Дорога никуда

Давенант повиновался. В шкафу висела одежда. Внизу лежала груда белья.

– Ты видишь, – продолжал Галеран тоном ботаника, объясняющего разрез цветка, – ты видишь здесь части нового костюма, состоящего из серых брюк, жилета и пиджака – это довольно дорогое сукно. Рядом висят части белого костюма и четыре галстука различных оттенков. Две шляпы – соломенная и фетровая. Шляпы необходимо примерить.

Галеран взял мягкую шляпу и водрузил ее на голову Давенанта.

– Очень хорошо. Я снял мерки твоего платья при помощи повара, который поклялся молчать благодаря ощущению в ладони приятного металлического холодка. Надеюсь, он молчал?

– Ничего он мне не сказал.

– То-то. Было бы неестественно, если бы ты не ущипнул все эти прелести, а, Давенант? Прикоснуться необходимо.

Давенант бессмысленно подержался за брюки, уронил галстук и закрыл шкаф.

– Лучше не смотреть пока, – сказал он. – Я должен привыкнуть. Вы не можете догадаться, почему Футроз дал мне так много всего?

– Представь – могу. Футроз такой человек, что если делает, то делает основательно, до конца, или не делает ничего. Доброта добротой, но эта черта характера весьма показательна, так что если он невзлюбит тебя, то не менее основательно забудет о твоем существовании. Это человек серьезной игры. Твой хозяин – старый счетовод Губерман, его жена – Эмма Губерман, которая открыла дверь, – дьявольски любопытна, поэтому не говори ничего о доме Футроза. Если показать красивую вещь людям, не понимающим красоты, – ее непременно засидят мухи мыслишек и вороны злорадства. Понял меня?

– А вот что! – вскричал Давенант. – Уж как вы хотите, но я вас должен поцеловать.

Прежде чем Галеран успел защититься, Давенант охватил руками его мрачную голову и крепко поцеловал.

– Бойся несчастий, – внушительно сказал Галеран, беря мальчика за плечо, – ты очень страстен во всем, сердце твое слишком открыто, и впечатления сильно поражают тебя. Будь сдержаннее, если не хочешь сгореть. Одиночество – вот проклятая вещь, Тиррей! Вот что может погубить человека. Мы пойдем.

Эмма Губерман выпустила мужчин, вздыхая и припевая им в спину об «ангелах на земле».

– Шестьдесят лет живу, – прибавила она неожиданно брюзгливой скороговоркой, уже без пения и умиления, – а такого случая не бывало. Все понимаю, все. Очень хорошо, будьте спокойны.

На улице Давенант спросил:

– Куда вы направляетесь, позвольте узнать?

– Думаю, что немного выпью, – сказал Галеран, пересчитывая карманную мелочь. – Ах да! От денег, которые Футроз приложил к письму, осталось вот… Сколько тут? – Он передал мальчику три золотые монеты и серебро. – Ну, ступай…

Он сел в трамвай, а Давенант явился к Кишлоту, чтобы, забрав вещи, немедленно перебраться в новое помещение. Кишлот жил без прислуги. Взяв свечу, он открыл дверь сам.

– Слушайте, вы будете сейчас очень удивлены, – сказал Давенант, остановясь на пороге. – Вы знаете ли, где я живу?

– Я стар для загадок. Или входи, или говори, что случилось.

– Галеран нанял мне комнату, – объявил Давенант. – Честное слово. Я там сейчас был. На деньги Футроза. Футроз прислал деньги в письме, а я ничего не знал.

– Врешь! – сказал Кишлот, поднося свечу к подбородку Давенанта.

– Я хотел идти туда завтра, но мне не терпится, – продолжал Давенант, машинально обрывая пальцами свечной нагар. – Уж вы меня простите. Здесь мне теперь не уснуть. Сказать ли вам еще, что пропасть всякой одежды висит там в шкафу, и все для меня?!

– Я думал, что ты врешь. Значит, посыпалось на тебя. Бывает такое, – сказал пораженный Кишлот. – С этим уж ничего не поделаешь, – в раздумье прибавил он тоном странного утешения.

– За что же это, как вы думаете?

– Ни за что. Понравился, как котенок. Без мерки он купил?

– Что без мерки?

– Галеран – фраки и смокинги?

– Это просто костюмы. Я их даже не примерял.

Кишлот повел Давенанта к себе наверх, вытащил из шкафа вино и стал ходить по комнате, прижимая бутылку к спине.

– Да! – воскликнул он после молчания и вздохов. – Ты взлетишь высоко, должно быть. Но мое последнее слово тоже еще не сказано. Я нападу на золотые россыпи, говорю тебе! Рано или поздно! Будет такая верная идея, она придет. Хвати стакан вина, садись, рассказывай, черт возьми!

Наспех передав ему все существенное своей истории, Давенант выпил вина и загремел вниз по лестнице. Бросив в сундучок несложную поклажу свою, он взвалил сундучок на плечо и попрощался с Кишлотом, который, видя его состояние, не пускался более в разговоры, а порылся в карманах и отдал ему жалованье.

– Окончательно разбогател Давенант, – сказал Кишлот, всучивая бывшему слуге горсть серебра. – За четырнадцать дней! Проваливай!

Выпроводив счастливца, он запер дверь, крикнув:

– Заходи пообедать!

Глава III

Хотя Давенант страшно торопился, однако прибыл к Эмме Губерман уже в полночь, и старуха открыла жильцу дверь без неудовольствия: она получила за комнату хорошие деньги. Старуха даже принесла Давенанту наскоро состряпанную яичницу, которую поспешно съев, он занялся рассматриванием своих богатств: примерил серый костюм; нигде не жало, жилет не теснил грудь. В зеркале отразился некто изящный, чужой, без усов. Сняв серый костюм, Давенант облачился в белый. «Волшебство!» – сказал он, застегивая перламутровые пуговицы. Все сняв с себя, повесив одежду в шкаф, он погасил свет и уснул так крепко, что утром не сразу очнулся на стук в дверь: хозяйка начала беспокоиться, было уже одиннадцать часов, и ее кофейник закипал восьмой раз.

Давенант радостно засвистал: не надо подметать пол, расстилать скатерти и выбрасывать из вазы гнилые яблоки. Время принадлежит ему. Пахло чистотой и теплом тонкого белья. Нервы еще гудели, но не так порывисто, как это было вчера. Совершившееся приобрело законность длительной очевидности. Выпив кофе и закусив, Давенант оделся в белый костюм. Едва кончил он возиться с прикреплением галстука, как явилась старуха.

Одолеваемая любопытством, разведя руками, покачав головой в знак умиления при виде такой перемены внешности квартиранта, она стала допытываться, почему бедно одетый юноша с простым сундучком вызвал к себе столько заботливого внимания. Ее интересовало: кто – Галеран, кто – Давенант, как он жил до сего дня, а также что будет делать.

Старуха показалась Давенанту весьма противной, тем более что спрашивала не прямо, а как бы отвечая на свои мысли:

– Конечно, не все сразу. Вы осмотритесь, отдохнете, а там, надо думать, будет вам служба или не знаю что. Приятно видеть, как господин Галеран вас любит, я думала – не отец ли он?! У моего мужа тоже ничего не было, но он начал трудиться, копить…

Эти намеки Давенант обошел молчанием, он свел разговор на комнату, а старуха пыталась залезть с когтями и очками в его сердце.

Не имея опыта выпроваживать докучных людей, Давенант терпел ее скрипучий речитатив, пока, устав, она не ушла, поджав губы, с жестким лицом, а Давенант отправился бродить по городу. На выходе он столкнулся с мужем хозяйки – унылым, раздражительного вида стариком, который сунул свои хилые пальцы в его горячую руку и прохрипел:

– Ну-с, так. Все в порядке, я полагаю?

Старик скрылся за углом, Давенант предпринял сложное путешествие, пересаживаясь с автобуса на трамвай, с трамвая на автобус, доезжая до конца каждой линии; и за несколько часов так исколесил город, как до того никогда. Он мчался, повинуясь одолевающему его внутреннему движению. Но скоро заметил Давенант, что старается не думать о цели этих блужданий, удерживая тайные мысли. Наконец он решился и прошел по Якорной улице; когда же поравнялся с домом Футроза, уши его горели, а сердце стучало. Если так хорошо было в том доме при нем, то как очаровательна жизнь его обитателей, когда их никто не видит! Так он думал. При чужом человеке, естественно, самое прекрасное должно прятаться. Там что-то мелькает, вспыхивает, звенит – казалось ему, там плачут от смеха и летают среди улыбок таинственные существа, озаренные голубым светом. Между тем, ничего не зная о совершеннейшем из всех зданий мира, прохожие покупают газеты, бросают окурки под окна, мимо которых он идет, страшась встретить даже гувернантку Уранию Тальберг, так как на ней тоже блестят упоительные лучи красно-желтой гостиной, полной золотых кошек и розовых лиц.

А между тем Давенант очень хотел увидеть хотя бы Уранию, хотя бы горничную, но при условии остаться незамеченным ими.

Утешившись тем, что завтра снова придет к Футрозу, Давенант остаток дня употребил на посещение зверинца и покупку нескольких старых книг; к завтраку он опоздал, обедать пришел поздно и был голоден, отчего съел суп, рыбу и сладкий пирог без остатка, съел даже весь хлеб, так что старуха долго рассуждала с соседкой об аппетите жильца. После обеда Давенант лег с книгой, читая повесть Хаггарда, но скоро, утомясь пережитым, заснул. Как стемнело, пришел Галеран и увел его гулять на Лунный бульвар.

Они медленно ходили под листвой огромных деревьев разговаривая о жизни, которую Галеран знал во всех ее проявлениях, стараясь внушить мальчику доверие к своим чувствам.

– Никогда не бойся ошибаться, – говорил Галеран, – ни увлечений, ни разочарований бояться не надо. Разочарование есть плата за что-то прежде полученное, может быть, несоразмерная иногда, но будь щедр. Бойся лишь обобщать разочарование и не окрашивай им все остальное. Тогда ты приобретешь силу сопротивляться злу жизни и правильно оценишь ее хорошие стороны.

Эти простые истины отвечали характеру Давенанта; особенную прелесть имели они именно теперь, представляя как бы надежное оружие для его переполненных чувств, поданное отважной рукой.

Возвращаясь ярко освещенной аллеей, они остановились у террасы ресторана, привлеченные бурной сценой: оборванный пьяный человек рвался к столикам, крича, что хочет развеселить посетителей замечательной песней. Уже слуги схватили его, намереваясь вытолкать вон, как одна богатая компания, желая потешиться, вступилась за оборванца, и, злобно оглянувшись на отошедших официантов, оборванный человек, вытерев потный лоб тылом руки, хрипло запел:

Пришла к тюрьме девчонка, Рябая Стрекоза,Вихлявая юбчонка, подбитые глаза.«Вас, бравый надзиратель, хочу с собой я взять,Вы будете, приятель, со мной в постели спать.Вчера я ночь гуляла,Два шиллинга достала,Прошу их передатьНа номер триста пять!»Скривился надзиратель и так ей говорит:«Я не работодатель, а честный Джонни Смит,Любовник твой, убийца, повешен он вчераЗа то, что кровопийца, в шестом часу утра.А ты иди, паскуда,Прочь от ворот, покудаТебя не прогнал я.Поди, хлебни вина!»«Ах так, – она сказала и плюнула в него.– Тебя повесить мало, и больше ничего,Сегодня, только смеркнет, твой брат ко мне придетИ у меня в постели зарезанный уснет…»

Бродяга пел с чувством, жеманно вертясь, когда изображал проститутку, и выпячивая грудь, строго хмуря брови, когда Рябой Стрекозе отвечает непреклонный надзиратель. Часть слушателей расхохоталась, иные вознегодовали, но артист все же собрал мзду. Больше ему петь не дали. Он ушел, пошатываясь и разглядывая монеты на дрожащей ладони. Затем бродяга быстро миновал Давенанта, крикнув отшатнувшемуся юноше: «Держись, сосунок, а то сшибу!» – и исчез в аллеях. Давенант заметил его спутанные волосы. Тяжелое, коварное лицо этого человека метнулось перед ним на одно мгновение и скрылось в тени ночи.

Такого рода песни Давенанту приходилось слышать не раз, когда он возил тележку с горячей пищей на окраинах порта, а потому он равнодушно слушал ее. Между тем Галеран остановился; вытащив блокнот, он записал в него отдельные выражения этого образца тюремной поэзии.

– Я составляю сборник уличных песен, – сказал Галеран, – и надеюсь продать мой труд какому-нибудь издательству. Ты, наверное, часто старался понять, чем я живу. Я составляю сборники самого разнообразного типа: от анекдотов до «игр и забав». Я жил бы лучше, если бы не был подвержен страсти к игре. Не могу не играть.

– Значит, вам не везет?

– Ты проницателен.

– А вы старайтесь выигрывать.

– Совет мудреца! – рассмеялся Галеран. – Покинь меня и отправляйся спать. Спать хорошо.

– Вот что, – подумав, сказал Давенант, – в первый же раз, как вы отправитесь играть, возьмите, пожалуйста, эту золотую монету и присоедините ее к судьбе ваших ставок. Будь что будет!

– Идет! – согласился Галеран. – Я никогда не отказываюсь играть на чужое счастье. Приходи завтра в «Отвращение». Я буду там от часу до трех.

– Да, я всегда хочу быть с вами, – сказал Давенант. – Я буду там, мы что-нибудь придумаем.

На том они расстались. Прошла еще одна ночь, занялся день, сказавшийся лучом в глаза:

– Сегодня, сегодня – туда!

Глава IV

Роэна и Элли принимали участие в судьбе молоденькой чахоточной портнихи Мели Скорт, затеяв отправить ее лечиться на морской берег Ахуан-Скапа. Мели явилась незадолго перед тем, как вошел Давенант. Увидев ее в гостиной смиренно рассматривающей альбомы, Давенант поклонился бледной, бедно одетой девушке и сел поодаль. Его белый костюм не обманул проницательность Мели Скорт. Взглянув на Давенанта исподтишка, она угадала зависимое положение юноши и решилась сказать:

– Такой чудесный дом, не правда ли? Они очень богаты.

– Замечательный дом, – с воодушевлением отозвался Давенант. – Скажите, еще никто не выходил?

– Нет, – Мели кашлянула. – Я тоже жду. Меня отправляют на курорт лечиться. У меня чахотка. А вы?

– Я? Тут есть одно дело, – сказал Давенант, несколько смешавшись. – Впрочем, сегодня выяснится.

Его избавило от признаний появление Роэны. Она вошла без сестры, в темном платье, скромно причесанная, и глаза ее лукаво блеснули.

– Давенант! Мели! – воскликнула Рой. – Как хорошо! Познакомьтесь, Тиррей Давенант, с Мели Скорт. Мели, когда вы едете?

– Я уеду завтра, так как…

– Тампико, то есть отец, только что говорил в телефон…

Рой стала шептать ей на ухо, и Мели покраснела, а Давенант расслышал окончание шепота: «…раскройте сумочку». Понимая, что происходит, он отвернулся, смотря в окно. Роэна вскоре подбежала к нему, говоря:

– Идем, посидим на диване. Сегодня вы не увидите Элли. Бедняжка прихворнула. Доктор уже смотрел язык и посоветовал целый день лежать. Только это не опасно, он так сказал. Давенант, вам тоже от отца весть: еще не приехал его знакомый, который должен будет посвятить вас в рыцари географии. Так что мы поболтаем. Ах, Элли беспокоит меня!

– Должно быть, перемена погоды, – сказала Мели. – Я под утро не могла заснуть от кашля.

Они уселись. Рой села между Давенантом и Скорт.

– Очень неровный климат, – продолжала Мели.

– Да, ужасные, ужасные перемены. Отвратительно!

Юная хозяйка не дурачилась, как вчера, но в ее голосе слышались знакомые Давенанту боевые ноты первого дня, когда играли «Изгнанника».

Девушки помолчали. Встретясь глазами, они улыбнулись и рассмеялись.

– Отчего вы рассмеялись? – воскликнула Рой, привскакивая на сиденье.

– Не знаю. А отчего вы?

– Просто так. Так вот что: съедим конфеты.

Она убежала и вернулась с коробкой, поставив ее на диван между собой и девушкой.

– Давенант, отчего вы сидите так чинно? – сказала Рой. – Идите помогать.

Давенант подержал конфетку у губ и спросил:

– Что же с Элли? Может быть, она опасно больна?

– Нет, нет, успокойтесь. Она, так сказать, наполовину здорова. Но ей придется весь день лежать.

– Что такое?! – вскричал ревнивый голосок, и в гостиную вышло зеленое одеяло, из которого торчала кудрявая голова. На ногах Элли были огромные туфли Урании, и она бойко шаркала ими, поддерживая свисающее одеяло, как шлейф.

– Здравствуйте, дети, – сказала Элли, – я к вам. И… О, дай мне конфету, Рой! Уже я знаю: Давенант пришел к нам. Могла ли я утерпеть?

– Элли, ступай назад! – крикнула ей Роэна. – Как ты смела?

Не обращая внимания на ее тревогу, Элли подошла к Мели Скорт и присела.

– Как вы думаете, – хочу я общества или нет? Позвольте представиться: минус вселенной!!

– Мели, скажите ей, что когда вы были больны, то не вскакивали в этаком кимоно!

– Будьте послушны, – сказала Мели, давая девочке взять себя под руку, после чего Элли решительно уселась на диван, – даже маленький сквозняк вам опасен.

Элли, вздохнув, встала и пересела к Давенанту.

– Он защитит меня и даст мне конфетку. Будьте моим рыцарем!

– Хорошо, – сказал Давенант, – но как рыцарь я дам вам конфетку только с разрешения градусника.

– В том-то и дело, что я его разбила сейчас. Я хотела доказать, как я здорова. Что такое ртуть? Кто знает?

– Иди-ка сюда, – Рой приложила руку к щеке Элли. – Кажется, ничего нет, но ведь Урания помешается.

– Накликала, – проговорила Элли, завидев входящую гувернантку.

– Это что такое! – закричала Урания, подняв руки. Она сразу узнала Давенанта, но, узнав, покраснела от возмущения. Воспитательная система Футроза приводила ее в ярость.

– Элли, вы меня… убить? Хотите меня убить, да? Сию минуту в постель!

Элли закрыла лицо руками и помотала головой.

– Ах, как не хочется лежать! – просто сказала она. – Что делать? Иду. Прощайте! Пусть у вас расстроятся желудки от ваших конфет!

Одеяло удалилось, шаркая туфлями и напевая грустный мотив, а Урания объявила Роэне, что ее ждет учитель музыки, после чего вышла, закинув голову и грозно дыша.

– Желаю вам быстро поправиться, – сказала Роэна, прощаясь с Мели Скорт. – Папа был в Ахуан-Скапе и очень хвалит это место. Вам будет там хорошо.

– У меня перед отъездом разные противные дела. Благодарю вас.

– Давенант, – сказала Роэна, – в воскресенье вы наш гость, не забудьте. Мы будем стрелять. Вы любите стрелять в цель?

Она стояла совсем близко к нему, со слегка раскрытым ртом, и ее брови смеялись.

– Давенант, вы уснули?

– Нет, – ответил Давенант, выходя из блаженной рассеянности. – Я, знаете, люблю думать. Должно быть, я думал.

– Да? Значит, я вгоняю в задумчивость! Замечу это.

Роэна проводила гостей до выхода и выглянула вслед им за дверь, сказав:

– Рыцарь Элли! Оглянитесь! Ау! – Роэна помахала рукой, затем скрылась.

Бледная, белокурая, с усталым счастливым лицом, Мели Скорт сказала Тиррею:

– Вот как живут! У них есть все, решительно все!

– Ну да, – согласился Давенант, удивляясь, как могло бы быть иначе.

Он расстался с Мели на углу, не понимая, что она ему говорит, и тотчас забыв о ней.

Некоторое время Давенанту казалось, что смех Роэны, одеяло Элли и предметы гостиной разбросаны в уличной толпе. Но впечатления улеглись. Он пришел в «Отвращение», где увидел Галерана, сидящего, как всегда, у окна с газетой и кофе. Новый слуга, рыжий, матерый парень, подошел было к нему, но, услыша восклицание Кишлота: «Граф Тиррей!» – догадался, что это его предшественник, о котором повар уже сочинил роскошные басни. В увлечении творчества повар признал Давенанта незаконнорожденным сыном Футроза.

Давенант раскаялся, что зашел сюда. Кишлот не мог или не хотел взять простой тон. Ощупав костюм мальчика, он снял его шляпу и бесцеремонно примерил на себе, отпуская замечания:

– О-го-го! Наверно, тебе не снилось одеться так шикарно! – Затем пошутил: – А ну-ка, подай соус. Хе-хе! Нет, теперь ты сам будешь заказывать!

Смутясь, Давенант быстро подошел к Галерану.

– Еще ничего не известно, – сказал он как можно тише, чтобы не впутался в разговор Кишлот. – Еще не приехал Старкер.

– Слушай, Тиррей, – ответил Галеран, – иди отсюда и будь дома завтра утром. Мы проведем целый день на лодке. Я не играл вчера, не получил денег. Хочешь взять свой золотой?

– О нет, ведь я сказал.

– Хорошо.

Давенант хотел выйти, но рыжий слуга ткнул его слегка в бок, спросив:

– Сколько платил? Материя знаменитая.

– Это не я покупал.

– Как… не ты?

– Верно, не я.

– Может быть, твой камердинер?

– Не болтайте глупостей, Дик, – вступился Галеран, – лучше принесите мне табаку.

Он дал рыжему парню мелочь, а Давенант, крикнув Кишлоту: «До свидания!» – вышел. Уже он повернул за угол, как Дик окликнул его и загородил дорогу.

– Вот я тебя проучу, – сказал Дик, сбрасывая куртку и швыряя ее на тумбу. – Стань-ка как следует.

– Что? Драться? – удивился Давенант, не совсем понимая гнев Дика. Но скоро он понял причину истерики.

– Ты даже не знаешь меня, – сказал он миролюбиво.

– Не разговаривай! Зазнался, дрянь этакая.

Дик засучил рукава, но Давенант вынул из жилетного кармана серебряную монету и, улыбаясь, протянул ее взбешенному врагу.

– Возьми себе, – сказал он, – деньги тебе нужны.

– Что-о-о! – заревел парень. С презрением схватил он монету и потряс ею перед лицом Давенанта. – Этим ты думаешь отделаться?

– Вот еще, – сказал Давенант, протягивая вторую монету.

– Что же? Струсил, что ли?

– Думай как хочешь. Берешь?

– Давай сюда! – Дик вырвал деньги из его пальцев и сунул в карман. – У, сволочь!

Он схватил куртку и побежал покупать табак, а Давенант, задумавшись, направился домой, где его ждал обед. В тот день ничего особенного больше не произошло. Давенант читал, посетил кинематограф и спал хорошо.

В воскресенье, рано утром, пришел Галеран. Они ездили на лодке под парусом до мыса Бай, взяв с собой вина, провизии; разложили костер, варили кофе и несколько раз купались.

Как ни прекрасна была эта прогулка, впечатления волн, ветра и отдаленного берега нарушили, казалось Давенанту, внутреннюю его связь с домом Футроза, уменьшили и затушевали ее. Едва расставшись, при возвращении, с Галераном, он был рад снова очутиться в городе. Уже было четыре часа дня, когда, еще не побывав дома, расхаживая из улицы в улицу, Давенант, втайне ожидая этого, встретился с Роэной и Элли при выходе их из магазина. Он смутился как своего старого костюма, в котором он ездил к мысу Бай, так и от горячо ожидаемой неожиданности. Девушек сопровождала Урания. Давенант хотел незаметно пройти в толпе, за спиной гувернантки, но Рой увидела его и сделала ему рукой знак. Сильно взволновавшись, Давенант подошел, отвесив гувернантке такой почтительный поклон, что она, смягчившись, перестала рассматривать его в упор, как афишу. Сияющие нарядные девушки тотчас атаковали Давенанта. Набравшись смелости, он сообщил им, что всего полчаса как вернулся с прогулки по морю.

– Со мной был Галеран, – прибавил он. – Мы прыгали в воду с отвесной скалы, не очень высоко… Там замечательные гигантские водоросли.

– Вы хорошо плаваете? – спросила Элли. – Я еще не умею.

– У меня хорошие дыхание и сердце, я могу далеко плыть, – сказал Давенант.

– Садитесь, мы вас подвезем, – предложила Рой. – Вам куда?

Давенант очень хотел сесть с ними в экипаж и потому отказался.

Усевшись и наклоняясь из экипажа, Рой сказала:

– Давенант, мы вас ждем!

– Я лучше пройдусь, – ответил он и поправился: – Я сяду в трамвай.

– Где вы сейчас находитесь? – крикнула, смеясь, Элли.

Не поняв шутки, он сказал:

– Там же, все в той же комнате.

– Сомневаюсь! – заявила Рой.

– Сомневаюсь! – воскликнула Элли.

Даже на лице Урании зазмеилось подобие улыбки. Давенант сконфузился и стал махать шляпой, пока экипаж не скрылся, унося прочь эти подобия альпийских фиалок, похищенные у шумной толпы. То были не совсем те Элли и Рой, какими узнал он их в чудесной желто-красной гостиной. Те же, но не такие. Там они были из того мира, где все неясно и важно.

Взрослый человек всегда найдет, как сократить время и сдержать нетерпение, но, если даже он плохо владеет собой, его представление о времени реально. Не то было с Тирреем. Дожидаясь половины восьмого вечера, Давенант переживал утомительное физическое напряжение. Задолго до выхода из дома, надев серый костюм, он сел у окна, рассматривая прохожих. Просидев три минуты, схватил книгу, но читать оказался не в состоянии. Не стерпев могущества часовых стрелок, хладнокровно сопротивляющихся его вздохам, взглядам, покусыванию губ, метаниям из угла в угол, Давенант надел шляпу и отправился на улицу без четверти семь. Вдруг бой городских часов указал, что часы Губерман отстали на пятнадцать минут. «Вот это хорошо», – сказал Давенант вслух, обратив на себя внимание прохожих. Ни в какую сторону, как только к Якорной улице, он идти не мог, но решил идти очень тихо, чтобы явиться в десять минут девятого. Однако расстояние было не так велико, а его нетерпение – огромно, и, как следовало ожидать, Давенант оказался вблизи дома Футроза за полчаса до восьми. Опасаясь явиться первым, он удовольствовался тем, что стал смотреть на дом издали и простоял, не сходя с места, тридцать минут, осведомляясь у каждого прохожего:

– Который час?

– Четыре минуты девятого, – сказал ему наконец словоохотливый человек с розовыми, морщинистыми щеками. – Поставьте ваши часы по моим – это часы Фабрики…