О драконах и тенях: расстановка фигур

Молча слушавшая его с приоткрытым ртом Вэйдэ от удивления даже клацнула зубами и смущённо опустила взгляд. От увиденной картины Рашми невольно вспомнил свой первый месяц в Скользящей академии, в стенах которой даже незначительные факты казались ему безумно захватывающими. Впрочем, с годами его любопытство не угасло, познакомив учёного даже с тем, что не вызывало у Варитэн ни малейшего интереса. Примерно тот же блеск он видел в глазах нежданной ученицы, и от осознания их духовной близости у него потеплело на сердце.

– Второй недостаток сложно таковым назвать, но всё вытекает из контекста: изделия из шахтёрского сплава не поддаются последующей обработке. Иначе говоря, лезвие этого родуна слишком крепкое и его уже никак нельзя заточить. Этот нюанс не особо влиял на изготовления той же кирки, а вот в остальном создавал немало трудностей. Но гномы нашли способ обойти данную проблему, создавая инструменты и оружие по утверждённым проектам изначально с острыми краями.

– Это как? – подала голос Вэйдэ, наклонив голову набок.

– Благодаря особым формам для литья, – увлеченно пояснил учёный, – их делают для каждого заказа индивидуально. Причем продумывается не только форма, но и гравировка, ведь сплав устойчив к кислоте, а также корректируется баланс и вносятся иные изменения. В свою очередь процесс изготовления одного проекта занимает много времени и сил, что соответственно отражается на цене. Гномы, конечно, в таких вопросах без преувеличения лучшие, вот только изделия из шахтёрского сплава сильно дороже своих аналогов из других металлов.

– Значит, саворин в тандеме может позволить себе такой инструмент? – огорошила его вопросом монастырская воспитанница.

– Как бы тебе сказать… – замялся Рашми. Он не хотел рушить мечты ученицы, но и обмануть не мог. Связанные тандемом попросту не умели врать, это шло против их природы. – Всё будет зависеть только от дракона. Чтобы получить что-то, тебе придётся обстоятельно разъяснить савору, для чего оно требуется, а главное – какая от этого будет польза. В противном случае лучше ничего не просить. К сожалению, тандем не так прост, как будут учить тебя в Скользящей академии…

Рашми резко замолчал. Он не мог себе объяснить, почему воспоминания о его постоянных попытках подстроиться под характер и потребности Варитэн начали его раздражать, а кинжал для образцов, будто олицетворение той самой «полезности», неожиданно стал вызывать жгучий дискомфорт и острое желание выкинуть его куда подальше. Может в день своего прибытия он и вовсе не «забывал» родун, а просто стремился избавиться? Ответ будто крутился у него на кончике языка, но словно что-то мешало окончательно его сформулировать. Вместо этого Рашми посмотрел на ученицу и протянул ей инструмент рукоятью вперёд, в точности как она сама некоторое время назад.

– Но… – попыталась возразить девочка.

– А я и не говорил, что заберу его обратно, – он невесело хмыкнул. Тем не менее, когда руки опустели, Рашми почувствовал странное облегчение. – В конце концов, родун мне больше не понадобится. Незадолго до путешествия к алой пустыне Товаруна Варитэн заказала его для меня. Ей надоело видеть и ощущать мои порезы на ладонях после заточки старого инструмента. По крайней мере у тебя таких проблем не возникнет, если будешь обращаться с ним осторожно, без всяких красивых, но опасных трюков, – предостерёг он напоследок и снова ненадолго замолчал, а затем уточнил в надежде, что ребенок отвлечёт его от тяжёлых мыслей. – Хочешь ещё о чем-нибудь узнать?

– Да! – обрадовалась Вэйдэ. – Что такое «Побег»?

В тот момент Рашми ушам своим не поверил, но от удивления не смог произнести ни слова. Его будто ударили по лицу и мир на мгновение перевернулся с ног на голову. Как? Как она могла не знать чего-то настолько простого? Детям объясняют значение «Побега» ещё во время обучения письму, чтобы они научились правильно записывать даты. Неприятная догадка снова посетила его голову: неужели она ничего не знает?

– Прости, давай вернёмся к этому вопросу следующий раз, – кое-как выдавил он из себя, невесело добавив, – конечно, если утром я открою глаза.

И всё же учёный никак не ожидал, что ему будет почти физически больно видеть, как любопытство в глазах ребёнка сменяется разочарованием. Не ожидал он и того, что схватит за руку поднявшуюся с травы девочку, предложив поговорить о другом. В тот день многое пошло вопреки его планам, и за несколько часов, что оставались до ужина, именно Рашми задавал вопросы, а Вэйдэ отвечала, рассказывая наставнику о своём прошлом, озадачивая с каждым произнесённым словом всё сильнее. Чем больше он узнавал о ребёнке, тем чаще его донимали сомнения. Зачем он вообще вмешался в её жизнь? Что мешало ему просто остаться на месте, пребывая в роли простого наблюдателя, покорно ждать смерти и не создавать проблем? Осознание посетило учёного не сразу, будто в насмешку позволяя заниматься самобичеванием. Раньше саворин действительно не стал бы вмешиваться, но трагедия в красных песках всё изменила. В лазарете Рашми рассказали, что неулыбчивый эльф, за два года исследовательской экспедиции ставший ему другом, без раздумий бросился туда, где остальные оказались бессильны, и вытащил учёного из самой гущи событий. Странная история с не менее загадочным финалом. Потом, под конец морского путешествия на другой континент, он все же поинтересовался о причинах столь глупого поступка.

«Да просто так, – раздраженно отмахнулся эльф в тот разговор и ворчливо добавил, – будто мне нужна была причина…».

Рашми не сразу заметил, что слова друга стали ему удобным оправданием. Просто так, вот и всё. Тем не менее, его сомнения не родились на пустом месте. Он по-прежнему видел в девочке родственную душу, словно Вэйдэ рассказывала учёному о ком-то другом, выдавая того за себя. Вот только саворины, как и драконы, не умели врать. Очередная тревожная догадка как удавка затягивалась на шее, мешая дышать. Понимая это, за ужином учёный задал остроухому монаху те же вопросы, что и монастырской воспитаннице и, к своему удивлению, получил те же ответы. По всему выходило, что девочку кроме базовых навыков действительно ничему не учили.

«Не поймите меня неправильно, – подвёл итог мастер-травник, неспешно потягивая чай. – Она ни к чему не проявляла интереса, хотя должна была. В конце концов, саворины разделяют с драконами увлечения, не важно закреплён их тандем или нет. Вместо этого Вэйдэ порой носилась по монастырю, раскинув руки будто крылья. Непременно падала, потому что не смотрела под ноги, поднималась и снова бежала, даже с лёгкими ранами. Потом говорила, что летала вместе с драконом. Пару лет назад она на словах описала мне растение и поинтересовалась его названием. Я расценил это как увлечение и начал её обучать. Уверен, сама ботаника ей совершенно не интересна, похоже связанному с девочкой савору просто нравится любоваться цветами… Что же до наставников, они едва успевали рассказать Вэйдэ о собственной жизни…».

Рассказанное выбивало у Рашми почву из-под ног. Оставшись в одиночестве, он отчаянно пытался понять, почему так отчётливо видит в ребёнке родственную душу, в то время как остальные, в том числе и сама Вэйдэ, будто пытались доказать ему обратное. Здравый смысл твердил учёному, что изменения начались в день его прибытия, с импульсивного вмешательства в судьбу девочки с обострившимся тандемом, но в то же время от него ускользало понимание, что же такого странного он сделал и почему начались перемены. В бытность обучения в Скользящей академии Рашми приходилось видеть саворинов с сильным тандемом и как некоторые из них не справлялись с вызванным им давлением. В таких случаях страдающего спешили напоить кровью другого саворина с закреплённой ритуалом связью. Но что, если донором станет сирота или брошенный? Запрет Варитэн, ограждавший любопытство учёного от монастырей Последнего пути, стал той причиной, почему он не знал ответа. Впервые в жизни Рашми был разочарован в своём драконе, потому что именно по её прихоти всё, что у него оставалось – ничем не подтверждённые догадки, возникающие внезапно и мешающие заснуть. В попытках отвлечься от навязчивых мыслей, он смотрел в потолок, вспоминал трагедию в алой пустыне и неулыбчивого друга, танцующего с киокой во время тренировки. Плавно одни воспоминания перетекали в другие, и вот он снова прокручивал в голове разговоры, которыми эльф скрашивал их совместное путешествие. Прошло ещё немного времени, и саворин вновь сформулировал тот самый, важный для себя вопрос, прерванный криком Вэйдэ в день прибытия.

«Зачем он привёл меня именно в этот монастырь?» – успел подумать учёный и провалился в сон.

Рашми верил, что у всего, что происходит под небом и солнцем, есть соответствующая причина, цель или объяснение. В эту же логику верила и Варитэн, но по какой-то причине она крайне редко напоминала ему, что не всё очевидное находится на поверхности…

Жизнь и смерть Рашми Серого. Глава 3

Всю следующую неделю он говорил столько, что неоднократно, в самый неподходящий момент, у него садился голос. Изначально Рашми рассчитывал лишь коротко пересказать ученице историю низких рас, брошенных покровителями на планете, которую сами драконы называли Делиш Ден, и, наблюдая за реакцией, окончательно расставить все точки в собственных сомнениях и понять, в каком направлении двигаться дальше. Но вопреки планам сильно увлёкся, часто отвлекаясь на интересные мелочи из собственного опыта, а также примеры и пояснения, подчёркнутые из редких книг или со слов очевидцев. Как-никак, эльфы, участвовавшие в экспедиции, видели результаты «Побега» своими глазами, двести лет для них недостаточно большой срок, чтобы забыть.

В то же время, за пролетевшую неделю учёный невольно переосмыслил всё, что знал, без подавляющего присутствия Варитэн. «Не зацикливайся на этом… Не принимай те слова на веру… Тебе это не нужно…» – подобными фразами обычно небрежно отмахивалась дракон и, каким бы сильным не было сожаление, ему приходилось покорно хоронить своё любопытство и те результаты, которые оно приносило. В определенный момент Рашми поймал себя на мысли, что даже рад разлучившей их смерти, но, испугавшись, заставил себя отбросить её. И всё же она продолжала ярко блестеть в тёмном уголке сознания до самого конца.

Не зная, как лучше подойти к порученному делу, новоиспеченный наставник отчего-то постоянно забывал, что его ученица, как и он сам, являлась савориной и легко поймёт даже впервые услышанное, невзирая едва ли не на полное отсутствие знаний о мире, главное, что знания имелись у её савора. Таковы были положительные стороны духовного тандема, непонятные корни которого они с Варитэн изучали из любопытства, параллельно другим проектам. Вот только Рашми упорно видел в девочке только ребёнка, пытаясь придумать что-то попроще, потратив несколько часов перед сном на раздумья. Но в итоге, отбросив намеченный план, начал сильно издалека и не с самого простого. Со звёзд: что рядом с некоторыми из них есть подобные Делиш Ден планеты, где зародилась жизнь или только могла зародиться. «Или уже никогда не сможет», – мрачно добавил он и быстро продолжил, пресекая любые вопросы. Каждая звезда образовывала свою систему, будто очерчивая территорию, и у каждой имелся пусть не уникальный, но отличительный энергетический след, сигнатурное излучение, благодаря чему магия в сформированных системах всегда чем-то отличалась: где-то незначительно, а где-то – необъяснимо сильно, порой создавая непредвиденные трудности.

– Да, магия рождается от звёзд, – с улыбкой пояснил учёный, отвечая на вопрос Вэйдэ о взаимосвязи. – А вот различия в самой магии называют течением. Благодаря рекомендации из Скользящей академии, мне довелось побывать в одной из Рощ Ферры, так эльфы называют свои исследовательские общины. Там я и узнал, что в большинстве звёздных систем можно пользоваться магией нескольких течений, если они не противоречат друг другу, просто одно из них будет доминировать над остальными. Но есть исключения, и наша планета, – он театрально развёл руками, – хороший тому пример. Дело в том, что здесь особенно сильно Воплощение, почти полностью подавляя другие течения. Иначе говоря, привычная для участвовавших в экспедиции магия формул и ритуалов Плетения в этой звёздной системе не работала…

Увлечённый примером, Рашми вынужденно опирался на чужие слова. Вэйдэ никогда не узнала бы о подобном из книг. Прибывшая на орбиту планеты экспедиция титанидов оказалась не готова к такому повороту, что сильно усложнило высадку, но, к удивлению, облегчило первый контакт.

– Варитэн рассказывала мне, что это было фееричное зрелище, – усмехнулся учёный, подняв взгляд к небу, словно хотел увидеть там подтверждение собственных слов или хотя бы летящего дракона.

Их встречи проходили в саду, чтобы было проще уследить за временем и насладится хорошей погодой. В такие моменты монастырь казался пустым, словно кроме двух саворинов в нём никого не было: безлюдный клуатр, некоторые колонны которого оплетал вьюнок с красивыми листьями, цветочные горшки, растравленные в углах сада, и давящая тишина – ни стрекота насекомых, ни шума листвы.

– Она тоже была очевидцем? – осторожно уточнила Вэйдэ. На её скрещенных ногах лежал широкий деревянный поднос из монастырской трапезной, служивший ей во время занятий заменой стола и облегчая конспектирование.

– Да, – он неохотно оторвался от блекло-лазурной глади с редкими облаками, – и входила в число тех молодых драконов, на кого красота чужой магии произвела сильное впечатление, став для них зерном желания познавать и учиться. Она рассказывала, что титаниды искали ответы и привезли с собой энергию своих звёзд, чтобы их сложные механизмы продолжали работать. А также низкие расы, как помощников в достижении цели.

– А какие ответы они искали? – не унималась девочка, умудрившись задать вопрос, из-за которого повисла неловкая пауза.

– Я не знаю, – наконец-то признался Рашми, а монастырская воспитанница даже вздрогнула от удивления. – Я действительно не знаю, ведь очарованных нежданными гостями драконов не интересовала причина прибытия, а вот после «Побега» любые возможные ответы и оправдания потеряли в их глазах ценность. Мне об экспедиции и вовсе друг из эльфов рассказал, но удовлетворять моё любопытство он тоже не особо стремился. Упомянул только, что цели экспедиции себя не оправдали, – учёный с сожалением вздохнул и вдруг лукаво улыбнулся. – Поэтому вот тебе первый совет: если на твоём жизненном пути встретится эльф-лоялист, не совершай мою ошибку – не проявляй неуместную скромность и будь настойчивее. Их потому и называют лоялистами, ведь они продолжают хранить верность титанидам. Таких всегда интересно слушать.

– Вот только у них вряд ли на лице написано, что они лоялисты, – фыркнула монастырская воспитанница, но наставник никак не отреагировал на упрёк в голосе ребёнка.

– Верно. Тем не менее, распознать их можно: такие эльфы отстраняются от общества себе подобных, не участвуют в собраниях или празднованиях, могут резко поменять мировоззрение. К примеру, мой друг утверждал, что он – юванай, но предпочитал кочевать по базам Стражи, а не обосноваться где-то в обширных лесах Фе́рры.

– А мастер Верода..? – ухватилась за догадку Вэйдэ и ей даже не пришлось полностью озвучивать своё любопытство.

– Не лоялист, – последовал предупреждающий ответ, будто учёный давал ученице второй совет: не донимать травника неуместными вопросами.

Плавно рассуждения Рашми от титанидов перетекли к драконам. И снова ему пришлось говорить чужими словами. Величественные рептилии во время первого контакта воспринимались как очень молодая раса, почти как дети, любопытные и капризные. У них не было ничего, что могло бы послужить наглядным примером развития: ни орудий труда, ни технологий, даже примитивных, только язык и подобие письменности. По крайней мере так рассуждали титаниды, а вместе с ними и низкие расы, разделяя мнение покровителей. Не удивительно, что просветлённые головы быстро посетила мысль использовать доверчивость туземцев. Так были достигнуты договорённости, результатом которых стало строительство исследовательских комплексов, Иллаке́ш и Вулфа́т, чьи формы и размеры больше напоминали крепости с высокими башнями и неприступными стенами, а также постепенное расселение низких рас по континентам планеты. Именно в то время эльфы взяли на себя роль посредников между любопытными драконами и вечно занятыми титанидами. Единственное, о чём Рашми предпочёл не рассказывать, были его подозрения, зародившиеся после очередного разговора с неулыбчивым занудой. В конце концов, никто так и не ответил ему, что конкретно изучали в этих «крепостях».

Впрочем, нежданные гости из других звездных систем также быстро поняли, что хозяева планеты не столь просты, как сперва показалось. Продолжая жить в пещерах, драконы бессознательно пользовались магией Воплощения, благодаря чему удивительным образом легко изменяли и собственное тело, и мир вокруг под свои нужды, чего так и не добились использующие только Плетение титаниды. Так драконы показали тем, кто привык учить, что развитие от вида к виду может сильно различаться.

– Другими словами, им не нужны были технологии для выживания, – подвёл итог учёный.

– Но почему титаниды не стали использовать Воплощение? – уточнила девочка, отрываясь от записей.

– Скажем так: возможно, они имели слабое представление об этом направлении магии, а возможно их что-то ограничивало. Но мы и сами не особо далеко от них ушли, а ведь с первого контакта прошло больше двухсот лет, – наблюдая, как хмурится его ученица, Рашми пояснил. – Ярким примером может послужить второй облик драконов: у них он есть, а у нас – нет. Современные маги разве что могут подправить себе внешность. Объяснение этому весьма простое: представители низких рас очень зависимы от того, что видят и помнят, и попросту не в состоянии представить себя в другой форме. Изменить цвет волос или глаз, сгладить черты не сложно, но что-то более значимое…

Он не стал заканчивать мысль, лишь развёл руками и покачал головой. Но в действительности Рашми специально утаил от ученицы кое-что важное: среди низких рас были попытки обрести вторую форму и все они заканчивались одинаково – сумасшествием рискнувших вперемешку с увечьями.

– Тем не менее, – продолжил учёный, – до прибытия титанидов у драконов тоже была только одна форма: большая, тяжёлая, обманчиво неповоротливая, порой с крыльями, а порой – нет. Любые недостатки они компенсировали при помощи магии, да так виртуозно, что даже не задумывались над самим процессом. Когда я спросил Варитэн, как ей удаётся удерживать тело в момент зависания, она так забавно удивилась… – Рашми даже рассмеялся, вспомнив её выражение лица. – И вот после первого контакта всё изменилось. Эти величественные рептилии научились принимать вторую форму, такую же высокую, как и у титанидов, но с преобладающими звериными чертами. К слову, как раз из-за большой разницы в росте окончательно укоренилось разделение на высокие и низкие расы.

– И никто не обиделся? – усмехнулась Вэйдэ, а он не сразу нашёл, что ответить.

– Может быть гномы, – пожал он плечами, невольно вспоминая, насколько нелегко общаться с коренастым народом. – И всё же, в таком разделении нет дискриминации, просто констатация очевидного…

Рашми снова замолчал, будто засомневался в собственных словах. К сожалению, у сомнений в сказанном имелась причина, которая за века сосуществования стала обыденностью и считалась как данность. Драконы могли принять любой облик, но после «Побега» продолжали возвышаться над брошенными низкими расами, как это делали титаниды, хотя подражать им уже не было нужды. В тот момент он невольно задумался, а так ли правдивы его слова? Неулыбчивый друг учёного после случайной встречи с Варитэн, как-то упомянул, что во вселенной драконы совершенно не уникальны, а потому возведённая в культ драконья гордость не стоила того, чтобы сотрясать её упоминанием воздух. Он даже невесело рассмеялся, сравнивая их с людьми, которые на некоторых планетах тоже считались естественно-эволюционным видом. Но то, как увлеченно эльф рассказывал о крылатых рептилиях своей родины, какой мерзкий, собственнический у них проявлялся характер и насколько плохо они уживались с соседями, ввергло учёного в замешательство. Ему было сложно поверить в обрисованную картину, будто друг над ним подшутил и познакомил со злой сказкой.

«Но Варитэн не такая», – убеждал себя саворин.

Тем не менее, тот разговор долго не выходил у Рашми из головы, подталкивая его внимательнее присмотреться к своему савору и её окружению в надежде убедиться в ошибочности слов эльфа. Драконы редко собирались в большом количестве в одном месте. Настолько редко, что среди связанных тандемом блуждала поговорка: «Всю стаю можно увидеть только в Гнезде». Экспедиция в алую пустыню Товаруна стала одним из немногих исключений из этого негласного правила, а потому встретить среди всевозможных палаток двух беседующих драконов было чем-то привычным. Но однажды, уже после встревожившего его разговора, Рашми стал свидетелем ещё более редкого зрелища – почти ссоры между двумя представителями высокой расы. В тот день он искал Варитэн по пустяковому вопросу и застал её, распекающую собеседника в той же спокойно-холодной манере, что и его самого за ошибки по неосторожности. Делала она это на скользящем, языке драконов, а потому в исследовательском лагере суть её слов понимали только единицы.

«… Сколько же раз мне нужно тебе говорить: прекрати прислушиваться к своему саворину, – не повышая голоса, говорила она, протестующим жестом не позволяя другому дракону чем-то возразить. Немного уступая Варитэн в росте, в тот момент её собеседник, будто под непомерной тяжестью причитаний, казался ещё меньше. – Ты быстрый и без духовной связи, поэтому вспомни о гордости и огради себя. Парящий не должен прислушиваться к камню… Пойми уже наконец, это они должны быть благодарны, а не мы. Они должны нам помогать, а мы – лишь направлять. Поэтому прекрати внимать саворину, иначе тандем погубит тебя… В конце концов, высокий никогда не может стать парой низкому, а значит их единственный удел – быть покорным инструментом, от которого можно избавится, как только он перестанет быть удобным…».

Рашми терпеливо стоял и слушал нравоучения до конца, хотя едва ли не каждое слово оставляло болезненные раны, а затем молча смотрел, как Варитэн безразлично проходит мимо него. На полузвериных лицах драконов никогда не читались эмоции, но в тот момент учёному показалось, что его савор недовольна им без причины. Это в довесок порождало душащее чувство обиды, заставляя лишь беспомощно сжимать кулаки. В то же время второй дракон, не произнося ни звука, наблюдал за ним, будто оценивал выдержку, после чего развернулся и ушёл.

«Но это же Варитэн, – убеждал себя саворин, глядя на удаляющуюся спину. Незамысловатая мантра и раньше помогала ему смягчить едкую досаду. – Это Варитэн, она требовательна… Это Варитэн, ей лучше знать… Это Варитэн, ей можно…».

Вспоминая оправдания, Рашми почувствовал себя мерзко. Заискивания перед драконом больше не казались ему чем-то нормальным, напротив, теперь все его действия выглядели глупо. А обида, так старательно подавляемая в тот день в полевом исследовательском лагере, снова сжимала горло, мешая нормально дышать.

Неожиданное прикосновение к руке заставило учёного вынырнуть из трясины воспоминаний. Он вздрогнул и с удивлением обнаружил, что Вэйдэ сидит на коленях прямо перед ним, тонкие пальчики сжимают его ладонь, а в детских глазах отражалась необъяснимая тревога.

– Наставник, с вами всё в порядке? – дрогнувшим голосом спросила она, порождая в нём непонимание происходящего.

– А что-то уже успело произойти? – как можно беззаботнее поинтересовался Рашми и улыбнулся, накрыв свободной ладонью сцепленные руки. Казалось, ответный вопрос успокоил ребёнка.

– Вы долго смотрели в одну точку и ничего не говорили, – пояснила Вэйдэ, а учёный только рассмеялся, потому что не видел в собственной задумчивости повода для переживаний.

– Прости. Видимо, я снова слишком глубоко погрузился в себя…

К его удивлению, объяснение заставило монастырскую воспитанницу нахмуриться и отвести взгляд. Она хотела рассказать наставнику, что не всё так легкомысленно просто, что видела в его оцепенении тревожные знаки, но к горлу будто подступил ком, не позволяя произнести ни слова. Ком, наполненный неприятными воспоминаниями. Мастер-травник неоднократно ей говорил звать кого-то из взрослых, когда гости, сами того не понимая, надолго замирали, словно спали с открытыми глазами.

«Запомни, Вэйдэ, – наставлял её эльф, – никогда не пытайся разбудить наших гостей. Такая как ты, – интонацией выделил он, – ничем им не поможешь, только сделаешь хуже».

Девочка прекрасно помнила, с каким ужасным криком выходили саворины из оцепенения, как у некоторых открывались странные раны, будто нанесённые изнутри, а часть захлёбывалась кровью. Наверно, будь она обычным ребенком, увиденная агония непременно возвращалась бы кошмарами, но неприглядная на первый взгляд картина для монастырей Последнего пути была обыденностью. Вэйдэ как и остальные монахи равнодушно смотрела на мучения тех, кого больше не поддерживал тандем. За короткое знакомство она не успевала ни к кому привязаться, а саворины в свою очередь видели в ребёнке лишь возможность исповедаться напоследок в своих ошибках и сомнениях, ничего не привнося в её крошечный мирок и не оставляя в память о себе даже имени. На фоне этих брошенных и осиротевших Рашми в глазах девочки был другим, но стоило лишь представить, как лицо наставника искажается от боли, как он истошно завопит, и ей стало страшно. Она не могла себе объяснить, почему отложила в сторону импровизированный «стол», почему тихо, будто действительно опасаясь разбудить, перебралась ближе к учёному, а главное – почему вопреки запрету вцепилась в мужскую руку. Зато стоило ему улыбнуться, и Вэйдэ ощутила облегчение. Такое с ней происходило впервые, от потока эмоций в носу защипало, а глаза заслезились. Тем не менее, пряча от наставника слёзы, девочка невольно сравнивала всех саворинов, прибывших на её памяти в монастырь, и приходящие на ум выводы обескураживали: к этому моменту у Рашми должен был случится хотя бы один приступ, но он оставался на удивление весел и бодр, отчего никак не верилось, что скоро его не станет.