Стажер Зеркального сыска

Тут в полумраке ему отчего-то стало зябко и вновь захотелось чаю. Шаркая не хуже старика-ревизора, Митя поплелся к выходу. Но, видимо, высшие силы сговорились против Мити, потому как в этот момент в департамент вошел Лева, бывший однокашник Мити по Горной академии.

Увидев товарища, он стянул с головы кепи и, жамкая его в руках, поклонился.

– Я к вам, господин маг, – пробормотал он, кусая губы и не глядя на Митю.

Зеркальщик глубоко вздохнул, желая прийти в себя, и махнул рукой просителю:

– Проследуем в мой кабинет.

Лева осторожно сел на край венского стула и уставился в пол. Митя, сидящий напротив него за рабочим столом, с удивлением подумал, как причудливо тасует карты жизнь. Еще недавно он получал от прихвостней Льва тумаки, ненавидя юношу и его компанию, которая делала все для своего вожака. Вся округа знала, что Лев Овчинников, наследник папенькиных капиталов по части торговли, имеет привычку шиковать. И ежели кто вхож в его круг, тот уж голоден да холоден не будет. А после Митя случайно спас юношу. Но прежде чем Лев благодарности ради принял Митеньку в приятели, проверяющие Зеркальщики отсеяли оного, навсегда разведя его пути с путями обычных людей. И вот теперь господин Овчинников нервно жался и боялся взглянуть в глаза бывшего соученика.

– Итак, Лев, что же вас привело ко мне? – спросил Митя вроде и не громко, но Овчинников вздрогнул. На миг он глянул на мага, а затем, облизнув пересохшие враз губы, отвернулся.

– Дело такое, знаете ли, господин маг, пренеприятное, – пролепетал он, – я неделю назад Христофору Никифоровичу, тому самому, что строительной артелью владеет, крупно проигрался.

– В карты, – уточнил Митя, и Лев коротко кивнул.

– В них, родимых, чтоб они прокляты были, – жалобно добавил он.

– Ну так наш департамент не банк и не ломбард, чтобы вам помочь. – Митя развел руками, а затем, чуть наклонившись вперед, молвил: – Или есть нюанс?

– Есть, – тут же согласился наследник папиных капиталов. – Намедни Христофор Никифорович преставился, говорят, удар.

– Так разве вам не в радость сие явление? – хмыкнул Митя. – Теперь никто с вас долг не потребует.

– Ах, если бы! – взвился Овчинников и, вскочив со стула так, что тот едва не упал, заходил по кабинету. – Он сегодня ночью уж ко мне являлся за тем, что ему причитается.

– В смысле являлся? – Митя нахмурился. – Давай-ка поподробнее. – Он и сам не заметил, как перешел на «ты».

– Я, значит, спать поздно лег, засиделся за книгой. – Митя хмыкнул, и Лев, порозовев ушами, примолвил: – И за фужером игристого, сам понимаешь, как не отметить такое дело, как освобождение от карточного долга, а долг, Митя, надо сказать, немалый вышел, заигрался я тогда не на шутку и едва весь отцовский капитал не просадил. Уже думал в петлю лезть, и вдруг такая фортуна!

– Да уж, чего непонятного, – вздохнул Зеркальщик, – вначале проиграться, а потом радоваться, что кто-то умер. Все же так поступают, да?

– Погоди, дослушай меня, – взмолился Лев, – так вот, едва я на боковую отправился, как слышу, скребет кто-то. Я, конечно, на мышей подумал, ан нет, вновь скребут, и чую, от окна звук-то идет. А после вроде как звать меня кто-то начал. Тут уж я не сдержался, лампа у изголовья у меня завсегда теплится. Спокойнее мне так. Ну я огонек прибавил, да и пошел глянуть, кто это меня зовет. Я-то по дурости думал, что с улицы кличут, дружки, может, зазывают. Да только едва глянул, как обмер. Там в окне сам Христофор Никифорович сидит. Глядит на меня и склабится, что пес кладбищенский. И рожа у него вот распухшая, видно, что после удара, а он так тянет пальцы и по стеклышку-то клац-клац. – Овчинников изобразил движение и поежился.

– Ну и дальше-то что? – Митя так заслушался знакомца, что аж дыхание перехватило.

– Да ничего, – отмахнулся Лев, – заорал да дал деру. Остаток утра вместе со Степкой, камердинером моим, просидел при свете в гостиной. Уж сильно боязно стало в постель возвращаться. А чуть рассвело, так сразу к вам в департамент и подался. А куда еще-то? – Лев серьезно взглянул на Митю.

– То, что ты к нам пришел, это ясно, но вот мне какая картина рисуется. – Митя обмакнул перо в чернила и, чуть помедлив, начал запись. – Что вы, Лев Овчинников, изрядно приняв игристого, заснули, да и увидели во сне почившего купца. А после с перепугу прибежали в департамент, дабы оформить ложный вызов. – Маг смачно поставил точку и выразительно глянул на Льва.

Тот насупился, сжал кулаки и шумно задышал, стараясь унять гнев. Наконец ему это удалось, и он, вновь сев напротив Мити, тихо сказал:

– Вы, конечно, господин маг, можете мне не верить, да вот только комната моя на втором этаже.

– Для снов этаж неважен, – откликнулся Митя.

– Пусть так, – не сдавался Овчинников, – а что, если я вам скажу, что не мне одному нынче покойник мерещился?

– А отчего же остальные тогда не пришли? – отозвался стажер.

– Еще придут, господин маг, вот увидите, – Лев зачем-то погрозил Мите пальцем, – потому как с того света добрых людей булгачить да сна лишать – это не по-христиански.

– А радоваться, что человек умер, это, значит, по-христиански? – Митя встал. – Вот что, господин Овчинников, ступайте-ка вы домой да проспитесь.

Лев дернул головой, точно Митя влепил ему пощечину, а затем, резко поднявшись и все же уронив стул, быстрым шагом вышел прочь из кабинета.

Митя сел обратно за стол и уже хотел смять заявление, как вспомнил слова трактирщика о том, что тому не спалось ночью.

– Экие нынче все неспокойные, – пробормотал он себе под нос и решил все же посетить трактир. Опять же, в животе урчало нещадно. Он покосился в ту сторону, где располагался кабинет шефа, и подумал, что раз его до сих пор не вызвали, то можно и отлучиться, опять же, Игнат Исаакович сам отпустил.

Подхватив котелок и пальто, Митя отправился в путь.

– Дмитрий. – Катерина сидела напротив его кабинета, будто одна из посетительниц, и, кажется, чего-то ждала. – Дмитрий, вы уходите? – Она поднялась со скамьи и с любопытством поглядела на стажера.

– Шеф зовет? – по-своему понял ее появление Митя. – Так я сей миг, только вещи брошу.

– Нет, нет, – Катерина коснулась плеча мага, останавливая его, – вас там, – она глянула в сторону кабинета начальника, – не ждут. А я вот, наоборот, как раз вас поджидаю.

– Польщен. – Митя прокашлялся. – У вас имеется ко мне дело?

– Конечно. – Девушка улыбнулась. – Вы обещали показать мне город. Марсель Маратович меня отпустил, и я решила, что могу воспользоваться вашим предложением. Правда, вы оказались заняты. – Она стряхнула с плеча невидимую соринку.

– Так это я был занят, а теперь полностью в вашем распоряжении. – Митя чуть поклонился. – Можем начать наш вояж немедля, – сообщил он, подставляя локоть, – однако молю вас, – шепнул он Катерине, когда та взяла его под руку, – давайте начнем с трактира, со вчерашнего вечера маковой росинки во рту не было.

– Поддерживаю ваше предложение, – так же тихо ответила Катя, – я тоже чертовски голодна. – И, как давеча, подмигнула магу.

Митя стушевался, и Катерина, звонко рассмеявшись, увлекла его к дверям, прочь из департамента.

К удивлению Мити, самого трактирщика Степана он не увидел.

– А что, Санька, где отец-то? – спросил он у сына трактирщика, давеча помогавшего ему с угощением для гостя.

– Спит папка. – Мальчонка нахмурился. – Всю ночь промаялся, так хоть теперь.

– Что же это с ним? Недуг какой? – полюбопытствовал маг.

– Может, и недуг, – Санька шмыгнул носом. – Так вы, господин маг, чего изволите? – попытался уйти он от ответа.

– Омлет мне ваш фирменный, а еще расстегай и чай брусничный. – Митя повернулся к спутнице: – Что изволите заказать?

– Положусь на ваш вкус. – Катерина точно наслаждалась неловкостью Мити, и тот отчего-то робел.

– Так чего, двойной заказ нести? – уточнил Санька.

– Двойной, да, – закивал Митя, – и будь добр, разбуди отца, дело к нему есть.

– Как скажете, господин маг. – Санька поклонился и убежал на кухню.

– Вас тут уважают, – заметила Катерина, разглядывая убранство трактира. Особое внимание девушки привлекли часы со сложным механизмом из крупных шестерней, стоящие у стены наподобие колонны. – Какая диковина, – удивилась она, – кто ж это такой мастер?

– Был у нас рукодельник, да помер, – вздохнул Митя, – собственный ходок его раздавил.

– Жаль, – призналась Катя, – я бы с удовольствием у такого умельца безделицу заказала.

– Там, откуда вы, поди, и не такие есть. – Митя с любопытством посмотрел на спутницу.

– Жизнь в столице, конечно, бойчее, чем здесь, – согласилась Катя, – но и в медлительности уездного городка, такого как ваш, есть свое очарование.

Мите отчего-то стало обидно за родной край, но высказать свою обиду он не посмел, а вместо этого уточнил:

– Марсель Маратович – Зеркальный советник, а вы, простите за нескромность, какой чин носите?

Катя удивленно глянула на него и вдруг расхохоталась, как давеча в департаменте:

– До чего вы забавный, Дмитрий, хотя оно и понятно, недавно среди Зеркальщиков. Впрочем, как и я. Если б дольше служили, уже бы проверили, что я за птица, и поняли, что ни толики магии во мне нет.

– Тогда кто же вы, – полюбопытствовал Митя, – секретарь, компаньонка?

– Все проще, мой друг, – Катя внезапно стала серьезна, – я работаю по договору в Министерстве магии – окоматографистом.

От такого признания Митя совсем растерялся, и появление трактирщика Степана выручило его из сложившейся ситуации. Хозяин заведения, потирая кулаком глаза, подошел к столу, поклонился и обратился к магу:

– Видеть меня желали, господин?

– Да, желал, – закивал Митя, – пару вопросов, и я вас сразу же отпущу. Вы подскажите мне, отчего ночью вам не спалось?

Мужик как-то сник, но, видно, не решился юлить перед Зеркальщиком.

– Рассказать-то могу, только вы меня, поди, убогим сочтете.

– А вы начните, не мешкайте, – предложил Митя, стараясь выглядеть профессионалом своего дела, тем более после конфуза с чином Катерины.

– Упырь ко мне приходил, – признался Степан, подергивая себя за окладистую бороду. – Прямо из самовара таращился да долг требовал.

– И много вы Христофору Никифоровичу задолжали? – как бы невзначай уточнил Митя, а у самого внутри все так и сжалось.

– Не то чтоб много, но долг имеется, – признался Степан, – а я гляжу, вам про то ведомо?

– Наше дело обо всем знать, – важно ответил Митя, – спасибо, я узнал, что хотел, ступайте.

Но трактирщик не спешил уходить, а все мялся у их столика.

– Что еще? – не сдержался Митя.

– Вы мне вот чего, господин маг, скажите, мне теперь тоже готовиться к скорой смерти? Ведь без повода мертвые не манят.

– Долги, Степан, надо вовремя отдавать, тогда и манить станет некому, – поделился отцовской мудростью Митя, и трактирщик вроде как успокоился, еще раз поклонился и хотел уже уйти, но Митя остановил его: – А вы давеча сказали, что не одному вам не спалось, может, подскажете, кого еще бессонница одолела?

– Чего бы нет, – Степан потер шею, – станционного смотрителя спросите или бакалейщика.

– Спасибо, Степан, за подсказку, – кивнул Митя. Тут как раз и завтрак принесли.

За едой говорили мало. Митя все больше смотрел на Катю и думал, как это странно, видеть перед собой человека, который по договору пожертвует глазом, а то и двумя. Все знали, что окоматографисты – это не только те, кто ищет интересные очи, видевшие захватывающие события, но и те, кто нанимается в департамент, чтобы глядеть в оба, отсюда и поговорка пошла. А в нужный момент око у работника отнимали и хранили далее в архиве для повторных просмотров.

Митя всегда думал, что окоматографисты – это люди падшие, забулдыги там, или нищие, коим деньги позарез нужны, а грабить совесть не велит. Однако же Катя представляла из себя человека совсем иного типа. Красивая, умная, интеллигентная. Слушая ее, Митя понимал, что перед ним человек образованный, что само по себе выходило чудно, все же девица, и вот же. Но чтобы женщина по доброй воле стала окоматографистом, это в голове мага никак улечься не могло. И, видимо, так мучила его эта мысль, что отразилась на челе.

– Полно вам, Дмитрий, размышлять впустую, – вдруг сказала Катя. – Вы, если хотите что спросить, так не стесняйтесь, задавайте вопросы, а я отвечу.

Митя аж подавился от таких слов, но все же упускать момент не стал:

– Катерина, вот чего я не пойму, как ваш папенька согласился на такую жизнь для своей дочери? Вы девушка красивая, образованная, но почему окоматографист? Разве вы не понимаете, что ваши глаза вам потом никогда не вернут? – Он с грустью глянул в ее карие, с легкой рыжиной очи.

– Конечно же, я об этом знаю, но, Дмитрий, разве мои глаза созданы лишь для того, чтобы смотреть на цветастую вышивку? Или для того, чтобы читать книгу малышам перед сном или чтобы не сводить взгляда с мужа? Так вы себе представляете девичью жизнь? – Она внимательно глянула на мага, и тот зарделся, потому что именно так и думал. – Так вот, нет, – холодно продолжила Катерина, – я желаю увидеть весь мир, жажду лицезреть тайное и быть первой, кто заглянет за край мира. А глаза, что глаза, пусть забирают, ведь память об увиденном останется со мной навсегда. А мой папенька служит в Ордене, и он более широких взглядов, чем многие.

– Но ваша жизнь после… – промямлил Митя.

– Что, боитесь, останусь в старых девах? – участливо поинтересовалась собеседница. – Так и не беда, по договору пенсия мне выходит значимая, а значит, найму прислугу и стану разводить кошек.

– Кошек? Почему кошек? – переспросил Митя.

– Почему бы и нет, – отмахнулась Катя. – Вы вот что лучше скажите, мы пойдем к бакалейщику или вы меня в департамент спровадите?

– Что вы, как можно, – смутился маг, – идемте вместе, вдруг и в нашей глуши вы увидите нечто такое, о чем будете вспоминать после, на пенсии.

– А вы шутник, – улыбнулась Катя, и, дождавшись, когда Дмитрий отодвинет стул, поднялась из-за стола, и, цокая каблучками, двинулась вперед.

Лавка Феофана, несмотря на полуденный час, оказалась заперта. Митя несколько раз настойчиво постучал, но ему никто не открыл.

– Может, уехал куда? – предположила Катерина.

– Прям уж, – нахмурился Митя, – сейчас самый разгар, знай себе продавай, кому свечи восковые, кому мыло кусковое, а кому пряности на развес.

– Разве мыло пряностями не пропахнет? – удивилась гостья.

– А и пропахнет, так душистее станет, а то голимой щелочью воняет, – поделился маг, сам не раз покупавший у Феофана разную мелочь. – Опять же, куда ему идти? Он и живет над своей лавкой, вон, видите? – Маг кивнул, поглядывая наверх, и тут же заметил, как дернулась штора. – Ну ясно, там он, окаянный, только открывать не желает. Феофан, отворяй сам, а не то по-колдовскому зайду! – припугнул он торговца и прислушался. Вначале все было тихо, но вот послышались шаги, щелкнул замок, и дверь распахнулась. Колокольчик, призывающий оповещать о покупателях, задорно звякнул. Феофан глядел на мага с неприязнью. Все лицо его оплыло, глаза воспалились и покраснели. Стоял он нетвердо и все норовил завалиться набок.

– Фу! Феофан, – возмутился Митя, – в такую рань и пьян! О чем думал-то?

– А не все ли вам, господин маг, равно? – Торговец икнул и тут же утер полные губы ладонью. – Я, может, последний день живу, так хочу – пью, хочу – гуляю, а вы мне теперича не указ! – Феофан с усилием сосредоточился на руке и, кое-как сложив пальцы дулей, сунул их под нос Мите. – Видал? – спросил он и пьяно захихикал.

– Полно паясничать, остолоп, – Митя брезгливо шлепнул его рукой по фиге, – прямо говори, Христофора видал?

Феофан пару раз моргнул, как бы переваривая информацию, и вдруг взвыл:

– Видал, батюшка, видал, миленький! Приходил за мной, распроклятый! Прямо из бутыли на меня поглядывал, да должок просил! А долга-то того – мешок крупы да коробка свечей сальных. Обереги, батенька! Не дай мертвяку меня на тот свет утянуть ни за что! – Торговец вдруг рухнул на колени и обхватил ноги Мити так, что маг едва не упал, спасибо Кате – поддержала.

– Полноте, пропойца! Пусти, кому говорю! – Митя старался вырваться, но Феофан держал крепко и все сопел, рыдал в край пальто, оставляя на том разводы. – Ах ты ж, окаянный! Иди-ка умойся! Да проспись! Уберегу я тебя от Христофора, так и быть, – наконец устало пообещал он мужику.

Феофан глянул на Зеркальщика мутным взглядом, смачно икнул и, отцепившись, сел на зад.

– Уж вы расстарайтесь, господин маг, а я за то вам мыло другое продавать стану, не вонючее, – кротко пообещал он.

Митя аж потерял дар речи, а Катерина, прикрыв рот перчаткой, улыбнулась.

Когда они отошли от бакалеи, Митя все же не сдержался.

– Нет, ведь каков прохвост! – в сердцах выпалил он.

– Он исправится, Дмитрий, он же обещал, – напомнила Катерина. – А вот сдержите ли вы свое обещание? – Она покосилась на мага.

– Да уж придется, – Митя одернул пальто, – а то так и до старости буду дурно пахнуть!

Молодые люди переглянулись и, не сдержавшись, рассмеялись. Пожалуй, это был первый раз, когда Митя развеселился по-настоящему. Первый – с момента гибели Вареньки.

Вдали задребезжал трамвай, оповещая о скорой остановке. Клубы пара из трубы взлетали к низкому пасмурному небу, точно именно так штамповались тучи.

– Если хотим доехать до вокзала, стоит ускориться, – подсказал Митя, и они с Катериной побежали к остановке, легко перепрыгивая рельсы.

– Какой у вас все же чудный город, – поделилась Катя, разглядывая домики из окна трамвая. Из-за грохота, производимого паровой машиной, ей приходилось кричать прямо Мите на ухо. От столь близкого контакта маг робел, но отодвигаться не смел. – Домики как на картинах, – делилась Катя, – а там, там что? – Она ткнула пальцем в высокое кирпичное строение.

– Раньше водонапорная башня была, а теперь коммутаторная, там барышни-телефонистки сидят, – крикнул он в ответ.

– А вы далеко отсюда живете? – вдруг спросила окоматографистка, и Митя замешкался.

– Не очень, – признался он, – в гостинице новой. Ежели вы там остановитесь – вам понравится.

– Буду знать, – кивнула Катя и вновь уткнулась в стекло.

Поездка пролетела столь незаметно, что Митя едва не пропустил остановку, спасибо, кондуктор подсказал.

От вокзала, за которым виднелись черные туши паровозов, они пошли налево к зданию с палисадником и эркером на втором этаже.

Митя, открыв калитку, вначале пропустил даму, а после зашел сам. Дверца неприятно лязгнула, заставив мага поежиться. Подойдя к двери, он коротко постучал, и та немедленно распахнулась.

На пороге жались друг к другу сыновья смотрителя, те самые, которым Митя все никак не мог вынести вердикт.

– Отец где? – спросил он, стараясь выглядеть важным и строгим.

Мальчонки переглянулись, и тот, что постарше, выпалил:

– На кладбище тятька.

– Как это на кладбище, – опешил Митя, – он что же, умер? Удар?

Ребята еще раз переглянулись, точно ведя меж собой безмолвную беседу.

– Вы не бойтесь, мальчики, у нас к вашему папе важное дело, – улыбнулась Катерина, – расскажите нам, что случилось?

– Часы тятя повез, чтоб расплатиться, – нехотя пояснил один из сыновей.

– С кем расплатиться? – Митя нахмурился. – Он что же, сторожу кладбищенскому задолжал?

– Да какой там, – сморщился юнец, – Христофору Никифоровичу он долг должен, а коль его теперь в живых нет, тятька решил ему мертвому отдать, чтоб тот по ночам в отражениях не шлялся. – Мальчик шмыгнул носом. – Вы что ж теперь тятьку тоже накажете, как нас?

– Отец ваш ни при чем, а насчет вас я еще решу. – Митя погрозил пальцем и развернулся уходить.

– Тетенька, – неожиданно позвал младший сын. Катерина повернулась, и ребенок, улыбаясь до ушей, шепнул ей: – А вы красивая!

– Благодарю вас, молодой человек. – Катерина слегка склонила голову и вышла в калитку следом за Митей. – Какие учтивые дети, – ласково произнесла она.

– Эти учтивые дети, как вы изволили их назвать, подглядывали за женщинами в бане, – проворчал Митя и коротко пересказал суть дела.

– Надо же, какие деловые, – удивилась Катя, – и что же теперь с ними будет?

– Сам не знаю, хочется по малолетству к работам приставить, чтоб урок усвоили, а вроде как в исправительный дом надобно отправить за торговлю-то. – Маг вздохнул. – Право слово, сам измучился им приговор выносить.

– А представьте, каково им каждый день ждать, что могущественный Зеркальщик решит? – как бы невзначай обронила Катя, но у Мити от этих слов заныло сердце. Права была окоматографистка, стоило давно решить этот вопрос. Однако прямо сейчас его больше занимал усопший Христофор.

– Куда теперь, на кладбище? – поинтересовалась Катерина, но Митя покачал головой.

– То, что раб божий Христофор вместо того, чтоб упокоиться, бродит по отражениям, нам уже доподлинно известно, так что поедем-ка к нему домой, потому как, думается мне, оттуда его поход и начался.

Дом главы строительной артели, Христофора Никифоровича, летом утопал в зелени. Сейчас же, в тоскливую пору, вокруг двухэтажного и несколько аляпистого дома сапожной щеткой топорщились черные кусты сирени и акации. Мите подумалось, что лепнина у окон и балясины на балконах точно посерели, пропитались горем от утраты хозяина.

Осунулась и вдова усопшего.

Матрена Денисовна, молодая женщина, вступила в брак с Христофором пять лет назад. Ее отец, надворный советник Денис Жуковский, долго обхаживал будущего зятя, и наконец союз был заключен.

И вот теперь Матрена встречала их у парадной лестницы. В траурном платье, с покрытой головой и до красноты заплаканными глазами. Пожалуй, спроси Митю, верит ли он в любовь этой пары, Митя бы отмахнулся. Какая там любовь? У них разница в пару десятков лет! Но вот поди ж ты, скорбь на лице вдовы отнюдь не казалась поддельной.

– Чем могу помочь, господин маг? – прошелестела Матрена, украдкой промокая глаза батистовым платком.

– Зашел выразить соболезнование, – зачем-то соврал Митя, а соврав, устыдился, – но и не только поэтому. Подскажите, Матрена, не имел ли ваш покойный супруг незаконных дел с колдунами?

Матрена вздрогнула и как-то жалобно взглянула на Митю.

– Что ж вы думаете, если человек нажил богатство работой, так, значит, якшался с отступниками? – дрожащим голосом произнесла она.

– Да нет, поверьте, ни о чем таком я не думал, – стушевался маг, – однако имеются показания.

– Вот что имеется, вот! – Вдова раскинула руки, как бы пытаясь охватить осиротелый дом. – Пусто без моего Христофорушки, так пусто, что и жить не хочется! Но приходите и говорите, да, как только можете! Сначала Овчинников, теперь вот вы. Если кому и мерещится мой супруг, так совесть у тех не чиста, а увидь я его, так сама бы бросилась в объятия милого! – Матрена так крепко прижала руки к груди, что побелели костяшки пальцев.

Митя хотел уже откланяться, чувствуя себя тут лишним, но вдруг из боковой двери вышли несколько старушек, видимо, нанятые Матреной плакальщицы. Маг едва мазнул по ним взглядом, но тут же уставился на одну из них.

– Пелагея, – удивился он, – а вы тут к чему?

Подле ее дома он бывал не раз. Все чудилось ему, что упустил он что-то. Более того, казалось, что и сам дом не такой, каким Митя помнил его в тот роковой вечер. Пелагею же он видел только во дворе и даже ни разу не встречал на базаре. Она мнилась ему некой затворницей, а вдруг тут…

– Так горе же в доме, – откликнулась старуха, словно это все объясняло, – вот и нанялась плакальщицей, денежка невелика, а все на пропитание хватит. – Пелагея улыбнулась Мите, сверкнув ровнехонькими белоснежными зубами.

Митю даже слегка передернуло, но зато внутри окрепла уверенность, что надобно осмотреть комнату покойного.

– Уж простите, Матрена Денисовна, но прошу вас провести меня в ту комнату, где умер ваш супруг. – Митя прочистил горло и веско добавил: – Следствие того требует.

Матрена зло сверкнула глазами, но перечить не стала и повела мага за собой наверх по лестнице.

В спальне царил полумрак. Окна и зеркала занавесили черным крепом. На столике теплилась лампадка, да нервно дрожала племенем высокая церковная свеча. Воздух пропитался ладаном, воском и еще чем-то душным и тревожным.

Митя выудил из кармашка на жилете пенсне и, приладив его к глазу, обвел взором комнату. Сначала ему показалось, что ничего тут нет. Обычная спальня, с легким налетом грусти, но затем он заметил легкое колебание, словно тушью капнули в воду. Вот такие разводы маячили в изголовье кровати, однако были они столь нечетки, что Митя засомневался, магия ли это или людская ненависть, всплеснувшаяся в последний миг жизни вместе с финальным вздохом.

Митя осторожно подошел к зеркалу и, сдвинув с него ткань, коснулся рукой блестящего полотна. Сила потекла, будто кровь по венам, и вот уже видится Христофор, как он мечется по кровати, над ним склоняется Матрена, а некто прикладывает ему тряпицу на лоб. Вглядевшись, Митя нахмурился: