Черное сердце

Эмилии приходилось постоянно решать огромную задачу: закрывать своим телом прошлое. Только вот тело ее было очень худым, а прошлое – огромным.

Бруно поймет, кто ты, говорила она себе, и не захочет тебя видеть. Базилио тебя уволит. Жители Альмы прогонят тебя вилами и будут правы. Нет для тебя места на этой земле, твое место с дьяволами, в их лапах, в адском пламени.

Вопрос времени, и все же. Это время – хрупкое, короткое – она хотела прожить.

Мы задержались в проходе между тяжелой бархатной гардиной и маленькой боковой дверью.

– Как все прошло?

Удостоверившись, что Базилио находится достаточно далеко и не услышит, Эмилия с лучезарной улыбкой, которую я увидел впервые, ликующе произнесла:

– Хорошо, просто великолепно!

– Он взял тебя на работу?

– Сказал, чтобы я приходила завтра.

Ее радость, я заметил, отогревала что-то замерзшее внутри меня.

– Базилио еще ни с кем не был так любезен, – прокомментировал я.

– Эффект вагины, – к Эмилии вернулась прежняя бесшабашность, – ты не знал?

Она хотела открыть дверь, но я ее остановил.

– Не забудь, мы тут главная достопримечательность, мы выходим на большую сцену Альмы.

– А давай устроим представление для этих святош! – И она запустила руку в мои брюки.

– Ты их не знаешь, – улыбнулся я, – они уже сожгли несколько ведьм. Хочешь закончить так же?

– Конечно.

– Они все сейчас в «Самурае», в логове сплетников, мы прямиком угодим им на язык…

– Ладно, – хмыкнула Эмилия. – Напомни, что я делаю: выхожу первой и иду к Стра-даль-Форке?

Я собирался еще раз расписать ей по этапам хитроумный план, который придумал и который любому, кто не живет в Альме и ее окрестностях, показался бы безумным. Но вдруг в полумраке я увидел новую Эмилию. За позерством, защитным панцирем, потухшими глазами я разглядел молодую женщину, которая непонятно почему оказалась в Сассайе. И сегодня у этой женщины был удачный день.

– А давай куда-нибудь сходим поужинаем? – Я на ходу менял программу.

Ее глаза округлились, как будто я предложил ей вместе уплыть в Америку.

– Если хочешь, конечно. Думаю, мы должны это отпраздновать.

Что-то блеснуло в ее глазах. Едва заметный огонек, как сигнал из далекой галактики, как отблеск давно погасшей звезды, который я успел уловить. И это воодушевляло.

– Меня уже видели пьяной у бара, – напомнила она, – твоя репутация будет подмочена.

Я поцеловал ее и ответил:

– Плевать.

Перед нашей встречей я долго сидел на камне у ручья, перебирая в уме названия произведений, чтобы убедить тринадцать моих учеников прочитать хоть одну несчастную повестушку. Ломал голову, как донести до них мысль о том, что чтение не бесполезное действие в этом мире, где чувства толкуются превратно, где, чтобы тебя полюбили, нужно скрывать себя настоящего; где дома заброшены, улицы пусты, где каждый камень напоминает о том, что время остановилось, а тот, кто остается здесь, – неудачник. Я хотел, чтобы они поняли: чтение может освободить их от беспредельного одиночества, от гнета проклятых законов этой долины.

Я сам нарушил главный из них: не доверяй чужакам.

Я сказал себе, что если я что-то проповедую, то и поступать должен соответственно. Так что я распахнул дверь, и мы вышли из церкви. На освещенную закатными лучами площадь, к «Самураю», где было полно народу и кое-кто даже не поленился повернуться в нашу сторону всем телом.

Теперь-то я понимаю, что нам следовало вести себя осторожнее. Надо было прятать нашу любовь в Сассайе, где на нас смотрели лишь скалы, буковые рощи и домашние животные. Возможно, мы выиграли бы время. А может, и нет, ведь то, что должно случиться, всегда случается. Несмотря на все предосторожности и попытки этого избежать. А если так, то, возможно, мы поступили правильно: урвали у жизни хотя бы кусочек счастья, там и тогда.

Из моих слов может показаться, что мы вышли из церкви под ручку, или обнявшись, или страстно целуясь. На самом деле мы просто вместе прошли через площадь, не касаясь друг друга, без всяких вызывающих жестов. Но зрителям было достаточно одного нашего появления на сцене.

Проходя мимо окон «Самурая», я мысленно молился: «Господи, пусть Патриции там не будет, пусть Патриция нас не увидит». Хотя обычно я всегда спорил с Богом.

9

Умереть под праздник – что может быть хуже, особенно для тринадцатилетней девочки.

У Эмилии недавно начались месячные, собственное тело ее пугало, щеки покрылись прыщами. Она грустила об уходящем детстве. На уроке, когда читала вслух, буквы как будто наталкивались друг на друга, сливались, но учительница ничего не понимала и продолжала стыдить ее при всех. Эмилии казалось, что только ей одной грустно в мире счастливых, а теперь еще и приходилось постоянно слышать: «Мужайся, дорогая, ты должна жить дальше». Эту фразу произносили многозначительным тоном, как нечто мудрое, надоедливые знакомые и соседи, которые знали ее с детства. Больше всего раздражало то, что они выражали соболезнования, волоча сумки с шампанским и апельсинами, их мысли уже были заняты праздничным ужином у телевизора, будущим, которое для нее стало мертвым.

Новый 1998 год Эмилия с отцом встречали на кухне в полном одиночестве. Сидели в тишине, избегая смотреть друг на друга. Пустой стол, выключенный телевизор, грязная посуда в раковине.

Вдалеке слышались хлопки петард, которые взрывали во дворах нетерпеливые дети, не в силах дождаться полуночи. Из соседних дворов, из освещенных окон напротив доносились взрывы смеха, громкая музыка, потом резко убавленная – возможно, из приличия или потому, что кто-то вспомнил о горе в семье Инноченти.

На самом деле Эмилия ничего не чувствовала. Только необратимый коллапс внутри: правый желудочек, левый желудочек, аорта. Она смотрела на мраморную столешницу и видела в ней, как в волшебном зеркале, своих одноклассниц.

Наверное, уже нарядились, думала она. Бархатные ободки, клипсы Сваровски, туфли на каблуках. Когда выйдут из родительской машины, сделают макияж поярче, потому что мамы их уже не видят. Еще раз расчешут волосы складной расческой, поправят браслеты, кольца, колготки, которые не привыкли надевать под короткие юбки. Наконец, в совместно арендованной по случаю праздника маленькой таверне, где из динамиков льется хит What is love? а бутылки «Спрайта» аккуратно выстроились в ряд, маскируя водку, они триумфально пройдут перед мальчиками.

Это была бы ее первая вечеринка без родительского контроля. А она здесь, с папой, размышляет о том, что ее отрочество закончилось, так и не начавшись.

Ты должна была научить меня пользоваться помадой, мысленно упрекала она. Одолжить мне свой лифчик, проводить на вечеринку и посоветовать, как отвечать этим стервам Софии и Ванессе, которые не хотят со мной дружить и вечно дразнят «рыжей». Ты должна была показать мне, как ходить на каблуках и курить не затягиваясь. Ругать меня за то, что я не хочу делать уроки, что трачу время на видеоигры вместо того, чтобы читать книги, которые ты хотела, чтобы я прочитала. Ты должна была рассказать мне о способах контрацепции и объяснить смысл стихотворения Пасколи, которое я не понимала. Вместо этого ты умерла.

Отец вдруг встал. Наверное, было девять или десять вечера, но на самом деле время исчезло, вокруг расстилалась лунная пустыня, где отсутствовала гравитация, не было ни дня, ни ночи – не было жизни, только немая материя.

Отец с усилием, но решительно встал. Уперся обеими руками в стол. Посмотрел на Эмилию.

Они могли бы питаться замороженными продуктами и едой из ближайшей кулинарии годами. В ту ночь, как и во все последующие, они даже не пытались заснуть без таблеток. Говорят, что к болезни близкого можно привыкнуть, смириться с ней, потому что каждый день ты видишь любимого человека таким измученным, таким неузнаваемым, что в конце концов просто отступаешь.

Но почему? – хотела бы возразить Эмилия. Почему отступаешь? Пусть бы она лежала там, на противопролежневом матрасе, всегда. Пусть весом в тридцать девять килограммов, пусть страшная, без волос, оглушенная морфием, но все же ее мама.

Да, Эмилия была эгоистичным и избалованным ребенком, единственным в семье. Но попробуйте-ка вы жить после.

Если бы Эмилия могла, она бы двумя руками цеплялась за эту груду костей, за эту увядшую в тридцать семь лет кожу. Она держала бы при себе эту изможденную, скелетную версию своей мамы до тех пор, пока не наступил бы подходящий момент. То есть когда ей исполнилось бы сто лет. А лучше сто десять. Если бы повезло, они могли бы даже умереть вместе, с разницей в несколько часов или дней. Мама уже не могла самостоятельно питаться, едва дышала, но что, если был бы выбор? Между возможностью погладить ее по щеке, сжать теплую руку, рассказать, как прошел день в школе, и невозможностью это сделать.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Перевод В. Сумбатова. (Здесь и далее – прим. перев.)

2

Перевод Н. Астафьевой.

3

Запрещено (нем.).

4

Сейлор Марс – одна из главных героинь манги «Сейлор Мун», лидер команды девочек-волшебниц. Хладнокровная, серьезная, практичная и вместе с тем красивая и элегантная.

5

Хайди – героиня повести швейцарской писательницы Иоханны Спири (1880). По мотивам произведения создан известный в Италии японский аниме-сериал «Хайди – девочка Альп». Имя стало нарицательным для обозначения своевольной, независимой девочки, живущей в горах, в отрыве от цивилизации.