки зубной пасты и открывшиеся пятна на моих кроссовках. Они с Сун Шуан и Чжао Линлин вместе осмеивали меня…

Ладно, пусть так.

Под удивленными, недовольными и насмешливыми взглядами, оставляя за собой остатки пасты, я с бесстрастным лицом дошагала до флагштока. Когда флаг развернули, красное полотно прикрыло мое лицо, и тогда я наконец смогла открыть глаза. И за полсекунды нашла его лицо в толпе.

Ян Лэ не смеялся, он даже не смотрел на мои кроссовки. Его взгляд был прикован к флагу. Я знала, что он думает не о том, сколько павших героев окрасили этот флаг алой свежей кровью; он лишь не хотел, чтобы я чувствовала неловкость.

Прозвучал государственный гимн, и флаг медленно подняли. Я, подняв голову, наблюдала за ним, отдавая честь взглядом. Небо над развевающимся флагом начали заполонять темные тучи.

* * *

После церемонии я переобулась в удобные сандалии. Но мои «белые» кроссовки по-прежнему были темой для обсуждения среди одноклассников. На перемене многие даже пробегали мимо моей парты, чтобы взглянуть на них, с остатками скорлупы от пасты. Я очень хотела выкинуть эти кроссовки, но не могла. Родители не купят мне новую пару, если только старые не разлезутся или не порвутся. По их мнению, обувь нужна для того, чтобы носить ее. Можно носить – этого достаточно. А пятна – совсем не проблема. Конечно, я могла бы нарочно испортить кроссовки, но в моей голове тут же возникла математическая задачка: сколько стекла нужно будет разгрузить папе, чтобы он смог купить мне новые?

Моя популярность из-за кроссовок не продлилась долго – уже к обеденному перерыву все утратили свой интерес к ним. Я тоже была рада немного расслабиться. Но меня уже ждало очередное беспокойство: утром я спешно ушла из дома, не позавтракав. Со вчерашнего вечера в мой желудок не попало ни рисинки, из-за чего он сильно бурлил. Мыслями я постоянно улетала к тем двум тарелкам на кухне…

Когда одноклассники начала открывать контейнеры с обедом, классная комната наполнилась различными запахами, и я решила незаметно уйти. В туалете влила в себя тонну холодной воды. Это не решило реальную проблему, но чувство голода, так или иначе, немного утихло. Я вытерла рот и медленно направилась в актовый зал. Сегодня собирались репетировать «Дитя морей» – английский спектакль, финальное событие программы в честь фестиваля английского языка в этом сезоне. Сейчас обед, поэтому в зале, скорее всего, не будет людей. Спрятавшись здесь, я надеялась скрыть неловкость от того, что не пообедала, – да и просто побыть в одиночестве.

Здесь и правда не оказалось ни души. Я прошла по выложенному мрамором проходу и, миновав несколько рядов кресел, забралась на скрипучую деревянную сцену. Проскользнула за кулисы в узкий коридор – туда, где был зал для репетиций. В кромешной тьме нащупала выключатель. Привыкнув к яркому свету, увидела раскинувшийся передо мной просторный зал. Из-за голода мое сердце билось очень часто, а ноги сильно ослабли. Тогда я залезла на ящик с реквизитом, чтобы передохнуть. Затем, открыв шкаф с костюмами, среди вывешенных в ряд красных платьев нашла вешалку со своим именем.

Я играла одну из служанок принца – появлялась только в четвертом акте, буквально с парой реплик. Несмотря на это, я все же достала сценарий из ящика с реквизитом и тщательно повторила их. Захлопнув сценарий, закрыла глаза и начала репетировать мюзикл в своем воображении.

Я не хотела предстать некрасивой перед Ян Лэ, пусть даже сегодня утром достаточно опозорилась. Поэтому мне нужен был шанс… нет, не восхитить его игрой, изображая нищую разбитую девушку, напоминающую измочаленную половую тряпку, а хотя бы с достоинством, глядя ему в глаза, произнести: «Служанка С.». И я смогу увидеть его улыбку… Да, у нас по-прежнему будут отношения аристократа и нищенки, но мы хотя бы не будем Ян Лэ и Су Линь.

Как же здорово…

Я улыбнулась, но на меня сразу же вновь накатило уныние. Я кинула сценарий в ящик, и он приземлился прямо рядом с другим сценарием в прозрачной обложке. Не было необходимости смотреть – я знала, что это слова Ма На. Ах да, она заставляет нас звать ее принцессой-русалочкой, потому что играет Русалочку…

Я взяла ее сценарий – у нее явно было больше слов, чем у меня. Что-то она пометила красной ручкой. Но огромные куски текста на английском просто убивали Ма На, поэтому около некоторых реплик она писала на пиньинь. «Ай дун тэ фэй эр…»[5]

Прочитав эту строчку, я не сдержала смех, не без злобы представляя, как она перед Ян Лэ выдавливает из себя слова на ломаном английском. Ей он нравился – это знала вся школа, поэтому Ма На снова и снова добивалась роли Русалочки. Не знаю, что уж там сделал ее богатый отец, но в итоге ей достался этот персонаж. Да, она красивая, у нее хорошая фигура, а с копной каштановых волнистых волос она еще больше походит на иностранку. Но… правда ли она способна стать Русалочкой?

Я повернула голову и посмотрела в большое зеркало: на мне белая кружевная юбка с темно-красной каемкой, в одной руке сценарий, другая придерживает ящик с реквизитом. Лицо бледное, глаза узкие, с одинарными веками… А черные прямые волосы закрывают плечи.

На первой репетиции, закончив со своими репликами, я встала за принцем и неприкрыто смотрела на Ян Лэ. Когда наш руководитель, учитель Чжоу, остановил репетицию, лишь тогда я отвела взгляд. В то же время заметила, как учитель Чжоу смотрит на меня.

– Подойди. – Он поднял камеру, приглашая меня посмотреть запись.

Я не смела дотрагиваться до этой дорогущей вещи – просто стояла чуть сбоку и смотрела на маленький экран. На картинке я была посередине в левой стороне, а лицо Ма На открывалось только наполовину.

– Твой взгляд больше похож на взгляд Русалочки. – Учитель Чжоу улыбнулся мне. – Очень жаль…

Я ни о чем не жалела. Я могла участвовать с Ян Лэ в одном деле, могла непринужденно смотреть на него – и не смела требовать большего. Однако… я могла быть только служанкой, но не Русалочкой?

Мой взгляд остановился на последнем шкафе. В ту же секунду я двинулась к нему. Там было длинное белое платье – тюлевое, простое по форме. Однако, по словам учителя Чжоу, Русалочка, надев его и находясь среди служанок, становилась «белым бутоном среди красных лепестков».

Я сняла с себя «красный лепесток» и, бросив его на пол, осталась лишь в нижнем белье. Достала из шкафа «белый бутон». Стоило мне ощутить прикосновение тюлевой ткани к коже, как меня пробила дрожь, будто невесомое платье было заряжено током. В то же время внезапно закружилась голова, а зубы с клацанием ударялись друг о друга.

И вот так, с побледневшим лицом и дрожащими конечностями, я натянула на себя это платье. Когда отбросила волосы назад, мой нос заполнил аромат. Я хорошо его знала – этот парфюм любила наносить Ма На. Хотя я ненавижу ее, но этот запах был просто обворожительным. Он заставил меня погрузиться в удивительное настроение… Я – бутон. Я – поющая в пустоте Русалочка. Я – девушка, променявшая волшебный голос на две ноги. Я – немая сирота, захватившая сердце принца…

Стоя напротив зеркала, я осматривала себя. В тот момент я могла поспорить, что на меня пролился небесный свет, обрамляющий мою фигуру. Я стянула в хвост свои прямые непритязательные волосы, пригладила – и снова распустила. Они немного завились – я заметила это, повернувшись в профиль, и удивленно вскинула брови.

Боже, неужели это я?

Встав на носочки, я покружилось. Юбка взлетела, а аромат парфюма распространился вокруг, будто вокруг летали бесчисленные пузырьки, которые лопались один за другим. Воздух превратился в прозрачную морскую воду, где-то вдалеке слышалось пение кита, и я почувствовала сладкий аромат морской травы…

– Что это ты делаешь?

Этот удивленный и одновременно разъяренный крик вернул меня на берег. Я повернулась и увидела группу людей на пороге зала для репетиций – взгляд каждого был прикован ко мне. Впереди стояли Ма На с Ян Лэ.

Меня приковало к месту. Свет, падающий мне на макушку, начал обжигать.

Ян Лэ с лицом, полным удивления, глядел на меня: его взгляд переместился с моих босых ног на длинное платье, а затем на мои волосы, пока наши взгляды не встретились. Улыбнувшись, он спросил:

– Почему ты так рано пришла?

Ма На сделала несколько шагов вперед. Приятные черты ее лица исказились от злобы:

– А ну быстро сняла!

– М-м… – Я наконец пришла в себя и, как пойманный с поличным вор, в ужасе прохрипела: – Извини! Извини!

Поспешно направилась к гримерке – и только тогда поняла, что мое красное платье все еще валяется на полу.

– Я…

Ма На, скрестив руки, взглянула на меня с выражением полного отвращения. Платье лежало прямо у нее под ногами. Я опустила голову и, маленькими шагами подойдя к нему, наклонилась. Она же, подцепив его пальцами, отбросила в сторону, будто это была самая мерзкая вещь в мире. Я ничего не сказала и не стала давать отпор – просто подняла платье и удалилась в гримерку. Закрыв дверь и упав на стул, вдруг почувствовала, как все силы покинули меня. Сердце яростно случало о ребра, кровь отхлынула от ног. Крепко сжимая красное платье и уставившись на деревянную дверь, я сидела и не могла пошевелиться.

Внезапно меня взяла досада: не потому, что я тайком примерила платье Ма На, а что вела себя перед ней покорно и суетливо. Почему не могла с презрением сказать ей: «Что такое? Может, тоже примеришь?» Почему, как только я попала в ее поле зрения, вернулась та ничтожная и скромная версия меня?

Я просидела так где-то пять минут. Может, дольше. И только тогда переоделась в измазанное в пыли помятое красное платье. Выйдя из комнаты, опустила веки – ни с кем не хотелось пересекаться взглядами. Краем глаза я заметила, что, кроме Ма На, все уже переоделись. Сун Шуан и Чжао Линлин стояли вместе с ней – видимо, утешали ее.

Понурив голову, я подошла к Ма На и протянула ее платье. Она же повернулась боком, не желая его забирать.

– Что, даже не извинишься? – донесся до меня голос Сун Шуан. – Вот же бесстыжая…

Я вытянула руку вперед, сохраняя прежнюю позу, и не произнесла ни звука. Ян Лэ разогнулся и положил сценарий на стол:

– Поторопимся с репетицией. После обеда еще есть уроки.

Его слова возымели действие: Ма На наконец повернулась. Мне и не нужно было смотреть на нее – я знала, что она бросила на меня косой взгляд, полный ненависти, а затем быстрым движением выхватила платье у меня из рук.

Я бесшумно выдохнула и решила найти угол, чтобы спрятаться, но стоило мне поднять голову, как я столкнулась со взглядом Ян Лэ. Он улыбнулся мне, и я с трудом выдавила из себя ответную улыбку. Тут Ма На выплюнула какое-то ругательство, и что-то упало рядом со мной.

То белое платье.

Все в комнате замерли, в том числе и только что вошедший учитель Чжоу.

– Что такое? – Он положил камеру на стол и поднял платье, недоуменно взглянув на Ма На. Проследив за ее взглядом, столкнулся с моим. – Что с вами…

– Она тайком надела мое платье! – Ма На указывала на меня. – Теперь оно дурно пахнет, я его не надену!

– А? – Учитель Чжоу распахнул глаза от удивления, невольно наклоняясь, чтобы понюхать платье, но сразу же одернул себя – подумал, что это выглядит неподобающе. – Она же всего лишь примерила его один раз, ничего не будет. Скорее переодевайся, и мы начинаем репетировать. Через две недели уже…

– Как так ничего не будет?! – прокричала Ма На. – Она же ходит в одном и том же и не моется!

Если честно, я не помню, что произошло дальше; не помню, как замахнулась и как моя рука тяжело опустилась на лицо Ма На. Я четко помню лишь, как после резкого звука ее испуганное и удивленное выражение сменилось на разъяренное. В тот же миг, словно яростная львица, она метнулась ко мне, и если б не учитель Чжоу, Ян Лэ и остальные, точно разорвала бы меня на куски – и я не писала бы сейчас в дневнике на уроке географии…

Сейчас я чувствую на себе ядовитый взгляд Ма На. Но я очень счастлива, хотя моя рука все еще опухшая и немного побаливает. Я наконец-то узнала, что же хотела сделать, – оставить на ее лице отпечаток от моей ладони, чтобы смыть с себя все обиды и унижение. Оказывается, вот что значит, когда душа и сердце нарадоваться не могут… Я знала, что мне попадет за это, но нисколько не жалела о содеянном.

* * *

Ван Сяньцзян оперся на стол двумя руками, склонившись над огромной картой. Она была испещрена линиями, пересекавшими одна другую в полнейшем хаосе.

Погода была жаркой и душной, и лицо Сяньцзяна покрывал пот. Время от времени капли стекали по носу до самого кончика, на котором закрепились очки для чтения. На карте было лишь одно яркое пятно – красный круг, выделяющий выход из канала Вэйхун. Ван Сяньцзян колебался уже очень долгое время, зажав шариковую ручку в руках, но по-прежнему не мог понять, откуда лучше начинать. Это злило его еще сильнее. Наконец он решительно отбросил ручку в сторону и поднял кружку давно остывшего жасминового чая.

Пыл в груди поутих. Сяньцзян откинулся на спинку стула, зажег сигарету и, оттянув воротник, помахал перед собой рукой.

Будучи полицейским уже тридцать лет, он впервые столкнулся с таким тухлым делом. После продолжительного ливня, когда город заливало всю ночь, на берег канала Вэйхун вынесло три женских тела. Личность погибших опознать не удалось, возраст их был разным, рост и вес – тоже. На трупах не было ни единой тряпочки. Первоначально удалось установить, что причиной смерти во всех трех случаях стало удушение. Что же касается особых примет, необходимо будет получить результаты вскрытия от судебного врача. По следам ила и царапинам на телах погибших можно было понять, что их смыло в канал дождевой водой. Ван Сяньцзян как раз хотел понять, где же бросили тела до того, как начался ливень. Во-первых, нужно будет обойти всю округу и посмотреть, не отыщется ли каких-либо следов или вещественных доказательств; во‐вторых, установить окончательное количество жертв – ведь может статься, что их было не трое, а больше…

В этот момент кто-то распахнул дверь. Это был Тай Вэй, державший в руках несколько канцелярских папок с делами.

– Мастер, что у вас? – Он опустил папки рядом с картой и вытер пот с лица. – У нас появились кое-какие зацепки…

– А? – Ван Сяньцзян выпрямился и потушил сигарету. – Какие?

– Я сравнил дела об исчезновении людей в этом году – и нашел несколько людей, похожих на погибших. – Тай Вэй указал на папки: – Уже договорились об опознании.

– Сколько их?

– Семь, – Тай Вэй поджал губы. – Трупы сильно разложились, фотки нечеткие, поэтому я закинул сеть немного подальше…

– Хорошо, заканчивайте с этим как можно скорее. – Ван Сяньцзян нащупывал пачку сигарет. – Установим личности погибших – и тогда сможем планировать дальнейшие действия.

– Покурите мои, – Тай Вэй торопливо извлек сигареты из кармана, протянув одну Сяньцзяну, дал прикурить. – Вы смотрите схему канализационной трубы?

– Да… Какая-то мазня, ничего не понятно. – Сяньцзян вздохнул. – Еще нужно принять во внимание атмосферные осадки, скорость потока воды, направление… Поищи людей, кто сможет это сделать.

– Хорошо, спрошу кого-нибудь в плановом институте… – Тай Вэй достал записную книжку, но успел черкнуть лишь пару слов, как в комнату вошел судебный врач Лао Ду.

– Лао Ван, аутопсия окончена… – Он зевнул. – Пойдешь взглянуть?

* * *

Секционный зал находился на цокольном этаже. Температура там была намного ниже, этому способствовал и огромный громыхающий кондиционер в углу. Пот на лице Ван Сяньцзяна наполовину высох, стоило ему пересечь порог зала. Тай Вэй стоял позади, его знобило.

Света в комнате было предостаточно. В мертвенных лучах фонарей белый цвет ткани, закрывающей трупы, резал глаз. Ван Сяньцзян и Тай Вэй один за другим надели маски с перчатками, которые им протянул Лао Ду.

– Что тут?

– Первая погибшая: женщина тридцати – тридцати пяти лет, рост сто шестьдесят два, вес пятьдесят один, обнаружен лобковый симфиз, рубец после эпизиотомии…

– Говори понятнее, Лао Ду, – Ван Сяньцзян потер лицо, – у меня нет времени выслушивать умные речи.

– Она когда-то родила, – тот метнул в него взгляд, – то есть, скорее всего, была замужем.

Ван Сяньцзян повернул голову и взглянул на Тай Вэя. Тот понял намек и, достав блокнот, принялся записывать детали.

– Причина смерти все та же – механическая асфиксия. – Лао Ду откинул белую ткань, указывая на темно-зеленое вздутие на коже в области шеи. – Орудием убийства, должно быть, послужило что-то наподобие металлической проволоки.

– Что-то еще?

– Перед смертью их изнасиловали, кто-то с группой крови А. – Лао Ду взял со стола металлическую папку, перелистнул ее. – Судя по содержимому желудка, их убили в течение десяти часов после последнего приема пищи. – Он захлопнул папку и добавил: – Сначала изнасиловали, затем убили.

Ван Сяньцзян изрыгнул ругательство. Затем, наклонившись и прижав маску ко рту, тщательно рассмотрел руки и ноги одного из трупов.

– Не нужно смотреть, разложение очень серьезное, – понял его намерения Лао Ду. – Однако можно заметить, что увечий от сопротивления или связывания маловато.

– Хочешь сказать, что жертв скрутили очень быстро? – подумав, произнес Тай Вэй. – Этот ублюдок, похоже, силен…

Ван Сяньцзян кинул на него взгляд и снова повернулся к Лао Ду:

– Есть ли у жертв какие-либо признаки того, что их пытали?

– Не обнаружено, – Ду мотнул головой. – Все царапины получены после смерти. – Он указал на погибших: – Он скрутил их, изнасиловал, убил… все просто, одним махом; здесь нет никаких прочих пунктов.

– Похоже, в тот момент этот подонок думал лишь о том, как бы удовлетворить себя… – Сяньцзян нахмурил брови. – Он малоимущий, иначе найти девушку не было бы для него таким непростым делом.

– Я пойду поищу потенциальных подозреваемых? – влился в разговор Тай Вэй. – Например, ранее судимых за половые преступления…

– Ступай, – Ван Сяньцзян кивнул. – Проверь и тех, кто выплачивал штрафы за нарушение общественной безопасности.

Тай Вэй протянул «м-м» и черкнул пару строк в блокноте.

Лао Ду снова зевнул:

– А что у вас там?

– Никакого прогресса… – Ван Сяньцзян протяжно выдохнул. – Проведем опознание тел – и будем двигаться дальше.

– Не думаю, что в этом есть польза, – Ду нахмурился. – Кроме того, что местонахождение трупов – канализационный колодец, мы больше ничего не знаем. Например, где было их первоначальное нахождение. Эта канализация – она же, мать вашу, как сачок для бабочек. Как нам выяснить хоть что-то?

Ван Сяньцзян горько усмехнулся:

– Завтра поедем в плановый институт, поищем людей там. Если и правда не будет другого выхода, сами полезем в канализацию – и будем исследовать ее миллиметр за миллиметром.

* * *

Два карандаша, одна двухцветная ручка, одна черная гелевая, ластик, линейка, угольник, транспортир…

Цзян Юйшу один за другим извлекала эти предметы из пенала. Разложив их на столе, тщательно рассмотрела этот так называемый пенал. На самом деле он был упаковкой от питательной жидкости какого-то бренда – сделан из пластмассы, на крышке находился магнит. Было заметно, что пенал использовался очень долгое время: логотип и надпись полностью стерлись, некогда четкие углы коробки стали гладкими и округлыми, а поперек крышки проходила большая трещина. Если приложить немного сил, то пенал разломится напополам.

Цзян Юйшу аккуратно положила его на стол и, все еще глядя на него, задумалась.

Если эта девочка использовала угольник или транспортир, значит, она уже в средней или старшей школе. Пенал сделан из коробки от черт знает чего, к тому же отметки на транспортире практически стерты, будто ей не на что было купить новый. Похоже, материальное положение семьи не очень хорошее. На двухцветной ручке наклеена картинка, а два карандаша аккуратно обструганы; в одном из них отсутствует стержень… В общем, девочка средней или старшей школы из достаточно бедной семьи.

Цзян Юйшу, коротко выдохнув, вернула канцелярские принадлежности в коробку. Закрыв вот-вот готовый развалиться «пенал», достала газету и завернула в нее находку, затем положила все это в прозрачный пакет и крепко завязала.

Она не знала, подвернется ли шанс отдать пенал его хозяйке. Да даже и не знала точно, существовала ли та «девочка, которую утащили». Но эта улика в виде пенала, которым определенно пользовалась девочка, заставила Цзян Юйшу собраться с мыслями.

Имелись две версии. Первая – в тот вечер ее подвели глаза и той девочки в школьной форме не существовало, а этот пенал по неосторожности выронила какая-нибудь девочка; вторая – девочка действительно была атакована и кто-то утащил ее прямо от угла дома, а так как ее потянули за портфель, пенал упал на траву.

«Циркуль…»

Это слово вдруг всплыло в потоке мыслей Цзян Юйшу. В пенале она его не обнаружила, но ведь на уроках геометрии он точно понадобился бы. Когда Юйшу поднимала пенал с земли, она тщательно осмотрела все вокруг, но больше ничего не нашла…

Она же не могла использовать циркуль для самообороны?

Цзян Юйшу приглушенно вскрикнула: если девочке приходилось защищать себя с помощью циркуля, какое же свирепое лицо должно было находиться напротив нее? Юйшу не смела додумывать дальше – и начала успокаивать себя. Она слишком мнительная… Скорее всего просто невнимательная девочка выронила его – вот и всё. А у Юйшу просто рябило в глазах, так как она долгое время просидела за расчетной книгой…

Цзян Юйшу встала и, взяв пенал, завернутый в газету, положила его в ящик письменного стола.

* * *

Цзян Тин снова вернулась позже на полчаса. Стоило ей пересечь порог квартиры, Цзян Юйшу сразу же заметила нездоровый цвет ее лица. На вопросы дочь отвечала слегка рассеянно, сказала, что на физкультуре пробежали километр и она немного устала. Кинув портфель, скрылась в комнате – и вышла только к ужину.