Тяжесть слова

* * *

Горизонт слегка окрасился розоватым светом, но ночной сумрак не спешил отступать. На востоке кромка тьмы была полупрозрачной, но на западе полотно ночи всё ещё было непроницаемо-чёрным, хотя звёзды уже поблёкли. Прохладно. Трава мокра от росы. Звучат трели просыпающихся птиц. Я стояла на стене разрушающегося замка и полной грудью вдыхала свежий воздух. Утренняя прохлада выветрила сонную хмарь и более-менее привела мысли в порядок.

Пробуждение оказалось кошмарным. Так ужасно я ещё себя никогда не чувствовала и сперва даже не поняла, что меня придавило. Испугалась и решила, что ночью на меня полог упал. А потом увидела его – хвост! На своём бедре. И уже потом заметила мужскую руку на своей талии. В комнате стояла тишина, нарушаемая лишь сонным сопением. Это сопение шевелило волосы на моём затылке. Туманные воспоминания детёныша зашевелились в голове, а через мгновение я осознала, что под покрывалом на мне ничего нет.

О ужас! Я чуть не расплакалась от стыда. Руку мужчины оказалось проще всего убрать. Из-под хвоста же я выползала медленно и осторожно. Вместе с покрывалом. Уже сидя на краю кровати, я обернулась. Наагасах спал в одной рубашке. Волосы его падали на лицо и имели схожесть с вороньим гнездом. Хвост расслабленно свисал с кровати и стелился по полу. Между паховыми пластинами зияла щель… Я резко отвернулась.

В гостиной я яро вознесла благодарность богам за то, что и в этих покоях есть потайной ход. Я им никогда не пользовалась, так как он был очень узок и неудобен. Но сейчас он стал для меня благословением небес. Я просто не представляла, как в таком виде пройти перед охраной. До своей комнаты я добралась вся грязная, в паутине и с ссадинами по телу. Покрывало пришлось оставить в тайном ходе. Объяснять, откуда оно у меня появилось, я не хотела.

Оказавшись в комнате, я сообразила, что на улице ещё глубокая ночь, и легла досыпать. Только сон не шёл. Я ворочалась с боку на бок и пыталась прогнать смущающие мысли. В итоге бросила это дело и смирилась с тем, что сегодня больше не усну. Мысль выйти на прогулку показалась дельной. Освежусь, взбодрюсь, пройдусь в одиночестве, без сопровождения. До прихода горничных вернусь. Никто и не заметит моего отсутствия.

Одевшись, я опять полезла в потайной ход. Чтобы выбраться из дома, мне пришлось два раза перебираться из одного хода в другой с риском быть увиденной. Ход вывел меня в парк, откуда я уже через стену покинула пределы имения. Путь мой пролегал через луг.

Сонно стрекотали сверчки, со стороны доносилось кваканье лягушек. Впереди поднималась громада старого замка.

Замок Ава́йс – наше родовое заброшенное гнездо. Оно окончательно опустело, когда мне было около трёх лет. У семьи просто не осталось средств, чтобы его содержать. Поэтому мы переехали в расположенный неподалёку малый замок.

В темноте Авайс производил впечатляющее зрелище. Огромный и неприступный. Тьма скрывала бреши в стенах, пересохший ров, прогнивший подвесной мост и заржавевшие цепи. Внутри двор порос бурьяном, для которого не стала препятствием каменная мостовая. Окна зияли пустыми проёмами: все стёкла и ценные витражи вынули ещё при переезде. Родовая цитадель рода Авайских умирала.

Я любила гулять по здешним высоким стенам. Стоя на них, можно почувствовать былое величие. Но стоило повернуться лицом к замку, и оно развеивалось.

Ещё немного постояв на стене, я спустилась вниз, во двор, и решила заглянуть внутрь. Не стала трогать тяжёлые парадные двери, пошла к чёрному входу, которым пользовались слуги. И оказалась на кухне. Хм… Похоже, все замки – и большие и малые – строятся по одному образцу. Мебели здесь не было. О предназначении помещения говорил только огромный очаг. Пол устилала куча хлама, из-за которого казалось, что поверхность под ногами шевелится. В утреннем сумраке выглядело это жутковато. Для полноты картины только привидений не хватало.

Пол как-то странно задрожал под моими ногами, я поспешила сменить место, стараясь не вставать на мусор. Мир качнулся, а затем раздался треск и хруст, и пол под моими ногами провалился.

* * *

Открыв глаза, я даже не сразу сообразила, что уже пришла в себя: вокруг царила кромешная тьма, едва развеиваемая блёклым неземным светом, льющимся сверху. Там как раз маячило светлое, с рваными краями, пятно – пролом в полу… или теперь уже потолке? Гудела голова, над левым ухом пульсировала шишка размером с голубиное яйцо, а по лицу текло что-то влажное. Я на всякий случай обтёрлась. Разведя руки, на ощупь обнаружила, что вокруг валяются каменные осколки, и почувствовала досаду.

Вот же! И кто такие полы тонкие настелил?! В малом замке, когда ходишь по первому этажу, чудится, что под камнем вообще пустоты нет, хотя там подвалы. А здесь такое гадство!

Я подвигалась и убедилась, что относительно цела. Глаза постепенно привыкли к мраку, и я уже могла различить очертания лежащих рядом камней. И решила, что меня угораздило провалиться в одно из подвальных помещений. Встав, добралась до ближайшей стены и начала искать дверь.

Она нашлась. Деревянная двустворчатая дверь. Закрытая. Но очень сырая.

– Тёмные…

Ну, может, удастся вынести. Ведь где сырость, там и гниль. Дерево наверняка не такое крепкое, как раньше.

Для начала я подёргала створку. И пошла искать камень поувесистей. Выбрав снаряд, вернулась и принялась бить в дверь – в то место, где предположительно должен быть замок.

Прошло довольно много времени, прежде чем створки чуть-чуть поддались и начали шататься. Что-то с наружной стороны грохотало при каждом ударе. Ещё через четверть часа между створками появилась щель, и я застонала, сообразив, что дверь была закрыта снаружи на железный засов. И теперь вытащить его из пазов я не могла: он прогнулся и застрял. Подумав, я продолжила колошматить, пока щель не расширилась ещё немного и я не смогла кое-как протиснуться в неё боком.

И оказалась в тёмном коридоре.

– И куда? – Я не могла даже сообразить, в какой стороне юг, в какой север.

Да и сам коридор едва видела, а магическое освещение использовать побоялась. Оно у меня… хм-м-м… не всегда стабильное, а удача в последние дни стояла ко мне спиной. Решила идти прямо, никуда не сворачивая, и выбрала направление по правую руку. Через пять минут упёрлась в стену, дверь нащупать не смогла и повернула в обратную сторону. Тут мне повезло больше. Я нашла ступени, идущие наверх, и небольшую дверь. Тоже закрытую.

Пришлось бежать назад, искать двери, из-за которых я вылезла в коридор, и протаскивать через них камень. С его помощью я худо-бедно придала засову прежнюю форму, вытащила его из пазов и заторопилась к лестнице. Конец железки просунула между полом и дверью и навалилась на неё, пытаясь приподнять дверь и снять её с петель. Я видела, как наш конюх так однажды менял воротца в деннике.

– Тёмные… Вот дура!

Я не учла, что язычок замка будет мешать, а сверху дверь вообще-то плотно упирается в косяк. К тому же хлипкий засов гнулся.

Сев на пол, я опять задумалась. Потом встала, ощупала дверь, обнаружила, что петли у неё с внутренней стороны, и вновь воодушевилась. Сбегав за камнем, я начала стучать по нижней петле в надежде, что удастся её сбить. Ну это же всего лишь железка, прибитая гвоздями к дереву.

Железная полоса немного отошла в сторону, и я, просунув между ней и деревом засов, навалилась на него. Через пару минут гвозди с жутким «хрясь» вылезли из дерева, и отогнутая полоса с петлями осталась торчать в стене.

Воодушевлённая успехом, я занялась верхней петлёй. С ней дело шло не так споро. Устав, я села передохнуть, привалилась к двери и испуганно отшатнулась. Нижний угол неожиданно продавился наружу. Я осторожненько толкнула его ещё раз. Дверь качнулась.

– Та-а-ак… – Голову озарила идея.

К счастью, я не нашарила засовом порог, который бы мог помешать мне, и всем телом навалилась на нижний угол двери. Та угрожающе затрещала, но верхняя петля и язычок затвора крепко держали её. Опасаясь, как бы створка не вернулась на прежнее место, я приткнула камень к образовавшемуся зазору и, налегая на дверь и продвигая его дальше, продолжила расширять щель.

Наконец я смогла кое-как протиснуться наружу.

В коридоре, куда я выбралась, было немного светлее. Не зная, что ждёт меня дальше, я нашарила засов – может, пригодится – и, подумав, решила вытащить камень из-под двери. А то вдруг ещё что-то ломать придётся.

Я уже почти его вытащила, когда раздался оглушительный треск, и я едва успела отскочить. Верхняя петля всё же не выдержала, и дверь с грохотом обвалилась, встав боком в проходе.

– Мать-Богиня…

Как только испуг прошёл, я почувствовала обиду: и чего эта петля раньше не оторвалась? Зато затвор выдержал. Именно из-за него дверь и упала боком. Язычок замка покорёжился, чуть ли не спиралью свернулся, но своего гнезда не покинул!

– Надо же… – Я с удивлением обнаружила камень в своих руках.

Так и пошла дальше: с засовом, заткнутым за пояс, и с камнем в руках.

Коридор упёрся в очередную дверь, и я вышла… на кухню.

Она была залита светом. Ярким солнечным светом.

Да, долго же я выбиралась… Похоже, и завтрак пропустила, и вряд ли успею к обеду. Наверняка моё исчезновение вызвало панику. Может, соврать, что меня похитили, но я смогла сбежать?

Кухню я пересекла очень осторожно и, добравшись до ближайшего окна, вылезла наружу.

– Свобода!

Хотелось кричать от счастья и от души поцеловать камень в руках. Не выдержав, я рассмеялась в голос. Какая же я молодчина!

– Госпожа Таюна, – раздался сухой голос у меня за спиной.

Сердце ухнуло в пятки, и я очень медленно повернулась.

На кухне стояли трое нагов. Шайш недовольно смотрел на меня. Взгляды Риша и Лоша были укоризненными. Но по мере того как я разворачивалась, их брови поднимались всё выше и выше уже в удивлении. Ну да, я сейчас, наверное, произвожу неизгладимое впечатление: грязная, лохматая, с потёками крови на лице, диким взглядом и… с камнем в руках.

– Д-добрый день, – вежливо поздоровалась я.

– Вы пытались сбежать? – прямо спросил Шайш.

Тон его был довольно холодным. Мне бы испугаться ещё сильнее, но в этот момент у меня в голове вертелось только две мысли: как они меня нашли и как оправдаться? Как они меня нашли, я вряд ли узнаю. Поэтому оправдываемся.

– Я гулять ходила, – неуверенно ответила я.

Шайш сложил руки на груди и весь обратился во внимание. Ехидное такое внимание. Рыжие, не скрываясь, ухмылялись.

– Я… я… ну, ночью… немного пошумела. – Моё лицо залила краснота, хотя под слоем пыли, наверное, заметно не было. – Там… наагасах знает, что я сделала.

На лице Шайша возникла искренняя заинтересованность. Похоже, наагасах не рассказал о моих похождениях.

– После мне не спалось, и я решила погулять. Тут… недалеко. – Я неловко махнула рукой, показывая, собственно, где. – Я часто здесь гуляю. В одиночестве. До завтрака собиралась вернуться.

– Но не вернулись, – вкрадчиво заметил Шайш.

– Я под пол провалилась и только что из подземелий выбралась.

Брови нага издевательски изогнулись. Мол, могла бы что-нибудь и подостовернее придумать.

– И где вы провалились? – Голос его так и сочился ехидством.

– Там. – Я с готовностью показала пальцем в сторону дыры.

Наг скептически хмыкнул и направился туда. Треск, мой визг – и мужчина скрылся под полом.

– Вы целы? – заорала я, подскочив к окну.

В ответ раздалось что-то резкое и экспрессивное. Вероятно, ругань. Только не на нордасском.

– Вот точно так же я и провалилась! – крикнула в ответ я. – Только пришла в себя не сразу.

Рыжие, застывшие в момент обвала, отмерли и двинулись к пролому.

– Не на… – хотела попросить я, но не успела.

Пол рухнул окончательно, образовав огромную дыру в центре и облако пыли.

– Вы целы?!

В ответ я услышала стоны и опять что-то яростное. Уф-ф-ф, живы! Значит, выползут.

– Там есть дверь! Пройдите через неё, а дальше идите по коридору налево. Двери я уже выло… открыла!

Прокричав это, я бросилась к парадному входу. Если планировка для всех замков действительно одинаковая, то как попасть в тот коридор, который вывел меня из подземелья, я знала.

Успела я как раз к тому моменту, когда наги перебирались через стоящую боком дверь. Там они задержались: подозрительно осмотрели проём, потрогали ещё свежие вмятины на двери и удивлённо посмотрели на меня. Ну да, выглядело так, словно с другой стороны был заперт бык и он копытами и рогами пробивал себе путь на свободу.

– Наружу очень хотелось. – Я немного смутилась.

Шайш опомнился, и его взгляд стал строгим. Я поёжилась и обнаружила, что камень до сих пор при мне. И прижала его к себе ещё крепче.

– Я правда просто гуляла! – И жалобно посмотрела на нагов.

– Госпожа Таюна, зачем вам камень? – устало спросил белобрысый.

– Я им двери открывала, – печально призналась я.

Рыжая парочка не выдержала и загоготала. Шайш же продолжал смотреть на меня с укором, словно статуя Богини-Матери из Старконского храма, и я почувствовала себя слегка виноватой.

Глава 5

Налаживание отношений

Дома меня ждал большой нагоняй. Воспитательной беседой занималась мачеха. Как она сокрушалась моему легкомыслию, стыдила меня моим же поведением, недостойным юной леди… Ко всем бедам у меня оказались разодраны в кровь пальцы, а на лбу запеклась внушительная ссадина. Такая до моей скорой свадьбы зажить не успеет. Если лекаря-мага, конечно, не найдут. Прикреплённый к Старкону маг этого профиля как раз отбыл по семейным делам в столицу.

Мне запретили выходить до ужина и, наверное, лишили бы обеда, если бы не посчитали, что после пережитого от голодовки мне станет хуже. Шайш больше не смотрел на меня укоризненным взором, но его молчание – а он и раньше не отличался говорливостью – было очень красноречивым. Он и рыжие отделались ссадинами и синяками, которые только придали шарма их облику. Зато мы все теперь были чем-то похожи.

Никто не мог понять, как я прошла незамеченной мимо охраны. Шайш попросил дозволения осмотреть мою комнату, но мачеха, к моей радости, воспротивилась. Она считала, что постороннему мужчине нечего делать в спальне незамужней девушки.

С наагасахом я не виделась, но была уверена, что он мной тоже очень-очень недоволен…

Как только меня оставили в покое и одиночестве, я задумалась над тем, как же наги меня нашли. Странно, что я не подумала об этом раньше. При первой встрече с наагасахом у озера я не говорила своего родового имени и где живу. Тем не менее сваты пришли туда, куда нужно. И сейчас они тоже знали, где меня искать. Причём на поиски много времени не потратили. Мои родители не стали оповещать их утром, что я пропала, надеясь тихо найти меня своими силами. Моё отсутствие за завтраком объяснили недомоганием. Только ближе к обеду они сообщили истинное положение дел, и после наги нашли меня весьма быстро.

Я достала из кармана серебряный браслет. Я так его и не надела, предпочитая таскать с собой. Может, это что-то вроде «светлячка», который выдаёт моё местоположение? Я внимательно осмотрела его. На звеньях были какие-то насечки, но слишком мелкие, чтобы я могла их разглядеть. Магия в нём точно есть, но у меня не хватало знаний, чтобы определить какая. Минус самообразования.

Время до вечера тянулось очень медленно. К ужину меня не позвали, еду принесли прямо в комнату. Значит, я всё ещё наказана. Вечерние посиделки с наагасахом тоже отменили. Сказали, что ещё утром начались его переговоры с принцессой и они никак не могут прийти к соглашению.

Несмотря на почти бессонную ночь и активно проведённую первую половину дня, спать не хотелось. Я, конечно, понимала, что сбегать из комнаты куда-то – это всё равно что лезть в берлогу к отощавшему после зимней спячки медведю. Но я не давала обещания постоянно сидеть в своей комнате. Поэтому опять переоделась, засунула браслет под подушку, а из одеяла соорудила видимость того, что я мирно сплю в своей постельке.

Уходить за территорию имения я не стала. Просто погуляла по ночному парку и свернула к конюшне. Там, сидя верхом на бочке, смотрела на звёзды – россыпь искряще-белых точек. Рядом с луной проглядывал тонкий серпик волчьего месяца. Ещё три дня, и в ночном небе опять засияют два светила. Потом луна пойдёт на убыль, и в небе останется только волчий месяц, который тоже исчезнет дня через три. А ещё через два дня луна снова зародится на небе, и дальше цикл пойдёт на повторение.

За углом раздались тяжёлые шаги, и появился старший конюх Е́рха. Он был одного возраста с батюшкой и раньше частенько ездил с ним в качестве кучера. Увидев меня, он остановился и поклонился, ничуть не удивившись. Так уж вышло, что я часто гуляю по ночам.

– Доброй ночки, госпожа.

– Доброй.

Он пристроился рядом на чурбаке, с мечтательным видом уставившись в небо. Я считала, что у Ерхи душа сказителя. Он постоянно мечтал о чём-то, а потом рассказывал. Сказки, основанные на видении неграмотного мужика и наполненные народными суевериями. И от этих незамысловатых сказаний на душе было теплее, чем от мудрых текстов книг с закрученным сюжетом. В них чувствовалось что-то родное. Слушая Ерху, я словно возвращалась в детство, когда восприятие окружающего такое же широкое, как сам мир, и одновременно очень простое. Взрослея, сам становишься сложнее и усложняешь действительность. Мысль становится узкой, будучи не в силах принять мир со всеми его сложными сторонами. И разум уже не может объять слишком многое.

В Ерхе, несмотря на возраст, осталось что-то детское. Наверное, поэтому он так и не обзавёлся семьёй и ничуть об этом не жалел. Люди зачем-то торопятся взрослеть, не давая себе насладиться самым прекрасным периодом в жизни – детством. А ведь именно тогда кажется, что всё может измениться, что любые чудеса возможны, и ты способен прийти в восторг, наблюдая, как капля росы переливается в лучах солнца на узкой зелёной травинке.

– Многие люди любят звёзды, но те не чувствуют того. Сказывают, что ежели падает звезда – рождается человек. А вместо сердца у него та звезда, – тихо произнёс Ерха, глядя на небо. – То хорошее сердце. Оно сияет даже во тьме, и злость людская не властна над ним. Человек с таким сердцем не способен быть несчастным, ибо не любить его нельзя.

От Ерхи слегка пахло перегаром. Быть пьяным или навеселе было для него обычным делом. Он жил в этом состоянии, работал и сказывал.

– Скажи, а ты встречал раньше принцессу? – тихо спросила я.

Он бросил на меня взгляд из-под кустистых бровей.

– Узнали-таки, – тяжело вздохнул Ерха. – Да кто тогда знал, что она принцесса? – помедлив, продолжил он. – Батюшка ваш околдован был ею. Хороша ж была! Крутила им, как хотела. Не сразу, видно, проведала, что затяжелела. До того ли было? Там развлечения, батюшка ваш, поклоннички… А как поняла, поздно стало. Живот уже расти начал. Она тогда не выходила никуда, пока вы на свет не появились. А чрез две седьмицы батюшке вашему вас и отдала, а сама и уехала восвояси. Так вот.

Не знаю, что я хотела услышать. Легче мне не стало.

– Спасибо, – тихо поблагодарила я. – Я пойду.

– Да, ступайте, госпожа. А то утречком и так много шума было. Кабы не проверил кто сон ваш.

Я медленно побрела назад.

* * *

Ерха смотрел вслед удаляющейся юной госпоже, а потом перевёл взгляд на небо.

– А в день, когда вы родились, тожа звезда падала.

* * *

Моего отсутствия никто не заметил. По крайней мере, никто ничего утром мне не сказал. На завтрак пригласили. Горничные, как могли, замаскировали ссадину на лбу. Теперь она была похожа на тонюсенькую царапину. Наагасах встретил меня улыбкой и даже пододвинул стул. Я вежливо пожелала всем приятного аппетита и уткнулась в свою тарелку.

За столом царила вполне дружелюбная атмосфера. Герцог шутливо общался с принцессой, а та благосклонно его слушала. Общение между его сыновьями и моими сёстрами наконец наладилось, и они о чём-то болтали. Отец был крайне благодушен и пытался расшевелить разговором графа Ротрийского, который покидал нас сегодня уже после завтрака. Лицо того было кислым. Очередная женитьба провалилась. Даже мачеха улыбалась вежливой улыбкой, и эта улыбка не давалась ей с трудом.

– Я проявила крайнюю невежливость, – неожиданно произнесла принцесса. – Столько времени нахожусь в гостях и ещё не принесла поздравления по поводу свадьбы вашей дочери, граф.

Улыбка мачехи окостенела. На лице отца мелькнуло беспокойство, но он всё же улыбнулся в ответ.

– Ну что вы, ваше высочество. Вы здесь находитесь по делам государственной важности…

– Всё же это непростительно, – с мягкой улыбкой перебила его принцесса и вдруг обратилась ко мне: – Тебе невероятно повезло, дитя. Наагасах – достойный жених.

Обворожительная улыбка была послана уже наагасаху.

– Спасибо, ваше высочество.

Это был первый раз, когда она заговорила со мной. Всё это время складывалось ощущение, что она меня не замечает, как и моих сестёр.

– Ваша дочь на редкость красива, граф, – продолжала принцесса, обращаясь уже к моему отцу. – Но каждый раз, когда я смотрю на неё, её лицо кажется мне знакомым.

Это был удар. Я видела, как побелело лицо мачехи, а сама принцесса пусть ненадолго, но посмотрела в её сторону и тут же перевела взгляд на отца, который мучительно пытался подобрать достойный ответ. И меня разозлили эти игры. Она совершила преступление, нарушив древнейшие моральные устои! Она бросила меня, как кукушка, предоставив заботу обо мне чужой женщине. И теперь смеет напоминать об этом?! Словно это не её позор, а исключительно нашей семьи! Она понимала, что никто не скажет ей слова против, и сейчас забавлялась тем, что ворошила старые угли.

– Мама, – позвала я.

В столовой замерла испуганная тишина. Я посмотрела на бледное лицо мачехи.

– Вам нехорошо? – спросила я.

Я не помню, когда последний раз называла её мамой. Наверное, в глубоком детстве. Тогда я ещё не могла понять, почему эта женщина не моя мать. Глаза графини слегка расширились.

– Прошу прощения, ваше высочество. – Я взглянула на принцессу. – Моя матушка перенесла недавно сильную простуду и ещё не совсем оправилась. Летняя простуда, она такая коварная…

Сказав это, я опять посмотрела на мачеху.

– Может, вам прилечь? Я провожу вас до комнаты. С делами по хозяйству, думаю, мы с сёстрами справимся. Конечно, вас заменить не сможет ни одна из нас, но вместе мы сладим.

Графиня наконец взяла себя в руки и слабо улыбнулась.

– Не стоит, дорогая, у меня лишь на мгновение закружилась голова, – ласково ответила она. – Прошу прощения, господа.

– Ну что вы, – отмахнулась герцогиня. – Мы все имеем минуты слабости. Верно, ваше высочество?

– Верно, – медленно откликнулась та. Улыбка не исчезла с её лица, но я почувствовала торжество.

– Милая, не сочтите за бестактность, но что у вас с лицом? – Герцогиня обратилась уже ко мне.

– А… – Я смутилась. Как о таком рассказать? Я даже достойную отговорку заранее не придумала.

– Она ударилась головой о камень. – Мачеха сокрушённо прижала кончики пальцев ко лбу. – Сколько раз я говорила девочкам не ходить на эти старые развалины. Но это такое романтичное место в глазах юных дев, что они просто не могут удержаться! Порой мне кажется, что они ещё такие дети.

Сёстры оказались довольно благоразумны, чтобы принять правила игры графини, и их лица приняли виноватые выражения. Только на лице Ларионы мелькнуло тупое удивление.

– Таюна и Дарилла на пару пропадают там довольно часто, воображая себя великими исследователями древностей, – продолжала мачеха.

Я еле удержалась, чтобы не посмотреть на свою пятнадцатилетнюю сестру. Особо близких отношений у нас с ней не было, чтобы где-то шататься на пару.

– У меня даже возникает мысль, что Таюна слишком юна для замужества, – покаянно произнесла мачеха и, обернувшись к наагасаху, добавила: – Она так непосредственна.

– Мне нравится эта непосредственность, – с улыбкой ответил тот.

Разговор плавно свернул на тему детей и их шалостей. Герцогиня с упоением вспоминала проказы своих сыновей, которые периодически возмущенно восклицали: «Мама!» Мои сёстры тихонько хихикали, слушая госпожу Нонелию, а я и почему-то Дарилла виновато молчали. Принцесса улыбалась, но улыбка была какая-то неестественная. Отец расслабился, но не до конца, словно ожидая какой-нибудь новой каверзы. В целом завтрак завершился замечательно.

Я была довольна, что смогла уколоть эту женщину. Меня даже не смущало то, что для этого пришлось объединиться с мачехой. Она мне всё же ближе принцессы: графиню я знала всю свою жизнь. Мы разыграли перед её высочеством то, чего не было на самом деле, – дружную семью. Если она думала обеспокоить кого-то напоминанием, что я незаконнорождённая, и тонко намекнуть, кто моя настоящая мать, то она проиграла. Я во всеуслышание сказала, кого считаю матерью, причём любимой матерью. Той, о которой я беспокоюсь. Мачеха же показала, что факт моего рождения не играет роли для нашей семьи. Меня ценят так же, как и остальных, рождённых в законе дочерей. Мы обе сделали то, на что никогда бы не пошли при иных обстоятельствах: я признала графиню матерью, а она меня – дочерью. И мы обе были крайне довольны этим.