Крылья бабочки

– Я не хочу слушать эту куртизанку… – призналась Мурасаки.

– Придется… – со вздохом ответила ей Аяко. – Матушка права: если ты хочешь удержать подле себя мужа, надо постичь искусство любви. Иначе он быстро потеряет к тебе интерес, заведет еще пару жен, а затем и наложниц. И ты его не увидишь… Вот и думай, что лучше.

Поразмыслив, Мурасаки решила: если Кейко стал так хорош собой, как говорит сестра, то придется «выучить» все уроки куртизанки.

Наконец, среди деревьев показался павильон. Перегородки из плотной рисовой бумаги, закрывавшие вход, были раздвинуты и еще издали приглашали девушек войти внутрь.

Сестры одновременно остановились и переглянулись.

– Ну что, идем? – робко спросила Аяко, хотя до этого выглядела решительной.

Мурасаки кивнула и первой направилась к павильону.

Войдя внутрь, она ощутила сладковатый аромат, от которого слегка закружилась голова, но страхи и сомнения вдруг начали отступать, так что девушка смело вошла вглубь павильона. Аяко последовала за ней.

Ученицы оказались в помещении, где никого не было, и снова остановились, не зная, что делать дальше, но не успели они переброситься и парой слов, как перегородки, закрывавшие вход в боковую комнату, раздвинулись и появилась Хитороми.

– Прошу вас, мои ученицы, входите.

Девушки приняли приглашение и вошли в боковое помещение, где, как оказалось, царил полумрак…

Посреди просторной комнаты стояла ширма, испещренная очень подробными эротическими рисунками, называемыми «сюнга».

Мурасаки, увидев ширму, смутилась и прикрыла лицо рукавами кимоно. Аяко же, напротив, начала с жадностью рассматривать эротические картинки, и куртизанка это заметила.

– Подойдите ближе, госпожа Аяко. И рассмотрите ширму как следует, – посоветовала она. – И вам, госпожа Мурасаки, следует сделать то же самое. Это наш первый урок…

Аяко приблизилась к расписной ширме и буквально впилась в нее взором, а Мурасаки, опустив руки и тем самым открыв лицо, некоторое время стыдливо стояла с закрытыми глазами.

Хитороми подошла к смущенной ученице сзади и наставительным тоном произнесла:

– Любовь – это величайшее наслаждение. В наготе и соитии двух тел нет ничего постыдного.

После этих слов Мурасаки открыла глаза. Рассмотрев вволю эротические сценки, девушки расположились на татами, как раз напротив ширмы, после чего Хитороми трижды хлопнула в ладоши. За ширмой послышался шорох, а затем перед девушками появился статный красавец, облаченный в простое легкое кимоно.

– Урок второй. Сейчас вы будете смотреть на «вложение меча в ножны», – произнесла куртизанка и снова хлопнула в ладоши.

Юноша, повинуясь ее знаку, тотчас сбросил с себя одежду и предстал перед девушками обнаженным.

Аяко невольно издала возглас восхищения: стройное мускулистое тело выглядело безупречно. К тому же она увидела мужской «меч» не нарисованным, а во всем естестве. Лишь Мурасаки озадачилась: «меч» юноши выглядел не так, как у мужчин на ширме, которую только что пришлось рассматривать.

Хитороми улыбнулась, уловив сомнение Мурасаки, а между тем из-за ширмы появилась обнаженная ученица куртизанки. «Меч» юноши теперь был готов войти в любые «ножны», что, собственно, и случилось.

Умудренная опытом Хитороми внимательно следила за девушками. Она сразу поняла, что урок пошел Аяко на пользу: представление разбудило в ней женскую сущность. Что же касается Мурасаки – она наблюдала за соитием с интересом, но желания, подобно сестре, не испытала. Хитороми сделала вывод: девушка слишком романтична, и это ее погубит.

Глава 4

Вслед за кистью

Подготовка к празднеству в имении Фудзивара Тамэтоки подходила к концу. Многим родовитым аристократам Хэйана и влиятельным придворным сановникам уже были разосланы приглашения, выполненные изящной каллиграфией. В частности, их получила госпожа Нагико Киёхара и ее супруг Татибана Норимицу.

Киёхара, более известная при императорском дворе как Сэй Сёнагон[12], считалась женщиной образованной и утонченной. Она служила фрейлиной у госпожи Сэнси – матери императора Итидзё. Сэй Сёнагон снискала славу романистки, чью повесть «Записки у изголовья», также известную как «Вслед за кистью», прочитали император, его матушка и даже Первый министр, не говоря уже о придворных.

Получив приглашение, Сэй Сёнагон, несомненно, его оценила. Тем более что брат ее супруга, Татибана Митисада, также намеревался присутствовать на празднестве в имении Фудзивара Тамэтоки, поскольку считался официальным женихом Аяко. Сэй Сёнагон, решив сделать Мурасаки приятное, переписала несколько глав своей повести китайской каллиграфией, что считалось у женщин-аристократок верхом образованности. К тому же Сэй Сёнагон, прекрасно владевшая не только слогом, но и умением рисовать, дополнила свиток своими рисунками. Рукопись она положила в красивый деревянный ларец и отправила в имение Фудзивара, чтобы посылку вручили Мурасаки.

Девушка не ожидала подобного внимания от светской дамы. Тем более что вездесущая Фуджико наделяла Сэй Сёнагон весьма нелестными эпитетами: «Гордая она, даже заносчивая, и уж больно кичится своей образованностью. А эти ее «Записки у изголовья» сродни дворцовым сплетням. А уж про отношения с мужем тем более не следовало в них рассказывать. Как только Татибана Норимицу терпит эту женщину?! Если уж Сэй Сёнагон слывет образованной гордячкой, точно должна держать частную жизнь в тайне!»

Говоря резкие слова в адрес Сэй Сёнагон, Фуджико, сама того не ожидая, лишь разожгла у подопечной интерес к фрейлине, поэтому Мурасаки, улучив момент, удалилась в свой секретный уголок в саду, чтобы лучше изучить полученный свиток. К тому же ей были сродни литературные увлечения Сэй Сёнагон.

ВСЛЕД ЗА КИСТЬЮИзбранные главыСезоны любви

Весной люблю пробуждаться ранним утром, дабы наблюдать, как горы, что окружают Хэйан, едва тронул рассвет.

Час Тигра близится к концу. Подле меня на ложе лежит мой супруг, Норимицу. Его дыхание ровное; черные как смоль волосы растрепались, спадая прядями на высокий лоб. В такие минуты, просыпаясь чуть свет, я гляжу на него с особенной любовью и тоской… Отчего? Возможно, оттого, что настанет час Змеи, и он покинет мои покои, любезно выделенные нам матерью-императрицей в восточной части Дзёнэйдэна.

Днем он приступит к своим непосредственным обязанностям, ведь он придворный сановник, я же присоединюсь к свите своей госпожи. Возможно, следующую ночь мы проведем вместе, а возможно, и – нет. Помимо меня у Норимицу есть еще две жены, чьи дома расположены в столице, и он, как положено, иногда посещает их.

Летом сплю лишь урывками. Ночи длинные и душные. Но я в объятиях Норимицу этого не замечаю… Мы наслаждаемся друг другом до изнеможения, наши тела сплетаются в порывах страсти… Но, увы, час Зайца уже близок, а с ним и пробуждение Дзёнэйдэна.

В углу моей комнаты в коробочке живут светлячки. Несколько дней назад их подарил мне супруг, дабы я не скучала, когда он навещает одну из жен. Сижу в печали, воззрившись на бледное мерцание светлячков… Эту ночь мне предстоит провести одной…

Осенью мне грустно. Природа увядает, мне кажется, что я угасаю вместе с ней, особенно если нет рядом Норимицу. Однако слышу шаги в коридоре… Вот плавно сдвигается с места перегородка – входит Норимицу… Пишу последний иероглиф: Наслаждение.

Поздней осенью светает лишь в час Дракона. Норимицу сладко потягивается и снова кутается в теплое кимоно. Я встаю с ложа, мне холодно, пытаюсь согреться около жаровни. Но, увы, угасающие угли едва ли дают тепло.

Угли поблекли, и лишь редкие искорки напоминают о том, что еще недавно они источали тепло. Зову нерадивую служанку…

Раннее зимнее утро. Норимицу, утомленный любовной страстью, еще спит. Я уже пробудилась, сон как рукой сняло. Час Дракона близится к концу. Я надеваю теплое кимоно, раздвигаю перегородки, по бесконечному коридору выхожу на свежий воздух. Мороз, легкий обжигающий лицо ветерок. Снег мерцает в лучах солнца. Иней прихватил колонны дворцовой галереи, кажется, что они посыпаны серебром. Мне холодно. Тороплюсь обратно в свои покои. Там тепло, служанка уже разожгла жаровню, Норимицу пробудился и успел привести себя в порядок. Начался очередной день в Дзёнэйдэне.

Приближаются новогодние празднества…

Шествие Белых коней

Пробудилась рано, набросила на плечи теплое кимоно и непричесанная поспешила покинуть Дзёнэйдэн, дабы глотнуть холодного зимнего воздуха. Эту ночь я провела в одиночестве. Норимицу не навещал меня, с вечера он отправился в город, дабы насладиться одной из жен. Она дочь одного сановника и, кажется, живет на Третьей линии. Говорят, она хороша собой. Иногда я думаю, что ненавижу других его жен: они разлучают меня с возлюбленным мужем и господином! Однако я вынуждена мириться с подобным положением дел, ибо, согласно этикету, не имею права упрекать своего супруга в том, что он не посещает меня. Я лишь могу напомнить о себе одним из принятых способов. К примеру, отправить ему свою ленту или небольшой свиток со свеженаписанным стихом. Иногда, прочитав мое послание, Норимицу буквально срывался с места и мчался ко мне на крыльях любви. Но, увы, это все в прошлом. Одна из его жен окончательно завладела его душой и телом. Мне лишь остается мириться со своей участью и поверять свои мысли дневнику. Лелею надежду, что его прочитает мой супруг и поймет, как был несправедлив ко мне…

Час Дракона. Я люблю это время. Легкая морозная дымка окружает дворец матери-императрицы. Я с наслаждением вдыхаю бодрящий воздух. Под ногами скрипит иней…

Сегодня начнутся празднества Нового года.

Я привожу себя в надлежащий вид, мое многослойное одеяние безупречно. Не знаю отчего, но я обрела в Дзёнэйдэне репутацию дамы с утонченным вкусом. Иногда меня спрашивают: в чем мой секрет? Я отвечаю: в том, что выбираю наряд сообразно своему настроению, именно мое настроение чувствует цвет.

Сегодня в качестве нижнего на мне кимоно, напоминающее дождливое небо, из плотного шелка-сырца. Поверх него я накинула лиловое, затем – оттенка чайной розы, и завершило мой наряд кимоно из тончайшего шелка цвета зимнего утра, расшитое по краям серебряной канителью. Подвязала шлейф, на самом деле весьма неудобный. Многослойное кимоно и так сковывает движения, а уж шлейф, что тянется за дамой словно хвост дракона, и вовсе без сноровки не дает шагу ступить!

Я часто размышляю: отчего придворные дамы так вычурно выглядят? Кто придумал эту современную моду? Почему мы должны одеваться в угоду расхожему мнению, этикету и, наконец, вкусу мужчин? А эти ужасные новомодные сандалии на высокой подошве, украшенные различными бусинками и лентами! Они страшно неудобные. Женщинам приходится семенить, передвигаясь крохотными шажками. О да! Мужчины полагают, что подобная походка грациозная и привлекательная. И поэтому мы продолжаем следовать моде! Но мне порой хочется скинуть с себя одежды, надеть широкие штаны «хакама», легкое кимоно и бежать босиком по влажной траве!!!

Безусловно, если придворный церемониймейстер застанет меня за столь легкомысленным занятием, то осудит и сделает выговор. Моей репутации будет нанесен непоправимый урон. Но… Мне так хочется пренебречь всеми дворцовыми формальностями и сделать это!

Сегодня весь двор достанет из своих сундуков праздничные одежды. Женщины непременно постараются перещеголять друг друга в изысканности. Они будут обсуждать наряды своих подруг, соперниц, фрейлин, матери-императрицы и супруги императора.

Фрейлины должны быть приветливы, угождать гостям и сановникам, которые вознамерятся поздравить нашу госпожу с праздником. Подарков в помещении для приема гостей наберется к концу дня столько, что потом мать-императрица одарит нас ими, своих преданных фрейлин. В прошлом году мне достался кусок шелка цвета спелого персика. Моя портниха пошила из него кимоно…

Я надеюсь, что в парадном зале увижу своего супруга. Согласно этикету, мы должны поздравлять мать-императрицу вместе.

И вот Норимицу предстает пред моим взором: свежим, довольным, облаченным в праздничное ярко-синее кимоно, с высокой шапкой «эбоси» на голове, подтверждающей его придворный статус.

Он улыбнулся и поспешил ко мне.

– Как вам спалось, дорогая жена? – вежливо справился он.

Я, как и надлежит в подобных случаях, потупила взор.

– Тоска не оставляла меня в покое, мой супруг… – пролепетала я.

Норимицу, довольный собой, усмехнулся.

– Сегодня я намерен не покидать Дзёнэйдэна, – произнес он, приблизившись ко мне почти вплотную.

Невольно я отшатнулась, ощутив аромат чужой женщины. Мое богатое воображение нарисовало картину, как мой супруг утопает в объятиях юной жены. Меня же в это время согревали лишь теплое кимоно и жаровня.

На седьмой день празднеств весь двор отправится поздравлять своего государя. Подданные пожелают ему счастья, здоровья, долголетия и успешного мирного правления. Столичные аристократки, разряженные в пух и прах, приедут во дворец в своих экипажах, дабы засвидетельствовать государю свое почтение и преданность. Многие дамы, имеющие юных прелестных дочерей, нарочито будут представлять их нашему господину в надежде, что тот обратит на них внимание и удостоит чести стать наложницей. Порой этот замысел удается, ибо каждый год Павильон глициний, Фудзицубо, и Сливовый павильон, Умэцубо, посещают новые избранницы государя. Последняя наложница продержалась полгода, но затем наскучила господину Итидзё, и он, одарив ее, отправил обратно к родителям. Теперь место в Сливовом павильоне вакантно. На кого на сей раз падет выбор государя?

Я наблюдаю, как один из экипажей следует через Срединные ворота и внезапно подпрыгивает на камне, которым вымощена дорога. Женщины, сидевшие в экипаже, вскрикивают, ударившись головами о потолок. Их деревянные гребни ломаются, а прически теряют форму. До меня доносится веселый смех. Ничто в этот день не сможет испортить им настроения, даже подобный казус!

…Все готово к празднеству: придворные гости заняли надлежащие места на дворцовой площади. Из дворца в сопровождении госпожи Садако и свиты вышел император…

Дворцовые солдаты вывели семь белых коней на площадь. Воины держали великолепных, украшенных перьями и цветными шелками животных под уздцы. Процессия проследовала к деревянному помосту, где расположилось семейство государя. Гости и придворные стояли по обеим сторонам импровизированной сцены. Сначала кони вели себя беспокойно, фыркали, раздували ноздри, изрыгая горячий пар. Затем они успокоились, подчинившись твердой хватке военных.

Солдаты в ярко-красных кимоно, опоясанные мечами, по приказу своего командира, словно духи воздуха, «взлетели» на коней, украшенных праздничными попонами. Затем со стороны императорских конюшен появился еще один отряд всадников. Женщины невольно издали возглас восхищения: до чего же грациозные животные! А их наездники – выше всяческих похвал!

И представление началось. Кони и всадники слились в единое целое, они слаженно выписывали сложнейшие фигуры, тем самым приводя присутствующих в полнейший восторг.

Норимицу, мой супруг, радовался, словно ребенок. Ему всегда хотелось стать военным, но отец уготовил ему гражданскую придворную должность.

Чиновник пятого ранга

Один из сановников подарил на Новый год госпоже Садако котеночка[13]. Он принес и почтительно преподнес госпоже коробочку, обтянутую небесно-голубым шелком, где лежал маленький белый пушистый комочек. Госпожа Садако с радостью приняла его.

Котенок выглядел очаровательно, а фрейлины беспрестанно спорили: девочка или мальчик? Они так и не пришли к общему мнению. Лишь спустя три месяца можно было с уверенностью сказать: мягкий пушистый комочек – девочка.

Госпожа Садако очень обрадовалась этому известию и повелела:

– Называйте мою питомицу не иначе как Госпожа Кошка! Я сделаю ее чиновником пятого ранга и титулую госпожой Мёбу[14]! К тому же о новой госпоже должен кто-то заботиться – надо приставить к ней мамку.

По приказу госпожи Садако для «новой, пушистой фрейлины» сшили церемониальный наряд, а именно: шапку, которую носили чиновники пятого ранга и ниже. Ее изготовили, как и подобает, из прозрачного шелка. К шапочке с плоской тульей прикреплялись сзади две ленты: одна торчала в виде крыла, другая ниспадала на спину. Надевалась шапочка на Госпожу Кошку в исключительных случаях, и «новой фрейлине» явно этот наряд был не по вкусу, ибо она вертела головой и всячески старалась от него избавиться.

Мёбу росла избалованной и своенравной. Мамка, постоянно находившаяся при ней, частенько раздражалась из-за ее непослушания. Однажды Госпожа Кошка разлеглась на веранде, пригрелась на весеннем солнышке и заснула.

Мамка, сидевшая подле избалованной ушастой фрейлины, также разомлела от безделья и солнца, однако заметила, что по двору прохаживается огромный пес. Не успела мамка взять госпожу кошку на руки и покинуть место отдыха, как пес ринулся прямо на них. Госпожа Кошка мгновенно проснулась, вскочила с насиженного места и бросилась в зал, где государь совершал утреннюю трапезу.

Мёбу, взъерошенная, влетела внутрь и устремилась к императору, ища у него защиты от страшного зверя.

– Что случилось? – возмутился правитель. – Это же кошечка моей супруги!

Не успел он это произнести, как один из вездесущих слуг доложил:

– Мой государь, Госпожа Кошка испугалась собаки. Виной всему лень мамки! Она только и знает, что спит подле госпожи Мёбу.

– Ах, так! – возмутился Итидзё. – Гнать мамку из дворца, а собаку сослать на Собачий остров.

Стражники, повинуясь приказу, выгнали пса. А заботу о Мёбу поручили юной фрейлине из свиты госпожи Садако. Фрейлина смастерила специальную корзиночку, положила в нее мягкую подушечку и разместила на ней Мёбу. Госпоже Кошке понравилось ее новое лежбище, и она с удовольствием проводила в нем время. Фрейлина души не чаяла в питомице, и за это госпожа Садако щедро одарила ее, но взяла обещание, что та пока что не будет выходить замуж.

К несчастью, фрейлина вскоре увлеклась одним из дворцовых гвардейцев. Это был молодой крепкий юноша из достойной семьи. Он не замедлил ответить новой опекунше Мёбу взаимностью и назначил встречу.

Фрейлина, недолго думая, отправилась на свидание вместе с Мёбу, но Госпожа Кошка сбежала, пока влюбленные предавались пылким утехам.

Я не в силах описать, какой страх пережили фрейлина и гвардеец. Увы, но от этой своенравной Госпожи Кошки зависело их будущее. Они обыскали все вокруг, но Мёбу как испарилась. Тогда фрейлина, утирая слезы рукавом кимоно, пролепетала:

– Это все завистники… Госпожа Садако слишком благоволила ко мне…

Гвардеец согласился с доводами своей возлюбленной и предложил:

– Не волнуйся, я тотчас отправлюсь в город и найду точь-в-точь такую же кошку. Госпожа Садако не заметит подмены.

Девушка с благодарностью бросилась в объятия избранника. Тот поспешил исполнить свое обещание и вернулся из города, держа на руках какой-то сверток.

– Что это у тебя? – поинтересовалась она.

Юноша развернул ткань – взору девушки предстала милая пушистая кошечка, ничем не отличавшаяся от настоящей Мёбу.

Фрейлина, ведомая чувствами, схватила кошечку и прижала ее к груди.

– Благодарю тебя! – с жаром воскликнула она. – Теперь мы спасены.

Девушка посадила находку в корзинку. Та не сопротивлялась: видно, животному понравилось новое обиталище. Фрейлина привела себя в порядок и поспешила в покои госпожи Садако.

Там уже царило смятение. Госпожа Садако встретила новую мамку строгим взглядом.

– Где ты прохлаждалась? – возмутилась супруга государя. – Ты потеряла Мёбу!

К всеобщему удивлению, фрейлина поставила к ногам хозяйки корзинку, в ней как ни в чем не бывало сидела Мёбу.

– Госпожа, ваша любимица всегда была со мной, я не спускала с нее глаз, – уверенно солгала фрейлина.

Госпожа Садако удивилась.

– Как? А это кого же мне принесли? – Она указала на настоящую Мёбу, безмятежно устроившуюся на руках одной из фрейлин, мечтавшей стать мамкой и завоевать расположение Садако.

– Не знаю, моя госпожа, – невозмутимо ответила юная фрейлина. – Но сказать по правде, – она махнула рукой в сторону настоящей Мёбу, – уж очень похожа на вашу любимицу.

Госпожа Садако поочередно смотрела то на одну кошку, то на другую.

– М-да… Очень похожи. Ну что ж, пусть обе остаются при дворе. И обе будут чиновниками пятого ранга. Придется заказать еще одну шапочку из прозрачного шелка…

Праздник Мальвы

Начало мая всегда ассоциировалось у меня с цветением мальвы. Эти нежные бело-розово-сиреневые цветки напоминают мне о моей робкой юности, о тех временах, когда я уже вышла замуж за Норимицу. Это была прекрасная невинная пора. Тогда мне казалось, что все имеет тайный смысл, в том числе и цветки мальвы. Я любила срывать их и украшать ими волосы…

И вот я зрелая женщина, у меня есть муж. На протяжении пяти лет я делю с ним ложе, но, увы, до сих пор не понесла ребенка. В то время как его другие жены давно приобрели статус матерей и, соответственно, уважение своих семей и окружающих. Мне же приходится нелегко. Я ежедневно молюсь древним богам Ямато, а также Будде, дабы они ниспослали мне ребенка. Но тщетно…

И потому в этом году я намерена отправиться на праздник мальвы, Аой-мацури, который вот уже с давних пор проходит в Хэйане. Мальва почитается как магическое растение. К тому же я смогу посетить святилище Камо и помолиться древним богам. Особенно мне хотелось почтить богиню Тамаёрихимэ, покровительствующую деторождению.

Я поднялась чуть свет, надела скромное кимоно цвета спелой сливы, облачилась в пурпурную накидку и отправилась в покои матери-императрицы. Она уже пробудилась. Прислуга сновала туда-сюда, во всем чувствовалась праздничная суета.

Я считаю, что из всех сезонных праздников почитание мальвы – самый лучший. В воздухе, даже в Дзёнэйдэне, витают ароматы аира и чернобыльника. Все кровли во Дворце извечного покоя украшены аиром, сочные стебли покрывают даже высочайшие чертоги, императорский дворец и павильоны наложниц. Небо в этот день всегда ослепительно-голубого цвета. Лишь полет редкой птицы нарушает его кристальную чистоту.

В покои матери-императрицы внесли церемониальные одежды, украшенные кистями из разноцветных нитей. Фрейлины, в том числе и я, помогают госпоже принять утренний туалет и облачиться.

Не успела я поправить лиловую последнюю кисть, прикрепленную к широкому рукаву наряда, как в покои вошла супруга государя, госпожа Садако. Мать-императрица смерила ее суровым взором. В последнее время у меня создается впечатление, что между молодой императрицей и матушкой императора пробежала кошка с двумя хвостами[15].

Участники шествия, согласно правилам, собрались в императорском дворце. Откуда процессия двинулась вдоль реки Камо, протекающей через город по направлению к одноименному святилищу. Возглавил шествие специальный императорский посланник, восседавший на белоснежной лошади в богатом убранстве.

…Знать расселась по повозкам, запряженным быками. Я заняла место подле фрейлин. Повозка пахла свежим лаком, перемежающимся с ароматом цветов мальвы и глицинии, сплетенных в гирлянды. Они многочисленными нитями спускались с крыш колясок, ими была украшена и упряжь животных.

Фронтальная и боковые стороны повозок были задрапированы золотистыми циновками таким образом, что создавали иллюзию жилища. Подобное же сооружение установлено на огромную деревянную платформу, стоявшую на двух высоких, выше человеческого роста, колесах – на этой повозке разместится императорская семья.

Машинально попыталась найти Норимицу, но затем вспомнила, что он прибудет в святилище несколько позже, дабы участвовать в состязаниях. Несмотря на то, что мой супруг не имел отношения к клану воинов «буси», он меткий стрелок и отличный наездник. Этим и пленяет женщин…

Окинула взором дворцовую площадь – она сплошь была усыпана огромными красными зонтиками, которые держат в руках мужчины. Зонты, согласно преданиям, олицетворяют богатый урожай и являются символом весны и благоденствия. Девушки-прислужницы, облаченные в оранжевые кимоно, держали корзины, полные цветов мальвы и глицинии.

Два юноши, также в оранжевых одеждах, вели огромного черного быка, украшенного разноцветными шнурами и цветами мальвы. Бык упрямился. Юношам тотчас пришла на помощь группа придворных из свиты императора. На них были белые одежды, украшенные листьями мальвы, на ногах сандалии «варадзи», сплетенные из соломы. Головы их были увенчаны черными шляпами без полей с высокой тульей, закреплены под подбородком двумя шнурами.

Процессия тронулась с места. Зазвучали священные песни.