Ловкач. Том 1

И вот тогда я понял главное.

Меня не допрашивали, меня оценивали.

Словно инструмент, отвёртку или гаечный ключ.

И, кажется, размер подходил. Вот только не получится ничего, как бы этому господину ни хотелось обратного.

Визави мой поднялся, отступил. Слегка улыбнулся.

– Прошу прощения, любезный Ловкач, я ведь не представился. По чину – коллежский советник, звать можете Сергием Леонтьевичем.

– Что же до вас, сударь, до вашей личности… я не знаю, кто вы вообще, но знаю, кем вы являетесь сейчас, – советник несколько мгновений глядел на меня изучающе. Потом опустился на стул и продолжил с ленивым интересом, будто вспоминая детали из старого анекдота: – Ловкач… Широко известен в узких кругах. Были слухи, мол, некто с таким прозвищем разгуливал некогда по хранилищам ювелиров с коллекционерами, как по Невскому. Сейфы, ловушки, часовые механизмы – всё словно само рассыпалось при его приближении. Многие выдают себя за Ловкача, но… это ведь вы, верно?

Я пожал плечами – как бы небрежно. Мол, не пристало хвастаться.

Советник улыбнулся. Губами, не глазами.

– А вот был ещё и такой случай… Несколько месяцев назад, кажется. На Большом Сампсониевском. Эталонный замок Кольмара, три ступени, четыре сигила, шестикратно резервированная защита. Открыт за одиннадцать минут. Без следов… Так что… всё-таки, кто вы сейчас? Уголовник? Беглец? Или, может, что-то совсем иное?

И он скосил глаза, глядя на моё кольцо.

Я прищурился.

– Может, и что-то иное, – хрипло произнес я.

Поманил пальцем советника к себе, касаясь пальцами горла, показывая, что мне пока что тяжело говорить и я хочу, чтобы он приблизился.

Он встал, приблизился, нагнулся.

– Сейчас?.. Сейчас я сижу на койке, и в глаза мне светят лампой, – зашептал я, глядя Сергию Леонтьевичу прямо в глаза.

Мгновение.

И я резко выпрямился, одной рукой хватая советника за грудки, а второй вжимая острый кончик его стилуса в его же сонную артерию.

Тот дернулся, и я почувствовал, как вспыхнул силой его перстень. Но я всё равно бы успел.

– Тише… у тебя ровно пять секунд на ответ, или я тебя продырявлю, и даже с твоими силами рану ты закрыть не успеешь. Вопрос таков: где я нахожусь? И какого демона тебе от меня надо?!

Советник не дёрнулся, не попытался кричать или звать на помощь. Только неотрывно глядел на меня, и глаза его вспыхнули восторгом, словно у ребёнка, у которого исполнилось заветное желание.

– Вы и о демонах слыхали, голубчик…

И в тот же миг стилус в моих руках начал нагреваться. Настолько сильно, что ещё через мгновение его пришлось бросить на пол. Задымился ворс ковра, запахло паленым, стилус начал терять форму, оплавляясь. Вот же гад! Похоже, магия здесь еще сильнее, чем показалось на первый взгляд.

Кольцо на пальце советника вдруг тоже вспыхнуло, и я почувствовал запах жженой кожи. Он попятился, поднимая руки.

Я бросился к нему, но тотчас отшатнулся, едва не впечатавшись в барьер чистой силы. Преграда попыталась отбросить меня, опрокинуть даже; остановить смогла, но не опрокинуть, я устоял.

И что-то дрогнуло внутри, поползло, словно ослабли тесёмочки, удерживающие маску. Что-то лопалось, рвалось, разъезжалось, это было болезненно, но и странно приятно, как бывает, когда вскрывают застарелый нарыв или с зажившей раны спадает засохший струп. Что-то странное творилось с моим лицом, оно менялось, я повёл плечами и челюстью, язык коснулся неожиданно острого клыка. Взор затянуло алым, словно глаза наполнились кровью, но в тот же момент я и видеть стал куда лучше.

Что такое? Что происходит?

Советник отшатнулся, лицо его исказилось. Он вскинул руку, выставляя сжатый кулак с надетым на палец перстнем; зелёный камень быстро пульсировал.

У меня вырвалось глухое рычание. Ничтожество, он смеет идти против меня!.. Проклятый перстень, если б не он, я бы уже прикончил этого вырядившегося хама, осмелившегося меня допрашивать!..

Сергий Леонтьевич осторожно отступал, пятился по направлению к дверям, по-прежнему держа перед собой перстень с зелёным камнем. Незримая преграда перед мной сделалась совершенно непробиваемой.

– Спокойно, сударь, спокойно! Зла вам никто не желает, совсем напротив! И насильно вас здесь никто не держит, – торопливо проговорил он.

Его собственное спокойствие дало трещину.

Ага, отступает!.. И при этом косится на своё кольцо, во взгляде явное удивление. Видать, понял, что долго барьер такой мощи ему не удержать. Я понимал это не хуже него. Он продолжил уже тише:

– Превосходно, я в вас не ошибся, – у него хватило характера улыбаться, сохраняя лицо и не расписываясь в поражении. – Мы с вами ещё потолкуем, сударь; невредно будет помнить, что в первую очередь это нужно даже не мне, а вам. Отдыхайте, приходите в себя, ни о чём не думайте. До встречи, милостивый государь Ловкач.

И он, весь покрывшись испариной, выскочил из комнаты как угорелый.

Хлопнула дверь, щелкнул замок.

Тоже мне, «отдыхайте, приходите в себя»! А еда где? Стол накрытый? Тут, пожалуй, отдохнёшь!..

Мне всё это, конечно же, донельзя не нравилось. Не пойму, что здесь вообще происходит и чего от меня хотят. Но надо уходить. Надо было раньше и надо было сразу.

Я остался один. Или, может, они хотели, чтобы я так думал.

Первым делом – окно. Поднялся, подошёл. Рама тяжёлая, деревянная, вся в старинных бронзовых скобах на углах, но – забита наглухо. Шпингалеты опущены и словно бы даже оплавлены.

Стекло матовое, узорчатое – «витражное», кажется, называется. Сквозь него не видно ни улицы, ни домов напротив, только свет, а откуда он там идёт – сверху, сбоку, сзади? Всё размыто, как будто смотришь на мир изнутри бутылки. А за толстенным стеклом смутно виднеются прутья решётки.

Не похоже, что «насильно вас здесь никто не держит».

Так выйти не получится.

Начнёшь разбивать, ломать – шуму не оберёшься, а толку никакого. Значит, не вариант.

Следующий шаг – дверь. Массивная, но без украшений. Я подошёл, проверил ручку. Ясно. Не сдвинулась ни на миллиметр. Ни щёлочки не оставлено, и запереть не забыли – всё чётко. Охрана тут, похоже, любит порядок.

Я вполголоса выругался себе под нос.

Ладно. Что там брякало у меня в кармане пальто? Кстати, удивительно, что эту штуковину у меня никто не стал забирать….

Пальцы нащупали знакомый тонкий стальной футляр – на ощупь как портсигар, только в нём не папиросы, а маленькие пружинные отмычки, «стрелочки», «крючки», «два креста», «турецкая борода»… знакомо. Родное. Руки сами знают, что с этим делать. Осталось только…

Стоп.

Что-то ещё там было. Я не помню, что, но знаю – было. Что-то металлическое, чуть более тяжёлое, чем этот футляр, с характерной гранью. И оно исчезло, пока я был без сознания.

Все-таки гостеприимные хозяева меня обыскивали.

То ли изъяли эту штуку, то ли проверяют, хватится ли «объект». И отмычки оставили, скорее всего, как приманку; это ведь приглашение к ошибке, к действию.

Меня опять проверяют, может, хотят узнать, нарушу ли я правила.

Да пусть хотят что угодно! И к демонам осторожность, пусть слышат!.. Придётся и разбивать, и ломать.

Оставаться я здесь не собираюсь. Потому просто подошел к столу, смел с него все, что было, и проломил окно вместе с решеткой.

М-да… в удар пришлось вложить последние крохи энергии, остатки моей былой силы… Но, наверное, мне бы всё равно не удалось, если б вдруг не помогло кольцо. Подбросило ту самую соломинку, что и сломала спину верблюду.

Зато теперь в стене зиял целый проход.

Глава 3. Трущобы и тень

Я сбежал. По обломкам кирпичей, подвижным под ногами, быстро спустился на улицу. Не высоко – второй этаж; дом назывался «Окружным судом» (это мне услужливо подсказала память Ловкача). Астрал – или то, что от него во мне осталось – послушно впустил меня в город.

Ночь, горят газовые фонари и на мокром булыжнике отражается их бледный призрачный свет. Я огляделся – никого. Глухой час, когда спит даже стража.

Уноси ноги, Ловкач.

Я заметил, что называю себя именно так – прозвищем своего носителя, с которым, надо понимать, случилось что-то не сильно хорошее. И ещё я понял, удивительно холодно и отстранённо, как рядовой факт, что не помню собственного имени. И не знаю, как на самом деле звали бывшего обладателя этого тела.

Другой бы запаниковал, задёргался в такой пустоте, но только не я. Маг Астрала, мастер творения призрачных сущностей любое обстоятельство использует к своей выгоде. Моё прошлое отрезано, значит, надо мной не довлеют старые привычки, предубеждения и прочее. Начинаем с чистого листа – это будет даже интересно.

И сейчас я позволил ногам Ловкача нести меня, куда они сами решат. Понимал, что тело поведет меня в место, которое оно само будет считать безопасным. Туда мне и надо – настроиться, принять здешний Астрал и, наконец, разобраться, что происходит. Перво-наперво я должен найти ЕГО.

Узел.

То, ради чего я и оказался здесь. Вернее, одно из.

Блестели рельсы, убегавшие в сгустившийся мрак, и я пустился рысью – всё-таки остатки моей магии многое смогли, в частности – полностью залечить плечо и ногу.

Я знал, что улица эта именовалась Литейным проспектом и вела, в общем, куда мне нужно. Я поднял воротник пальто повыше и ускорил шаг. Сейчас я почти ничем не отличаюсь от простого смертного, и это хорошо – буде кто попытается меня выследить через Астрал, его ждёт разочарование. Таинственный маг, взламывающий стены, исчез, просто растворился в ночи.

Я сейчас жадно втягивал, вбирал в себя, так скажем, аромат здешнего Астрала. Астрал – он повсюду, и везде являет себя по-разному. Маг, владеющий его секретами, часто оказывается слеп к малейшим, легчайшим колебаниям – сила имеет обратную сторону. Но сейчас я шёл, лёгок и свободен, и дышал полной грудью, пусть даже и сырым ночным воздухом, полным миазмов. Шёл и слушал, слушал и искал.

Чтобы слушать, надо молчать, а мастер Астрала слишком привык всё время говорить.

Я не был лишён сил – я обретал новые.

Сейчас я шагал, совершенно не думая, ноги сами вели в нужную сторону. Я чувствовал, как тело, которому я пока не принадлежал, вспоминает маршрут – и позволяет мне идти вместе с собой, словно пассажиру в повозке.

Мы миновали широкий проспект – «Невский», подсказала чужая память. Ветер Астрала, неощутимый прочими, едва коснулся моих щёк; где-то в этом городе, не так далеко, вполне можно дошагать, прятался узел. Я отчетливо чувствовал его.

Совсем небольшой, наверное, ещё очень молодой, не успевший далеко распространиться. Где-то на окраине этого города, в бедных кварталах, там, где в нищих халупах и домишках часто гостят нужда с горем.

Узел. Или – судя по размерам – пока только его проекция – астральный фантом, который не нашёл себе плоти, но уже заявляет о себе. Я не мог сказать точно. Но Лигуор уже посылал сигналы. Что-то здесь явно начиналось.

Лигуор. Имя, прозвание, определение чего-то великого, неописуемого, необъятного. Космического, протянувшегося от края и до края сущего. Я был с ним. Я… был… его… воином?.. Воином, да. Но сейчас я помнил только лишь самые общие основы, ничего конкретного. Есть Лигуор. Есть Астрал. О нём я помню больше, он мой рабочий инструмент, так сказать. Но в памяти очень многое стёрто, исчезло, улетучилось. И я должен верить, что так надо – для вящей славы Лигуора и исполнения нашего долга.

Лигуору нужно отчаяние, нужна беда, чтобы прийти и пообещать утешение. Не словами проповедников, не поучениями, да и вовсе не словами. Но – ощущениями, смутными надеждами. Узел начнёт разрастаться, и всё больше и больше местных станут… сомневаться.

А потом придём мы.

Что ж, таков закон вещей. Что-то зарождается, растёт, расцветает, а потом наступает его время – и является Лигуор. Необходимая часть великого цикла, так, во всяком случае, я себе всегда говорил.

И не сомневался.

Время шло, вокруг меня текла ночь, проспект обернулся улицей, поднялись высокие и не слишком ухоженные доходные дома, и Ловкач подсказал мне – пора сворачивать.

Сенная площадь. Здесь, между ней и рекой Фонтанкой, лежит рынок. А возле него, ближе к набережной – знаменитая Вяземская лавра, район, где уже давно укоренился самый лихой народ. Углубил и без того глубокие подвалы, соединил их, где надо, устроил выходы в подземные коллекторы – и получился настоящий лабиринт, точнее, настоящая крепость, которую можно пройти насквозь, ни разу не показываясь на улицах города.

Именно туда ноги и несли Ловкача, по одному ему известному адресу. И я следовал этим путём, в этом сейчас и состояла моя цель – оторваться от погони, запутать им следы. А потом, когда всё более-менее успокоится, выйти в Астрал. Отчего-то я не сомневался, что тогда прояснится многое, если не всё. Сейчас я просто использую своего реципиента, и – уверен – именно таков и был план. Всё, что сейчас происходит – наверняка часть моего собственного плана.

…Я свернул в узкий проход, заваленный мусором. Впереди – трёхэтажные краснокирпичные флигели, стоят телеги, и, в отличие от всего остального города, тонущего во тьме – в окнах то тут, то там горит свеча.

Вот и нужная дверь. Стучу три раза, потом два и ещё три. Тишина, а потом дверь отворяется.

…Кто видел одно злачное место, видел их все. Тут темно, воняет чем-то кислым, и из темноты на тебя пялятся настороженные взгляды.

Это был не «Малинник», главный и самый знаменитый здешний трактир, а какая-то частная «чайная», только для совсем уж своих. Ночь уже должна была катиться к утру, но здесь этого будто не знали – горели свечи, а за несколькими грязноватыми столами шла азартная карточная игра. Публика… ну, чего ждать от посетителей подобных заведений? Всё предсказуемо – мрачные бородатые мужики, хлыщеватые молодые люди с претензией на элегантность, развязные девки, зарабатывающие тяжким трудом свою копеечку…

За стойкой, где пыхтел двухведёрный самовар, возвышалась монументального вида матрона, настоящая бордель-маман, бандерша, короче – явно главенствующая тут тётка неопределённого возраста, а рядом с ней – пара молодцов, косая сажень в плечах, двое из ларца – одинаковы с лица, со взглядами совершенно тупыми, но, что называется, «в полной готовности».

– О, Ловкач! – услыхал я. – Глянь-ка, жив курилка!.. А болтали, что, мол, спекли тебя лягавые!..

– Не родился ещё лягаш такой, – небрежно бросил я. Сейчас надо было позволить отвечать Ловкачу, это его мир.

И он, похоже, точно знал, что надлежит сделать. Пусть себе, я наблюдаю – потому что Лигуор тут ощутим особенно сильно. Интересно… здесь уже действуют его агенты?

Так или иначе, я небрежно облокотился на стойку, кивнул бабище.

– Привет, Марфа-посадница, поздорову ли?

– Поздорову, – она чуть помедлила. – Что стряслось-то, Ловкач? Ты хвоста за собой ко мне не притянул?.. А то ж и впрямь болтали…

– Враки, – уверенно заявил я.

И тотчас заметил странный взгляд, что Марфа бросила в угол. Кто-то там сидел, кто-то важный… Хотя Ловкачу, которому сам чёрт не брат, тут бояться некого и кланяться тоже некому.

– А коль враки, так говори, чего нать, – слегка нахмурилась Марфа.

– Ключ нать, – я понизил голос. Точнее, понизил изначальный, первый Ловкач. – Ключ давай. Время пришло.

– Клю-у-уч? Ну лады, даю, даю…

Железка брякнула о тёмные, многочисленными ладонями отполированные доски. Ключ с затейливой бородкой. Ловкач оставил его здесь на крайний случай; и вот он – крайний – как раз и наступил.

Теперь следовало отыскать крошечную каморку, снимаемую Ловкачом под самой крышей. И там…

– Смотрите-ка, – сказал вдруг кто-то, голос этот был низкий, с лёгким южным акцентом, и при этом неожиданно спокойный. – Кто бы мог подумать. Ловкач. Явился-таки.

Марфа молчала, но взгляда от меня не отрывала. Словно ждала чего-то.

Проверяют на вшивость, так тут это называется?

Я остановил жест, ладонь замерла на стойке. Все взгляды в комнате обернулись ко мне. Игроки опустили карты, девки перестали елозить у клиентов на коленях. Кто-то замер, кто-то, наоборот, усмехнулся.

В дальнем углу поднялся человек. Я его узнал – точнее, узнал Ловкач. Что-то внутри меня напряглось.

Человек был смуглым, с изломанным, но красивым лицом. Чёрные волосы волной ложились на плечи. Пальто – потёртое, но носил он его с форсом. И на меня глядел слишком уж внимательно.

– Ловкач, – произнёс он, и в этих двух слогах прозвучали и насмешка, и недоумение. – Вернулся, никак? Или… тебя вернули?

Я не ответил. В памяти зиял провал, эта часть оказалась словно выжжена. Я чувствовал, что должен знать этого типа, обязательно должен! Но… не мог. Тот, кого я заменил – знал его до меня, а я нет.

И он это понял.

– Не признал? – он усмехнулся и шагнул ближе. – Бывает. Сломали тебя крепко, раз даже меня забыл.

– Ой, а это кто? – пискнула какая-то девка, совсем ещё молодая. Видать, новенькая у Марфы.

– Дурёха, та то ж Мигель-цыган, – ухмыльнулся бородач, на коленях у которого она устроилась. – С Ловкачом у них давно контры.

«Мигель»? Для Ловкача это многое значило. Для меня же оставалось пустым звуком.

– Что, приятель, скверно делишки пошли, что у Марфы, хозяюшки ласковой, подрабатывать приходится? – я не полез за словом в карман.

Сейчас неважно, что говорить, лишь бы говорить.

– А ты, Ловкач, видать, и в самом деле всё позабыл, – Мигель покачал головой, словно и не заметив моей насмешки. – Ну… что ж, ходи, пока…

Он хотел сказать что-то вроде «пока можешь», но мой взгляд заставил его осечься.

Да, это он зря. Ловкач – и прежний, и я – не забывает ни обид, ни насмешек. И всегда возвращается за своим.

Я пожал плечами.

– Пока собака лает, караван идёт. Прощевай, приятель, у меня дела.

Я ожидал, что он загородит мне дорогу, и уже готовил прямой в горло – свой коронный удар, мой собственный, не своего предшественника – но этот Мигель вдруг посторонился, давая мне пройти.

– Еще встретимся, – с ядовитой усмешкой на губах бросил он.

Публика разочарованно зашумела. Здесь, похоже, ожидали доброй драки.

– Благодарствую, Марфа, благодетельница, – я слегка кивнул и вышел в серое, с явным трудом разгорающееся утро.

⁂

Мигель уступил. Уронил авторитет, не вступил в бой. А по законам этого места – почти что потерял лицо. Отчего же он так решил?.. И что у них там было с Ловкачом?..

Впрочем, неважно. Важно то, что память Ловкача вдруг дала сбой, и случилось это явно неспроста. Мы с ним, выходит, как два брата-акробата – помним, что было раньше, но выборочно, который что.

Но вот насчет того, что Мигель уступил – совсем нет. Он, видимо, просто не захотел устраивать разборки внутри чайной.

Я пробирался по узким и кривым проходам меж флигелями, когда из-под ближайшей арки на меня вывалилось трое. Судя по виду – обычный мелкий сброд, промышляющий кто чем, даже не порядочные карманники. Эти, самое большее, пьяного раздеть способны или отобрать последнее у девки из притона Марфы. Хотя нет, Марфа такого не спускает.

Я шагал прямо на них, спиной ощущая устремлённый мне вслед взгляд. Чужой взгляд. Зуб даю, это Мигель.

Один с резкими, дергаными движениями, явно под дурью. Второй – ниже ростом, одолеть было бы легко, но на пальцах тускло блеснул кастет. Третий – просто здоровенный громила, крупнее и выше всех. Наверное, бывший грузчик, теперь, скорее всего, долги выколачивает. Или просто вышибала.

– А ну-ка, стоп, светило ночное, – проговорил самый низкий, тот, что с кастетом. Остальные слаженно рассыпались полукольцом, отрезая пути отхода. – Разговор есть!

Главное действующее лицо ждать долго не пришлось – из ближайшей подворотни вышел Мигель, с беззаботно-фасонистым видом перекладывая револьвер из руки в руку. Пижон чёртов.

– Здорово, Михрютка, – ухмыльнулся тот. – Думаешь вот так спокойно уйдешь?

Михрютка. Значит, в этом мире моего реципиента звали Михаилом. Так себе имечко. Да и вообще, по законам воровского мира блатного зовут так, как зовут. Прозвищем. Ловкач не зря стал так зваться. И назвать его «Михрюткой» – хуже, чем пощёчину дать.

И тут Мигель вдобавок смачно сплюнул мне под ноги.

Второе оскорбление. Он меня провоцировал, этот цыган с испанской кличкой. А сам-то, небось, какой-нибудь «Яшка» или что ещё попроще.

Я не ответил. Просто чуть отступил назад, позволяя спине коснуться стены. Хорошо. Пусть думают, что зажали, что я испугался. Ловкач, конечно, ловок, но работа у него тонкая, с механикой и механической магией, а здесь требовалось кулаком, коленом, ребром ладони.

– Молчишь, Михрютка-холоп? Объясниться не хочешь? – спросил Мигель, светя револьвером. – Говорить со мной, значит, не желаешь? Али в русскую рулетку сыграем?

Он демонстративно вытащил из барабана револьвера все патроны, кроме одного. Защелкнул барабан обратно и наставил дуло на меня. Я не отводил взгляд. Что за чепуха? Он что, идиот – самому разоружаться? Или настолько в себе уверен, что считает – троих громил более чем достаточно, чтобы я и не рыпнулся? Но если я такое ничтожество, что всё стерпит, зачем вообще всё это? Тот «Михрютка», что не ответил бы на оскорбления Мигеля, уже бы всё рассказывал, обливаясь слезами и соплями. И вообще, каких «объяснений» этот хам хочет? Если б я что и помнил, то объясняться бы не стал.

Но то ли Мигелю собственная идея о русской рулетке уж очень понравилась, то ли посчитал, что я уже совсем «готов» и трясусь от ужаса. Так или иначе, он кивнул своим дружкам.

– Держите его!

Ну, наконец-то. Я тебе покажу «Михрютку»!

Первый, который дёрганый, рванулся вперёд, словно стараясь взять на испуг. Но такие на испуг возьмут лишь такую же шушеру; я чуть отшагнул в сторону и просто выставил кулак, метя в горло – жёстко, без замаха, коротко. Он захрипел и осел на землю.

Второй, что с кастетом, пошёл уже серьёзно, вместе с громилой. Ложный замах, кастетом на разворот, снизу вверх. Я ушёл нырком, извернулся, достав его локтём в висок. Сухой хруст – и кастетный, взвизгнув, упал на колени. Добивать его времени не было, потому что кулачище третьего уже летел мне прямо в затылок.

Я извернулся вторично, но громила оказался неожиданно шустр. Я блокировал удар, хоть и с некоторым трудом; не давая тому опомниться, вошёл в клинч, апперкот снизу в челюсть, а потом ещё коленом в пах.

Громила повалился, завывая и хватаясь за промежность. На мгновение мне показалось, будто остался доволен сам Астрал.

Я выпрямился. Отряхнул пальто. Показно оглянулся.

Прямо на меня смотрело дуло револьвера. Мигель не побежал – как ему следовало бы, но пока и не стрелял. То есть чего-то хотел, чего-то добивался…, но у него в барабане всего один патрон – дофорсился, пижон.

– Ну что, Мигель, объясниться не хочешь? – я ухмыльнулся ему прямо в глаза.

Палец его надавил на спуск. А в глазах мелькнуло… что-то странное. Ибо если он пришёл завалить меня (как выразился бы мой реципиент), то чего медлил и зачем форсил?.. А если ему от меня что-то было нужно, то зачем стрелять?..

Мысли эти пронеслись в моём сознании куда быстрее, чем поднявшийся курок револьвера сорвался, ударяя по бойку.

Кольцо на моём пальце сделалось вдруг холодным, как лёд – нет, куда холоднее льда. Настолько холодным, что обожгло.

И я уже знал, что сделать.

Выстрел. Взлетает облачко сизоватого, мгновенно рассеявшегося дымка.

Пуля ударила меня в грудь. Точнее, во что-то плотное, неведомо как оказавшееся во внутреннем кармане моего летнего пальто. Толкнула, но совсем не так сильно, как я ожидал; а я сделал шаг к Мигелю, усмехаясь и протягивая руку:

– Как там насчёт русской рулетки, Мигель? Жалеешь, небось, что патрончиков-то не осталось?..

Лицо его дронуло, но не от ужаса, как можно было ждать. Мигель словно увидел нечто… ожидаемое. Маловероятное, но возможное. И сейчас он, не вдаваясь в объяснения, вдруг повернулся и кинулся прочь.

Причём не просто наутёк, а мигом шмыгнув в какую-то щель; я оказался там мгновением позже, увидав разве что массивную, хоть и узкую дверь, железную, словно в банке. Реципиент умел с ними управляться…, но именно, что умел. Я ощущал, что могу разнести её сейчас, эту преграду, но… стоила ли она последней искорки силы, что жила в моём кольце?.. Оно уже не было ледяным, медленно теплело, словно отходя от тяжкой работы.

Рука моя коснулась груди, ощущая твёрдый прямоугольный предмет во внутреннем кармане.

Футляр. Железный футляр с отмычками. Он принял на себя пулю. Но… как он оказался тут? Я ведь точно помнил, что лежал он в брючном кармане!.. И почему на нём нет отметиныы от пули?..

– Спасибо, – негромко сказал я кольцу.

Видать, поистине непрост был мой реципиент, что носил такую штуковину…

Так или иначе, а пора двигаться дальше. Мигель со своими громилами моих проблем не решат.