Покровитель для Ангела. Трилогия

– Ангел, посмотри на меня, я тут. Тебя никто больше не тронет, слышишь? Чш… не бойся, парни не смотрят, и я тоже, спокойно. Давай прикроемся.

Снимаю с себя куртку и закутываю девочку в нее. Она тут же натягивает ее до шеи, а после прикладывает пальцы к разбитой губе, судорожно всхлипывая.

Чертыхаюсь, как только могу. Какой черт ее понес сюда, как она могла сесть к Серому в машину? Но об этом спрошу ее позже.

– А-а-й, больно-о! Твари! Я не хотел, не хотел! Хватит! А-а-а! – где-то хрипит Серый, и я слышу, как трещат его ребра, но мне уже, честно, похуй на то, сдохнет он сейчас или нет. Лучше пусть сдохнет, либо я и так вернусь, чтобы его задавить.

– Иди ко мне, маленькая. Тебя никто не тронет.

Подхватываю Ангела на руки и, прижав к себе, выношу из этой хаты. Она не упирается, но и не жмется ко мне. Как маленький ежик, застыла и трясется только. Сильно.

***

Этот звук выбиваемой двери – я его никогда не забуду. Грохот стоял на всю квартиру, а после… я услышала его грубый голос. Михаил Александрович. Это был точно он, кто-то закричал, что-то щелкнуло, а после, наконец, я смогла вздохнуть, когда этого зверя Савелия Бакиров буквально оторвал от меня.

Началась какая-то суматоха, крики, были слышны звуки от ударов, и я не понимала, что происходит. Мне казалось, что Бакиров пришел, чтобы добить меня, и кажется, это было правдой. Бежать мне было некуда, я была практически голой, с завязанными руками, потому все, что смогла, – упасть с кровати и забиться в угол, содрогаясь от истерики и слез.

Боже, я никогда еще не видела Бакирова ТАКИМ. Как он бил этого Савелия, как дикий зверь, безжалостно, со всей силы, этот парень сначала орал от боли, а потом он просто заткнулся, но Бакиров не останавливался, пока его с трудом не оттащил Анатолий. Бакиров словно озверел, боже, я даже не знала, что он может быть таким жестоким, но парней этих мне не было жаль. Совсем.

Вскоре крики стихли, кажется, кто-то упал, а я плакала и все никак не могла успокоиться. Я вздрогнула, когда Михаил Александрович наклонился ко мне с ножом в окровавленных сбитых руках. Он посмотрел на меня страшно, и я не понимала, почему тогда он не добивает меня. Я уже вообще ничего не понимала.

Через миг Бакиров развязал мне руки и снял скотч с губ. Все тело болело, я не чувствовала половины лица, и еще у меня немного кружилась голова.

Освободившись от ремня, я тут же прикрыла голую грудь руками и тогда заметила, как взгляд Бакирова еще сильнее потемнел, причины этого я не знала. Здесь были одни мужчины, такие опасные, жестокие, злые, и я… практически без одежды, без защиты, словно просто кусок мяса, который они все могут взять, если только захотят.

Михаил Александрович что-то говорил мне, вроде даже успокаивал, но от истерики я даже ответить толком ничего не могла.

Вздрогнула только, когда он снял свою куртку и осторожно накинул мне ее на плечи, прикрыл грудь. Его куртка была огромная для меня, поэтому я замоталась в нее, точно в покрывало. После Бакиров подхватил меня на руки, крепко к себе прижал и вынес из этой чужой квартиры.

Краем глаза я заметила лежащего на полу Савелия. Он был весь в крови и не шевелился. Костя скулил рядом, держась за ребра. У входа кричал Серый, которого ногами бил Хаммер. Кажется, он плакал, но мне было все равно.

Анатолий и Хаммер даже не смотрели на меня, пока Бакиров со мной на руках выходил из квартиры, словно специально отводили глаза. Кажется, они это делали нарочно, чтобы не смущать меня, за что я им была безмерно благодарна.

Все, что я могла в этот миг, – замереть в сильных руках Михаила Александровича, слыша его быстро бьющееся сердце, пока он выносил меня из этого ада.

Только оказавшись на улице, я начала сильнее плакать прямо у него на руках, прижимаясь к мужчине, вдыхая его запах, ища защиты и так боясь понять, что он мог тоже быть причастным к этому.

Сил на то, чтобы вырваться, у меня не было, и я все еще не знала, куда Бакиров меня несет и что теперь со мной будет.

Глава 36

Кажется, на меня все смотрят. На мои голые ноги, выглядывающие из-под куртки Бакирова, и я утыкаюсь носом ему в грудь, как только мужчина выносит меня из подъезда. Вдыхаю его запах через черную рубашку. Приятный очень, сильный, вот только не должен мне он нравиться. Только не после всего.

Я все еще плачу, хоть уже и беззвучно. Не хочу, чтобы он слезы мои видел. Бакиров выгнал меня ночью, и я до сих пор не понимаю, зачем он это делает. Зачем приехал сюда, зачем вытащил меня из того логова ада.

– Пригни голову. Давай, малыш, залезай.

Михаил Александрович открывает переднюю дверь джипа и усаживает меня на сиденье прямо в своей куртке.

Сам садится за руль, но, как только заводит машину, я словно прихожу в себя. Куда он меня везет, а вдруг сделает еще хуже?

– Я… домой пойду. Надо мне…

Тянусь рукой к двери, но мужчина тут же перехватывает меня за плечи.

– Тихо-тихо, Ангел! Успокойся, ну все!

– Не трогайте! Нет, не трогайте меня! Это вы, да?! Вы сказали ему, им… чтобы они меня. За то, что танцевала там.

– Нет! Нет, конечно, Ангел! Посмотри на меня, посмотри!

Бакиров лицо мое лапой своей перехватывает, заставляя посмотреть себе в глаза.

– Я не знал, что Серый осмелится на такое! Не знал! Слышишь, понимаешь меня, девочка?!

– Да.

Глаза наполняются слезами, которые капают на ладонь Бакирову.

– Ну все, кончилось все. Тише.

– Не надо… не прикасайтесь.

Какая-то жгучая боль разливается по телу, и Бакиров резко отпускает меня, с силой ударяя по рулю, отчего тот аж хрустит. Снова, снова и снова.

Я же всхлипываю в голос, обхватываю себя руками и корю за эти слезы, которые то и дело катятся по щекам. Все тело болит, руки жутко трясутся, меня всю просто колотит.

– Блядь, сиди уже спокойно! Доедем сейчас!

– Куда?

Смотрю на него сквозь слезы. Бакиров выглядит как бешеный медведь и, кажется, злится на меня. Очень сильно.

– В больницу, – басит, даже не смотря на меня, а я сглатываю, стараясь успокоиться.

– Михаил Александрович, не надо в больницу! Пожалуйста.

Мужчина оборачивается и окидывает меня строгим взглядом.

– Ангел, тебя осмотреть надо! Эти суки, блядь, они же тронули тебя!

– Нет, пожалуйста! – Набираю побольше воздуха, мне дико стыдно это говорить ему, но я должна: – Они… не успели. Били только меня. Пожалуйста, не надо в больницу. Я не хочу туда! Домой меня отвезите. Пожалуйста.

– Куда домой? Ты же видела пожар там. Тушили еще.

И тут в моей голове все наконец складывается. Пожар. Мне же некуда возвращаться. Квартира сгорела, и там сейчас даже тряпки не осталось ни одной. Господи. Я осталась ни с чем. У меня нет ничего, даже документов.

Горячий болезненный ком подступает к горлу, и, стиснув зубы, я роняю лицо в ладони, отвернувшись от Бакирова к окну. Плачу беззвучно, прячась от него под его же курткой, пока не чувствую тяжелую руку на плече.

– Ну все, хорош. Со мной поедешь. Решим, что с тобой делать.

***

Она почти не говорила. Скрутившись в три погибели, Ангел сидела в салоне и наотрез отказалась переться в больницу, а значит, я все же успел и ее не отымели там толпой. Вряд ли она бы выжила. Кажется, эти сосунки хотели знатно над ней поиздеваться, так что мои парни теперь будут издеваться над ними.

Ангел. Мне казалось, она успокоилась через несколько минут, однако, как только про квартиру ее заикнулся, уронила лицо в ладони и ее хрупкие плечи снова задрожали. Мне же захотелось выругаться в голос, но я сдержался. Девочка и так была напугана теми уродами, да и я тоже постарался, показал себя во всей красе, потому еще сильнее шугать ее желания не было совсем.

И если утром я сгорал от злости на Ангела, выгнал ее и не жалел, то сейчас даже злиться уже на нее не мог. Это я виноват. Недоглядел, я должен ее беречь, это моя ошибка.

Охренел только, когда понял, что Ангел с какого-то ляда на меня подумала сразу, хотя, конечно, я не знал об этом. Я бы скорее голову Серому отгрыз, чем позволил обидеть ее и уж тем более тем щенкам дать право коснуться девочку своими гнилыми клешнями.

Слишком молодая еще, наивная, доверчивая и, конечно, глупая. Выяснять сейчас с Ангелом, какого хрена она вообще поехала с Серым, не хотелось.

Я видел ее состояние, и оно было хреновым. Малая молчала, отвернувшись от меня, но я все равно слышал ее всхлипы и судорожное дыхание. И вот как бы и дела мне до нее не должно быть, я мог бы просто высадить ее у ближайшей обочины и поехать дальше, а вот только не мог.

Одно только понимание того, что ее еще может кто-то обидеть, просто кипятило кровь. И так вон уже… приехали. Едва вытащили ее. На волоске, блядь, была, на самом краю!

Теперь у меня нет совершенно плана, что делать с ней, однако в клуб ее тащить в таком состоянии уж точно не идея, домой опасно, поэтому я везу ее к себе на дачу. Она недалеко за городом, там есть аптечка, а она Ангелу точно пригодится, судя по тому, какое количество ссадин у нее на теле.

Доезжаем минут за двадцать, и я вижу, как округляются глаза Ангела, когда она видит дом.

– Где мы?

– У меня на даче.

Открываю дверь, Ангел вылезает, однако ее сильно пошатывает, поэтому я не выдерживаю и подхватываю ее на руки. Тонкая и бледная. Она не отпирается, на этот раз обхватив мою шею рукой, прижалась как котенок ко мне, а мне нравится. Вот так близко когда она, запах ее охренительный, чувствовать ее, держать на руках.

Черт, ведет меня уже от нее не слабо, вот только ей сейчас явно не до того. Дрожит все еще, вижу, меня боится, не отошла она еще, дерганая вся, трясется.

Оказавшись в доме, ставлю ее на ноги, хотя как раз эти самые ноги ее и не держат. Ангел вся какая-то вялая, то ли заторможена от истерики, то ли ей и правда сильно вьебали по лицу. Последний вариант более реальный, судя по синяку, который уже проступает на нежной коже скулы. Где оставил, там и стоит, как куколка, делай что хочешь с ней.

– Сядь сюда.

Усаживаю ее на диван. Все так же в своей куртке, которую она держит крепко, до побелевших пальцев.

Сам беру стул и сажусь напротив. Что-то, мне кажется, херовая была идея не поехать в больницу. У нее, похоже, сотрясение, и притом нехилое. Ангел спокойно сидит на диване и вот вроде на меня смотрит, уже даже не ревет, но взгляд ее страшный. Такой вымученный, полный горя, отчаяния и беды. Черт возьми.

– Тебя не тошнит?

– Нет, – отвечает односложно, тихо, сорванным охрипшим голосом. Кричала она, видать. Сильно. Кулаки сами собой сжимаются. И так хочется вернуться, чтобы тех тварей добить самому.

Ее красивые яркие зеленые глаза снова наполняются слезами, и я подрываюсь, чтобы не видеть их. Херово дело, вот прям совсем.

Иду на кухню. Беру бутылку коньяка и стакан. По пути хватаю аптечку и возвращаюсь. Девочка так и сидит на диване. Не шевелится даже. Смотрит в одну точку. Дышит хрипло, тяжело. Похоже на шок. Твою мать.

– На, выпей это.

Плескаю ей коньяка на два пальца. Для нее хватит вполне. Надо истерику эту тихую заканчивать уже.

Даю ей стакан, но она не реагирует, поэтому хватаю ее руку, своей придавливаю за голову и к губам подношу. Нижняя губа разбита, кровь в уголке уже запеклась.

– Пей, Ангел. Одним глотком. Давай!

Буквально вливаю в нее этот коньяк, малая сразу же закашливается, и наконец ее взгляд становится осмысленным.

– Вы что?! Боже, жжет!

– Тихо, дыши. Пройдет сейчас.

Судя по реакции, Ангел первый раз пробовала спиртное. Ее лицо тут же немного краснеет, в глазах появляется блеск, и она размыкает губы, жадно хватая воздух.

– Зачем вы?!

– Анестезия.

– У меня не болит ничего.

– От шока ты еще не чувствуешь.

– У меня нет… нет шока.

Щелкаю рукой перед ее лицом. Сидит и даже не моргает. Как статуя застыла. Дышит через раз.

– Ага. Я вижу.

Девочка все так же сидит солдатом предо мной, а я на колени ее белые смотрю, на слегка выглядывающие из-под моей куртки бедра и синяки, на них уже явно проступающие.

– Михаил Александрович, я домой хочу. Пожалуйста, – лепечет, вдруг взглянув мне в глаза, а я не могу смотреть на нее такую. Несчастную, убитую просто горем.

– Нельзя. Так, ложись. Давай снимай куртку.

– Что? Нет!

Ее взгляд тут же становится испуганным, и девочка пятится назад, но сзади только спинка дивана, и времени на уговоры у меня нет.

Глава 37

– Что? Нет!

– Тебя надо осмотреть, – Бакиров рычит, окидывая меня строгим взглядом, тогда как у меня волна дрожи по телу иголками разливается, страшно до дикости просто.

– Не надо меня осматривать!

Тут же с дивана подскакиваю, но перед глазами все враз расплывается, и я заваливаюсь вперед прямо в руки Михаила Александровича, который легко меня ловит и усаживает обратно на диван.

– Блядь, сиди уже, не дергайся! Ангел! – он гаркает на меня, и только тогда я замираю, снова кутаясь в его куртку.

– У меня ничего болит. Правда. Не хочу снимать куртку, не хочу…

– Я просто обработаю твои раны, ничего больше, поняла?

Смотрю на него с опаской. Он ведь тоже здоровый мужик и запросто меня скрутит одной левой. Хуже того, Бакиров не те парни молодые, он куда более опасный, однако и права на отказ у меня сейчас просто нет.

– Хорошо.

– Давай сюда куртку. Спокойно.

Он руку свою огромную ко мне протягивает, а я не могу эту куртку от себя отлепить, ведь под ней… нет ничего. Я голая, нет ни майки, ни лифчика даже. Одни только трусы.

– Н… нет.

– На. Этим прикройся.

Похоже, Бакиров замечает, что я жутко стесняюсь его, потому бросает мне небольшой плед, который я меняю на куртку.

– Иди сюда, девочка. Ближе.

Мужчина садится напротив, открывает аптечку и достает оттуда спирт, вату, какие-то мази.

Замираю, когда он меня за подбородок берет огромной лапой и немного крутит голову на свету, оценивая степень ударов. Недовольно сводит брови, смотрит так серьезно потемневшими глазами, что мурашки бегут по спине.

У меня же все лицо и голова болит, и даже подумать страшно, как я сейчас выгляжу.

– Очень все плохо, да?

– Нет. Пройдет.

– Аа-ай! – шиплю, когда в следующий миг Бакиров перекисью обрабатывает мою губу, а она просто жутко щиплет.

– Больно… ай, мне больно!

Хочу вырваться, но он не дает, крепко держа меня за предплечье огромной лапой.

– Цыть! Не дергайся уже.

Через минуту мужчина откладывает несколько грязных клочков бинтов, всех в крови, после чего выдавливает немного мази и смазывает ею мою разбитую губу, немного правую скулу и бровь.

– Так, убирай одеяло, до пояса мне все показывай.

– Что? Нет!

– Ангел, не беси меня!

Прожигает меня взглядом, рычит, а я лишь сильнее заворачиваюсь в одеяло.

– Я не могу! Пожалуйста…

Бакиров как-то тяжело вздыхает и проводит рукой по лицу, после чего мы встречаемся взглядами.

– Значит, так, девочка, или ты мне нормально даешь себя осмотреть, или сейчас я беру тебя за шкирку и тащу в травму. Там уже будут осматривать те, кто попадается. Без разбору.

Поджимаю губы. В чем-то Бакиров прав, однако как я могу показать себя ему… без маски, без одежды, да еще и всю в синяках.

Сглатываю, понимая, что выхода особо нет. У меня все тело болит, и действительно нужно его осмотреть.

– Ладно.

Осторожно опускаю плед, видя, как взгляд Бакирова при этом темнеет. Кажется, ему не нравится то, что он видит, и тогда я быстро прикрываю голую грудь руками.

– Не смотрите, раз не нравлюсь!

Мужчина как-то трудно вздыхает и поджимает губы.

– Не в том дело.

– А в чем?

– Ты вся в синяках, вот в чем! Ладно, это херня. По ребрам они тебя не били? По почкам, в живот?

По телу разливаются мурашки, когда Михаил Александрович грубыми пальцами по моим ребрам проводит, а после по спине, прощупывая каждый позвонок. После осторожно к животу прикасается, чуть надавливает, смотря на меня.

–Тут болит?

– Нет, – шепчу ему, пылая от стыда, ведь его прикосновения мне очень приятны. Михаил Александрович так близко, и вот вроде просто осматривает меня, а мне все равно приятно. Вся аж трепещу рядом с ним.

Чувствую, как горят щеки. Стыдно и почему-то сильно тянет живот. Не болит, а именно приятно тянет, когда он рядом и так прикасается ко мне.

– Они били меня больше всего по лицу и груди.

– Покажи где.

– Михаил Александрович!

– Ангел, мы договорились.

Сгорая от смущения, осторожно убираю руки, открывая мужчине вид на свою голую грудь. Да, она маленькая у меня, но довольно полная. Плотный первый размер, даже полтора скорее.

– Здесь.

Бакиров как-то напрягается, но быстро отводит взгляд, бросая мне мазь.

– На. Мазь нанеси.

– Спасибо.

Облегченно выдыхаю и беру мазь. Пока Бакиров отворачивается, быстренько обрабатываю синяк на груди и заново обматываюсь покрывалом, тут же согреваясь. А еще меня как-то в сон клонит и плакать хочется, и еще уткнуться в плечо Михаилу, но я этого не делаю. Я все еще не понимаю, если честно, почему он привез меня сюда.

– Михаил Александрович, что со мной будет теперь?

– Здесь пока побудешь, дальше решим.

– Почему вы помогаете мне? Я не понимаю, вы же прогнали меня.

Бакиров поднимается, окидывая меня строгим взглядом.

– Потом поговорим. Ложись, Ангел.

– Мне не хочется спать. Куда вы?! Не уходите, пожалуйста!

Почему-то за руку Бакирова хватаю, но тут же отпускаю, прихожу в себя. Нельзя же. Нельзя к нему вот так прикасаться. Поломойка-врунья этого не заслужила, и ему наверняка неприятно.

– Извините.

Бакиров как-то странно смотрит на меня, после чего поправляет мое одеяло.

– Не бойся ничего. Я рядом буду, маленькая. Давай просто полежи спокойно.

***

Я смотрел на нее, и мне хотелось орать в голос. Твари! Все тело Ангела было покрыто красными ссадинами с уже начавшими поступать синяками. Малая жутко стеснялась меня, но все же с трудом дала себя осмотреть.

Синяки были везде, но на бедрах особенно, а еще на груди. Когда на нее Ангел указала, я едва сдержался, чтобы не сорваться и не вернуться в ту квартиру. Мне хотелось отрубить головы тем сосункам и скормить собакам. Буквально.

Ее бледные пальцы дрожали, но плед она все же стянула. Сначала грудь прикрывала, но после опустила руки, как-то виновато отводя взгляд, дико смущаясь меня.

Я же постарался не глазеть на нее, однако не мог не отметить, что даже в таком состоянии Ангел очень красива. Нежная, хрупкая, юная. У нее молочная кожа, небольшая грудь с розовыми сосками и плоский живот. Девочка почти не дышала, когда я смотрел на нее, и смущать ее сильнее мне не хотелось.

Лицо ее я обработал, а грудь… она самостоятельно смазала мазью.

Суки! Они ее бы там убили. Места бы живого не осталось, и даже не посмотрели, что она работает у меня, работала, точнее.

Совсем скоро я замечаю, что Ангела повело от алкоголя. Она краснеет и буквально начинает засыпать на ходу, что мне и нужно. Успокоить ее, расслабить, сделать так, чтоб перестала содрогаться от истерики.

Как она за руку меня хватает. Крепко, а после распахивает губы и резко убирает ладонь, словно обжегшись об меня. Странная, но я понимаю, что она сейчас не в адеквате, тем более после коньяка, и хоть было его там всего две капли, кажется, ей этого хватило.

Ангел еще что-то лепечет про то, что не хочет спать, однако, как только я на подушку ее укладываю, она сразу же отключается, а я быстро принимаю входящий вызов.

– Да, Тоха.

– Вы добрались, Бакир? Как там малая?

– Доехали. Спит.

– В больнице?

– Нет. На дачу к себе забрал. Не успели они ее… – Горло сжимается. – Не успели поиметь. Избили только, поиздевались, суки. Что у вас там?

– Тут, похоже, задница, братан. Соседи ментов вызвали, нам пришлось свалить. Серого забрали в травму. Остальные в реанимацию сразу попали. Один тяжелый. Твой пациент.

– И? Мне их должно быть жаль, издеваешься?!

– Да нет, не в том дело. Тот Савелий, которого ты уложил, так и не пришел в себя. Только что док отзвонился. Он в кому упал.

– Мне похуй! На малой места живого нет! Если очнется, я эту суку и так добью. Они уже трупы, Тоха. Все трое.

– Да понятно, но щенки эти не просто решили ее поиметь. Серый им тупо Линку продал. За бабло он ее привез этим хуям, чтоб они с ней поигрались, ну и чтоб тебе отомстить, что выгнал его. Признался уже, Хаммер его все же дожал. Бедренная кость больно ломается.

– Тварь. Пусть молится, чтоб сдохнуть в больнице!

– Это еще не все. Савелий этот не зря нарисовался. Видать, приказ папочки тебя взбесить исполнял.

– О чем ты?

– Бакир, его фамилия Тураев. Савелий Тураев.

– Что, блядь?!

Сжимаю трубку до хруста. Не дай бог этот щенок имеет к нему отношение хоть какое, задавлю голыми руками.

– Это сын Тура. Единственный и особо ебанутый. А дружок его – братец двоюродный Костя. Брат, они точно знали, на кого шли, что Лина твоя протеже, и не побоялись, специально над ней хотели поиздеваться, чтобы тебя вывести, а теперь и папочка знает, почему его сынуля под аппаратами лежит и чья это работа.

– Блядь… Сука! Сука!

– Сидите пока на даче, про нее никто не знает. Я постараюсь разрулить. Вещи Лины забрал, платье порванное выкинул, но рюкзак еще был. Завезу скоро.

Глава 38

Я просыпаюсь как-то резко, подскочив на кровати, но, открыв глаза, понимаю, что я вовсе не на кровати и даже не в своей квартире. Картинки недавнего ада проносятся перед глазами, и я вспоминаю, что моя квартира сгорела, а я осталась без дома.

Как только поднимаюсь, кривлюсь от острой боли. Губа жжет, а все тело… будто танком переехали. Болит каждая мышца, но хуже внутри. У меня нет теперь документов и вещей, нет фотографий и сбережений, которые я откладывала на учебу последние полтора года работы у Бакирова. У меня теперь нет ничего… даже своей обуви.

Закутавшись в плед, поднимаюсь и выхожу из этой комнаты, попадая на кухню, а там он. Тот, кто прогнал меня, и я все еще не понимаю, почему я здесь. У Бакирова. Мужчина пьет кофе, его сильный запах разливается по всей кухне. У Михаила волосы еще влажные, и он сменил одежду явно после душа.

– Проснулась?

– Да.

– Иди душ прими. Слева вторая дверь. Возьми.

Кивает на приготовленное сложенное полотенце на комоде. Большое, явно свое. И футболку тоже на нем. Огромную.

– Спасибо.

Осторожно беру вещи и к груди прижимаю. Кое-как доползаю до душа. Нахожу там все необходимое и смываю с себя чужие руки, отвратительные прикосновения, болезненные удары. На тело хлещет вода, кожу жжет до мяса, но боль не проходит, почему-то снова хочется плакать.

Выйдя из душа, вытираюсь полотенцем и замечаю жуткие синяки. Больше всего на бедрах, груди, на лице справа тоже есть. Господи.

Натягиваю футболку, достающую мне почти до колен. Как только из ванной выхожу, плетусь на кухню.

– Садись сюда.

Слушаюсь, осторожно сажусь за большой деревянный стол.

– Твое.

Михаил Александрович передает мне рюкзак, который я тут же узнаю. Это и правда мой. Его отобрали звери на той квартире.

– Спасибо, откуда…

– Тоха завез час назад.

Странно, я даже не слышала. Настолько крепко, что ли, спала? И, повернувшись к окну, замечаю, что уже темно, а когда я засыпала, не было даже обеда.

– Я долго спала?

– Десять часов, – чеканит строго, а я невольно на руки Бакирова смотрю. Смуглые, сильные, здоровые. Он меня как пушинку ими поднимал и к себе прижимал, вынося из той квартиры. Он меня вытащил оттуда, не бросил, хотя мог вообще не приезжать.

Сглатываю, облизывая сухие губы. Смотрю на свои руки и мельком на Михаила Александровича.

– А те…

– Не думай о них! – как-то резко чеканит мужчина, и я опускаю голову. Его кулаки сжимаются, и я прикусываю губу. Бакиров очень зол. На меня, кажется, но если он не хочет видеть меня здесь, то зачем забрал? Зачем он вообще поехал на ту квартиру…

– Как вы узнали, где я?

– Соседка твоя. Запомнила номер машины Серого. Если бы не она, Ангел, ты понимаешь, что могло бы быть? – Михаил Александрович с силой сжимает чашку так, что та начинает трещать. Кажется, мою голову он сейчас хочет сжать так же. Он силен и жесток, я видела, что он сделал с тем Савелием тогда, он даже уже не шевелился.

– Спасибо, что спасли. Снова.

Бакиров игнорирует, усмехается как-то только совсем невесело. Его лицо такое мужественное и красивое, но сейчас немного пугает меня. Он жутко злится, я это вижу прекрасно и понимаю, что он тоже может сделать со мной все что угодно здесь. Реально все.

А еще почему-то становится стыдно. Сколько раз Бакиров меня уже спасал, не сосчитать просто.

– На, пей.

Ставит передо мной большую чашку черного чая и коробку шоколадных конфет. Вишня в спирте.