Онли фулс гоу ту скулс

– Там бутерброды, с сыром и бужениной. Сейчас есть нельзя, поэтому пусть пока рядом полежат, порадуют меня. А вот после урока…

Он наглаживал контейнер с бутерами, как хозяйка свою старую кошку. Как мужчина любимую женщину. А как он мечтательно закатывал глаза… А ведь я сегодня с самого утра ничего не ела! В солидарность с мечтами Порепко мой желудок доверительно заурчал. Фак.

Остаток урока мог бы пройти спокойно, если бы по плану у нас не шло аудирование на тему ресторанов. Теперь желудок урчал не только у меня: шестиклассники скорчили страдальческие лица, а Порепко печально прижал к груди контейнер.

Когда урок закончился, все немедленно бросились собираться, не записывая домашнее задание. «Вот невоспитанные засранцы!» – сразу подумала я и, соответственно, не поскупилась на заметки про них в электронном журнале. У 6 «Д» имелись все шансы стать моим нелюбимым классом. Только позже в тот день я узнала, что домашку в дневник уже давно вообще никто не записывает, ведь все есть в электронном дневнике, что они в тот день отсидели пять уроков до меня без обеда и что я чуть не подвергла неоправданным репрессиям целый класс.

Глава 5

Шло время, и я понемногу вливалась в коллектив и привыкала к школьному распорядку. Доверие руководства и коллег ко мне быстро росло, несмотря на явное отсутствие опыта, и это не могло не радовать. Как-то раз меня попросили подменить преподавателя у старшеклассников.

– Там ничего сложного. Главное, помните, что это на один раз, – по-наставнически улыбнулась мне их классная, Милена Антоновна.

Я помнила эту молодую девицу без мейка. Еще на общем педсовете она громче всех жаловалась на дисциплину и сотрясала воздух восклицаниями «что делать?!». Любопытно, что Милена Антоновна была явно моложе меня, но принципиальный отказ от косметики, растрепанные кудряшки, худи с веселыми надписями, в которые она вечно наряжалась, и очки с толстыми стеклами делали ее похожей на носатую школьницу, однако она упорно требовала ото всех обращения к ней по имени-отчеству и просто на Милену не откликалась. Было заметно, как ей хочется быть важной, быть той, от кого что-то зависит, поэтому она первой вызывалась на общественные работы, составление расписания и планирование праздников, чтобы потом иметь возможность поучать остальных. Что ж, как говорит мой батя, в каждой избушке свои погремушки. Я не видела от Милены Антоновны откровенного зла, и обращаться к ней, как ей нравится, для мня не представляло проблемы.

Ее класс действительно был каким-то неблагополучным. На педсовете не нашлось учителя, отзывавшегося об этих детях хорошо. Особенно часто звучала фамилия Чекки. При его упоминании преподаватели ежились. Судя по всему, Чекки был трудным подростком без планов на будущее. Он не хотел учиться, игнорировал учителей, не делал ничего дома. Когда его пытались вызвать на откровенный разговор, он спокойно сообщал: «Родители купят мне диплом, а потом купят бизнес. А когда он разорится, я уйду в наркоторговцы». Это было похоже на правду: родители у него жили в элитном районе и каждое утро привозили сына в школу на Порше. На уроках пацан нередко просто выводил учителей из себя своим бездельем. Лично мне Милена Антоновна по-товарищески посоветовала его игнорировать, так же, как и все остальные учителя. Мол, если он захочет сам работать, то начнет, а так – только зря себе нервы трепать.

Начался урок, я затеяла перекличку.

– Даблир Чекки!

– Я!

Поднял руку и перевел на меня взгляд. Я подозрительно сощурилась. Голос спокойный, вежливый, взгляд немножко флегматичный, аккуратная одежда, пробор на правую сторону, длинные пальцы. Так вот ты какой, Даблир Чекки, гроза педсоветов! Рада знакомству.

Надо сказать, класс принял меня на удивление тепло. Поэтому я не стала терять времени, раздала школьникам распечатки и приступила к работе. Каждый устно делал по одному упражнению, и так по кругу, а я ходила от стола к столу.

– Теперь ты, Даблир!

– Я?!

– Ну да, твоя же очередь.

Видно было, как он удивился. Сегодня он и не собирался работать – распечатка лежала нетронутая на противоположном от него конце парты. Очевидно было, что парень уже полностью привык к тому, что его не трогают на уроках, и относился к этому спокойно. Что ж, я решила включить дурочку и притвориться, будто не наслышана о нем.

Я подошла к его парте и нависла над сидящим. Чекки весь съежился от дискомфорта.

– Ты потерял, наверное? Смотри, вот этот номер.

Неловко оглядываясь на меня, он придвинул к себе бумажку и начал читать, сбивчиво и с ошибками. Я исправила каждую.

– Спасибо, Даблир.

Затем я перешла к следующему ученику. И так по порядку, пока я снова не оказалась над партой Чекки.

– Даблир.

– Я?!

– Да. Вот этот номер.

Чекки смотрел на меня снизу вверх, и его узенькие глаза, показавшиеся мне вначале совсем бесстрастными, сейчас выражали микс непонимания и удивления. Он думал, что после первого раза я от него отстану. Только вот он совсем меня не знал.

Все так же неловко сбиваясь и оглядываясь на меня, он прочитал свое задание.

– Очень хорошо, Даблир.

К следующему кругу он, уже ничего не спрашивая, начал отвечать.

– Молодец, Даблир.

Круг за кругом я хвалила его ответы, и круг за кругом видела, как он начинает следить за тем, что происходит в классе и отвечает все увереннее. Он оказался совсем неглупым и быстро соображающим мальчишкой, этот Чекки. К концу урока он наравне со всеми сдал мне самостоятельную творческую работу. Никто не любит, когда его игнорируют, что бы они вам ни говорили. Человек такое существо – нужно ему чувствовать себя частью коллектива и видеть, что его воспринимают всерьез, на равных с остальными. Игнор – это крайняя мера, более серьезная, чем выговоры, крики и чтение нотаций. И порой обычное человеческое участие так много может изменить.

Я заметила, что за последней партой осталась какая-то синяя тряпочка. Я подошла поближе и нагнулась ее поднять. Бандана. Причем, кстати, прикольная. Интересно, кто это оставил?

Кто сидел за этой партой? Я вспомнила парня, который в самом начале урока попросился выйти и, кажется, больше я его и не видела. Вроде бы он сидел здесь. И волосы у него как раз длинные.

– Эй, молодежь, а как звали мальчика, который отпросился в начале урока?

– Ваня.

Ну точно, здесь как раз буква «V» нашита.

– Спасибо.

Даблир обернулся и пристально посмотрел на меня, а затем вышел из класса.

Уже на выходе из школы меня догнал запыхавшийся Ваня.

– Анастасия Юджиновна, извините меня, пожалуйста, я больше так не буду. Не сообщайте, пожалуйста, родителям, – пробормотал он, пряча глаза и теребя рукава худи.

– Надеюсь, что не будешь.

Я ухмыльнулась и достала его бандану из сумки.

– Ладно, забей. Я просто хотела узнать, где отхватил такую.

Ваня улыбнулся.

– Так это, на AliExpress’e. Хотите, я вам на этого продавца ссылку напишу? – И уже более искренне и уверенно добавил: – Извините, что ушел, Анастасия Юджиновна. Со следующего раза ни одного вашего урока не пропущу!

Глава 6

Учебный процесс – он такой же, как и сама жизнь. Бывают взлеты, бывают провалы. Кому-то ты понравишься и перевернешь весь его мир, а кто-то так и будет до конца учебы тебя ненавидеть и ничего-то ты с этим не поделаешь. В школе те же конфликты, те же интриги, те же хитрости. Ходят слухи, что, если познаешь психологию детей, то и со взрослыми строить взаимоотношения будет проще. В конце концов, все мы на самом деле дети, просто с бородами или пуш-апом в бюстгальтерах.

Четвероклассники начали прибывать еще в начале перемены. Они вроде такие же воробьишки, как второклашки, но глаза у большинства уже взрослые, и говорят между собой они резче.

Какая-то девочка с аккуратным хвостиком и большими, как два блинчика, ушками, грустно миновала дверь, подняла лицо и столкнулась взглядом со мной. Тут же ее лицо все засияло, а большой рот растянулся в улыбке. То ли оттого, что я отлично выгляжу, то ли оттого, что заметила мои уши, а у меня они так-то тоже оттопыриваются.

До прихода в школу я работала моделью, и весьма успешно, поэтому оказаться самой роскошной девушкой в школе для меня не составляло труда. Я знала, что здесь я самая красивая – это было видно по взглядам коллег, по перешептываниям школьников, по улыбкам работающих в школе мужчин. В нынешней работе моя красота стала ценным инструментом, который помог завоевать больше симпатий и союзников. Не стоит недооценивать такой скилл, как приятный внешний вид, ведь по факту он в кармане у каждого, а польза от него колоссальная. К тому же, дети склонны очень сильно доверять красивой оболочке. Яркие визуальные образы подкупают юные умы. Неюные, кстати, тоже. Красивому и молодому учителю могут простить многое, чего не потерпят от менее симпатичного коллеги. Возможно, не очень честно, но зис из лайф. Все мы встречаем по одежке.

Ушастенькая девчонка вприпрыжку убежала за последнюю парту и сосредоточенно принялась что-то калякать в тетради. В кабинете появилась стайка других девочек в аккуратных сарафанах и с замудренными прическами. Они переговаривались, не оглядываясь на остальной класс. Сливки общества из американских мультиков.

Одна из них подошла ко мне.

– Здравствуйте. А это вы у нас вместо Игоря Сергеевича будете? – вежливо спросила она, галантно склонив голову.

Я улыбнулась.

– Да, я.

– Скажите, пожалуйста, а как вас зовут?

– Зовут меня Анастасия Юджиновна.

– Очень приятно! А меня – Наташа! – Ее черные глаза хитро заблестели. – Только не Наталья или Наталия, а Наташа, хорошо? Как Королёва.

Тут стоящая рядом девочка прыснула и тихонько заметила:

– Наташу вы еще запомните!

– Ну конечно, запомню!

Наташа очень быстро отвлеклась на болтовню с одноклассниками, и в этот момент от группы отделилась девчонка с темным каре, в платье ниже колена. Она подошла к моему столу и заглянула мне в лицо.

– Скажите, пожалуйста, а вы давно работаете учителем?

– Средне, – я листала списки учеников в компьютере, отыскивая нужный.

– Вы знаете, Наташе все учителя многое позволяют, вот она и распоясалась. Вам бы следовало быть с ней построже. Не бойтесь наказывать, – вдруг произнесла девочка очень серьезно. Я посмотрела на нее поверх очков и хотела было что-то сказать, но ее лицо в тот момент было таким несуразно взрослым, взгляд таким осмысленным и ясным, что я только молча ей кивнула, и она твердой, уверенной походкой направилась к своей парте.

Когда начался урок, четвероклассники сидели смирно и молча, лишь изредка перешептываясь и хихикая. Только Наташа, как заводная, регулярно вставляла шуточки, но, правда, извинялась быстрее, чем я успевала сделать ей какое-либо замечание. Я задала размеренный и спокойный тон урока и решила пока что проверить, что они умеют и на каком уровне.

Серьезную девчонку с каре звали Михаэлла Давидова, и она оказалась отличницей и активисткой. Михаэлла с детского сада занималась с репетиторами, поэтому на каждом уроке видела возможность блеснуть знаниями перед менее образованными одноклассниками. Девчонку с ушами звали Виолетта Себеряк. Она много знала и умела, но была очень скромной и тихой, и чтобы услышать, как она отвечает, мне приходилось подходить вплотную к ее столу.

А вот когда я спросила Наташу, та резко застеснялась и уставилась в пол. Я подумала, что она не расслышала, поэтому подошла поближе и повторила задание. Наташа подняла на меня глаза, но все так же молчала. Ее одноклассники захихикали громче.

– Анастасия Юджиновна, вы можете не спрашивать Наташу, она все равно ничего не знает по-английски. Наш старый учитель так и делал, – крикнула Михаэлла.

Я посмотрела на Наташу, а она по-прежнему не отводила от меня грустных черных глаз и виновато улыбалась. Я вдруг почувствовала, как все внутри меня сжимается в комок от жалости и какого-то ощущения несправедливости.

– А у меня будут отвечать все! – нарочито громко выпалила я. Класс затих. – Давай, Наташа, продолжай.

Ее ответ оказался очень долгим. Она не могла произнести ни одного слова без моей предварительной помощи. Ее голос постоянно переходил на шепот, а руки дрожали от волнения. Но все равно весь класс сохранял тишину, пока я терпеливо стояла над ней и подсказывала.

Когда Наташа закончила задание, все вопросительно посмотрели на меня. Уровень знаний у Наташи оказался просто терибл, но она приложила столько усилий и так расстроилась, когда все засмеялись… Я постаралась сделать как можно более доброжелательное лицо и на весь класс произнесла:

– Молодец, Наташа, это был хороший ответ, но, надеюсь, со временем они у тебя станут еще лучше.

Все лицо Наташи резко изменилось, выражение старой побитой собаки пропало, и на меня снова смотрели два озорных уголька ее глаз.

– Анастасия Юджиновна, а можно я еще вам отвечу? – уже громко и уверенно спросила она.

– Давай дадим сегодня возможность всем, – я ухмыльнулась и продолжила опрос.

Когда я спросила с места Макара Бивня, в классе опять стало тихо, а сам Макар поднял на меня расширившиеся от ужаса глаза и пригнулся к парте.

– Макар не умеет читать по-английски, – громко заявила Наташа.

– Замолчи, Наташа! Тебя же спросили, пусть теперь и Макар отвечает!

– Да, пусть будет честно! Игорь Сергеевич и тебя, и его не спрашивал! – тут же закричали школьники со всех сторон.

Макар покраснел и весь вжался в стул, пытаясь стать незаметным. Я подошла к нему поближе, предварительно прикрикнув на ребят, чтоб помолчали. Голос у Макара был тихий-тихий, и дрожал он весь так, что, казалось, сейчас свалится в обморок. И да, читать по-английски он действительно не умел, несмотря на то, что учился уже в четвертом классе. Общими усилиями мы с ним сделали упражнение, но, когда я хвалила его за старания, он так и не переставал дрожать, словно осиновый листок.

К моему счастью, Макар Бивень и Наташа Верина оказались единичными случаями. У остального класса какие-никакие знания языка имелись.

После звонка с урока Виолетта, краснея и смущаясь, подошла ко мне и протянула сложенный пополам листочек. На нем была нарисована женская фигура в таких же юбке и кофте, как у меня, с длиннющими ногами, пышными волосами и огромными глазами во все лицо, а рядом разноцветными ручками было написано: «Мы вас любим». Я почувствовала, что не могу сдержать улыбки.

– Анастасия Юджиновна, а можно я вас обниму? – тихо спросила Виолетта.

– Ну конечно, можно!

Ее маленькие тонкие ручки тут же обвились вокруг меня. Это было так искренне и трогательно, что в тот момент я забыла о том, как поначалу не хотела идти сюда работать. Может быть, именно из-за таких мгновений люди и отправляются работать с детьми – заряжаться от них позитивной энергетикой. Виолетта закончила обнимашки, подхватила огромный портфель и скрылась в коридоре. Наташа все это время ждала своей очереди и теперь подошла ко мне.

– Анастасия Юджиновна, а я правда хорошо отвечала?

Я вздохнула.

– Честно говоря, не очень хорошо. К следующему уроку подготовься лучше и регулярно повторяй правила чтения, тогда сможем тебе и оценки подтянуть. Хорошо?

Ее хитрые глазки блестели из-под густых бровей. Она положила руку на мой стол.

– Вы знаете, я хотела сказать, что вы мне очень понравились. Больше, чем Игорь Сергеевич. Я английский раньше не очень любила, а теперь буду любить.

Я усмехнулась.

– Надеюсь, теперь и учить его будешь как следует.

Хитрая улыбка растянулась по ее лицу, но она ничего не ответила.

Наташа ушла из кабинета, а у меня все еще было тепло на душе. Прекрасный класс, прекрасный урок. Есть в детях такое непосредственное дружелюбие, которого нам очень не достает во взрослой жизни.

На третьей парте я увидела обрезки какой-то бумаги. Но вместо того, чтобы найти и заставить убираться того, кто здесь сидел, я с блаженной улыбкой выкинула обрезки сама. «Лапочки», – подумала я, про себя умиляясь. Эх, тогда я еще не знала, сколько кровушки у меня попьют эти хитрюги и какими изворотливыми и находчивыми они могут быть, когда нужно. Но, надо отметить, на каждом уроке то Виолетта, то еще кто-то из девочек рисовали мой портрет, и к концу четверти у меня скопилась целая стопочка. А так как я падка на лесть, эти рисунки регулярно спасали детей от моего гнева.

Глава 7

Кроме преподавания, на Ариадну Каевну было еще и возложено классное руководство 8 «Г». Ребятами они были неплохими, но Ариадна Каевна всегда характеризовала их мне как «проблемный класс, полный подленьких детей и интриганов». Налаживание с ними контакта давалось ей с большим трудом.

Лично я не понимала, чем они ей так насолили. У меня они достаточно хорошо занимались, шутили со мной на переменках, работали дома, было там несколько очень сильных учеников, тянущих за собой остальных. Когда я вела у них самый первый урок, девочка с мелированным каре с охотой вызвалась рассказать мне, на чем они остановились с Игорем Сергеевичем, что уже сделали, а что еще стоит повторить.

Это была Гардения Лужина. Удивительно, но в классе все как будто слушались ее, замолкали, когда она говорила, и не рисковали ей перечить. У Гардении было взрослое лицо, рост ощутимо выше моего и вообще характер ее рассуждений показывал, что в развитии она уже шагнула далеко вперед в сравнении с незрелыми одноклассниками.

Гардения мне сразу понравилась. Я чувствовала, какая внутренняя мощь от нее исходит, и сама тихонько уважала ее. Думаю, окажись мы ровесницами, мы бы стали хорошими подругами. Ну, или серьезными врагами, и тогда она стерла бы меня в порошок, потому что постоять за себя она умела лучше многих моих знакомых. Лужина никогда не лезла за словом в карман, будь перед ней старшеклассники, взрослые или администрация. Она знала себе цену и стояла на своем. Я всегда считала себя сильной женщиной, но рядом с ней мне даже казалось, что и я недостаточно сильная.

Гардения хорошо училась, и я хотела было отправить ее на коллективную олимпиаду, но сначала нужно было обсудить это с классным руководителем. Ариадна Каевна моих симпатий к Лужиной не разделяла.

– Гардения? Лужина? Скажите честно, она вас уже успела вывести?

– Да нет, мы с ней даже хорошо ладим.

– Да? Ну хорошо, если так. А то у меня от этой Гардении одни проблемы…

– Ну, мне кажется, вы преувеличиваете.

Она нахмурилась.

– Понимаете, Гардения, она очень…

– Взрослая?

– Именно. Даже слишком, – вздохнула Ариадна Каевна. – Когда этот класс собрали, все девочки стеснялись друг с другом знакомиться, каждая сама по себе была. А Гардения всех вокруг себя объединила. Они чувствуют ее силу и тянутся к ней, а она ими манипулирует, как хочет. Она же девица гаденькая. Старосту со своего поста выжила, мне регулярно палки в колеса вставляет. Как-то на меня обиделась и подговорила Лёву в моем классе по партам попрыгать. Парта сломана, родителям Лёвиным платить пришлось, а Гардения вроде как и не при делах.

Лёва Шахтанаров – тоже парень из 8 «Г». Страшненький, долговязый и нелепый, добродушный, но абсолютно не умеющий спокойно сидеть на месте, вечно веселый шутник и остряк. Я любила его и его шутки. Да и как его можно было не любить. Несмотря на бесчисленные проделки, от которых содрогалась вся школа, он был парнем славным и отзывчивым. Правда, по словам Ариадны Каевны, «слишком влияемым».

– Понимаете, Гардения – она не лидер. Она манипулятор. Все девочки думают, что она о них заботится, но она думает только о себе. И если ей что-то надо, она никакими подлостями не гнушается. В общем, ее вся школа знает, и вряд ли кто-то из учителей согласится готовить ее вместе с командой к турниру, – уверенно заключила Ариадна Каевна.

Я посмотрела на ее уложенную стрижку и вздохнула. Это все совсем не вязалось с моим видением. Гардения девчонка бойкая, но со мной она улыбалась и вежливичала, и я была очень рада, что она оказалась именно в моей группе.

– Знаете, а мне нравится Гардения. Зря вы ее так не любите, – заметила я, все еще пытаясь добиться справедливости.

– Ну, хорошо, если вы ее полюбите. Ей на самом деле эта любовь нужна. У нее там в семье тяжелая ситуация. Отец от них недавно ушел, и она это близко к сердцу восприняла. До сих пор из-за этого переживает. Хоть и хорохорится, но видно, что эта тема для нее больная, не простила его, да и не простит никогда.

Бедная Гардения! Я знала людей из неполных семей – им бывает очень трудно по жизни. Они плохо строят коммуникацию, страдают от различных комплексов. Но самое сложное начинается, когда они решаются заводить семью. Неважно, какого из родителей их лишили, в любом случае картина семьи, которую они знали – неполная. А значит, они понятия не имеют, как должны взаимодействовать люди в семье, как каждый родитель должен относиться к детям, что именно им давать. Они не знают, что за свою семью надо биться и сражаться, ведь за них-то, получается, не поборолись.

– Так что, может, и правда выйдет из нее что-нибудь. Но человек она трудный. Подлая, мстительная, амбициозная. Такая может и по головам пойти, – Ариадна Каевна замялась, подбирая слова. – И мужика из семьи увести, и семью разрушить.

Для Ариадны Каевны это было самым страшным грехом, на какой человек способен.

Я подула на чай в кружке и сделала большой глоток.

– Возможно. Зато она никому не позволит разбить себе сердце и всегда будет знать, чего достойна. А это, мне кажется, важнее.

Глава 8

Если ответить на вопрос «какой класс был моим любимым» мне всегда было сложно, то с самым нелюбимым сомнений не возникало. Это был 4 «Г».

Чем они меня так сильно выбесили? Они оказались непослушными и неуправляемыми, голоса из-за переходного возраста звучали громко и по-петушиному, а сами они постоянно пытались самоутверждаться, но делали это так нелепо и неумело, что мне постоянно мерещилась в их действиях издевка.

Как и со всеми остальными, с 4 «Г» я постаралась с первого урока выстроить добрые взаимоотношения. Я говорила вежливо и поначалу только нестрого журила их за шум и невнимательность. Но, видя бездействие с моей стороны, они разгуливались все больше и больше. За ходом урока большинство из них не следило. На последней парте ребята рубились в фишки. Один пацан опоздал на пол-урока, плюхнулся за пустой стол и на мою просьбу открыть учебник истерично заявил, что забыл все вещи дома.

– Тогда попроси кого-нибудь поделиться с тобой, – велела ему я и перешла к следующему заданию. Но он, конечно же, ничего не попросил.

Последней каплей стало то, что в стену напротив меня под чей-то громкий смех прилетела бутылка с водой и с грохотом шлепнулась на пол. Я подпрыгнула от неожиданности и обернулась на класс.

Факинг холли шит, как же в тот момент ярость клокотала у меня в груди! Мои руки сжались в кулаки, и сама я вытянулась, как лом, и разъяренно уставилась на учеников. По ходу взгляд мой в тот момент действительно был выразителен, ибо весь класс как-то мгновенно затих, даже на последних партах гогот оборвался.

– Кто нафиг это сделал?! – в зловещей тишине прошипела я, скрипя зубами.

Естественно, мне никто не ответил. Какой-то мальчишка подорвался с места, поднял бутылку, бросил ее в мусорку и, неловко пошаркивая, быстро вернулся за свою парту. Остальные все так же молчали.

Чертовы засранцы!

Ладно, придется продолжать занятие, тем более осталось уже минут десять. Очевидно, что сегодняшний урок все равно для нас всех безрезультатен. Я продолжила разбирать тему, хотя внутри у меня все кипело и гремело от негодования. Со звонком они с дикими воплями посрывались с мест и выбежали из класса, а я осталась одна в тишине кабинета и наконец-то спокойно вздохнула.

Первая наша встреча с четвертым классом морально пошатнула меня. Я как-то не была готова к тому, что с кем-то не смогу справиться. Они были еще совсем мелкими, но, безусловно, уже наглыми, дикими и дурно воспитанными. Это оказался очень тяжелый класс, и, пока я искала с ними точки соприкосновения, они мне никак не помогали. Но в чем была лично моя ошибка? Я не использовала самое главное правило психологии: правило кнута и пряника.

Год назад моя сестра устроилась на работу в частный лицей. Ее поставили работать в корпус, где заведующей работала Нина Вагановна Бынь, или просто Быча. Это был первый рабочий опыт моей сестры, и поэтому с каждым новым вопросом она бежала к Быче или своим сменщикам, а Быча с завидной регулярностью чихвостила ее за неопытность.

– Вы должны были изучить это, прежде чем приступить к работе, – повторяла Быча.

Инструкций и подсказок она давала мало, но зато спрашивала за каждый косяк по полной, иногда подстраивая ситуации, где сестре сначала говорили сделать одно, а на выходе оказывалось, что требовалось другое. Надо отметить, что Быча никогда не повышала на работников голос, была подчеркнуто вежлива, но именно эта нарочитая холодная вежливость в итоге и звучала обидно, как издевка. Орудием Нины Вагановны были манипуляции, психологическое давление, интриги, козни, науськивание, но никак не силовые методы и открытая конфронтация.