Свет против тьмы

– Ты снова работаешь с рассвета, – прозвучал за спиной лёгкий голос Камиллы.

Она вошла босиком, волосы собраны кое-как, в руках кружка кофе. Её смех и её запах были единственным, что делало этот дом живым.

– Я всегда работаю, – не поднимая глаз, сказал Энцо. – Чикаго не спит.

– А ты когда спишь? – она села напротив, подогнув ноги и отхлебнула кофе. – У тебя под глазами такие круги, что скоро люди начнут думать: босс Чикаго сам себе не принадлежит.

Он поднял взгляд. Серые глаза встретились с её карими.

– Пусть думают, что хотят. Важно одно: они боятся.

Kамилла фыркнула.

– Бояться – не значит уважать.

– В нашем мире это одно и то же.

Она хотела ответить, но дверь кабинета открылась, и внутрь вошёл Габриэль Торн. Высокий, широкоплечий, всегда в безупречном костюме. Его глаза были спокойны, но в них таилась та же сталь, что и в голосе Энцо.

– Машины готовы, – сказал он. – Люди тоже.

Kамилла скривилась.

– Ещё одна скучная встреча?

– Скучные встречи, – Энцо поднялся, поправляя пиджак, – это то, что держит твой город в руках.

– А я думала, это делают пули, – парировала она.

Энцо подошёл ближе, коснулся её плеча. Его ладонь была тёплой, но тяжёлой.

– Пули делают тишину. А деньги – власть.

Kамилла смотрела на него, и в её глазах было то самое – тревога, которой она никогда не озвучивала.

– Только не забудь, Энцо… власть тоже умеет убивать.

Он усмехнулся и шагнул к двери.

– Именно поэтому у меня всегда есть охрана.

Кортеж ждал у ворот. Чёрные внедорожники, блестящие на утреннем солнце, двигатели тихо урчали. Охрана уже занимала позиции, короткими жестами проверяя оружие.

Энцо сел в центральную машину, рядом с ним Габриэль. Двое впереди, двое сзади, и ещё несколько машин сопровождения.

– Сегодня будет жёстко? – спросил Габриэль, закуривая сигарету.

– Сегодня будет показательно, – ответил Энцо. – Им пора понять: Чикаго не просто в игре. Чикаго ведёт её.

Он откинулся на кожаное сиденье, глядя в окно. Город проплывал мимо – небоскрёбы, улицы, люди, спешащие по своим делам. Для них он был лишь именем, шёпотом. Но этот шёпот держал их жизни.

Когда-то я был никем, подумал Энцо. Теперь я – город. И этот город дышит мной.

Зал для встреч находился в старом особняке на окраине. Высокие потолки, резные колонны, длинный стол из тёмного дерева. Атмосфера была нарочито респектабельной, но напряжение чувствовалось сразу, как только Энцо вошёл.

Все встали.

Он шёл по залу медленно, уверенно, с той самой хищной походкой, которая всегда заставляла людей чувствовать, что рядом с ними – не человек, а зверь.

За его спиной шёл Габриэль. По углам стояла охрана. Каждый шаг отдавался эхом.

Энцо сел во главе стола. Его взгляд обвёл присутствующих. Бизнесмены, «чистые» лица, пара тех, кто слишком хорошо понимал, откуда у него деньги. Никто не смел заговорить первым.

Он медленно снял перчатки, положил их на стол.

– Начнём.

В зале стояла тишина, пока Энцо не заговорил.

– Чикаго живёт, – его голос звучал ровно, но каждое слово падало на стол тяжёлым камнем. – И если он дышит – значит, дышите вы.

Он откинулся в кресле, сцепив пальцы.

– Но воздух не бесплатный.

Один из бизнесменов – сухощавый мужчина с идеально уложенными волосами – кашлянул.

– Мы и так платим. Ежемесячные суммы поступают…

– Поступают, – перебил Энцо. – Но я не вижу роста.

Он медленно поднялся. Его шаги отдавались эхом по мраморному полу.

– Мои люди работают в портах. Корабли идут через нас. Наркотики, оружие, текстиль – неважно. Всё это проходит под моим именем. Варк.

Он наклонился к мужчине, и тот втянул голову в плечи.

– Но если я не вижу, что деньги растут – значит, кто-то считает, что может дышать без моего разрешения.

В зале повисла мёртвая тишина.

Габриэль спокойно затянулся сигаретой, выпуская дым кольцами. Он не вмешивался. Его присутствие было напоминанием: у Энцо есть тень, и эта тень всегда рядом.

– Никто… никто не пытается… – начал другой мужчина, потный и краснолицый.

Энцо резко ударил ладонью по столу. Дерево застонало.

– Не смейте оправдываться. Мне не нужны оправдания. Мне нужны результаты.

Он обвёл взглядом всех.

– Чикаго поднимется выше. Мы возьмём новые маршруты. Юг, Восток. И если хоть один из вас решит, что может сыграть против меня – он станет уроком для остальных.

Кто-то неловко сглотнул.

Энцо усмехнулся.

– Но давайте будем честны. Я не люблю тратить людей. Я люблю тратить деньги. И если вы будете делать так, как я сказал – мы все будем купаться в них.

Он медленно сел обратно. Его взгляд остановился на худом мужчине, который до этого пытался возражать.

– У тебя неделя. Принеси мне цифры, которые убедят меня, что ты умеешь считать. Если нет – я посчитаю тебя сам.

Мужчина побледнел, кивнул.

Габриэль тихо усмехнулся и сказал, словно подводя итог:

– Чикаго – это игра без правил. Игра Варка.

Энцо поднял бокал вина, сделал глоток и поставил его на стол.

– Встреча окончена.

Никто не осмелился уходить первым. Только когда он поднялся, за ним поднялись все остальные. Его шаги снова отозвались эхом, и этот звук был громче любых слов.

Снаружи охрана уже ждала. Энцо сел в машину. Габриэль рядом, молчаливый, но внимательный.

– Думаешь, они поняли? – спросил он.

– Они всегда понимают, – сказал Энцо. – Вопрос только в том, кто из них захочет испытать меня.

Он посмотрел в окно. Город горел огнями, но в каждом огне он видел тьму.

Я дал Чикаго дыхание. Но это дыхание – моё.

Огонь в камине трещал, разбрасывая искры. Вечер опустился на особняк Варков, и тишина здесь была иной – мягкой, почти домашней.

Энцо сидел в кресле, бокал в руке. На столике рядом – пепельница и папка с документами, но он не читал. Смотрел на огонь. В пламени всегда было что-то родное – хаотичное, живое, опасное. Как он сам.

– Ты снова думаешь, – раздался голос Камиллы.

Она подошла, лёгкая, в мягком свитере, с книгой в руках. Села на ковёр прямо у его ног, обняв колени.

– Я всегда думаю, – отозвался Энцо, делая глоток.

– Нет, – покачала она головой. – Обычно ты решаешь. А когда думаешь – это видно. У тебя глаза становятся другими.

Энцо усмехнулся.

– Какими?

– Тёмными. Слишком тёмными.

Она посмотрела на него снизу вверх.

– Знаешь, каким ты был, когда я была маленькой?

Он промолчал.

– Светлым, – сказала она. – Ты умел смеяться. Ты защищал меня не потому, что мир был против нас, а потому что ты просто был моим братом. А теперь… – её голос дрогнул, но она продолжила. – Теперь ты весь в этой тьме.

Энцо медленно поставил бокал на стол. Его пальцы сжались на подлокотниках кресла.

– Тьма – это то, что позволило нам выжить, Kамилла. Если бы я остался тем мальчишкой, которого ты помнишь… нас бы не было.

Она накрыла его руку своей ладонью.

– Я знаю. Но я всё равно вижу там свет. Пусть ты его не чувствуешь, он не умер.

Он посмотрел на неё. Её лицо было мягким, глаза – полными упрямства. И впервые за долгое время он не знал, что ответить.

– Ложись спать, Kамилла, – сказал он наконец. Его голос был хриплым. – Завтра будет длинный день.

Она кивнула, поднялась и, наклонившись, легко коснулась губами его щеки.

– Ты не только тьма, Энцо. Запомни это.

Он не ответил. Смотрел в огонь, пока её шаги не растворились в коридоре.

Дверь снова открылась. На этот раз вошёл Габриэль.

Высокий, спокойный, с сигаретой в зубах. Он кивнул и опустился в кресло напротив.

– Ты молчишь дольше, чем обычно, – заметил он.

Энцо не отвёл взгляда от огня.

– Я думаю.

– О чём?

– О том, что пора действовать.

Габриэль нахмурился.

– План?

Энцо повернул голову, и его серые глаза сверкнули холодом.

– Изабелла Рицци.

Габриэль замер. Сигарета почти выпала из пальцев.

– Что ты сказал?

– Ты слышал, – медленно произнёс Энцо. – Она станет моей.

– Энцо… – Габриэль наклонился вперёд, его голос стал резким. – Ты понимаешь, что это значит? Это война. Настоящая.

Энцо усмехнулся.

– Война давно идёт, брат. Просто они ещё не поняли.

Габриэль сжал кулак.

– Что ты хочешь от неё?

Энцо сделал последний глоток вина и поставил бокал. Его голос прозвучал низко, как приговор.

– Я хочу, чтобы её привели ко мне.

В комнате повисла тишина. Только огонь в камине продолжал трещать.

– Ты сошёл с ума, – выдохнул Габриэль, откинувшись в кресле. Его пальцы нервно сжали сигарету, пепел осыпался на пол. – Белла Рицци – это не просто девчонка. Это сестра Риккардо. Это его свет.

– Тем интереснее, – ответил Энцо спокойно.

Габриэль вскочил.

– Ты понимаешь, что ты делаешь?! Ты бросаешь вызов Филадельфии. Это не просто игра. Это – кровь, море крови!

Энцо поднялся медленно, но в каждом движении была угроза.

– Война всё равно начнётся, Габриэль. Я могу ждать, пока Рицци ударят первым… или ударить так, чтобы они никогда не встали.

– Но девчонка? – Габриэль почти сорвался на крик. – Ты хочешь втянуть её в это?

Энцо подошёл ближе. Его глаза сверкали холодом, в котором не было сомнений.

– Она – ключ. Через неё я сломаю их. Риккардо думает, что его семья неприкасаема. Но свет – самое уязвимое. И я заберу его.

Габриэль молчал, стиснув зубы. В нём боролась ярость и преданность. Он знал: спорить с Энцо – как спорить с бурей.

– Ты всё решил, – наконец произнёс он, глядя прямо в глаза другу.

– Всегда решаю, – усмехнулся Энцо. – Именно поэтому мы стоим там, где стоим.

Он повернулся к камину, глядя на пляшущие языки пламени.

– Подготовь людей. Пусть всё будет тихо. Без шума.

– И что потом? – хрипло спросил Габриэль.

– Потом, – Энцо усмехнулся, – приведите её ко мне.

Огонь трещал в камине, отражаясь в его глазах. Kамилла наверху спала спокойно, не зная, что её брат только что подписал приговор другой девушке.

И в этой тишине Энцо Варк принял решение, которое изменит всё.

Глава 6

Запах кофе расползался по дому, как обещание нормального дня. Белла шагнула в столовую и на секунду остановилась: солнечный луч порезал белоснежную скатерть, хрусталь на буфете вспыхнул, Анна как всегда мерно раскладывала тарелки, а за столом уже сидели они – её мир.

– Ты опоздала на две минуты, – без приветствия сообщил Риккардо, поднимая взгляд от планшета. – В расписании это называется срыв.

– В расписании это называется жизнь, – отстрелилась Белла и поцеловала Ариэллу в щёку. – Доброе утро, сеньора «почему-ты-не-ем-горячее»?

Ариэлла рассмеялась и отодвинула к ней блюдце с ягодами.

– Доброе. Анна говорит, что ты опять сбежала из кухни до тоста.

– Я танцую лучше на голодный желудок, – невозмутимо ответила Белла, наливая себе кофе.

Антонио вздохнул театрально:

– Вот она – трагедия века. Прима-балерина с кофе вместо крови. Белла, у тебя хоть гемоглобин дружит с реальностью?

– У меня с реальностью дружат только пуанты, – парировала она. – Всё остальное – компромисс.

Анна поставила перед ней тарелку с омлетом.

– Компромисс съедобный, между прочим. И да, Риккардо просил напомнить…

– Я сам напомню, – спокойно перебил Риккардо. – Студия, затем магазин и обратно. Всегда с охраной. Маршрут согласован. В машине – связь на громкой.

Белла закатила глаза:

– Месяц тишины, Рик. Ни писем, ни машин у ворот. Может, мы перестанем играть в крепость?

– Крепости стоят столетиями не потому, что в них красиво, – отрезал он. – А потому что у них стены. Мы – стены.

Антонио кивнул, покачивая стакан с апельсиновым соком.

– Стены, которые иногда нужно проветривать. Иначе плесень – в виде плохого характера – разрастается. Белла, я про тебя.

– Смешно, – фыркнула она, но улыбнулась.

Ариэлла мягко коснулась руки Беллы:

– Он правда волнуется. Мы все волнуемся. Ты – наш свет. Пусть тебя провожают – это не клетка, это коридор со светом.

– Вы все сговорились говорить красиво? – приподняла бровь Белла, но взгляд смягчился. Она заметила, как Риккардо, не глядя, подвинул к Ариэлле корзинку с хлебом и положил на её тарелку тонкий ломтик – так, словно это было самым естественным движением на свете. Ариэль ответила ему короткой улыбкой, в которой было больше тепла, чем в кофейнике.

Белла поймала себя на том, что улыбается. Этот дом, несмотря на все замки мира, был живым.

– План на день, – вернул её голос Риккардо. – Студия – репетиция, потом забрать заказанные ленты, заехать к Марии в галерею, передать афиши. Вечером – домой. Без спонтанностей.

– Спонтанности – это талант, – заметил Антонио. – И нашему дому немного не хватает искусства.

– Нашему дому не хватает тишины за столом, – прорезалась Анна и щёлкнула по столу половником, как дирижёр палочкой. – Белла, съешь хотя бы половину. А потом спорь.

– Да, маэстро, – сдалась та и взяла вилку. – Но после второй репетиции я всё равно сбегу в сад. Предупреждаю честно.

– В сад ты пойдёшь с охраной, – не моргнув, сказал Риккардо.

– Даже розам нужен свидетель? – не выдержала Белла.

– Розы – с шипами, – ответил Антонио. – Но и их лучше нюхать группой.

– Вы трое – худший стендап, – вздохнула она и всё-таки доела омлет.

Риккардо отложил планшет и, глядя ей прямо в глаза, смягчил голос:

– Белла, месяц – это ничто. Мы не знаем, кто прислал те сообщения и чья была машина. Пока я не узнаю – мы играем по моим правилам.

– Я знаю, – тихо сказала она. – Просто… иногда хочется не слышать шаги у себя за спиной.

Ариэлла сжала её ладонь.

– Тогда слушай музыку. Она громче.

Анна прижала ладонь к груди.

– Вот за это я вас двоих и люблю. Одни – про стены, другие – про музыку. А я – за завтрак по расписанию.

– И за то, чтобы любимые люди возвращались домой вовремя, – добавил Риккардо так негромко, что это прозвучало не приказом, а молитвой.

Белла кивнула. Она поднялась первой, поцеловала Анну в щёку, Ариэллу – в макушку, на ходу стукнула кулаком Антонио в плечо.

– Если кто-то спросит, где я, – бросила она, уже на пороге, – скажите, что я на свободе. Под надзором.

– Скажем, что ты в движении, – поправил Антонио. – Свобода – это слишком громко. А движение тебе к лицу.

– В движении, – повторила она, и слово неожиданно лёгло внутри ровно, как пауза в музыке.

В прихожей её уже ждала куртка, сумка с лентами и бутылкой воды, аккуратно собранная Анной, и два молчаливых охранника – Лука и Саль. Белла знала их давно: один улыбался глазами, другой – принципиально ни разу не улыбался вообще.

– Готовы, сеньорина? – спросил Лука.

– Я родилась готовой, – ответила она и скосила взгляд на Саля: – И, клянусь, когда-нибудь заставлю вас улыбнуться.

– Когда вернёмся вовремя, – сухо ответил он, открывая дверь.

На крыльце пахло мокрым камнем и свежестью. Машина уже работала, тёплый воздух ударил в лицо, когда она села на заднее сиденье. Лука занял место рядом, Саль – спереди.

– Маршрут, – произнёс Саль, глядя в зеркало.

– Студия, – сказала Белла. – Потом ленты, потом галерея Марии. И дом. Без спонтанностей. Честно.

Лука хмыкнул:

– Честно-нечестно – главное, чтобы дышалось.

– Вот, – радостно откликнулась Белла. – Наконец-то кто-то понимает.

Машина мягко тронулась. Ворота распахнулись, и вилла осталась позади, как кадр из старого фильма.

Белла смотрела в окно, позволяя городу проходить сквозь неё. Филадельфия утром выглядела почти невинной: женщины с собаками, бариста у дверей, школьники, бегущие через дорогу. Если забыть на минуту, кто ты и чей у тебя брат, можно было бы раствориться, стать любой. Но она – не «любой». Она – Рицци. И сегодня, как ни странно, ей хотелось быть просто Беллой.

Она написала Ариэлле одно слово: «Доеду» – и поставила сердечко. Ответ пришёл сразу: «Я жду».

– Сеньорина, – раздался голос Луки, – хотите музыку?

– Включите что-нибудь без трагедии, – попросила она. – Сегодня я хочу танцевать без крови.

Лёгкий джаз развернулся в салоне, и Белла улыбнулась – по-настоящему. Впереди была студия, где всё просто: раз, два, три, и дыхание длиннее страха. А потом – галерея, запах краски и бумаги. Маленькие, правильные вещи.

И пусть где-то в чужом городе кто-то шепчет её имя, сегодня у неё есть свой маршрут, своё тело, своя музыка.

– Лука, – сказала она, – когда вернёмся, вы оба едите пирог Анны. Это приказ.

– Наконец-то здравый приказ, – отозвался Лука.

– Приказы отдаёт босс, – сухо напомнил Саль.

– Я – босс настроения, – серьёзно возразила Белла. – А настроение у нас сегодня – жить.

Лука улыбнулся глазами шире обычного. Саль, кажется, тоже едва заметно дёрнул уголком рта. Машина свернула к студии, и Белла уже чувствовала под кожей знакомую дрожь: паркет, станок, тепло – её мир, её воздух.

День начинался правильно. И она сделала то, чему научилась лучше всего: выдохнула, как перед первым плие, и позволила свету внутри дышать громче, чем страх.

Студия встречала привычным запахом дерева, мела и пота. Огромные зеркала отражали утренний свет, а паркет блестел так, будто сам ждал шагов. Белла всегда любила это место: здесь не было фамилии Рицци, не было охраны за дверью – здесь была только она и её тело.

– Белла, – преподаватель, госпожа Лоренцо, встала у станка и смерила её строгим взглядом. – Ты опоздала на три минуты.

– Это семейная карма, – парировала Белла и тут же заняла место у станка. – Но я готова компенсировать.

– Компенсируй точностью, – коротко ответила та.

Музыка потекла из колонок. Первые ноты наполнили воздух, и Белла вытянулась, как струна. Её тело знало этот язык лучше любых слов. Раз – шаг, два – движение, дыхание стало ритмом. Она погружалась глубже и глубже, словно смывала с себя утро, разговоры, тревогу.

Лука и Саль стояли у двери, их взгляды скользили по залу, но Белла почти не замечала их. Здесь, в этом зеркальном мире, она была свободна.

– Хорошо, – Лоренцо щёлкнула пальцами. – В тебе стало больше силы. Ты не просто танцуешь – ты борешься.

Белла улыбнулась сквозь дыхание.

– Может, я и правда борюсь.

– Тогда борись красиво, – кивнула преподавательница. – Красота – это тоже оружие.

Белла сделала ещё несколько па, её движения стали острее, в них чувствовалась та самая ярость, которая жила в ней последнее время.

Остальные девушки в студии перешёптывались. Беллу многие знали: не как «сестру Риккардо», а как девочку с огнём в глазах. Она всегда выделялась, но сейчас – особенно.

После часа у станка Белла откинулась к стене, тяжело дыша. Пот стекал по вискам, но внутри было лёгкое чувство – то самое, которое дарил только танец.

– Ты стала другой, – сказала Лоренцо, проходя мимо. – В тебе теперь есть что-то взрослое.

– Может, просто время, – пожала плечами Белла.

– Нет, – покачала головой преподавательница. – Это что-то ещё. Тьма касается и тебя, но ты отвечаешь светом. Так продолжай.

Белла кивнула, хотя в груди кольнуло. Тьма касается и тебя. Эта фраза будто застряла в голове.

Тренировка закончилась позже, чем она рассчитывала. Она переоделась, собрала волосы, спрятала пуанты в сумку. У выхода её ждали Лука и Саль.

– Устала? – спросил Лука.

– Это приятная усталость, – улыбнулась Белла. – Знаете, иногда мне кажется, что если бы не балет, я бы давно сошла с ума.

– Балет – лучшее оружие, – сухо заметил Саль.

– Это ещё что, – подмигнула она. – Я могу убить вас взглядом на репетиции.

Они вышли на улицу. День был тёплым, воздух пах карамелью – где-то рядом продавали орешки. Белла вдохнула глубже и почувствовала, что мир, по крайней мере на этот миг, был нормальным.

– Теперь за лентами, – сказала она, садясь в машину. – А потом к Марии. И домой.

Она устроилась на заднем сиденье, закрыла глаза и позволила музыке, звучавшей в её голове, тянуть её дальше. Она не знала, что уже в этот вечер её танец прервут.

Машина плавно свернула с центральной улицы. За окнами мелькали знакомые кварталы: кафе с красным навесом, магазин с витриной, где всегда стояли глиняные статуэтки. Белла вглядывалась в них и чувствовала странное спокойствие. Сегодняшний день казался таким простым – балет, покупки, галерея. Почти обычная жизнь.

– У тебя хорошее настроение, – заметил Лука, оборачиваясь через плечо.

– Потому что я снова дышу, – ответила Белла, улыбнувшись. – Иногда этого достаточно.

Саль, сидящий за рулём, только кивнул. Он редко вставлял слова, но его молчание всегда звучало как согласие.

Белла устроилась на сиденье, достала блокнот и нацарапала пару линий – эскиз для будущей картины. Силуэт девушки в пуантах, но с крыльями за спиной. Она не знала, откуда взялась эта идея. Просто хотелось нарисовать свободу.

Машина свернула ещё раз. Дорога к дому пролегала через тихий район – мало машин, больше деревьев. Белла уже собиралась спросить у Луки, какой ужин сегодня приготовила Анна, когда вдруг Саль резко нажал на тормоз.

Резкий визг шин. Беллу бросило вперёд, сумка упала на пол.

– Что за… – начала она, но замерла.

Впереди дорогу перегородила чёрная машина. Двери открылись, и из неё вышли люди в масках.

– Лука?! – голос сорвался на крик.

– Пригнись! – рявкнул он, одновременно вытаскивая оружие.

Саль уже открыл дверь и выскочил наружу. Звуки выстрелов разорвали воздух. Стекло машины дрогнуло, Белла инстинктивно прижалась к сиденью.

Сердце билось в ушах. Всё произошло слишком быстро.

– Держись, – Лука накрыл её плечом и выстрелил через окно. Один из нападавших рухнул на асфальт. Второй бросился в укрытие.

Но сзади раздался визг шин. Ещё одна машина подрезала их. Двери распахнулись – ещё трое.

– Это засада, – выдохнул Лука. – Чёрт…

Белла подняла голову. Всё внутри кричало: беги! Но куда? Дорога впереди перекрыта. Сзади – тоже.

Один из нападавших рванул к машине. Лука выстрелил, тот отлетел в сторону. Но другой успел подойти слишком близко.

– Белла, вниз! – крикнул Лука.

Она упала на пол, зажмурилась. Грохот. Визг металла. Её тело дрожало, но внутри проснулся инстинкт: Я не дам им легко забрать меня.

Она нащупала в сумке пуанты – смешно, нелепо, но пальцы сжали их, как оружие.

Лука продолжал стрелять. Но противников было больше. Саль крикнул что-то на улице, и звук его выстрелов заглушил всё остальное.

Белла подняла голову. В этот момент дверь машины с её стороны распахнулась. Чужая рука схватила её за запястье.

– Нет! – закричала она и ударила пуантами по руке. Человек взвыл, но второй тут же подхватил её.

Белла зашлась в крике, вырывалась, кусалась, царапалась. Её подняли с сиденья, выволокли наружу. Она ударила ногой по двери, но руки крепко держали.

Лука выскочил следом, стреляя. Один из нападавших упал, но Беллу уже тащили к чёрной машине.

– Белла! – крикнул Лука.

Она видела его – его глаза, полные ярости и отчаяния. Он рванулся к ней, но выстрел пронзил воздух, и его отбросило в сторону.

– ЛУКА! – завопила она.

Но времени не было. Дверь другой машины распахнулась. Её толкнули внутрь, плечо ударилось о металл. Белла рванулась, ногти вонзились в кожу нападавшего. Тот зарычал, но удержал её.

Дверь захлопнулась. Машина рванула с места.

Белла ударила кулаками по окну, но стекло было бронированным. Она кричала, но звук тонул в гуле двигателя.

Один из похитителей повернулся к ней. Его глаза смотрели из-под маски холодно, безразлично.

– Сиди спокойно, – произнёс он глухо. – Или будет хуже.

– Ублюдки! – Белла плюнула ему в лицо.

Он сжал её подбородок, но второй сказал:

– Босс сказал – живой. Не трогай.

Белла замерла. Босс. Это слово ударило сильнее, чем удары.

Кто он? Чего хочет?

Машина неслась вперёд, уводя её от всего, что было её домом.

Последнее, что она увидела в окно, – фонари улицы, расплывшиеся от слёз.

Белла понимала одно: её свет только что бросили в самую тьму.

Глава 7

Сначала была скорость.

Потом – только гул.

Белла не сразу поняла, как долго они едут. Внутри фургона не было часов, и даже неба не было – только тёмные, как закрытые глаза, стены и дрожащий металлический пол под ногами. Её усадили на низкую лавку, пристегнули ремнём к креплению, запястья стянули пластиковыми стяжками так туго, что под пальцами ныло и покалывало. Пахло железом, пылью и холодной резиной. Двигатель гудел и вибрировал – этот звук, казалось, проник в кости и поселился там.