383: Pulsar. Ты – моя последняя история

Он поцеловал меня. Медленно. Не спеша. Не чтобы завладеть, а чтобы сказать «я здесь». Чтобы напомнить, как звучит живое прикосновение, а не насилие. Чтобы оживить.

– Я не знаю, что между нами, – прошептал он. – Но оно сильнее, чем все слова. Оно будто древнее самого времени.

***

Я сидела на краю ванной, погружённая в тёплую воду, в которой плавала густая пена, наполняя пространство сладким, почти наркотическим лавандовым ароматом. Он осторожно приблизился, впервые не зная, как начать. Его руки оставались на расстоянии от меня, как будто он боялся прикоснуться. Всё было слишком странно, слишком интимно для его привычного мира.

– Ты не боишься меня? – его голос был хриплым, будто он только что проснулся. Он пытался звучать холодно, но в его словах чувствовалась нервозность, лёгкая паника.

Я помотала головой, не отводя взгляда от его рук, которые медленно набирали воду в ладони. Он осторожно подошёл, беря в руки мягкую мочалку, промачивая её в воде и начиная аккуратно намыливать мою голову. Пена на моих волосах таяла под его прикосновениями, как облако, которое распадается от одного лишь взгляда. Он был удивительно мягким, осторожным, словно боялся что-то повредить.

Когда он закончил мыть мои волосы, я почувствовала, как он берёт меня за подбородок и помогает встать. Легко, будто я была хрупкой, как стекло. Он поднял меня, а я, опираясь на его плечо, прошла к зеркалу. Он не сказал ни слова, только накинул на меня свой теплый тяжелый длинный халат, взял пушистое полотенце и убрал лишнюю влагу с волос.

Он взял расческу и начал разделять мои волосы на пряди. Заплетая их, он был сконцентрирован, как человек, который хочет скрыть своё состояние. Каждое движение его рук было чётким и почти ритуальным, но в его глазах я видела беспокойство, которое с каждым мгновением нарастало.

В конце концов, он заплёл небрежную косу, его руки слегка дрожали. Он взглянул на меня.

– Я не могу… Позволить себе быть слабым… – сказал он, но его голос был пустым, как будто он говорил не мне, а себе.

– Ты правда считаешь, что вернув контроль тебе станет лучше?

Но в его глазах я видела, что он уже не тот, кем был раньше. Он не был монстром, и не был героем. Он был просто человеком, который не знал, как двигаться дальше.

Я заметила, как его взгляд метался от одного места к другому, но ни одно из его движений не было уверенным. Он отступил на шаг, его взгляд стал холоднее, словно он пытался вернуть себе привычное, утерянное спокойствие..

– Не думаю, что всё будет как раньше, – тихо произнес он.

Михаэль подошёл ко мне, и я почувствовала, как он наклоняется, его руки снова оказываются на моих плечах.

Он вздохнул, но на этот раз не стал отстраняться.

– Михаэль… – я попыталась сказать, но его губы нашли мои, прервав мои слова. Этот поцелуй был не нежным, а требовательным, почти жестоким, как попытка удержать меня, не дать уйти.

– Я не могу позволить себе забыть, кто я есть. – пробормотал он отступая на два шага назад.

Он суетливо стал куда-то собираться, будто хотел сбежать от самого себя.

– Ты останешься здесь, присмотри за мамой пока меня нет – сказал он, но это не было просьбой. Это было указанием. – Я должен вернуться к работе. Мне это нужно.

Я молчала, не зная, что сказать.

Вижу, как он разворачивается, его шаги становились всё быстрее, его спина исчезала в дверях, оставляя меня в этом молчании, в этом пустом пространстве.

Он ушёл, а я осталась сидеть в тишине, обняв себя руками, чувствуя, как внутренний холод заполняет мое нутро.

Глава 23. Лаванда

Спустя пару дней, когда я снова начала чувствовать себя немного уверенно среди этих стен, мне казалось, что, возможно, мы с его матерью могли бы научиться ладить. Она перестала так часто смотреть на меня с подозрением, и я, в свою очередь, пыталась сделать всё, чтобы хоть как-то улучшить её настроение. Бывали моменты, когда она даже начинала рассказывать мне истории из прошлого, и я по-настоящему слушала, стараясь быть хорошей дочерью для неё. Мы начали понимать друг друга. Она напоминала мне мою бабушку по которой я очень скучала.

Всё шло своим чередом, и я даже начала думать, что у нас с Михаэлем возможно что-то получится, когда он появится, когда его взгляд снова станет таким, как раньше – полным и глубоким. Но как-то раз, сидя в кресле у окна, я увидела, как его машина подъехала к опушке. И тут в сердце что-то дернулось.

Он вышел из машины, что-то кому-то крича по телефону, и я уже знала, что не будет ничего хорошего. Он вытаскивал из багажника мужчину с мешком на голове. Мужчина был одутловат, в деловом костюме, явно не в своей стихии. Но что меня по-настоящему потрясло, так это то, как Михаэль волочил его. С какой-то нечеловеческой силой он тянул его, будто тот был не человеком, а просто телом, которое не имеет права сопротивляться.

Мой взгляд застыл на этом моменте. Я не могла пошевелиться, не могла оторваться от окна, словно что-то в этом действии приковало меня, держало в плену. Он направился в сарай – ту самую «пыточную», где я находилась первое время. Где он становился не человеком, а чем-то совершенно другим. Может, чудовищем. Может, неуязвимым.

И вот теперь, когда я сидела в комнате, я ощущала, как с каждым его шагом, с каждым его движением воздух становился густым, напряжённым. Я слышала его шаги, потом тяжелые, неуклюжие звуки, когда он втянул мужчину в сарай. Подозвал Текилу и приказал ей сидеть у входа. Крики не заставили себя долго ждать.

Они были резкими и громкими. Я не могла не слышать. Мне казалось, что каждый крик, каждый звук ударов словно разрывал моё сознание на куски. Это было невыносимо. Я схватила себя за грудь, пытаясь удержать дыхание, но его не было. Я сжалась, и с каждым новым криком мне становилось всё хуже. Словно я переживала всё это на себе, как если бы тот человек был не чужим, а частью меня. Как если бы я сидела на этом месте. С каждой секундой ощущение, что я должна убежать, становилось всё сильнее. Я чувствовала, как паника захлёстывает меня, как её волны накатывают с такой силой, что я не могла оставаться здесь.

Я не могла оставаться здесь, в этих стенах. Я чувствовала, как мой страх постепенно превращается в ледяную тревогу, сжимающую грудь. Я бегала по дому, не зная, что мне делать, но зная одно – мне нужно было найти уязвимые места пока он был «занят», такие, которые могли бы помочь мне бы выбраться из проклятого дома.

Я рванула в одну из дверей.

Сердце билось в груди.

Я потянулась за ручку, но, как только открылся проем, меня ударил едкий, почти сладковатый запах, от которого мне стало дурно.

Лаванда…

Но она была не как запах цветов в поле, а как аромат чего-то испорченного, затхлого, неприятного.

Я дернулась назад, но всё же шагнула в комнату.

Ее скрывала темнота.

Когда я включила свет, мир передо мной вдруг застыл.

Я замерла на месте, не веря своим глазам. Ряд подвешенных чучел из человеческих голов встречал меня в этой маленькой, но жуткой комнате.

Каждая из них была обезображена, безжизненная, но их глаза… они смотрели прямо на меня.

Я не могла дышать.

Мои руки потеряли всякую силу, а ноги стали ватными.

Ужас пронзал меня насквозь, заполняя всё тело.

Я схватилась за стену, пытаясь удержать себя от падения.

Мой мир стал невыносимо тесным и жестоким.

Тогда я поняла, что мне нужно выиграть время.

Мне нужно было что-то придумать, чтобы удержать его подальше от меня.

Я выскочила из комнаты, как можно быстрее, и побежала к входной двери. Сердце продолжало сжиматься, а руки тряслись от страха. В панике я схватила за ручку и с шумом защелкнула внутренний замок входной двери.

Едва я отступила, как ручка дернулась.

Сначала раз, потом снова – нервно, торопливо.

Он был там.

Прямо за тонкой преградой между нами.

– Адель… открой, – голос был сначала мягким, почти умоляющим. – Пожалуйста, впусти меня. Всё хорошо. Я не причиню тебе вреда.

Я плакала, слёзы катились по щекам, а губы дрожали. Я сжалась у стены, обхватив себя руками.

– Нет… – выдохнула я еле слышно. – Нет… пожалуйста, нет…

Он замолчал. На несколько мучительных секунд – тишина.

Я подумала, что, может, он ушёл.

Но затем раздался глухой удар.

Дерево двери застонало под натиском металла.

Он ломал её.

Озверел, как медведь, которому не позволили войти в клетку.

Второй удар, потом третий – и всё рухнуло.

Я вскрикнула.

Мои ноги подкосились, и я упала на пол, пытаясь отползти назад, подальше, к лестнице, к стене, к любой точке, где могла бы исчезнуть.

Он вошёл.

Медленно.

Тяжело дыша.

В его руке был ломик, но он отбросил его в сторону, как ненужную игрушку.

Его глаза были мрачны, полны решимости и усталости одновременно.

Он подошёл ко мне, не торопясь, и опустился сверху, зажав мои волосы на затылке ладонью.

Его вес придавил меня к полу.

Я замерла. Не дышала.

Он поцеловал меня в лоб – мягко, почти с нежностью, которая казалась издевкой.

– Извини, – прошептал он. – Но тебе нужно пойти со мной.

А потом… он потащил меня.

Волоком, словно мешок, по полу, по ступеням, к сараю.

Я скользила за ним, цепляясь пальцами за всё, что попадалось под руки, но он был силён. Я знала – там, за стенами, начинается то, чего я не вынесу.

Глава 24. Волк на охоте

Сарай был ближе, чем казался.

Каждый шаг Михаэля отдавался в моих рёбрах, позвоночнике, в пальцах, стираемых об камни и обжигаемых снегом. Я пыталась закричать, но голос утонул внутри меня, словно сама плоть пыталась спрятаться от того, что должно было произойти.

Дверь распахнулась с противным скрипом. Там пахло чем-то… страшным. Не смертью – хуже. Запах горелой плоти и железа. Пол был липкий. Я захлебывалась рыданиями, мои руки дрожали, но я не кричала.

Он бросил меня на старый мат, и замер, тяжело дыша, как зверь после погони.

– Почему? – прошептала я, дрожа, сжавшись в комок. – Я… я поверила тебе. Мы же…

Михаэль стоял в проёме, свет из-за его спины делал его силуэт нечеловечески высоким. Он закрыл дверь и запер засов.

– Я знаю, – тихо сказал он. – Но ты не должна была видеть. Не сейчас.

Он прошёлся по сараю. Каждый его шаг звучал, как выстрел. Подошёл к деревянному столу, накрытому брезентом. Я видела капли – свежие. Под ногтями заныло. Он откинул ткань – инструменты. Щипцы, лезвия, крючья. Я не могла дышать.

– Это не про тебя, Адель, – его голос стал отстранённым, холодным, почти профессиональным. – Это моя работа. Моя… реальность.

– Но я… – я поднялась на локтях. – Я заботилась о твоей матери. Я слушала тебя. Я не враг тебе, Михаэль. Пожалуйста…

– Почему ты… закрыла… дверь? – его голос был низким, хриплым, будто он говорил сквозь сжатую челюсть.

Я не ответила.

Просто смотрела на него – на ломаную тень человека, которым он когда-то, возможно, был.

Он присел передо мной на колени.

Его рука потянулась ко мне, коснулась моей щеки.

Тёплая.

Трясущаяся.

– Ты боишься меня?

– Боюсь, – выдохнула я. – Но не за себя. За тебя.

– Ты врёшь мне… Ты хотела сбежать… – Прошептал он, закрыл глаза и выдохнул, почти зарычал, прижавшись лбом к моей голове. – Я не хочу, чтобы ты видела меня таким. Это… это не для тебя.

– Но я уже видела, – прошептала я. – Я здесь. Всё ещё здесь. Значит, ты ещё можешь быть кем-то другим.

Он отпрянул, как будто я ударила его.

– Не говори так… Ты не понимаешь, что я сделал… кем я стал…

– Тогда покажи. Не прячься за зверем. Позволь мне смотреть – по-настоящему. Не на маску. На тебя.

В его глазах что-то дрогнуло.

– Не делай это труднее, чем есть, – сказал он почти с мольбой. – Мне нужно время. Нужна… тишина. Просто помолчи. Я просто должен закончить.

Он дрожал.

Я видела, как у него по щеке стекла слеза – тёмная, почти грязная.

Он опустился рядом, не касаясь.

Только сидел.

И тишина между нами вдруг стала не пустотой, а тканью.

Страх отступил.

Осталась только эта странная, болезненная, невозможная близость.

Он стал беспокойно ходить взад-вперед потирая шею. Я поняла: он разрывается. Он действительно не хотел причинять мне боль. Но чудовище внутри него уже вырвалось, и он больше не мог его загнать обратно.

– Ты можешь просто… запереть меня, – выдохнула я. – Я никому не скажу. Я забуду.

Он подошёл ближе.

Опустился на колени передо мной.

Его рука легла мне на щёку.

Пальцы дрожали.

– Я боюсь, что если запру тебя, ты не простишь. А если отпущу – ты убежишь. И я снова останусь один.

Я глядела в его глаза.

И в них… был не монстр.

Не убийца.

А мальчик.

Испуганный, покалеченный, брошенный. В нём гудел не ад – а пустота.

– Я не убегу, – прошептала я. – Дай мне повод остаться.

Он прижался лбом к моему. Его дыхание сбивалось.

– Я… я не могу сейчас. Я должен… закончить.

Он поднялся, отвёл взгляд. И ушёл в дальний угол сарая, где была ещё одна дверь. Закрылся внутри. С кем-то разговаривал по телефону и просил приехать.

Я осталась одна в полумраке, на полу.

Тело дрожало. Но что-то внутри меня, то самое ядро, которое не сломалось в петле, снова подняло голову.

Я должна выбраться.

Не для себя. Для него.

Потому что если я не вытащу нас обоих – он сгорит в собственном аду.

Он вернулся и долго молчал, просто сидел рядом, пока моё сердце не начало биться тише. Я надеялась, что это – перелом.

Но потом он вдруг встал. Подошёл к ящику, достал что-то.

– Прости, – сказал он, не глядя в глаза.

– Что ты… – начала я, но он уже вставлял мне в рот тряпичный кляп, крепко и ловко, словно делал это тысячу раз.

– Не кричи. Не надо. Это нужно… просто чтобы никто не услышал.

Он говорил спокойно. Почти ласково. Как хирург, объясняющий ребёнку, зачем нужен укол.

Я пыталась отстраниться, но он уже перехватил мои руки, связал запястья за спиной.

Узлы были плотными, мокрыми от пропитанной крови верёвки. Мне стало трудно дышать.

Он поднял меня на руки, как когда-то – во время дождя на террасе, но теперь его прикосновения были холодными. Машинальными.

И я вдруг поняла – в нём снова кто-то другой.

Хищник.

Тот, что не сомневается.

Он открыл тот самый люк, в который когда-то бросил меня в первый раз. Металл скрипнул, напахнуло сыростью и смертью.

– Прости, – повторил он. – Это ненадолго.

Я закричала бы, если бы могла. Он спустил меня вниз и закрыл крышку. Темнота сомкнулась как пасть.

Я едва успела сесть, как поняла – не одна.

В углу, сваленный как мешок, лежал он – одутловатый мужчина в деловом костюме. Без движения. Глаза открыты. Лицо – измученное. Рядом – темное пятно, еще свежая кровь.

Я вжималась в стену, стараясь не дышать, будто если я замру – всё исчезнет.

Я слышала, как сверху скрипит пол, как льётся вода из шланга. Он мыл. Сметал. Уничтожал следы.

Прошло, может, полчаса. Может, час.

Потом – голос. Сдержанный, мужской. Знакомый.

– Михаэль, опять дверь вынесли? Что ты там устроил?

– Ты, как всегда, вовремя, – сказал Михаэль, чуть улыбнувшись.

А Дмитрий кивнул, взглянув на сломанную дверь:

– Да уж, весело у тебя тут. Всё в порядке?

– Да. Просто… гость немного перепутал поведение.

Щель в доске.

Я приникла к ней, не веря глазам:

Во дворе стоял Дмитрий. Следователь.

И рядом – Михаэль.

Чистый.

В домашнем свитере в очках, с зализанными назад волосами.

Улыбающийся. Уверенный. Скромный.

– Я с утра выезжал, вернулся – вот это, – он показал рукой на сломанную дверь, – красота. – С медведями шутки плохи.

– Опять не поставил сигнализацию?

– Ага. Сам дурак.

Они смеялись. Обсуждали медведей и как продвигаются поиски меня.

Никаких зацепок. Просто исчезла..

А я сидела внизу, рядом с трупом, в темноте, связанная.

Я стояла на коленях у щели, как перед иконой, прижимаясь к ней щекой, будто от этого могла стать ближе к жизни, к свободе.

Я видела лицо Дмитрия – уставшее, сосредоточенное, но живое. Его голос отдавался в моём теле гулом надежды. Он был здесь. Всего в нескольких метрах.

И если я закричу – он услышит. Он должен услышать.

Я набрала воздух через нос, глубоко, чтобы преодолеть тошноту и страх. Напрягла горло, выпуская хрип, мыча, выкрикивая всё, что могла через этот вонючий кляп.

– Мммм! Мммм!! – выла я, вдавливая лицо в щель, чтобы звук был хоть чуточку сильнее. – Мммммм!!!

Сверху они переговаривались.

– Тут, кстати, воняет чем-то. Не мышами, случайно?