Мир Дроу. Правящий Дом Миззрим

Наконец, девушка замерла, почувствовав впереди, за поворотом коридора, какое-то движение, всколыхнувшее мерно распространяющуюся в насыщенном магией воздухе, ее сигнальную ауру. Через секунду замерла в атакующей стойке и Лана, нервно поводя перед собой педипальпами, со встопорщившимися на их концах, чуткими волосиками – вибриссами. Обе замерли, не производя более ни звука, ни малейшего движения, могущего поколебать устоявшийся и неподвижный воздух подземного коридора.

Через минуту полной неподвижности, из-за поворота осторожно показалась голова выглядывающего гоблина, который высунулся, чтобы посмотреть есть ли кто живой в том направлении. Дроу опередила его ищущий взгляд на долю секунды, первой заметив медленно выползающую из-за стены макушку разведчика, и потому мгновенно скастовала простейшее заклинание «Тьма». В итак, практически ничем не освещенном коридоре, сгустившаяся тьма заклинания не стала чем-то заметным, а точнее хоть чем-то выделяющимся на общем фоне. Зато оно скрыло их обеих даже от ночного зрения, которым наряду с дроу, обладали практически все разумные жители подземелий. Благодаря нему, они были способны улавливать в редких толиках света, источаемых растениями и насекомыми, абрисы притаившихся в коридорах, крупных существ.

Не заметивший их разведчик идущей позади группы гоблинов, видимо дал условный сигнал, и вместе с остальными своими подельниками, он вышел в коридор, медленно и осторожно начав свой путь к притаившимся в пяти шагах от них охотницам. Осторожность гоблинов была не слишком редкой, даже в таком отдалении от Пещеры. Дальние патрули дроу, конечно же, не так часто, как вблизи от своих Домов, но, тем не менее, время от времени появлялись на всем протяжении подземных лабиринтов, обходя все коридоры, вплоть до выхода их на поверхность.

Лана ждала приказа, продолжая изображать из себя статую Л’лос, приподняв свою головогрудь на средних конечностях, вытянув вниз и вперед приподнятые передние, заканчивающиеся хоть и не лезвиями из горного серебра, но не менее острыми, ороговевшими когтями. Анлуриин, тем временем, беззвучно едва шевеля губами, кастанула «Священное пламя» усиливающее их силу, ловкость и выносливость процентов на тридцать. К сожалению, пока ее сила, как волшебницы, была не слишком велика, а потому двойной, максимальный баф этого заклинания, ей был еще недоступен.

Следующим и последним из изученных ею бафов, было произнесено заклинание «Щит веры», дающее дополнительную защиту от любого, будь то физический или магический, урона, но только для последовательниц учения Л’лос. Он, естественно, ничем не сможет помочь Лане, но позволит самой Анлуриин, некоторое время не слишком опасаться касательных, или не слишком акцентированных, дробящих ударов любого, не зачарованного оружия.

Тем временем из-за поворота уже выступила вся компания гоблинов, состоящая из двух лучников, шедших чуть позади и трех пикенеров. Кроме основного оружия, у каждого из пятерки был на поясе закреплен кинжал, болтавшийся в кожаной петле без всяких ножен. Сами гоблины тоже не слишком утруждали себя броней, довольствуясь лишь потрепанными кожаными безрукавными накидками с капюшоном, свободно ниспадающими до колен и перевязанных на талии поясом. На руках, в районе запястья, у пикейщиков были надеты также кожаные, шипастые напульсники, а на ногах у всей пятерки, дроу заметила не слишком добротные сандалии из грубой сыромятины.

Расстояние принятия решения медленно, но неотвратимо приближалось, давая Анлуриин возможность последний раз решить, будет ли она аккуратно отступать, прикрываясь «тьмой» или решится на бой. На самом деле решать ей было нечего, они с питомицей специально вышли поохотиться, а гоблины были не самым опасным противником, даже при таком подавляющем перевесе в их численности. Самым неприятным фактором, было наличие в их группе аж двух лучников, которые на таком расстоянии, вряд ли будут промахиваться, пока она с Ланой будет занята воинами ближнего боя.

Именно на такой случай, в ее арсенале присутствовала «Паутина». Это заклинание, на время было способно обездвижить противника, но, к сожалению, лишь одного. Откат не позволит произнести его два раза подряд, а потому Анлуриин приказала своей питомице после первого, уже приготовленного ею коронного и наверняка смертельного для противника удара, сразу переключиться на второго лучника, не опутанного к тому времени, ее заклинанием.

Бой! Подошедшие на расстояние прямого удара, ничего не подозревающие гоблины, оказались совершенно не готовы к стремительному на них нападению, последовавшему сразу от двух, очень жаждущих отведать их крови самок. Лана с высоты опустилась своими боевыми конечностями на противника сверху вниз, пронзив ими оба плеча ближайшего к ней гоблина. А затем всем своим телом она прижала его к каменному полу, буквально пожирая его лицо своими мощными, ротовыми хелицерами.

Анлуриин, крутанувшись на месте, как волчок, взрезала горло своему визави, практически отделив ему голову от тела. Ее любимый, острый как бритва, да еще и усиленный магией, парный изогнутый кинжал, типа «Сика», загудел, распарывая воздух и плоть врага, практически не встретив на своем пути сопротивления. Не теряя ни мгновения, второй рукой она тут же набросила «Паутину» на лучника, метнув заклинание поверх головы последнего из оставшихся в живых пикейщика. Отметив краем глаза, что, выдернувшая из тела гоблина свои смертоносные конечности Лана, уже несется ко второму гоблину – стрелку, она обернулась к последнему из оставшихся на ногах бойцов.

Освободив, наконец, от заклинания левую руку, Анлуриин вытащила свою вторую сику и уже полностью вооруженная, затанцевала у вставшего в боевую стойку гоблина. Тот хоть и умело, но крайне медленно, для молниеносной дроу, пытался проткнуть ее своей пикой, нанося каждый раз, свои короткие, колющие удары в уже давно опустевшее место. Он явно не успевал за рваными, быстрыми перемещениями и резкими уклонениями дроу, опаздывая каждый раз, хотя его движения и были очень короткими.

Внезапно отступив на шаг, дроу позволила гоблину вытянуться вперед, в инстинктивной попытке достать своим более длинным оружием, якобы уходящего от него противника. Но, не закончив свое движение до конца, она изогнулась вбок, пропуская мимо себя острый наконечник пики, а затем так же быстро качнулась обратно, резко выпрямляясь, и в итоге, оказалась прямо у наклоненного вперед лица, изумленного такой ее быстротой гоблина. Он не успел даже моргнуть, когда внутренняя, остро отточенная поверхность ее клинка, уже достигла позвонков, его ни чем не защищенного горла, делая на нем более низко расположенную, но такую же широкую, как и родная, дополнительную пасть, заливающую кровью, его вскрытый поперек пищевод.

Пока Лана не торопясь, кушала лицо поверженного ею лучника, Анлуриин тоже уже никуда не спеша, подошла к брыкающемуся в липкой паутине магического заклинания его напарнику, по так и не состоявшейся стрельбе, по живым мишеням женского пола. Не слушая его отчаянный визг, девушка привычно вспорола его горло, дав вволю напиться чужой кровью и второй своей сике, коротко свистнувшей в ее сильной и твердой руке. Охота завершилась слишком легко и быстро, не принеся ей особого удовольствия, но позволив ее питомице вволю полакомиться теплой и свежей кровью ею же и убитых врагов. Именно это, как знала девушка, делало ее для паучихи, особенно сладкой и желанной.

Обратный путь она проделала верхом, по своему же маршруту, а потому уже заведомо безопасному и изученному. Боковых коридоров они не пересекали, а потому встретить кого-то на пути, кроме своего патруля, было нереально. Девушка не подгоняла свою питомицу, помня о ее вчерашнем, плотном обеде, сдобренному к тому же, сегодняшней вкуснятиной. Но она сама, раззадорившись после боя, была совсем даже не прочь погонять. В итоге домчались они обратно за полчаса, вчетверо сократив время, потраченное на тот же маршрут, но проделанный ими пешком. Слегка притормозившая под конец пути Лана, никак не желавшая, чтобы девушка слезала со своего законного места, довезла ее до самой лестницы, ссадив лишь у самых ступеней.

Анлуриин в благодарность погладила ее педипальпы, нежно прижимая все еще распушенные от встречного потока воздуха, вызванного скоростным бегом питомицы, ее торчком стоявшие вибриссы. Оставшись вполне довольными, как друг другом, так и самой прогулкой, обе самки взлетели по лестнице, расставшись лишь в коридоре, у покоев будущей жрицы. Лана потопала к своей лежанке, а еще разгоряченная скачкой девушка, уселась на любимый ею парапет террасы, чтобы с высоты третьего яруса, медленно и отстраненно пройтись привычным взглядом, по всему пространству, суетящегося как муравейник, внутреннего «двора» ее родной Пещеры.

Глава 4. Интернат.

Каникулы закончились быстро, и Анлуриин снова отправилась в интернат, в очередной раз надолго попрощавшись со своей питомицей Ланой, которая чувствуя неминуемое расставание, долго цеплялась за ее шелковую тунику, коготками своих длинных, мохнатых педипальп. С трудом сохранив отстраненное выражение лица, приличествующее истинной дроу, девушка аккуратно высвободилась из «объятий» своей паучихи, церемонно кивнула провожающим ее слугам и, не оборачиваясь, устремилась по многочисленным коридорам в дальнюю, обособленную от жилых покоев, южную сторону дворца Миззрим.

Ее интернат занимал довольно-таки большую часть площади верхнего яруса Южной стены Пещеры. Его огороженная территория, включала в себя лекционные и тренировочные залы, жилые отсеки для учителей и учеников, собственную кухню и прочие хозяйственные помещения. Но в общем объеме ее огромного Дома, конечно же, это всё было лишь каплей в море. Жилой отсек учеников разделялся на две части по половому признаку, а каждая из них, в свою очередь, делилась на отдельные помещения. В каждом такой комнате жили от четырех до десяти учеников или учениц. Женская половина, была гораздо просторнее и уютнее, если так можно было сказать, про почти казарменную простоту и явную утилитарность всех трех жилых отсеков, наполненных крайне простой и скудной, лишь самой необходимой мебелью.

Но зато в их комнатах, в отличие от мужской половины, кровати стояли только в один ярус, а на окнах, выходящих в общий коридор, было хоть что-то, пусть весьма отдаленно, но все же напоминающее шторы. Ими можно было после отбоя, хотя бы на ночь закрыться от постоянно горевшего за окном света, испускаемого магическими шарами. Анлуриин попала при распределении в самую малонаселенную комнату, где кроме нее, ночевали лишь три девушки, которые, как и она сама, принадлежали к аристократии. Две из них были из ее Дома, а третья – из более мелкого, располагавшегося на втором ярусе Пещеры.

Многочисленные лекции учителей и жриц, выматывающие силовые тренировки, упражнения на выносливость, гибкость и ловкость, а также спарринги и ежедневная муштра, не оставляли ни сил, ни времени, для долгих разговоров, и никак не способствовали появлению желания, хоть как-то сблизится со своими соседками. Да и не в характере их расы, было заводить дружбу, или тем более вникать в чужие проблемы, судьбы, мысли и чаяния. В итоге, за все девять прошедших лет, Анлуриин мало что узнала о своих соседках, за исключением лишь их успехов или провалов на очередных совместных тренировках, или при сдаче годовых экзаменов.

За всё то время, что она провела в интернате, на ее глазах, в комнате где она обитала, дважды менялись девушки, и оба раза это были ученицы, не принадлежащие их Дому. Последняя из них, появилась в ее комнате два года назад, переехав к ним из более густонаселенной, сменив собой очередную неудачницу, провалившую годовой экзамен и соответственно, отправившуюся жить на пол Пещеры. Хотя она и прожила до своего падения в их комнате всего четыре года, но, тем не менее, успела запомниться своей упорностью в тренировках и целеустремленностью в постижении знаний, то есть именно теми качествами, что так ценила и пестовала в себе сама Анлуриин.

Звали ее Зарра и из всех прошлых и последующих ее соседок, именно она запомнилась ей больше всех прочих. По своему сильному духу, она была ей намного ближе даже тех, кто прожил с ней бок о бок все девять лет, но за все эти годы, никак не выделился из общей, серой массы «твердых середнячков». Сама же Анлуриин, в своем учебном арсенале, имела в основном оценки «феноменально» причем не только в физических и боевых дисциплинах, но и в знании ритуалов, служб и канонов учения Л’лос.

С самых малых лет приученная своей матерью и ее личными слугами к жесткой, совсем не детской дисциплине, послушанию старшим, и наполненная до кончиков своих острых ушей нравоучениям старшей жрицы, Анлуриин с первых дней своей учебы, не сильно комплексовала в интернате, где суровость и муштра, поначалу непривычная другим, была лично ей, более чем знакома и даже привычна. Кроме того, Анлуриин с самых первых дней своего обучения, стремилась стать лучшей, по абсолютно всем предметам, а потому ее частенько заставали преподаватели в учебных и тренировочных залах, а так же в библиотеке, во внеурочное время и даже после отбоя.

Новое для нее направление в собственном развитии личности, которое она с успехом и законной гордостью за себя испробовала на Орлиите, дало ей очередную веху, к которой она стремилась весь этот, последний для нее в интернате, учебный год. Оставаясь одна, она оттачивала каждое свое движение, каждый жест, поворот и наклон головы, мимику мышц лица и изгиб своего гибкого, ловкого тела, стремясь выжать из всего этого своего, природой подаренного набора инструментов, максимум желанности, томности и сладострастного, искусственно выставленного на показ, эротического вожделения и любовной страсти.

С того памятного, наверняка надолго, слуге ее Дома утра, она значительно продвинулась в своем искусстве обольщения, периодически пробуя свои новые навыки на мужской половине интерната, когда ей удавалось словом или призывным жестом, заманить в укромный уголок свою очередную жертву. Сама не испытывая никаких чувственных позывов, Анлуриин искусно маскировала свою холодность к противоположному полу бурной и показной страстью, которую она выражала исключительно своим телом, его нарочитыми, зазывными позами, сладострастными изгибами и якобы вожделенными волнами чувственной дрожи, выраженными колыханиями ее полных бедер, поджатого живота и вздымающейся в порывистом дыхании подросшей груди.

Следующей вехой, для нее стала отработка различных обертонов своего певучего, богатого модуляциями голоса, и разработка к этим заманчивым звукам, соответствующей мимики ее прекрасного лица. Девушка часами учила себя изображать несуществующие чувства манящими улыбками, прищуром своих огромных, фиалковых глаз, добавлением в них искорок и страстных огоньков. Приопущенные в выражении томления ее души ресницы, разлет специально выщипанных для этого плавным изгибом бровей, трепет полуоткрытых, будто жаждущих поцелуя губ, быстро облизывающий их яркий, влажный язычок, всё это шло в ход, отрабатываясь до полного автоматизма. А затем, весь этот набор улучшался и пополнялся, очередным пришедшим ей в голову, или подсмотренным где-то красивым жестом, или подслушанным звуком, будто бы случайно вылетевшим из глубины ее души, в сладострастном, прерывистом вздохе.

Проходя по коридорам, чутко прислушиваясь и присматриваясь, Анлуриин иногда слышала и видела что-то новое, до чего еще не додумалась сама, и тут же включала это в свой арсенал. Девушки, как и она, уже прошедшие ритуал Кровопускание, вовсю пользовались своими открывшимися теперь возможностями, тренируясь и испытывая свои женские чары на мужской половине интерната. Дело, как она иногда замечала, у них доходило и до чего-то большего, но для самой Анлуриин это было не интересно. В отличие от некоторых ее одногодок, уже явно получивших свой первый сексуальный опыт, она к этому абсолютно не стремилась.

На Анлуриин, конечно же, засматривались. Она выгодно отличалась от большинства своих сокурсниц, благодаря своей, доведенной до совершенства фигуре, прелестному, аристократичному личику и отработанному за этот год искусству обольщения. А потому, у нее теперь не было недостатка в объектах, на которых она уже даже не отрабатывала, а скорее шлифовала свои женские чары, постепенно доводя и их до совершенства.

Но прикасаться к себе, она никому не позволяла, а если ее любовные опыты заводили подопытных самцов слишком далеко и они теряли не только голову, но и даже контроль над своими руками или губами, то тогда в дело шло ее, доведенное до рефлексов, боевое искусство рукопашного боя. После этого, пыл юнцов моментально угасал, причем на достаточно долгое время, проведенное зачастую ими, уже на больничной койке, в госпитальной палате их родного интерната.

Понимая свою некоторую вину, за подобную несдержанность, итак наполненных до краев гормонами юношей, она ни разу не доложила учителям о таком не подобающем поведении, подобных лихих самцов. Для мужчин, устоями и традициями их народа, было запрещено не только проявлять, пусть даже не вербально, любую инициативу к сближению, но и тем более, им строжайше запрещалось первыми прикасаться к женщине дроу.

Этим она заслужила в мужском крыле интерната, славу недоступной, хищной, очень красивой и крайне желанной сучки, не продающей учителям, даже самых ярых своих поклонников. О ней теперь продолжали в тайне мечтать все поголовно, даже лично не видевшие ее юноши, с других, по году набора, потоков. Но одновременно, каждый из тех, кто уже получил силовой отпор, немного побаивались в этом признаться другим, даже просто на словах. Естественно, обо всем этом, юноши говорили только между собой, за накрепко закрытыми дверьми, но как говориться: слово не птица, а вылетевшие изо рта, свои слова уже не поймаешь.

Поэтому очень скоро, ее подобная слава, добралась и до длинных ушек женской половины их интерната. Всё это, конечно же, льстило самолюбию Анлуриин, а у сокурсниц ее – вызывало законную зависть. Особенно это касалось тех из них, кто уже перешел за границы невинного флирта, а потому потерял невинность, а вместе с ней и часть своей привлекательности для мужской половины. Ведь, как известно: самый сладкий и желанный, для всех без исключения, именно тот плод – которого еще никто и никогда не вкушал.

Окончание последнего года обучения, ознаменовалось самым жестким выпускным экзаменом, который проводили поочередно все преподаватели, по каждой из своих дисциплин. Для Анлуриин данная процедура не представляла особых трудностей, а потому она только внутренне посмеивалась, свысока посматривая на своих сокурсниц и сокурсников, судорожно готовящихся к этим испытаниям. В ее глазах, они представлялись ей, как утопающие, не умеющие плавать, но которые в запредельном цейтноте, еще пытаются, вдохнуть в последний раз, уже не вмещающийся больше в их раздутые легкие, дополнительный глоток воздуха. Но его все равно им не хватит на всю им оставшуюся, до полного погружения в темные глубины вод, жизнь.

Само собой, самым трудным для всех без исключения, стал экзамен по знанию ритуалов и канонов учения верховной богини Л’лос, который был профильным для их интерната. Ставшая, видимо, проклятой кем-то кровать, четвертой жительницы их спального помещения, вновь опустела, породив еще одного, уже третьего, за теперь уже полных десять лет обучения, драука. Да и среди остальных учеников и учениц их потока, профильный экзамен провел значительную чистку, отсеяв после себя в сумме учащихся даже больше, чем все остальные, вместе взятые дисциплины.

Легко пройдя все свои выпускные экзамены, Анлуриин стала ожидать свое второе в жизни знаковое испытание, которое называлось: Ритуал «Взросление». Если предыдущий Ритуал проходили, по понятным причинам, лишь представительницы женского пола, то этот был общим для обоих полов и входил в обязательный перечень, для всех без исключения юношей и девушек, желающих стать полноценными взрослыми и даже более того – самостоятельными личностями. Именно после этого Ритуала, с их родителей снималась вся ответственность, за своих чад.

После его прохождения, дроу окончательно перешагивали через порог юношества и отныне становились полноправными представителями своего гордого народа и могли принести присягу верности своему, а в теории, и любому другому, на свой личный выбор Дому. Но если своему, то есть тому, где ребенок родился и вырос, приносилась клятва без всяких условий и предварительного одобрения от самого Дома, то в случае, если он или она хотели присягнуть иному, не родному изначально им Дому, или если выпускник интерната и вовсе был рожден обывателями, то тогда требовалось получить прямое разрешение на приношение присяги, от Главы данного Дома.

Подобные случаи были достаточно редки, но все же иногда случались, особенно тогда, когда кто-то из родственников, или один из двух родителей претендента, был родом из другого Дома. Иногда данную процедуру смены Дома проходили и в более зрелом возрасте, например, при женитьбе или родстве кровью – то есть родстве, полученном не по рождению, а на поле боя. А иногда Глава Дома, могла и сама пригласить кого-то к себе, в случае, если претендент чем-то заслужил ее милость или как-то выделился на общем фоне, благодаря своим умениям или заслугам. Конечно, чаще всего последним, описанным здесь правом, пользовались Дома правящей Семерки, переманивая, таким образом, к себе, самых видных воинов, магов или умелых ремесленников из других, более низко расположенных, по иерархии народа Илитиире, а потому менее престижных Домов.

Глава 5. Ритуал «Взросление».

Анлуриин сидела на своей жесткой кровати, снабженной лишь волосяным матрасом и скрученной валиком, из текстильной материи подушкой, с наброшенной поверх всего этого простыней. Не испытывая особого интереса, она наблюдала, бросая искоса взгляды за тем, как все сильнее нервничают две ее соседки. Сегодня им предстояло принять участие в Ритуале, который навсегда изменит их жизнь.

На самом деле, нервничать гораздо больше сейчас должны были те, кто находился на второй половине жилого отсека, потому что именно им, юношам, а не девушкам, сегодня придется впервые убить своими руками живое, мыслящее существо. Анлуриин прекрасно помнила свои, год назад прокрученные не единожды мысли, когда она переживала больше не из-за самого убийства, а от того, что совершила его не в бою. Именно сегодня ей предстояло прочувствовать в реале, всю ту разницу, что она лишь мысленно представляла себе, в день прохождения своего первого в жизни, кровавого Ритуала «Кровопускание».

Ее очередь настала второй, после той девушки, что занимала кровать прямо у входа. Следуя за учителем по боевым искусствам, Анлуриин прошла по коридору в сторону зала, где они проводили спарринги, остановившись вместе с преподавателем напротив стойки с боевым оружием. Кивнув на представленное многообразие различных орудий убийства, инструктор отошел в сторону, позволив ей самой выбрать себе те клинки, с которыми она и выйдет на Ритуал. Не колеблясь ни секунды, молодая дроу вытащила свои любимые, уже не раз испытанные в тренировочных дуэлях, парные сики, а немного подумав, закрепила на своем поясе еще и обойму из полудюжины метательных ножей.

Следующую остановку они сделали, когда покидали тренировочный зал. Едва выйдя в общий коридор, у нее сменился провожатый, и дальше девушка пошла уже с мастером алхимии, с которым посетила его кабинет, за дверью которого следовала еще одна неприметная створка, ведущая в небольшой, но плотно заставленный стеллажами склад. На многочисленных, многоярусных полках, стояли разнообразные по форме и содержанию пузырьки и склянки, за изучением содержимого которых, ученики и ученицы провели немало своих академических часов, на протяжении первых шести лет своего образования.

Немного поразмыслив, Анлуриин решила не слишком обременять себя стеклотарой, разбить которую было хоть и нелегко, в силу ее зачарования от подобных казусов, но которая все же весила значительно больше того, что хотела бы иметь в качестве бремени, быстрая и ловкая дроу. Она всегда побеждала своих соперников, прежде всего за счет своих личных боевых и физических качеств, а не благодаря заемным, а потому конечным, причем в самый неподходящий момент боя, эликсиров. Исходя из этих своих мыслей, Анлуриин прихватила с полки лишь два маленьких пузырька яда, причем не в качестве метательных предметов, а для смазки лезвий своих верных сик, а еще летающих, подобно злым осам, после их броска, тонких, лишенных рукоятей кинжалов. Видимо из-за особенностей в их форме и звуке при полете, напоминающего жужжание атакующих диких ос, эти метательные ножи и получили свое название: «осы».

Боевой наряд выбирать ей не пришлось. Все юноши и девушки уже имели соответствующие их стилю боя экипировку, используя ее в течение двух последних лет обучения, где на тренировках учителя выдавали своим подопечным только боевое, а не тренировочное оружие. Благодаря своему, доведенному за эти два года до оптимального значения характеристик защитного снаряжения и, конечно же, мастерству лекарей интерната, смертей при спаррингах было не так много, как могло бы быть, при отсутствии таких скрупулезно подобранных и к тому же зачарованных учителями магии интерната, их личных защит.