
Полная версия
Онли фулс гоу ту скулс
– Разве вы не знали, что заполнять журнал должны не вы, а старший по группе? – говорила Быча.
– У вас совсем нет понимания, как влиять на детей, Дарина Юджиновна, – говорила Быча.
– Да как же она задолбала докапываться! – с жаром стонала Даринка, каждый раз возвращаясь домой, и швыряла сумку. – Эту Бынь да по лбу бы хлобынь!
Мы все ее горячо поддерживали, ведь действительно – ну пришел к тебе новый человек, ну зачем сразу закапывать, обучи, объясни. Батя однажды даже поехал якобы «подвезти ее до лицея», а по факту познакомиться с Бынь, но когда увидел ее, смирно стоящую у ворот, только и смог сказать:
– Суровая баба. Тут я бессилен.
Так и продолжалось две или три недели: Быча старательно выискивала недочеты в работе Дарины, чем доводила ее до истерик, но заступиться за нее никто не мог – уж слишком сильно было в заведении влияние Бычи. Дарина становилась все злее и замкнутее. С работы она подумывала уволиться.
А потом однажды с утра Дарина как всегда принесла Быче ведомость присутствующих детей, а та, вместо обычной холодной колкости, заявила:
– Спасибо, Дариночка, самая первая из воспитателей принесла. Кстати, у тебя что это, помада новая? Тебе очень идет!
От неожиданности Даринка только и пролепетала «спасибо». А уже вечером она сидела за семейным ужином, довольная и румяная, и хвалилась, как Быча назвала ее «Дариночкой». А потом, отрезая кусок запечённой перепелки, задумчиво произнесла:
– Нет, вообще Нина Вагановна человек совсем не плохой. Ее тоже понять можно: жизнь непростая, работа нервная, а тут я еще от дополнительных занятий отказывалась. Нехорошо вышло.
Возможно, Нина Вагановна действительно была неплохим человеком, но в любом случае знатоком психологии она была отменным. Вот она как раз правильно понимала выражение про «кнут и пряник». Сначала человека всегда нужно кнутом угостить. Тогда и пряник слаще кажется. А задарма розданные пряники быстро теряют ценность.
Я же начала свою работу с того, что раздавала пряники направо и налево. Подсознательно мне хотелось угодить школьникам, стать для них своей. В принципе, сначала все шло как по маслу, но вот с четвертым классом у меня, что называется, нашла коса на камень. Ну ничего, значит, пора расчехлять кнуты.
Первым делом я отыскала в списке электронные адреса семей и отправила родителям каждого плохого ребенка одинаковые длинные письма о том, насколько недопустимо такое поведение в обществе и к каким последствиям оно может привести в дальнейшей жизни. В сумме я отчитала так десять человек из пятнадцати. К тому же каждый из них получил двойку за поведение в журнал.
Я еще не успела выучить их всех, поэтому, когда собралась ставить двойку борзой девчонке с первой парты, я поняла, что не знаю ее имени. Отсекая тех, кого запомнила, я добилась того, что в списке остались двое: Дружинина Дездемона и Соловьева Ира. Но как я ни билась, вспомнить, кто из них кто, у меня не получилось.
«А, будь как будет», – плюнула я и наобум отослала письмо матери Соловьевой.
Вторым моим шагом стало подключить классного руководителя. Благодаря Ариадне Каевне у меня имелся список телефонов всех классных руководителей. Я набрала нужный номер и вежливо высказала все, что думаю о сегодняшнем уроке.
– Я надеюсь, вы примете какие-то меры или хотя бы посоветуете мне, как быть?
– А что я могу поделать? Я для них не авторитет, – проныли мне в трубку. – Мой класс – худший во всей школе. Вы правы, вот такой вот я плохой классрук. Самому худшему учителю самый худший класс. И повлиять на них никак не могу. А уж какие у них родители… Мне все на них жалуются, а я ничего поделать не могу. Так что привыкайте, больше мне сказать нечего.
Тьфу! Кажется, меня через телефон залило соплями. Она, судя по голосу, молодая женщина. Но как ее, с такой чувствительностью, в школу взяли?
– Хорошо, спасибо за информацию, Александра Сатиевна! – поспешно оборвала я ее, опасаясь, что она бесконечно может продолжать свой монолог, и повесила трубку. Ох, как же я терпеть не могу истеричных барышень! Каждый раз с ними общаешься, как с больными: непонятно, что вызовет слезы, а что – бесконтрольную вспышку агрессии. Да уж, бесполезней союзника в моей битве и не придумаешь.
На следующий день все было уже по-другому. В самом начале урока я поставила их и не давала сесть, пока не наступит полная тишина. Я отметила, что некоторые из хулиганов сегодня сами были тихими и виновато прятали от меня глаза.
Когда все сели, я стальным голосом объявила:
– Сейчас все, начиная с первой парты, по одному подойдут к моему столу и сложат на него свои телефоны.
Они возмущенно зашептались. Пара человек вынесли мне телефоны, остальные не спешили покидать места.
– Хорошо, – промурлыкала я спокойно. – Давайте подождем. Я не начну урок, пока каждый не сдаст мне телефон, а все, что мы не успеем пройти и сделать в классе, вы будете делать дома.
Неохотно, строя траурные мины, они стали по одному подходить ко мне. Куча техники на моем столе значительно выросла. Но число телефонов все равно не совпадало с числом учеников.
– Егор Халявьев. Дима Халявьев. Жду только вас.
– Так у нас, это… нет телефонов… – озадаченно сказал Дима. Егор сидел и хлопал глазами.
– За дуру меня держите?
– Анастасия Юджиновна, это правда, – робко вступились сидящие рядом одноклассники. – Им мама не дает с собой телефоны.
Вдох – выдох. Вдо-о-ох – выдох.
– Хорошо, но давайте договоримся так: увижу у вас в руках телефоны – и забирать их уже будете не у меня, а у директора.
– Халявьевы – маменькины сынки, – попытался пошутить какой-то узкоглазый парень. Плоско и тупо, но все равно кто-то хихикнул.
Я молча подошла к его парте и со всей силы хлопнула ладонью по столу. Он подпрыгнул, и глаза его округлились.
– Говорить в классе можно только после поднятия руки.
В наступившей тишине слова будто продребезжали. Я неспешно вернулась к своему столу и взяла в руки учебник.
– Итак, на прошлом уроке мы проходили тему Past Simple. Я так поняла, вам вчера все было понятно, поэтому сегодня давайте закреплять материал упражнениями. Вопросы?..
Какая-то аккуратно причесанная девочка уже несколько минут держала руку, но я ее только заметила. Когда она начала говорить, я отметила, что голос у нее взрослый и выразительный.
– Анастасия Юджиновна, – тихо начала она. – А за что вы мне вчера два поставили?
Пока она говорила, ее глаза испуганно бегали по мне.
Факинг шит.
– Видимо, я ошиблась, – я сама смутилась от этой несправедливой ситуации. Еще ведь и родителям ее написала! – Не волнуйся, Ирина, я ее уберу.
Ира улыбнулась.
Дездемона сидела прямо перед ней. Такая же наглая и уверенная, как и вчера. Сидела и улыбалась мне.
Я подошла к ее парте.
– Дездемона, ты же понимаешь, что эта двойка предназначалась тебе. Получается, за вчерашний кавардак ты единственная ничего не получила. Но запомни, я легко могу это исправить.
Мне казалось, я не с ребенком разговариваю, а с развязной самоуверенной девкой со двора, которой палец в рот не клади, поэтому я старалась сохранять максимально угрожающий вид. Кажется, подействовало. Во всяком случае улыбка ее пропала.
Весь урок я держалась, словно старый мафиози. Возможно, из-за этого урок в итоге прошел хорошо и я даже успела больше, чем задумывала. Пару раз мне все равно приходилось делать замечания. Один раз Дездемоне, за то, что чересчур громко болтала со своей подружкой, Алиной Кураж. Я попыталась их рассадить.
– Не надо нас рассаживать, – испуганно пролепетала Алина, а глаза ее сделались жалобные-жалобные, как у кота из «Шрека». Дездемона начала открывать рот, и я резко поняла, что она не сдастся и не отсядет от Алины. Я могла бы ввязаться с ней в долгую словесную перепалку, в которой еще неизвестно, кто выиграл бы, и точно растерять весь авторитет перед классом. Но вместо этого я подошла к ней вплотную и пригрозила пальцем.
– Последнее китайское предупреждение. Еще раз – и пеняйте на себя, договорились?
Дездемона посерьезнела и уверенно кивнула. Видимо, поняла, что я с ней шутить не намерена.
До конца урока я рассадила еще одну пару мальчиков, а Дездемона с Алиной сидели тихо как мыши. Хорошо, что у четвертого класса только два моих урока в неделю! Отмучился быстро – и до конца недели можно о них и не думать. Работать с ними действительно было сложно. Сложно затыкать их, сложно заставлять что-то запоминать. С Дездемоной на самом деле все оказалось не так уж плохо. С ней можно было найти общий язык, и впоследствии я это и сделала. Дерзкая девчонка, но еще не успела ссучиться.
В конце дня у входа меня перехватила какая-то высокая женщина.
– Добрый день, я мама Иры Соловьевой, – дружелюбно объяснила она, придерживая меня за локоть. – Хотела у вас узнать, что она такое вчера вытворяла? Я с ней вчера беседу провела, спрашиваю ее «за что двойка?», а она молчит, объяснить ничего не может. Что, урок срывала, да? Стоит ее выпороть?
Я посмотрела на ее сильные руки и сглотнула слюну.
– Вы знаете, – начала я, попутно пятясь от нее к выходу. – Произошла ошибка. Я тут человек новый, еще не всех запомнила. Всякое бывает. Но вы не волнуйтесь, я у Иры из журнала эту двойку уберу. Вы ее только не ругайте.
И с этими словами я спешно выскочила из школы и направилась к поджидавшему меня такси, а то мало ли что.
Глава 9
Каждый раз, как устроишь неожиданные репрессии, на следующий день все ведут себя тише воды, ниже травы. Вчера в порыве плохого настроения я понаставила шестиклассникам кучу плохих оценок и замечаний, и сегодня они, притихшие, ждали своей участи.
Я села за стол, надела очки и открыла журнал. Шестиклассники молча с опаской поглядывали на меня.
– Так, на сегодня вам было задано учить слова, – сверилась я с журналом. – И у вас как раз много кому нужно исправлять оценки.
Я подняла голову и окинула взглядом аудиторию.
– Ну, кто готов ответить первым?
Все молчали.
– Порепко, может быть, ты?
Порепко побледнел и вжался в стул. Остальные все так же молчали.
– Ладно тебе, это же не больно, – попыталась успокоить его я, мысленно бесясь на саму себя за то, что так их запугала.
«Факинг шит, Вареньева, из них же теперь слова клещами не вытащишь», – недовольно пыхтела я про себя, параллельно осматривая класс. Почти все ученики боязливо прятали взгляд, кто-то суетливо листал учебник, кто-то нырнул под парту за колпачком от ручки. И вдруг…
– Анастасия Юджиновна, а можно я отвечу? – послышалось с задней парты.
Я повернула голову в сторону говорящего и столкнулась взглядами с Энькиным.
Он все еще бесил меня после первого дня нашего знакомства. Я была уверена, что этот гиперактивный засранец еще принесет мне проблем. Не люблю я шумных детей.
– Что ж, Костя, прошу к доске. Надеюсь, ты помнишь, что учить надо было не только произношение, но и написание?
Он утвердительно кивнул и уверенно прошел к доске.
– Нифига себе Энек отчаянный, – ошеломленно прошептал кто-то с соседнего ряда.
Энькин молча подошел к доске, взял в руки мел и с уважением посмотрел на меня.
– Что ж, давай начнем. Напиши мне по-английски слово «аптека»…
Я называла слова из списка, а Энькин безукоризненно правильно записывал их ровным почерком, после чего разворачивался ко мне и молча устремлял на меня большие карие глаза. Сама не заметив, как, я назвала ему все слова по теме, и ни в одном он ни сделал ошибки. На последнем словосочетании он немножко запнулся, остановился и перевел озадаченный взгляд на меня. Я улыбнулась и еле заметно кивнула ему, показывая, что он все делает правильно, после чего он так же резво продолжил записывать.
Когда вся доска была исписана правильными английскими словами, а Энькин стоял рядом, скромно опустив глаза, я, наконец, сказала:
– Что ж, достаточно.
Я открыла журнал, поставила оценку и снова посмотрела на Энькина.
– Молодец, Энькин, хорошо подготовился к уроку, садись. Видно, что занимался. Всем бы поучиться у Энькина! – не в силах сдержать восторга, выпалила я.
Круглые щеки Энькина порозовели, как клубничный сорбет.
– Да, только я не учил ничего, наугад ответил, – буркнул он и пошел к своему месту, разглядывая свои кроссовки и краснея еще больше.
И вот тут я поняла, что Энькин был хоть и совсем маленьким, но мужиком. А мужиков, как, пожалуй, и подростков, не стоит сильно активно захваливать. Они этого боятся и стесняются. Умеренная похвала вызывает гордость и желание ей соответствовать. Чрезмерная похвала вызывает неловкость и желание возразить, показать, что ты не такой уж и паинька.
Этот урок я усвоила. Но так как Энькин все равно отвечал идеально, заслуженную пятерку в журнал я ему поставила.
Остальные ребята, кажется, вдохновились примером Энькина. Они начали робко поднимать руки и отвечать. Даже Порепко вызвался к доске, помямлил там минут пять и, получив причитавшуюся ему тройку, сел на место. От Энькина на том уроке проблем не было. Он постоянно поднимал руку, даже если я еще не до конца произнесла задание, все время старался высказаться и заметно расстраивался, если я его не спрашивала.
После урока в шестом классе у меня шел немецкий с одиннадцатиклассниками, а перед этим – большое окно, поэтому мной было принято решение отправиться в канцелярский магазин за всякой мелочевкой, которой мне не хватало. И конечно, время я снова рассчитала неправильно! В том дурацком районе ближайшая канцелярка находится не пойми где. А еще эти абсолютно одинаковые дома, выстроенные ровными рядами… Короче, я заплутала и, пока искала дорогу до магазина и обратно, умудрилась все-таки опоздать. Когда я вернулась, у входа в здание меня перехватила Маргарита Александровна. Завидев ее, я морально настроилась на выговор и поспешно выплюнула жвачку.
– Вот вы где, Анастасия Юджиновна! Пойдемте, я покажу вам кабинет немецкого и познакомлю вас с 11 «А».
Вдвоем с Маргаритой Александровной мы блуждали по зигзагам корпуса. Надо сказать, что здание наше так сконструировано, что от центрального холла отходят четыре «рукава», каждые два из которых абсолютно идентичны друг другу. Лестницы находятся сбоку, в самых неприметных местах, а номера кабинетов на верхних этажах перепутаны, поэтому, чтобы найти нужный класс, нужно попотеть. Но Маргарита Александровна на удивление быстрым шагом огибала углы коридоров, пересекала лестницы, а я едва поспевала за ней.
Наконец мы вошли в один из классов, и я смогла перевести дыхание. В классе уже находились пятеро ребят. Они сидели за задними партами и негромко о чем-то переговаривались, но, завидев нас, быстро поднялись и вышли вперед.
– Вот, Анастасия Юджиновна, это 11 «А». Точнее, его малая часть, – представила их мне Маргарита Александровна. – А это – ваша новая учительница, Анастасия Юджиновна. Уроки у вас будут два раза в неделю. По расписанию должны быть три. Можем поставить вам восьмой урок во вторник…
Пацаны округлили глаза.
– … или можем сделать третий урок дистанционно, если вы не будете возражать.
– Не надо восьмого урока, Маргарита Александровна, – тихо взмолился парень в толстовке Pull and Bear. – Мы лучше дистанционно все задания будем делать, честно.
Стоящие рядом с ним две девочки хитро заулыбались и закивали.
– Я тоже почему-то так и подумала. Анастасия Юджиновна, надеюсь, вы дальше сами разберетесь, – Маргарита Александровна поправила челку и вышла из класса, цокая каблуками.
Одиннадцатиклассники выглядели очень взрослыми. Трое парней были ощутимо выше меня, девочки – одного со мной роста. У двоих из парней я заметила на подбородках небольшую щетину.
Я подошла к столу, села за него и достала свой журнальчик. Ребята все так же стояли.
– Да вы садитесь, чего вы… – растерянно пробормотала я. Синхронно, будто в армии, они опустились на места. Я чувствовала, что у меня пересохло в горле от волнения.
– Итак, как уже сказали, меня зовут Анастасия Юджиновна и я буду вести у вас немецкий язык вместо Игоря Сергеевича. Сразу хочу вас предупредить: я по образованию переводчик, а не учитель, и с немецким работала очень давно, поэтому некоторые вещи могла забыть. Так что, если я буду делать ошибки, не обижайтесь.
– Не волнуйтесь. Мы вообще немецкий не знаем, – добродушно сказал с места самый красивый из парней: подкачанный, с выразительными глазами и длинными ресницами. Он улыбался, и остальные так же с пониманием заулыбались.
– Кажется, мы найдем с вами общий язык. Кто может рассказать мне, как все было при Игоре Сергеевиче? По каким учебникам вы занимались?
Девочки достали учебники и ввели меня в курс дела. Я все еще неуверенно теребила журнал в руках.
– Можно попросить вас начать с повторения? – попросил пацан в Pull and Bear’е. – Я ничего с прошлой четверти не помню.
– Конечно, повторим. Только у меня в списке вас гораздо больше, – растерянно заметила я.
– У вас, наверное, список всего класса, – вмешался красивый пацан. – А почти весь класс учит английский. Немецкий только у нас пятерых.
– Оу, – выдохнула я. С пятью работать все-таки попроще, чем с тридцатью. – Тогда давайте я составлю новый список.
Девчонок звали Маша Хови и Дарина Степанова. Они выглядели практически одинаково, даже в плане одежды, и все время держались вместе. За все время работы я никогда не видела их по отдельности. Кажется, они даже болели одновременно, словно единый организм. Красивого пацана звали Байн Джонни. Он был очень высоким и мускулистым, что вообще-то объяснялось тем, что Байн был главным спортсменом и гордостью школы. К тому же Байна назначили старостой класса, и он решал все организационные вопросы, участвовал во всех школьных мероприятиях и всегда готов был всем помочь.
Парня с нарочито небрежной прической, в толстовке Pull and Bear и очках, звали Игорь Даликов. Он больше всех любил поболтать и всегда носил в кармане электронную сигарету. Обычно от парней в очках ждут послушания и хорошей учебы. Так вот Даликов был совсем не такой. Но злостным хулиганом его тоже нельзя было назвать. Он был открытым, понимающим, веселым парнем, с хорошим чувством юмора, но учеба его перекатывалась с двойки на тройку. И наконец последнего, скромного парня, звали Вениамин Богословов. Внешность у него была не слишком примечательной или симпатичной, говорил он мало и вообще почти никак не обращал на себя внимания. Богословов особенно дружил с Даликовым и все время старался держаться поближе к своему уверенному товарищу.
Вообще мне повезло с ними. Джонни был главным достоянием школы во всех сферах. Хови и Степанова шли на золотую медаль, а Степанова еще и выигрывала спортивные олимпиады уже два года подряд. А Даликов и Богословов… Ну, они были просто Даликов и Богословов.
Я украдкой посмотрела на циферблат на телефоне. До конца урока оставалось всего пятнадцать минут.
– Что ж, – я скрестила руки на столе. – Учебника у меня с собой сегодня нет, и, по правде говоря, к уроку вашему я совсем не подготовилась. Поэтому, может, на этом сегодня разойдемся по домам?
– Ничего не имеем против! – просиял Джонни.
Ребята начали тихо поднимать стулья.
Собрав вещи в сумку, Даликов подошел ко мне.
– Анастасия Юджиновна, сходить вам в библиотеку за учебником? – негромко спросил он.
– Да, Анастасия Юджиновна, мы бы как раз сейчас сбегали! – встрял Джонни.
Мне повезло с этими ребятами.
– Спасибо, не надо, – улыбнулась я. Даликов порозовел и неуверенно улыбнулся в ответ.
Все вместе мы вышли из класса, обменялись на всякий случай номерами телефонов, распрощались и разошлись в разные стороны. Мне было легко с этими ребятами. Как будто в компании старых друзей.
По первой же увиденной лестнице я спустилась вниз и подошла к блоку охраны. Сегодня дежурил дядя Олег. Я работала в школе недолго, но уже успела запомнить всех охранников и почти со всеми из них подружиться. Все-таки от таких маленьких людей много что зависит на работе, поэтому дружба с ними никогда не будет лишней.
– Дядя Олег, а столовая еще открыта? – приветливо окликнула я его.
Дядя Олег сосредоточенно нахмурил седые брови.
– Так там уже ушли все… Подожди, я сейчас, – спешно добавил он, заметив, как изменилось мое лицо, и скрылся в своей каморке. Вернулся он с пакетиком пирожков в руках.
– На вот, возьми! Это я себе сегодня купил в палатке, вот здесь, рядом. С картошкой. Не обед, но хоть какой-то тебе перекус. Угощайся!
Да, вот такие вот дела. Еще месяц назад меня угощали лобстерами в ресторане в Праге, а сегодня угощают пирожками из палатки. Но главное ведь не подарок, а кто его дарит, и чтобы шел он от чистого сердца. И эти остывшие пирожки, купленные на нищенскую зарплату охранника, были сейчас прекрасней самых изысканных блюд.
Я взяла пакетик из его протянутой морщинистой руки и от всей души произнесла:
– Спасибо Вам, дядя Олег!
Он по-старчески добродушно улыбнулся во все свои двадцать восемь зубов.
Глава 10
Постепенно со временем работы в школе стали появляться у меня свои любимцы. Хотя, наверное, «любимцы» здесь не совсем подходящее слово. Некоторые ребята стали мне ближе, чем остальные, с ними мне легче было ладить и приятней взаимодействовать.
Во-первых, это, конечно же, были Сева и Антон из девятого. Я никак не могла перестать поражаться их дружелюбию, эрудированности и безукоризненным манерам. Помните, раньше самыми крутыми мальчишками в классе считались плохиши и бэдбои? В этом классе все было наоборот. Антон и Сева своим примером тянули весь класс и задавали какое-то общее дружелюбное настроение. В их классе никто никого не травил, все помогали друг другу, и в принципе приветствовалось вежливое, адекватное поведение.
К тому же Антон действительно интересовался английским. На уроке он часто задавал необычные вопросы, а во внеурочное время подходил ко мне с книгами на английском и просил помочь перевести заковыристый отрывок. В общем, на их примере я не могла нарадоваться на подрастающее поколение.
В шестом классе с первого же дня отметилась тихая и интересная девочка Аня Каренина. В ее внешности не было ничего необычного, одевалась она неброско, но какая глубина мыслей и чувств раскрывалась в ней, если поближе с ней пообщаться! Развивалась она однозначно быстрее своих сверстников. Она помогала мне решать организационные вопросы, всегда впитывала всю даваемую мной информацию на уроках, а на переменках могла принести мне сладостей или фруктов, и мы вместе начинали обсуждать любимые книги или сериалы. Вкус в книгах и сериалах у нее тоже был недетский. Ей нравилось, когда в сюжете затрагивались актуальные глобальные проблемы, и на каждый вопрос у нее имелось собственное, аргументированное и обдуманное мнение.
Был в том же 6 «Г» еще один яркий мальчишка – Костя Энькин. Этот пухлый коротышка обладал природным обаянием и некоторым даром убеждения, из-за чего одноклассники часто повторяли все за ним. В первый день нашего знакомства Энькин мне жутко не понравился. Он постоянно выкрикивал с задней парты свои ответы, перебивая остальных, как будто я должна вести урок с ним одним. Всеми возможными способами он привлекал мое внимание, и я постоянно отвлекалась на него, а когда не выдерживала и просила его помолчать, он вытягивал шею и не сводил с меня глаз.
В первый же день я написала в его электронном дневнике: «Знания у тебя, может, и хорошие, но поведение все перекрывает». Я знала, что в этом возрасте обычно сами дети, а не родители проверяют дневники, и он обязательно увидит мое послание. И на следующий урок Энькин пришел очень нарядный и подозрительно тихий. Он поздоровался, сел к себе за заднюю парту и принялся внимательно следить за мной.
Когда прозвенел звонок и дети начали с гамом рассаживаться по местам, а я думала, как их поскорее успокоить, Энькин вдруг рявкнул на них, да так, как я бы и не смогла. В классе тут же воцарилась тишина, а Энькин повернулся ко мне и, добродушно улыбаясь, сказал:
– Продолжайте, Анастасия Юджиновна.
Я не самый опытный преподаватель иностранных языков. Но я опытна в общении с людьми, и мужскую симпатию могу отличить даже в таком ее самом наивном и бескорыстном виде. Так уж вышло, что я стала первой влюбленностью Энькина, а он – моим самым мелким поклонником. Я знала, как заставить всех мужчин в здании смотреть только на меня; знала, как обольстить мужчину в короткие сроки. Но все равно нельзя было сказать, что я понимала, как работает мозг влюбленного мужчины. И особенно как работает мозг влюбленного одиннадцатилетнего мальчишки, впервые столкнувшегося с незнакомыми ему чувствами, страдающего от постоянного дефицита внимания и не знающим, что именно ему делать, чтобы это внимание заполучить. Общение с Энькиным впоследствии стало для меня бесценным опытом. Ведь детские чувства – такая хрупкая штука, добродушие может быть неоднозначно расценено, а строгость несет в себе риск наградить комплексами и загнать до конца жизни в скорлупу самокопания и в постоянные клиенты психиатра. У детей и подростков каждое слово, каждый жест умножаются на два. Так что сами думайте, какую силу несут ваши действия.