Хвостиком махнула

А Мышонок? Среди всей этой суеты и напряжения, он притих, жался к ноге Гевайорна, как птенец к теплу. Иногда он ныл: «Есть охота!», жевал меланжевый шарик из запасов ведуна и упорно шаркал рядом маленькими ножками. Иногда, когда голоса спутников становились громче или резче, он вздрагивал, и трава под его ногами на мгновение бурела и крошилась в пыль, чего никто, кроме внимательного Иванова, не замечал. После таких моментов он выглядел чуть бледнее, притихал.

– Куда идём–то? – в который раз, как мантру, повторил свой вопрос Иванов.

Ведун, как всегда, намеревался заткнуться камнем, но в разговор влился Кариан:

– Если он не ведает нужной земли, нам надлежит обойти их все.

От такой прямолинейной глупости у Гевайорна потемнело в глазах. Во время его Провода микросы сами вели, словно чуяли путь кровью. Ведуны лишь защищали. Сейчас же всё вывернуто наизнанку. Как можно решать за микроса?! Что из него выйдет? Халазар чувствовал, как голова гудит от чуждых мыслей, как раскалывается от напряжения. Всплывали страшные байки наставников о проклятиях незавершенных Проводов, добавляя масла в огонь его и без того выжженной души.

– Так что на пути? Овомантия? – рассудительно промолвил Иванов.

– Именно! Земля колдунов-овомантов, – возвестил рыцарь торжественно-строгим тоном, хотя пояснений не требовалось.

– Так и пойдём, толпой циркачей? – прорычал Гевайорн.

Пленники молча перешёптывались, бросая косые взгляды то на Кариана, то на ведуна.

– Иного выхода не предвидится, – изрёк Кариан. – Я не покину вас. И эти трое, хоть и злоумышляли, не должны пропасть в Закраине. Надлежит препроводить их в Бластодиск, на суд король-левы Люди-Лютаты!

При упоминании король-левы Сви побледнел, как мел, Вобщепта вспыхнул багрянцем, Щасс лишь глубже раскрыл свой вечноудивленный рот.

Гевайорн вобрал в легкие жаркий, пыльный воздух Закраины и выпустил его долгим шипящим выдохом. Этому безумию следовало положить конец.

– Никто никуда не пойдёт, – отчеканил он, впиваясь взглядом в узкие прорези золотого шлема. – Не позволю превратить Провод в шутовскую процессию. Только микрос и ведун. Точка. Ни петерей, ни овомантов, ни блуждающих рыцарей. Не нужны вы. Никогда не нужны были. Шестнадцать эпох халазары ведут микросов – не вам ломать этот уклад!

Кариан замер. Десять ударов сердца – гулких, как барабанный бой в тишине. Потом его взгляд медленно сполз с Гевайорна на Мышонка.

– Я даровал вам жизнь. И ныне несу бремя ответственности за неё.

– А петеря-то кто приволок? – закипел Гевайорн, ярость подкатывала к горлу. – За что они отвечают? Повторяю: иду я и мой микрос…

– Но это не твой микрос, Потухший, – тихо, но чётко бросил Сви.

Халазар стиснул челюсти до хруста. Рука замерла на рукояти меча, белая от напряжения.

– Распекательский! – буркнул петерь.

– Не твой? – искренне изумился Кариан. – Ничего не понимаю.

Ведун резко отвернулся, скрывая гримасу боли: в сердце вонзили ледяной кинжал. Наивные мечты мигом выветрились. Как смел он надеяться? Он – Потухший.

– Вы тщитесь постичь бездну, едва научившись плавать, – спокойно произнёс Иванов, и Гевайорн вздрогнул, будто от прикосновения. – Ведун – не счастливчик, поймавший дитя, как букет на свадьбе. Он – тот, кто довёл. Кто был щитом и пищей. Кто отдавал жизнь по капле с каждым шагом Дороги.

– Звучит… здраво, – проговорил Кариан после паузы.

– Но коль уклад этот можно переменить, отчего не изменить другой? – быстро, лисьей ухмылкой в голосе, ввернул Сви. – Коль халазар избежал Потухания и принял нового микроса, отчего нам нельзя сопровождать его?

Вобщепта фыркнул скептически.

– Я хочу, чтоб вы все шли со мной! – прозвенел тоненький голосок.

Все замерли. Петерь выдохнул: «Состегнуть!» Гевайорн, уже сделавший пол-оборота для ухода – куда глаза глядят, лишь бы прочь от безумия, – застыл.

– Да, идите со мной. Вы мне… нравитесь. Только пусть он… – Мышонок ткнул пальцем в петеря, – … больше не бьётся.

Микрос вышел в середину круга из взрослых. Маленький, нелепый посреди этой напряженной своры. Он обвел их взглядом – испуганным, но решительным, – остановился на спине Гевайорна.

– Ты не уходи, пожалуйста. Без тебя… – голосок дрогнул, –…страшно. Очень-очень страшно.

Ведун ощутил, как гигантская рука сдавила грудину. В горле встал колючий ком. Он поднял руку, будто поправляя волосы, смахнул украдкой предательскую влагу с ресниц, и лишь потом повернулся к микросу.

– Ладно. Не уйду. Всегда буду рядом.

Микрос кивнул. И впервые – робко, неуверенно, но так ярко – улыбнулся, озарив мрачную Закраину.

***

Тёмная полоса на небе, как шрам от божественного бича или след падшего ангела, висела немым укором. На неё поглядывали украдкой, хмурились, но молчали. Даже когда микрос ткнул в нее пальцем и спросил, что это, все потупили взоры. Лишь монах пробормотал что-то о «тайнах, коим и вечность – тесная колыбель».

Кариан знал – каждый ломал голову над полосой. И у каждого зрела своя догадка.

Его версия крутилась вокруг рыцарей, преступивших Кодекс, зеркал и возмездия. События той ночи – грязный разбой! – казались кошмаром, но он знал: это было. Глаза Сви, прячущиеся и наблюдающие, кричали об этом.

Дабы не сойти с ума от навязчивых видений, Кариан гнал мысли прочь, твердил: «Не виноват!» Раньше выходило. Злые языки шептали, что рыцари Гоготуна – мастера самооправданий. Безликие злые языки порой видят яснее. Кодекс не сияет сам – его надо чистить. Вот этим он и занимался – исступленно «стирал» память в ледяной воде отговорок, тер о ребра совести, пока не приходило краткое, обманчивое умиротворение.

Зеркало лежало в мешке. Он чувствовал его лопатками, как ожог. С первого взгляда оно не отпускало. Кариан яростно воображал битву с его злой силой – чудовищем, которое он тысячу раз побеждал в героических схватках. Но оно воскресало, как упрямый микрос. Не раз на привале, уединившись, он замирал над полуразвязанным мешком, кулаки сжимались, а голоса шептали: «Взгляни! Хоть краешком!» Он побеждал, гордился… а победы не было. Зеркало владело им.

Он возвращался к спутникам, говорил правильно, пафосно, но лопатки пылали. Кариан начал бояться. Стыдился страха, но боялся всё сильнее. Боялся, что Сви или Щасс проболтаются о стычке. Боялся, что зеркало отнимут. Боялся потерять власть над петерем. Страхи роились, облепляя его, как непомерно тяжёлые доспехи.

Падающий Город вырос на горизонте – призрачный, из кривых башен и зданий цвета застывшего белка. Все косились на Мышонка: не проявит ли знак, что здесь – его конец пути. Но микрос оставался прежним – веселым, беззаботным. Даже про чёрную полосу спросил с детским любопытством, без тени тревоги.

– Микросы являются обычно в Пузырь, – важно разглагольствовал Вобщепта. – Там их мозги напитывают знанием, там определяют их стезю, и лишь тогда являются они в Падающий Город.

– Стало быть, надо идти в этот Пузырь? – уточнил Иванов.

Овомант почесал свой хищный нос.

– Хм-м… Нет. Надо пройти через Город. Не знаю, как у этих микросов всё устроено, но Город – место творения, котёл дейтоплазмы. Нет лучшего катализатора для дремлющего дара, чем окунуться в его кипение. Пройдется по улицам, вдохнёт, впитает – возжелает остаться, быть может.

Ведуну было всё равно – он шёл за Мышонком, как каменный идол. Щасс при словах о Падающем Городе разинул рот – свой вечный барометр эмоций, но смолчал.

– Хорошо! Держим путь в Город! – властно подытожил Кариан. Золотой шлем, гулкий бас и аура гоготуниера сделали его негласным вожаком.

Петерь пробормотал: «Впятиться!» – и они двинулись. Привычным караваном: микрос с каменной тенью Гевайорна позади, следом – Иванов, потом – Сви, Вобщепта, Щасс, за ними – громада петеря, и арьергардом – Кариан.

Падающий Город не стеснялся стенами – даже закраинские волки сторонились овомантского гнезда. Но у первой же кривобокой башни цвета запекшегося желтка их поджидала группа: пятеро дородных, в жёлтых рабочих робах, овомантов и с десяток тощих учеников с дубинками.

– Вобщепта?! – аж подпрыгнул один. – Жив?

– «Жив!» – язвительно передразнил Вобщепта. – Бессмертен как твоя тупость.

– Грандмастер желает улицезреть тебя! – выпалил самый толстый, багровея.

– И что с того? А я улицезреть его не желаю.

– Вобщепта! – завопил толстяк. – Хватит ломать комедию! Из-за тебя по Городу шныряют пандерские псы! Ты смылся, а теперь являешься, как ни в чём не бывало!

Вобщепта метнул быстрый взгляд на спутников, лицо его стало каменным.

– Хватит визжать. Я мимоходом. Скоро меня тут не будет.

– Врёшь! – рявкнул овомант. – Грандмастер приказал: пандерцев – не пущать! Тебя же – задерживать!

– Задерживать? – шипяще переспросил Вобщепта. – Это как?

– А вот это так!

Толстяк махнул ручищей. Ученики сомкнули полукруг, дубинки наготове.

Кариан грубо отпихнул Вобщепту плечом и вышагнул вперёд, золотой шлем сверкнул.

– Уймите пыл, добрые люди! – прогремел он. – Сей муж – пленник мой! Не ведаю, какое злодеяние свершил он здесь, но ответит он пред король-левой в Бластодиске! А ныне – дайте дорогу! Не чините препоны рыцарю Ордена Великого Гоготуна!

Петерь, нависнув за спиной Кариана, пробурчал: «Самовозгораться». Ученики попятились, опустив дубинки. Овоманты попытались втиснуться за спину своего предводителя.

– Грандмастер будет в гневе! – выдавил тот – единственное, на что хватило духу.

Когда рыцарь двинулся вперёд не сворачивая, стена расступилась.

– Он болтал, что пандерцы тебя ищут! – бросил Кариан через плечо, когда стража осталась позади.

Вобщепта бросил на его спину взгляд, полный яда, и промолчал.

– И коли это правда, – продолжал гоготуниер, – ты должен знать, за что.

– Слушай, докучливый, – зашипел овомант. – Кто ты, чтоб выпытывать? Я – Охряный Лепила! Я – в своём Городе! Здесь не я твой пленник, а ты и все с тобой – в моей власти! И не боюсь я ни пандерских шавок, ни петеря, ни тебя, шута, ясно?!

Петерь схватил его за шиворот и вздёрнул в воздух.

– Ты печалишь меня, – сказал Кариан ледяным голосом и пошёл дальше, не слушая поток ругательств.

– Зачем мы сюда приперлись? – заныл Сви, бледнея при словах «пандерцы». – Вы не чуете, тут смердит опасностью?

– Всюду смердит, – отрезал Кариан.

Он, и Сви, и даже болтающийся в руках петеря Вобщепта – все разом подняли головы к чёрной полосе на небе.

– Может, пора вспомнить, зачем мы пришли? – тихо вмешался долго молчавший монах.

Микрос почувствовал тяжесть взглядов. Он съёжился, ощущая знакомое щемление в груди – предвестник «выхода» силы.

– Чего? Чего вы смотрите? Я не знаю! И тут нехорошо! Но кажется, будто мне здесь что-то нужно? – проговорил он, и трава у его ног внезапно пожелтела и истлела пятном размером с ладонь. Он сам взглянул на пятно смущенно и виновато, потом побледнел и потупился, будто устал.

– Надо пройтись, оглядеть всё, – задыхаясь в петеревой хватке, процедил Вобщепта. – Вот здесь – направо!

– Он правду сказал! – неожиданно выпалил Щасс, и тут же съёжился от собственной смелости, покраснев.

– Кто? Какую правду? – переспросил Кариан.

– Тот… толстяк. За Вобщептой – охота. Петерь… петерь дрался с крэграми. Мы смылись, а они… остались.

– Заткни пасть! Превращу в говорящий горшок! – заорал овомант.

– Опусти-ка его, дружок, – строго сказал Иванов, кивая на петеря.

То ли Кариан мысленно приказал, то ли петерь начал понимать слова, но он разжал руку. Вобщепта шлёпнулся в пыль.

– Гевайорн, убил бы ты этого лепилу? – спокойно спросил монах.

Меч ведуна выпрыгнул из ножен.

– Ответ ясен. А теперь – говори, Вобщепта: ты завёл нас в западню или тебе нужно было в Город?

– О чём ты трещишь, монашек?

– О том, что ты умолчал о пандерских крэграх на твоём хвосте. И о том, что ты здесь – разыскиваемая персона. Или ты так проникся нашей миссией помочь микросу, что забыл о своей шкуре?

Вобщепта молчал, лишь глаза метали искры.

– Уже можно? – спросил Гевайорн, лезвие меча холодно блеснуло.

Иванов поднял руку.

– По совести, не пойму, зачем ты нас сюда тащил. По логике – отговаривать должен был. Где правда?

– Да что ты привязался? Ну сглупил я. Решил, что пандерцы уже ушли, опасность миновала. Что мне, покаяться? Ну так давай покаюсь!

– Слушайте-ка! – вдруг произнёс микрос задумчиво.

Иванов мигом забыл про овоманта.

– Да? Что, дитя?

– Чувствую я… что-то… тянет… – Он покрутился, поводил носом, как щенок, потом неуверенно ткнул пальцем в сторону грандиозной башни Абсолютного Грандмастера. – … туда! Сильно тянет! – добавил он, и в глазах его мелькнуло что-то новое – не страх, а странное узнавание.

Теперь рты раскрыли и Сви, и Щасс – при виде башни у пандерцев сработал священный ужас, смешанный с жадным любопытством.

Кариан приказал петерю посадить Вобщепту на плечи, а овоманту – укрыться плащом с головой («Дабы не мозолить глаза врагам!»). Так они и шли – петерь с куклой на плечах, привлекая куда больше внимания, чем без. К счастью, крэгров не было видно – сторожили ли они пузырь Вобщепты или рыскали где-то в окрестностях.

Площадь перед башней Грандмастера была пустынна. Микрос постоял, закрыл глаза, словно прислушиваясь к чему-то внутри, потом уверенно направился мимо громады, к неприметной, обитой железом двери в подземелье.

Вобщепта издал удивлённое: «Гхм!»

– Что там? – спросил рыцарь.

– Склады. И вам туда – ни ногой! Там… Не твоё дело, что там! Никто, кроме овомантов, туда не входит!

– Стража есть? – кратко спросил Гевайорн.

Вобщепта фыркнул.

– Какая стража, дуболом? Дверь магическая! Пропускает только овомантов.

– А микросов? – включился Иванов. – Её сиятельство дверь микроса пропустит? Она овомантов чует и пускает, или не-овомантов чует и не пускает? Микрос – ни то, ни сё. Создатели двери вряд ли о нём позаботились.

– Хм. Не знаю. Попробовать можно. Остальным не советую близко подходить.

Он спрыгнул с петеря, подошёл к микросу, похлопал по плечу:

– Ну что, пошли?

– Нет, – отрезал Гевайорн. – Никуда он с тобой не пойдёт.

Вобщепта пожал плечами.

– Мне надо! Я ж говорю – тянет! – упрямо сказал микрос и шагнул мимо ведуна к двери. Напряжение от магического поля двери заставило его сжаться, но тяга была сильнее.

Ведун стоял, как глыба, рука мертвой хваткой сжимала рукоять меча. Когда дверь захлопнулась за Мышонком, в глазах Гевайорна померк свет. Он не видел, не слышал ничего вокруг. Иванов уселся у стены, достал чашу и бурдюк. Сви и Щасс пристроились рядом. Кариан зашагал. А Гевайорн стоял и смотрел на дверь, как на убийцу. Рядом замер петерь, глухо ворча – дверь и ему была не по нутру.

– Если это его судьба – ему не сильно повезло, – философски заметил Иванов.

– Нынче микросам вообще не везёт! – вдруг выпалил Сви. – А у овомантов, по крайней мере, от Лютаты подальше! Да и вообще, если микрос обрёл родину – он король-леве неинтересен. Курорябит, конечно, может всякого напеть. Но войной на Падающий Город – это за гранью безумия. Ему здесь ничего не грозит.

– А пандерцы-то, явившиеся за Вобщептой? – спросил монах.

Сви прикусил язык, но заговорил Щасс:

– Король-лева что-то знает про Вобщепту. Что-то… страшное.

Бывший Великий Крэгра пнул слугу – неуклюже, заметно всем, даже петерю.

– А это зачем ты толкаешься, почтенный?! – возмутился Иванов. – Неужто паренёк ляпнул лишнее?

– Не знаю, о чём ты, – запищал Сви. – Никого я не толкал.

– Толкал! – буркнул Щасс. – Достало всё! Секреты, козни… Один на Дороге напал, шлем снял… а теперь ходит, как ни в чем не бывало…

Кариан вздрогнул.

– Что ты сказал, добрый человек?

– Что сказал – то и сказал! – огрызнулся Щасс, шагнув поближе к Гевайорну. – Я что, слепой?

– Повтори, добрый человек, – сказал рыцарь тоном, от которого петерь насторожился. – Кто и на кого напал на Дороге?

Сви уставился на свои башмаки.

– Ты… – начал Щасс, голос дрогнул, но он выпрямился, ткнул пальцем в шишку на лбу. – Ты напал! Видал шишку? Кабы не монах с ведуном – добил бы! Чего молчишь, Сви? Скажи, как было!

Толстяк съёжился. Щасс метался взглядом между ним и надвигающимся Карианом. Храбрость испарилась, остался страх.

– Так это был ты? – произнёс Иванов. – Тебя мы тогда спугнули?

– Добрый человек заблуждается! – Рыцарь встал перед Щассом стеной. Тот сгорбился. – Блуждающий рыцарь Ордена Великого Гоготуна не нападает на путников! Не обижает малых! Не грабит! Ты клевещешь, несчастный! Ты натравил петеря на дитя, а ныне – клевещешь!

– Скажи ему! – взмолился Щасс. – Это ж твой шлем! Из-за него он петерем и правит! Золотой шлем Великого Крэгры!

– Я ничего не ведаю, – пробормотал Сви. – Да, на меня напали… лица не запомнил. Шлем… потерял.

– Ах ты… – выдохнул Щасс.

Петерь схватил его за шиворот и вздёрнул – глаза в уровень с прорезями шлема рыцаря.

– Доброму человеку лгать – негоже! – тихо сказал Кариан. – Выходит, ты – вовсе не добрый, а клеветник.

Иванов бросил взгляд на Гевайорна. Тот не шелохнулся.

– Гевайорн! – позвал монах.

Ведун медленно повернул голову.

– Да, монах. Хочешь, чтоб я вмешался?

Иванов искал слова, но Гевайорн продолжил:

– Эти трое натравили петеря на микроса. Он бы убил его, кабы не рыцарь со шлемом Великого Крэгры. Так мне вмешаться? Напасть на спасителя, чтоб защитить убийцу?

Монах не нашёл ответа. Петерь рявкнул: «Чрезвычайно!» – и ещё раз с удовольствием повторил слово, словно разглядывал новую игрушку.

Кариан убрал руку от топора. Петерь отпустил Щасса.

– Я прощаю тебя, – величаво изрёк рыцарь. – Кодекс Велигого велит прощать.

Щасс смотрел исподлобья, во взгляде его отлично читалось отношение к всепрощающему кодексу и лично к Кариану Эзингдейлу. Впрочем, у него хватило ума промолчать.

Монах вернулся к шнапсу. Попивая, он улыбался своим мыслям. Кажется, ничто не могло поколебать его безмятежность.

– Надо имя ему дать! – внезапно изрёк он.

Даже Гевайорн отвел взгляд от двери.

– Кому? – спросил рыцарь.

– Петерю. Как же он безымянный ходит?

– Он ненастоящий. Не живой, – злобно процедил Щасс.

– Ну, о настоящести – потом. Все мы тут… А без имени – нельзя. Назовём его… Беата Стультика.

– Что за имя?

– Нормальное. Не хуже прочих.

– Длинное, – сказал Сви. – Может, просто «Стультик»?

Не говоря ни слова, Гевайорн выхватил меч и быстрыми шагами направился к двери.

– Эй! Куда?! – воскликнул Иванов. – Стой!

Он вскочил, разливая шнапс, бросился наперерез. Но халазар, не глядя на него, рванул за железную ручку. Иванов зажмурился. Ничего не произошло.

Стиснув зубы, ведун шагнул в проём. Дверь пропустила его безропотно. Монах, по инерции, шагнул следом. Внутри было просторно и пусто. Лишь у стены – длинные ящики. Посреди же комнаты зияла молочно-белая, переливающаяся дыра в воздухе – будто гигант прорубил реальность топором.

– Так я и думал, – проскрежетал ведун. Глаза его горели безумием.

– Это… потайной ход, – констатировал очевидное монах.

– Проклятый лепила похитил его и сбежал!

В дверях загородил проход петерь. Иванов посмотрел на него, обернулся обратно. Гевайорн был в шаге от дыры.

– Нет! Стой! – крикнул монах.

Но ведуна это не остановило.

Глава седьмая. Вобщепта и урок доброты

Мир огромен, когда прячутся от тебя, но не так уж и велик, когда хочешь спрятаться сам. Он исхожен и изучен вдоль и поперёк, порой кажется, что не осталось тайн, а потом вдруг обнаруживаются такие закоулки, что дух захватывает.