Марвин и другие. История в жанре фэнтези

Эльфийские стражи славятся своей особенной силой. Не применяя оружие, они много раз отражали попытки не самых добрых "друзей" герцога отправить его к праотцам. Одного их взгляда достаточно, чтобы заворожить визитера и внушить ему любую мысль.

С Грэмом этого делать не пришлось. Он и без того был настолько обескуражен самим необыкновенным видом стража, что готов был выполнить любое приказание.

– Здесь нельзя стоять, мой друг. – Мягко проговорил эльф, и его голос показался каким-то необычно успокаивающим или даже усыпляющим.

– Это дворец герцога Монванского. И если у вас нет при себе письма или приглашения, вам придется уйти.

– Я… я… П-п-просто с-с-стоял…

– Понимаю. Вас восхитил вид этого места. Он поистине великолепен. Но все же я должен просить вас уйти. Куда вы держите путь?

– В…з-з-замок…

– Тогда вам направо и все время прямо. Здесь не очень далеко. Отправляйтесь же.

Грэм вздохнул, еще раз взглянул в чудесные глаза эльфийского стража и побрел по направлению к замку. Повернув направо, как ему и было указано, он вышел к небольшому вишневому саду, где решил немного посидеть в тишине, чтобы переварить все увиденное.

Грэм сел на траву, облокотившись спиной на ствол вишневого дерева. Все его мысли остались там, у герцогского дворца. Было ощущение, что завораживающий взгляд эльфийского стража никак не отпускал его. Тогда парень закрыл глаза и сделал глубокий вдох, чтобы избавиться от наваждения.

Солнце, хоть и почти совсем осеннее, все еще пригревало и давало тепло, поддаваясь которому, ягоды вишни зрели и наливались соком. Глядя на них, Грэм с тоской подумал о доме и о том, что сбор урожая и подготовка к зиме на их ферме были бы в самом разгаре, не случись того несчастья, которое принесли в его дом чужаки. Внутри все сжималось при одном воспоминании о том, как еще несколько дней назад вся семья сидела за ужином, обсуждая самые простые и, казалось бы, обычные вещи – как прошел день, сколько зерна собрали и сколько овощей заготовили на зиму, как младшие дети бегали на речку купаться, а кошка снова залезла в курятник и утащила цыпленка – и именно в этом была жизнь, такая понятная, предсказуемая и очевидная. Жизнь, в которой было много тепла. А теперь Грэм сидел один в абсолютно чужом городе, без крыши над головой, без дела, которое он так любил, без его маленькой Леи, оставшейся с соседями… Он опустил голову и впервые с момента новости о пожаре дал волю слезам. Повалившись на землю и уткнувшись лицом в траву, он захлебнулся рыданиями, выпустив из себя боль, безысходность и отчание. Он чувствовал, как напряжение, теснившееся в области солнечного сплетения постепенно уходило – казалось, именно слезы методично и упорно выгоняли его наружу.

Он почти пришел в себя, но еще какое-то время лежал ничком, вдыхая запах травы и теплой земли, только сейчас осознав, насколько напряженным было все его существо, пока он пытался быть сильным, не позволяя себе горевать по близким. Все его тело, каждая мышща, наконец, расслабились, дав кратковременное успокоение и возможность дышать глубоко и ровно. Так, Грэм заснул.

Он видел, как идет по лесной тропинке. Где-то вдалеке слышалось журчание ручья, воздух был наполнен ароматами лесных трав и цветов. Идти было легко, и ничто не омрачало его мыслей: казалось, что боль оставила его, а все, что случилось с его домом и семьей, осталось так далеко и как будто произошло не с ним, а с каким-то другим парнем по имени Грэм. Он наслаждался солнечным светом и теплом, впитывая его каждой частичкой тела. Вокруг была та тишина, нарушаемая лишь естественными звуками леса, которая успокаивала и баюкала любое израненное сердце.

Грэм продолжал шагать, не особенно задумываясь о том, куда и зачем идет. Он просто шел, поддаваясь ритмам собственного тела, предоставляя им руководить собой. Вокруг начал виться шмель. Парень беззаботно махнул рукой, и шмель отлетел в сторону, но тут же вернулся назад и продолжил назойливо жужжать и виться вокруг Грэма.

– Ну, чего ты пристал? Лети по своим цветочным делам, у тебя их должно быть немало. – с раздражением сказал Грэм, но шмель и не думал сдаваться, то приближаясь к лицу путника, то норовя зарыться в его волосах.

Парень продолжал идти, неустанно отмахиваясь от насекомого, но тот упрямо преследовал его, не отставая и не желая улетать.

– Да что тебе от меня понадобилось, бестолковое ты создание?! Проваливай давай! – в сердцах закричал Грэм и побежал по лесной тропе, в надежде избавиться от прилипчивого спутника, что не особенно хорошо ему удалось. Даже наоборот – стало казаться, что шмель гонит его в лесную чащу, зарываясь то и дело в его волосы с противным жужжанием.

Грэм свернул с тропы и бежал, перепрыгивая коряги и выглядывавшие над землей корни старых деревьев, ветки которых больно хлестали его по лицу. Лес становился темнее и гуще, и пробираться по нему было труднее, и Грэму пришлось замедлиться. Он так увлекся, что даже успел позабыть, почему бежал – жужжание как будто бы стихло.

– Ух, отвязался! – с облегчением подумал парень, но не тут-то было: он снова почувствовал шмеля, копошившегося в его волосах и начавшего раздраженно жужжать, как бы говоря:"Ну! Чего остановился?! Неси меня дальше! Или я по-твоему сам должен лететь?"

– Ох, и осточертел же ты мне! Прихлопну тебя и дело с концом! – устало сказал Грэм, но шмель тут же недовольно что-то заворчал.

Лес стал редеть, и можно было разглядеть небольшую поляну, которая, казалось, отвоевала себе местечко у деревьев-исполинов, расположившись у небольшой речушки, уходившей в чащобу.

Грэм, уже почти смирившийся с тем, что шмель решил обустроиться у него в волосах, вышел к реке и устало сел на ствол сухого повалившегося дуба.

Уже смеркалось. Вокруг стали появляться разноцветные светлячки и с каждой минутой их становилось все больше. Парень даже зажмурился от яркого свечения маленьких жучков. И именно в этот момент шмель покинул его.

Открыв глаза, он увидел перед собой деву ослепительной красоты, одетую в платье из мхов и кореньев. Ее волосы – длинная зеленая трава, струящаяся по стройному стану, губы, как спелые ягоды, кожа белее снега, а на ее покатых плечах то появляются, то прячуться вглубь тела полевые цветы. Вокруг нее летают и щебечут маленькие пташки, которым и наступление ночи не помеха, ведь рядом с девой им светло и вольготно.

Она молча смотрит на Грэма. В ее глазах, как будто смешались все воды лесных рек и ручьев, и эта глубина затягивает, как в водоворот, не давая очнуться.

Грэм чувствует, как ноги стали ватными, в горле пересохло, и даже кажется, что он забыл, как дышать. Его обуревает страх и в то же время желание остаться здесь навсегда.

В голове он слышит ее голос, такой манящий и в то же время жуткий.

– Время пришло… – говорит она.

Грэм проснулся от того, что кто-то грубо трясет его за плечо:

– Эй! Вставай! Нашел место дрыхнуть! Это сад Мастера, а не приют для убогих! – сказал сгорбленный старик, зло посмотрев на Грэма.

– Я случайно уснул. Думал, это что-то вроде городского сада – смущенно ответил парень.

– Думал он! А ты не думай! Сад принадлежит Мастеру Пужера и то, что он его открывает днем для всех желающих, не значит, что тут ночлежка. Выгоняй вас всех потом отсюда. Давай пошевеливайся, мне закрывать пора!

Грэм молча смотрел на старика. Тот был одет в видавший виды плащ, дырявую шапку и грязные облезлые сапоги. Весь его вид свидетельствовал о непростой жизни, прошедшей не у теплого очага с семьей, а где-то на улицах Пужера со всеми их опасностями и тяготами.

– Я, собственно, и пришел к Мастеру наниматься на службу. Меня Грэм зовут. Позволите остаться до утра?

Как там Марвин?

Марвин стоял за углом кухни в полной растерянности. Дверь черного хода заперта, и как выбраться из харчевни непонятно. Очередное препятствие и очередная неудача. Марвина захлестнула ярость, что непременно возникает у всякого живого существа, когда его загоняют в угол. Ему страшно хотелось выйти из своего укрытия и начать кричать, крушить эту треклятую харчевню и вылить свой гнев на всех и каждого, кто попадется под руку. Пожалуй, никогда раньше он не испытывал подобного чувства. Ему казалось, что оно выжирает его изнутри и заполняет собой все сознание. Он стиснул зубы так, что казалось, они раскрошатся, желваки ходили ходуном, а на сжатых изо всех сил кулаках побелели костяшки. При этом какая-то часть рассудка ушла из-под влияния бешеной ярости и настойчиво стучалась в сознание Марвина одной единственной мыслью:"Успокойся. Просто дыши. Ты не можешь сейчас выдать себя. Не поддавайся гневу." Ему пришлось приложить нечеловеческие усилия, чтобы сдержаться и не наломать дров. Он так боролся с собой, что на глазах выступили слезы. Вдох-выдох… Вдох-выдох… Марвин закрыл глаза… Вдох-выдох… Старался дышать, как можно тише, чтобы его не услышала Марта. Постепенно становилось легче, но в груди все еще клокотало, а по коже бегали мурашки.

В это мгновение он услышал, шаги Марты. Вжавшись в свой темный угол и стараясь не издать ни одного лишнего звука, он увидел, как она понесла тяжелый чан с отходами к двери черного хода. Пройдя до конца коридора, она поставила помои на пол, чтобы освободить руки и отпереть замок. Как только она вставила ключ, откуда-то из зала харчевни раздался недовольный крик:

– Эй, Марта! Ты совсем что ли из ума выжила?! Перегрелась на своей кухне? Нам еще долго ждать наше рагу или ты решила, что мы забыли про него?

– Ах, вы черти надоедливые! Принеси да подай им все сразу. – пробурчала кухарка и закричала в ответ:

– Да иду я! Подождать не можешь, боров ты этакий?! Самый голодный что ли?!

Оставив чан на полу, а ключ в замке, женщина поспешила назад в кашеварню. Положила рагу в глиняную плошку и понесла в зал.

"Пора! Давай, беги, а то застрянешь тут надолго." – сказал сам себе Марвин.

Он ринулся на кухню, схватил корзину со съестным, забросил в нее еще несколько картошин и моркови и замер…

Котелок с горячей и такой ароматной похлебкой манил его. И он не смог удержать себя от того, чтобы съесть сейчас хотя бы черпачок.

Ох, и вкусна же она была! Он обжег кончик языка, но приятное тепло, поселившееся в желудке, который, казалось уже готов был прилипнуть к позвоночнику от голода, полностью сгладило эту маленькую неприятность. Он даже зажмурился от удовольствия.

– Да несу я, несу! Не орите, как безумные! – прокричала Марта, возвращаясь на кухню.

– Помои вылить не дадут, собаки бешеные!

Марвин понял, что влип. От испуга он выронил котелок. Похлебка растеклась по полу. Страх настолько захватил его, что все дальнейшие действия совершались, как будто сами по себе, без его контроля.

Он схватил корзину и ринулся прочь из кухни, сбив с ног опешившую и от того онемевшую Марту. Глиняные плошки с ее подноса упали и покатились по полу. Все это сопровождалось неимоверным грохотом, который услышали даже в зале.

– Эй, кухарка, ты там не убилась часом?

Марвин, оглянувшись на женщину, сидевшую на полу и смотревшую на него совершенно ошалевшими глазами, побежал к заветной двери. В темноте он не заметил тот самый чан с помоями и, попав в него ногой, перевернул его, но не придал этому значения. Быстро провернув ключ в замке и распахнув дверь, он выбежал на улицу. В спину ему полетел страшный крик Марты:

– Вор!!! Вор!!! Ах, ты паскудник!!! А ну, стой!

На ее крик вышел хозяин харчевни. Кухарка продолжала сидеть на полу среди разбитых плошек и истошно орать. Подбежали еще двое мужчин из зала и бросились в распахнутую дверь, чтобы поймать воришку.

Трактирщик помог жене подняться, сказав:

– Ну и чего вопишь, как резаная? Что украл-то? Узнала этого поганца, прикуси ему заяц хвост?!

– да корзину со снедью, что собрали для твоего старика… Умыкнул, стервец!

– да черт с этой корзиной сладит! Кто был-то? Углядела?

– не знаю… Похож на этого рыжего из соседней деревни… Как бишь его… Марли́н, Карли́н… Кретин!

– Марвин что ли? Прикуси ему заяц хвост!

– Может, и Марвин… Вроде похож.

– ну подождем. Авось, молодцы наши его схватят…

Марвин бежал во весь опор, бережно прижимая к себе корзину. Он слышал, что за ним отрядили погоню, и поэтому спешил, как мог. К этому моменту уже стемнело, что играло ему на руку.

– Эй, сучонок! А ну-ка стой! Мы все равно тебя найдем и отвернем тебе башку!

– Ну вот…, опять погоня, опять надо скрываться… Это уже становится каждодневным вечерним обычаем. – подумал Марвин.

С корзиной бежать было нелегко, но и выпускать ее из рук он не собирался. Уж слишком ценным был груз. Беглец знал, что главное добраться до кромки леса. Туда за ним никто не полезет, на ночь глядя. Невелика в конце концов потеря для хозяина харчевни. Подумаешь, корзина со снедью, хотя для Марвина она и была на вес золота.

Преследователи не отставали. Их голоса слышались все ближе и ближе: они кричали и улюлюкали, точно были на охоте.

Марвин продолжал бежать. Пот заливал глаза, в левом башмаке хлюпали помои, в которые он угодил, сбегая из харчевни, руки устали от тяжести корзины, на пути попадались камни, о которые с легкостью можно было споткнуться и растянуться на дороге. Лес уже близко – осталось всего несколько метров, а преследователи уже совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки.

– Лови его! Вот он, мелкий воришка! Эх, мы навешаем тебе тумаков по самые уши, недомерок!

И тут одному из догонявших под ногу попал камень – он завалился на дороге в тот самый момент, когда его рука почти коснулась спины Марвина. Следом за ним упал и его дружок, споткнувшись о ногу уже лежавшего на земле товарища по погоне.

Марвин слышал, как эти двое пытались встать, браня друг друга на чем свет стоит. И тут он не смог удержаться от шалости – оглянулся и бросил в них картошину, которая аккурат угодила в лоб одному из мужчин. Довольный своей проделкой он скрылся в лесу и был таков.