
Полная версия
Телефонная будка
– Ой! – вырвалось у меня.
И я действительно увидел, как спутники этих планет сталкиваются друг с другом и разрушаются. Чёрные тени гигантских осколков пролетали на фоне далёкого Солнца, которое теперь казалось тусклым, и россыпей звёзд, сверкающих, как холодные иглы. Это выглядело и величественно, и страшно: горящие атмосферы куполов, цепи орбитальных станций, срывающихся в пропасть, гравитационные приливы, ломавшие целые города. Экран выводил крупные планы: обваливающиеся башни, разлетающиеся в вакууме гигантские конструкции, вспышки термоядерных станций. Лишь немногие корабли – длинные, как стрелы, с голубыми хвостами ионизированных двигателей – успевали вырваться на безопасное расстояние, унося крошечные искорки спасённых людей.
А женщина безмятежно продолжала:
– Спустя почти двадцать пять тысяч лет послание Аресибо, отправленное в 1974 году с Земли, достигнет своей цели – шарового звёздного скопления М13, и ответ не заставит себя долго ждать: в Солнечную систему ворвутся новые захватчики, начнётся очередная межгалактическая война, которая продлится не больше пятидесяти лет.
– Кто победит? – хрипло спросил я.
– Конечно, мы, – с некоторой долей обиды в голосе ответила женщина. – Правда, человечество на этот раз будет более готово к нападению и сумеет дать достойный отпор.
И снова на экранах – сцены схватки: корабли причудливых форм, как гигантские семена или живые медузы, обстреливали друг друга из невидимого оружия. Сферические заряды разрывались, сжигая поверхности планет до серой корки, превращая их в испепелённые пустыни. Я видел страшные тела инопланетных организмов – многорукие, с переливающимися панцирями, управляемые ими звездолёты, а рядом – людей, бесстрашно вступающих в бой.
Только эти люди… уже не совсем те, что окружали меня в моём времени. Их тела были иными: из плеч отходили длинные щупальца, как дополнительные руки, на груди и спине блестели хитиновые пластины, череп вытянулся, будто шлем древнего воина, а глаза стали четыре – два основных и два дополнительных, меньших, светящихся мягким янтарём. Они двигались быстрее, чем можно было уследить взглядом, и даже в тяжёлых скафандрах чувствовалась их нечеловеческая пластичность.
– Чтобы победить врага и приспособиться к агрессивной среде, увеличить степень выживаемости, людям пришлось перестроить свой организм, ввести в свои гены хромосомы крабиусов, – пояснил мне автоматический сопроводитель. – Поэтому внешне и физиологически ваши потомки будут выглядеть совсем иначе. Это приведёт к тому, что сменятся психологические характеристики, ментальность и философия жизни. Вы и ваши потомки, если встретитесь, не сумеете друг друга понять – и не только из-за интеллектуального различия и отсутствия языковой основы, но и потому, что мышление будущих поколений перейдёт на иной уровень. Это как разговор таракана с роботом или человека с рыбой…
Я слушал и смотрел, и у меня постепенно стыло внутри. Сначала это было похоже на просмотр фантастического кино: картинки мелькают, города растут, взрываются, строятся новые, летят корабли… Но чем дольше я вглядывался в эти «экраны», тем отчётливее понимал – это не кино. Это на самом деле было, будет, происходит.
Меня охватывало странное смешанное чувство – восторг и страх. Восторг от того, что я – десяти лет от роду – первый из всех вижу будущее, чего не видел никто. И страх – от того, как быстро, безжалостно меняется всё, как исчезают города, люди, даже звёзды на небе; от того, что за этими сценами нет моего дома, двора, знакомых лиц.
Я невольно вжал голову в плечи. Сквозь стекло-экран на меня смотрели существа, которых называли «людьми будущего». Их четыре глаза светились, как у кошек в темноте, панцири мерцали, щупальца скользили по пультам. И вдруг мне стало не по себе, как будто эти глаза могли разглядеть меня, мальчишку из 1976-го, и узнать в нём далёкого предка.
В горле пересохло, а пальцы сами сжали телефонную трубку – единственную «родную» вещь в этой непонятной будке. Сердце стучало, как пистоны в моём игрушечном пистолете. Я чувствовал себя потерянным, маленьким, чужим. Внутри одновременно шевелились восторг, ужас, любопытство и… одиночество. Казалось, что между мной и тем, что я вижу, пролегает не только пятьсот или десять тысяч лет, а целая пропасть, которую не перескочить.
Я вдруг захотел домой – к маме, к папе, к своему двору, даже к сердитой дворничихе Наталье. Хотелось выбежать из будки, вдохнуть запах пыли и жаркого солнца, услышать, как поют петухи и как соседский пес гоняет кур. Но вместо этого я стоял, прижатый спиной к стенке, и смотрел, как мой мир медленно исчезает на этих «окнах».
Но тут я вспомнил слова робота-женщины. Такое сравнение мне не понравилось, я и заметил:
– Всё равно мы не дураки!
Женщина сделала вид, что не расслышала меня и, не меняя интонации, продолжила:
– Из звёздного скопления М13 больше нападений не произойдёт, однако спустя тридцать шесть тысяч лет от даты вашей, молодой человек, телепортации на нашей машине времени, звезда Росс 248 приблизится к Солнечной системе на расстояние 3,024 светового года, став на это время ближайшей к Солнцу звездой. Это приведёт к очередной катастрофе: Юпитер приблизится к Земле, а Венера займёт место Урана. Каллисто и Луна станут самостоятельными планетами.
Смотреть на этот процесс было завораживающе и жутко: огромный, испещрённый штормовыми полосами и кольцами вихрей газовый гигант медленно скользил в сторону нашей орбиты, как огромное бледно-охряное чудовище, а крошечная голубая Земля постепенно сползала внутрь чужой траектории, на место Венеры. Вокруг Юпитера играли ослепительные всполохи его полярных сияний, зелёно-фиолетовые арки вырастали на сотни тысяч километров, а тени его спутников ложились на планету чёткими чернильными пятнами.
От близкого нахождения к центральному светилу закипела земная атмосфера: облака превратились в снопы пара, через которые проступали багровые континенты. С гулом, слышимым даже через «экран», поднимались шапки вулканов; жерла изрыга́ли столбы раскалённого пепла, испещряя небесный свод красными жилками. Евразия, выгибаясь, наползала на Южную Америку, а Антарктида, словно гигантская шапка льда, расплющивалась и сметала на пути Австралию – материки ломались, как ледяные поля под тяжёлым катком.
Естественно, вся прежняя биосфера вымерла, а людям – я продолжал всё равно их считать людьми, несмотря на то, что они уже мало напоминали нас! – пришлось расселиться на более далёких планетах. Там жизнь оказалась не слишком приятной: редкий свет Солнца был холоден, а терраформирование затянулось, потому что тепла и энергии катастрофически не хватало.
– Через сорок тысяч лет люди обнаружат в облаке Оорта три скалистые планеты и на основе технологий крабиусов транспортируют их в зону Златовласки… – сказала женщина.
– Какую зону? – не понял я.
– Это пояс жизни, то есть расстояние от Солнца, когда возможно поддержание органической жизни в естественной природной среде. Именно на Терре, Фаэтоне и Мэлисе начнётся более-менее сносная жизнь землян. Это даст очередной толчок техническому прогрессу и эволюции человека.
Я увидел три планеты, в полтора раза меньше Земли: синие, зелёные, изрезанные заливами и горами. На их поверхности сияли водные бассейны, наполненные плотной морской жизнью, и леса, закрывавшие каменистые склоны, а сквозь атмосферу пронзительно тянулись гигантские шпили и кольцевые арки – транспортные лифты и эстакады, по которым люди поднимались прямо на орбиту.
Между планетами курсировали прозрачные челноки, словно стайки серебристых рыб; по невидимым маршрутам двигались кольцевые станции, где сливались потоки грузов и пассажиров.
Вдруг в космосе что-то вспыхнуло. Волна энергии, похожая на смятую пелену света, прошла по Солнечной системе, смещая вновь планеты с их постоянных орбит. Юпитер, в свою очередь, сам по себе загорелся, заискрил, словно бенгальский фейерверк, выбрасывая в пространство колоссальные струи плазмы.
– Что это? – растерянно спросил я, тыкая пальцем в экран.
Женщина охотно пояснила:
– Это звезда-гипергигант VY Большого Пса взорвалась, образовав гиперновую. Взрывная волна достигла Солнца спустя десять лет. Она внесёт свои коррективы в орбитальное движение внутренних планет и, с другой стороны, зародит интенсивные атомные процессы на Юпитере, превратив его в коричневого карлика. Наличие второго солнца вновь приведёт к массовому вымиранию флоры и фауны не только на трёх терраформированных планетах, но и на Марсе, Титане, Энцеладе, Япете, Европе и Ио. Вспыхнут войны и конфликты между мирами, недоверие снова вернётся в жизнь человека.
В подтверждение сказанному была иллюстрация происходившего в космосе. Меня поразило, как быстро лишились атмосферы Фаэтон и Мэлиса: они превратились в безжизненные, серые и чернеющие шары, поверхность которых потрескалась и покрылась кратерами, а Терра к этому моменту стала раскалённой сковородкой – красной, с бурлящими лавовыми потоками, рвущимися вулканическими столбами и клубами огненного дыма, словно планета готовилась выкипеть до последней капли.
Между тем я заметил, как горящий шарик – это была Земля – переместился за орбиту Марса, постепенно остывая, светясь тусклым оранжево-жёлтым свечением. Вслед за ним устремился Меркурий, который стал новым спутником, заняв место Луны. Корабли землян, длинные и серебристые, словно стальные рыбы, устремились к ним, и вскоре там начался процесс преобразований: строились орбитальные станции, терраформировались поверхности, прокладывались энергетические каналы и защитные поля, а гигантские купола покрывали планету, готовя её к новой жизни.
Войны, к счастью, прекратились, хотя отдельные стычки всё же происходили. Сопроводитель пояснил, что это – изгои общества, супермутанты-крысмонты, желающие изменить баланс сил и создать собственную империю в Солнечной системе. От человечества ответвилась новая раса: разумная, но хищная и безжалостная. К этому моменту силы у неё будут недостаточны для полного господства.
Я увидел этих существ: они действительно напоминали крыс – с длинными тонкими хвостами, острой мордой и маленькими яркими глазами, которые сверкали в темноте, а когтистыми лапами они цеплялись за оружие и приборы. Их тела были обтянуты блестящими бронекостюмами, защищавшими от лучевых и энергетических ударов. Машины, которыми они управляли, выглядели странно – параллелепипеды, квадраты, ромбы и треугольники, словно чистые геометрические фигуры, которые двигались беззвучно, но смертоносно.
Женщина пояснила, что крысомонты мыслят графическими образами, математическим языком, и их восприятие полностью отличается от человеческого. Эти различия, по сути, и привели к межрасовой войне: люди и крысомонты стали чужды друг другу, их мыслительные процессы несовместимы, словно они существовали в разных мирах.
В этот момент я заметил, что мы остановились. Гул под ногами стих, вибрации исчезли. Телефонная будка, как будто застряв во времени и пространстве, зависла где-то в космосе.
– Почему мы стоим? – спросил я, чуть тревожно.
– Мы завершили стотысячнолетнее перемещение, – ответила женщина. – Хотите дальше – крутите диск!
Любопытство взяло верх над осторожностью и страхом. Я набрал бесконечно длинный цифровой ряд, даже не подсчитав, на какой это срок, и машина времени пришла в движение. Будка снова затряслось, вибрации разошлись по полу, свет тусклой лампы начал прорываться сквозь мелькающие на стеклах-экранах картины будущего, словно каждый сантиметр стекла превращался в отдельный экран кинотеатра.
События заскользили, как мгновенные кадры, сменяя друг друга со скоростью мысли. И снова очередная звезда – Глизе 710 – прошла на расстоянии 0,3 светового года от Солнца. Планеты дрожали, орбиты искривлялись, гравитация швыряла Меркурий, Венеру и Марс, словно гигантская невидимая рука тасовала их на космической доске. Атмосферы срывались, облака сгущались в темные вихри, океаны вскипали, и Земля, словно капля расплавленного металла, мигала на экране оранжево-красными всполохами.
Через миллион лет человечеству, очевидно, надоест эта непрерывная чехарда: Земля, Меркурий, Титан, Марс и Европа будут превращены в корабли-планеты, устремившиеся к более стабильным звёздам. Миллионы причудливых конструкций исчезнут в глубине галактики, а чужой песок будет хранить следы человека, словно тлеющие сигнальные огни далёкого прошлого. Хищная раса крысмонтов останется дома, перестраивая планеты под свои нужды: их мегаполисы будут угрюмыми и строгими, лишёнными красоты и удобства для человека, с геометрически точными башнями и бесчисленными боевыми станциями.
Женщина продолжала безэмоционально информировать меня:
– Через один миллиард лет Солнечная система совершит полный оборот вокруг центра галактики Млечный Путь. Через 5,4 миллиарда лет Солнце превратится в красный карлик, а на оставшихся его орбитах жизни не будет – вымрут последние потомки кровожадных крысмонтов. Эта звезда потеряет к себе интерес со стороны потомков землян, которые ранее иногда посещали свою прародину.
На экранах я увидел, как Солнце вспыхнуло: его поверхность расплавилась, цвета пульсировали от бело-голубого до кроваво-красного, потоки плазмы взлетали в космос, солнечные вспышки швыряли корону на миллионы километров. Планеты и астероиды подпрыгивали в гравитационной буре, огненные штормы разрывали облачные массы. Затем светило медленно уменьшалось до объёма Сатурна, который сам, кстати, разрушился, обрушившись на поверхность красного карлика, вызывая колоссальные всплески света и энергии.
«Вот что произойдет с нашим светилом», – с тоской подумал я. Но женщина безжалостно продолжала:
– Спустя 7 миллиардов лет произойдет столкновение двух галактик – Млечного пути и Андромеды. Это приведёт к уничтожению планетарных систем, звёзд и жизни; многие высокоразвитые цивилизации вынуждены будут перебраться в иные галактики. Среди них будут и земляне, чья генетика от вас не превысит 0,0007%. Через один триллион лет прекратится процесс звездообразования – истощатся все необходимые ресурсы газа. Через десять триллионов лет прекратят существование красные карлики, включая Солнце. А за чертой ста триллионов лет останутся лишь чёрные дыры, нейтронные звёзды, белые и коричневые карлики, среди которых окажется и Юпитер, медленно вращающийся в безмолвной тьме космоса.
Я стоял, прижавшись к стенкам будки, и будто сливался с ней. Вибрации стихли, но внутри меня бурлило так, что казалось: сердце вот-вот выскочит наружу. Глаза не могли оторваться от стекол-экранов – каждая картина была одновременно красивой и ужасной, завораживающей и угрожающей.
Мои руки бессознательно сжимали трубку; я слышал, как кровью стучит в висках. В голове всё смешалось: миллионы лет, исчезающие планеты, вспыхивающие звёзды, бушующие цивилизации, которые я никогда не встречу, и их потомки, так сильно отличавшиеся от человечества, что я не смог бы понять их мысли. Казалось, что я одновременно нахожусь в сотнях эпох и в тысяче миров.
Меня охватило ощущение незначительности: я – маленький мальчик из двора 1976 года, и вот я вижу, как сама галактика рождается, стареет, сталкивается и умирает. Кажется, что вселенная насмехается над мной, показывает масштаб, который я никогда не смогу осознать. И всё же это чувство не было только страхом. Оно смешивалось с восторгом, с чистым любопытством, с жаждой понять, узнать, увидеть.
Я заметил, как дыхание стало равномерным, хотя сердце продолжало бешено биться. Внутри проснулась странная смелость: будка была моим щитом, машиной времени – моим проводником, и, пока я в ней, мне ничего не грозило. Можно было смотреть, наблюдать, учиться и удивляться. Я впервые понял, что одно и то же событие может быть одновременно ужасным и прекрасным, что страх и восхищение – две стороны одной медали, которую я держу в руках.
Я прижал лоб к стеклу и шепотом сказал сам себе: «Я вижу будущее. Оно безумное. Оно огромное. Но я здесь». И в этот момент внутри не осталось места для сомнений – хочу я этого или нет, я стал частью истории, которой не существовало для других людей.
Слова сопровождались быстро меняющимися картинками по ту сторону телефонной будки. Я знал, что мы находимся в космическом пространстве, и лишь корпус будки защищает меня от смертельного воздействия вакуума, радиации и безмерной пустоты. И всё же видения завораживали: миллиарды звёзд сталкивались в сверкающих дисках, потом сливались в один хаос, цвета тускнели, менялись на багровые, затем темнели почти до чёрного, пока не появилась нечто странное – огромная дыра, поглощающая редкие белые точки и ещё больше красных, всё исчезало в бездонном мраке.
Непонятно, как аппарат не втянуло в этот «водоворот». Может, он был защищён невидимыми силами? Может, будка скользила по измерениям, неподвластным законам физики? Для меня это оставалось загадкой.
– М-да, – протянул я. – Я хочу выйти наружу и посмотреть.
– Исключено, – ответила женщина. – Вы без скафандра. За пределами машины времени не проживёте и трёх секунд.
– Ладно, – вздохнул я. – Что там дальше?
Дальше пошли непонятные фразы:
– Спустя сто нониллионов лет начнётся период полураспада протона, а через три дециллиона распадутся все нуклоны во Вселенной, всё вещество всосется в чёрные дыры. Начнётся эпоха чёрных дыр – единственных объектов во Вселенной. Далее, более миллиона лет, сверхмассивная чёрная дыра массой в двадцать триллионов солнечных масс испарится, и Вселенная перейдёт в эпоху вечной тьмы… Всё прекратит своё существование…
Я видел лишь сплошную темноту – ни одного блеска, ни одной светлой точки, словно сама Вселенная исчезла. Жуткое состояние охватило меня: ощущение пустоты пронизывало тело и душу, под ложечкой словно сжалось холодным комом, дыхание стало тяжёлым, а сердце билось так, что казалось, готово вырваться наружу. Машина времени остановилась: дальше двигаться было невозможно. Нет времени, нет пространства, нет энергии и вещества – это был абсолютный конец. Будка висела где-то между ничем и ничем, в безвоздушной паузе.
– Эй, подожди-ка! – воскликнул я с возмущением. – Если всё прекратит существование, то как же появилась ты? Кто тебя создал?
– Перед тем, как столкнутся Млечный путь и галактика Андромеда, ваши потомки – люди, а не крысмонты, – переместятся в прошлое… на Землю… – сопроводитель говорила загадочно.
Меня это немного злило. Я хотел ясности:
– То есть?
– Будут открыты способы перемещения во времени. Люди решат жить не в будущем, а в прошлом. Они заселят Марс и Венеру, Землю за два миллиарда лет до появления человечества. Это будет период стабильного существования, – ехидно ответила женщина. – Где вы намерены остановиться?
– То есть? – переспросил я снова, растерянный.
– Куда хотите телепортироваться? Поскольку будущего уже нет, вернёмся в прошлое. Хочете на Терру, на планету звезды 450981. К в галактике Млечный Путь, где живут ваши потомки, или в эпоху динозавров на Земле? Может, в эпоху крабиусов?
– Я хочу домой, – вздохнул я, чувствуя усталость. Всё это было невозможно сразу осмыслить: за короткое время я увидел то, что не снилось ни одному учёному, познал события миллионов лет человеческой истории – и нужно было переваривать информацию постепенно, без нервных потрясений, шаг за шагом, словно отказываться от мгновенного понимания ради сохранения рассудка.
– Нажмите на рычаг под телефонной трубкой – это подтверждение вашего решения вернуться к месту исхода, – потребовала женщина.
Я послушался.
Мотор под днищем будки заурчал, свет в кабине вспыхнул, и я увидел самого себя в отражениях стекол: тусклые глаза, взъерошенные волосы, слегка прищуренное от напряжения лицо. Я будто смотрел на другого, который только что пережил миллионы лет и бесчисленные катастрофы.
Потом на экранах всё стремительно заскользило в обратном направлении – в прошлое, – однако сознание не могло ухватить деталей, всё смешалось в неразличимую полосу: миг сменял миг, эпохи мелькали, словно кадры в ленте, без начала и конца. Я молчал, и женщина тоже молчала, словно сама вселенная затаила дыхание.
Спустя какое-то время я почувствовал толчок, и всё замерло. Свет потух, и послышался знакомый голос сопроводителя:
– Мы на месте! Удачной вам жизни!
Я толкнул дверцу. Сентябрьский тёплый ветер обдал меня, напоенный запахом увядающей травы и слегка прохладного асфальта, шуршание листвы в садах дополняло ощущение родного мира. Я вздохнул полной грудью, сбрасывая с себя тяжесть пережитого, словно с плеч сняли невидимый рюкзак впечатлений. Всё было так, как было… даже не знал, сколько часов назад.
Тускло светили фонарные столбы, бледная Луна пряталась за редкими тучами, одинокая кошка осторожно скользила по траве, охотясь на мышь или свернувшегося ежика, автомобиль в конце двора спокойно дремал у бордюра – я запомнил это одним взглядом, словно сделал мгновенный снимок памяти. Гм, ничего необычного для ташкентской ночи. Из-за забора воинской части не доносилось ни звука, лишь тихо шуршали листья.
Я вышел из телефонной будки и обошёл её, ведя ладонью по холодным стеклам и корпусу. Холод был почти ощутимо металлический, будто будка хранила в себе чужое время. Но теперь я точно знал: это не просто будка – это машина времени и пространства, созданная нашими далекими потомками, то ли из будущего, то ли из прошлого.
«Утром расскажу Петьке – вот будет интересно посмотреть на его кислую рожу», – ухмыльнулся я и тихо вернулся в квартиру. Часы показывали половину третьего, все спали, даже храпели. Я заснул мгновенно, истощённый, но счастливый.
Проснулся в полдень. Папа удивлённо посмотрел на меня: как же сын проспал передачу «Будильник» и не пошёл играть в футбол. Мама крикнула с кухни:
– Твой завтрак давно остыл!
– Спасибо, всё равно съем, – ответил я, оглядываясь. И тут воспоминания о ночных событиях нахлынули с новой силой. Я быстро вскочил, оделся, поел и выбежал во двор.
Дворничиха Наталья поливала из шланга цветы в клумбе: вода весело играла брызгами, касаясь лепестков роз и петуний, капли переливались в солнечных лучах, хотя солнце ещё едва показывалось за горизонтом. Старушки сидели у подъезда и судачили о мебели, которую купила семья Халимовых из Бухары, что переехала на прошлой неделе.
Я осмотрелся: Петьки нигде не было, телефонная будка стояла на месте. Подойдя ближе, я заметил большой амбарный замок на дверце. Попытка открыть его ни к чему не привела. «Блин, кто-то засек меня?» – пронеслось в голове, и стало почему-то не по себе. Значит, путешествий больше не будет?
– Мальчик, можно тебя на минутку? – послышался мужской голос за моей спиной.
Я резко обернулся. Передо мной стоял мужчина в фетровой шляпе и слегка потрепанном костюме. Его лицо было странным и одновременно запоминающимся: глаза большие и чуть выпученные, как у совы, нос короткий и с горбинкой, уши заострённые, почти эльфийские, а щеки слегка впали, придавая лицу одновременно задумчивый и хитроватый вид. Немного карикатурный образ, впрочем, не делал его пугающим, скорее – странно живым, словно сошедшим с рисунка старой книги. Но я сразу понял: это не житель Ташкента, и, возможно, даже не нашего мира.
– Можно, – коротко ответил я, сжимая кулаки, сердце бешено колотилось, а внутри смешались страх и острое любопытство.
Мужчина подошёл ко мне и присел на корточки, так что наши глаза оказались почти на одном уровне. Его взгляд проникал глубоко, будто сканировал мою сущность. Тихо, почти шёпотом, он сказал:
– Ты смелый, раз не побоялся отправиться в полёт!
Я молчал, глотая комок напряжения.
– Но эта машина не предназначена для вас! Летать в прошлое или будущее могут лишь учёные!
– Учёные? А я вот слышал, что вы все переселились на два миллиарда лет в прошлое, неуж-то все учёные? – съязвил я, поддавшись нахлынувшей дерзости. – Не надо вешать мне лапшу на уши, дядя!
Он улыбнулся, но не злобно, а тепло, словно понимал меня лучше, чем я сам.
– Ты ещё и умный, мальчик. Пойми, путешествовать во времени нужно осторожно, чтобы не изменить события, не спутать хронику человечества. Мы переселились так, что ваши учёные на Земле и не узнают о существовании своих потомков в прошлом. Ваша жизнь – это веха нашей далёкой истории, и мы её изучаем, пытаемся понять, какими вы были.
Человек говорил дипломатично, мягко, но властно; его слова обволакивали меня, словно тонкая сеть, заставляя доверять, а не бояться. Он вел со мной беседу, словно наставник и исследователь одновременно, понимая, что угрозы здесь бесполезны.
– А вы сейчас другие? – спросил я осторожно.
– Другие… Мы мало похожи на вас. Если я выгляжу человеком, то это не означает, что я таков. Это видеопластика, голограммная проекция. Реальный мой вид напугал бы тебя, твоих соседей, всех жителей этого славного города… Мы интересуемся всем, что было в начале нашего пути и, уверяю тебя, знаем многое. Только вам это, увы, сообщить нельзя.