Сувенир

Когда экскурсия подошла к концу, многие ребята воскликнули: «Как? Уже всё?!» «Да, всё», – засмеявшись, ответила девушка. «Между прочим, это моя ученица, – с гордостью сообщила Инна Андреевна и обняла девушку за плечи. – Окончила исторический факультет, пару лет поработала в Томске, и вот недавно вернулась в родные края». «Инна Андреевна, а разве в наше время возвращаются из больших городов в маленькие?» – удивилась Таня Звонарёва. «Как видишь, возвращаются», – улыбнувшись, ответила Инна Андреевна.

– Помню. Ну и что? – ответил Роман, недоумевая, зачем Таня его об этом спрашивает.

– А ты покажи эти фотографии ей, – неожиданно посоветовала Таня. – Может быть, она что-нибудь подскажет.

– Ты думаешь, в музее этого добра не хватает? – недоверчиво усмехнулся Роман.

– Хватает, конечно. Да я не об этом, – возразила Таня. – Я имела в виду…

– Да никому это нужно, – резко перебил её Роман, вспомнив слова Кости Мельникова. – Никому!

Глава 3

В воскресенье Ксения Бережная отмечала свой двадцать пятый день рождения. В конце сентября вдруг установилась сухая и тёплая погода, и Ксения предложила друзьям поехать за город, на берег реки, чтобы на свежем воздухе отпраздновать столь важную, как она была уверена, в жизни каждого человека дату. У друзей её предложение не вызвало никаких возражений.

Место, где расположилась их компания, пользовалось большой популярностью у городских жителей. Много лет назад на этом берегу стояла деревенька, чьи жители промышляли рыболовством, оттого и называлась она Рыбак. В девяностые годы деревня прекратила своё существование, однако горожане по-прежнему наведывались сюда, потому что здесь был превосходный песчаный пляж.

Отменно попировав и выпив шампанское за здоровье именинницы, её друзья, взяв мяч, отправились играть в волейбол, а Ксения принялась рассматривать один из подарков – альбом «Русский портрет». Когда она раскрыла его, то увидела между страниц вложенный рисунок, представлявший собой дружеский шарж на именинницу. Глядя на себя, изображённую в виде птицы Сирина в окружении экскурсантов, нарисованных то с раскрытыми ртами, то с вытаращенными глазами, Ксения тихо засмеялась.

Послышались шаги: это вернулась Лера Орлова, старая школьная подруга.

– Посмотри, какая странная компания, – присев рядом с Ксенией, произнесла Лера.

Ксения неохотно оторвалась от рисунка, подняла голову и посмотрела туда, куда был обращён взгляд её подруги. Компания, привлёкшая внимание Леры, располагалась неподалеку от них, под невысокой березкой и состояла из четырех подростков: трёх девочек и мальчика. Причём мальчик не испытывал неловкости от того, что он в этом маленьком кружке был единственным представителем сильной половины человечества. Наоборот, в данный момент он находился в центре внимания, по-видимому, рассказывая забавную историю, потому что у слушательниц она вызвала весёлый смех. Отсмеявшись, четвёрка склонилась над каким-то предметом, который мальчик достал из своей сумки.

– Какие у него красивые волосы, – сказала Лера. – А стрижка, наверное, сделана в дорогом салоне.

– Он словно маленький падишах, – улыбнулась Ксения.

– Это точно, – согласилась Лера и, выпив воды, встала. – Не хочешь вместе со мной присоединиться к остальным?

– Пожалуй, нет, – покачала головой Ксения и, проводив глазами подругу, принялась листать альбом. Когда она дошла до знаменитого портрета А. П. Струйской кисти Рокотова, то услышала тихий незнакомый голос:

– Её глаза – как два тумана, полуулыбка, полуплач…

Ксения подняла глаза и увидела перед собой того самого мальчика, чьи волосы так понравились Лере Орловой.

– А я вас знаю, – сказал он.

– Неужели? – насмешливо произнесла Ксения.

– Вы проводили у нас экскурсию, когда мы с классом приходили в музей. Это было весной. Вы рассказывали нам о войне. О Великой Отечественной, – деликатно напомнил мальчик.

У него и вправду были красивые волосы, густые, золотисто-пепельные. Но и глаза, большие, обрамленные длинными ресницами, тоже привлекали к себе внимание.

– А что у тебя с глазами? У них какой-то необыкновенный цвет, – сказала Ксения.

– Вы хотели сказать неестественно зелёный? – Мальчик был деликатен в высшей степени. – Это контактные линзы. Мой настоящий цвет – синий.

– Вот как! – не смогла сдержать удивления Ксения. – Что же ты бросил своих подружек?

– Они захотели немного посекретничать.

– А я думала, что ты в курсе всех их секретов.

– Не всех…

Ксения кивнула ему, приглашая присесть рядом.

– Значит, ты решил скрасить временное одиночество в разговоре со мной.

– Не совсем, – ответил он, присаживаясь. – Просто я хотел узнать… – тут он на секунду замолчал, но затем продолжил: – Над чем вы сейчас работаете?

– Что ты имеешь в виду? – опешила Ксения.

– Ну, например, что вы сейчас исследуете? – невозмутимо принялся объяснять он. – Я прочитал в газете, что следующим летом в наш город на раскопки приедет экспедиция из Томска. Вы собираетесь участвовать в её работе или вас интересует другая тема?

– А ты занятный мальчик, – сказала Бережная, внимательно всматриваясь в его лицо.

– Меня зовут Роман, – представился мальчик.

– А меня…

– Я знаю. Вас зовут Ксения.

– Алексеевна, – уточнила Бережная.

– Может быть, всё-таки обойдемся без отчества? Женщины часто предпочитают, чтобы их называли по именам. Отчество, как им кажется, их старит. Впрочем, как хотите.

– Неужели старит? – улыбнулась Ксения.

– Моя мама так говорит, – серьёзным тоном произнёс её новый знакомый.

– Я не покажусь нескромной, если спрошу, сколько тебе лет?

– Четырнадцать. А вы знаете, что находится на том берегу?

– Твои вопросы с каждым разом ставят меня в тупик. Я не знаю, что находится на том берегу.

Ксения Бережная потом так и не смогла объяснить себе, почему она сказала неправду. На самом деле она прекрасно знала, что на противоположном берегу находился старый разрушенный храм, давний предмет страстных обличительных статей, которые время от времени появлялись в местных средствах массовой информации и будоражили умы обывателей. Но проходило время, и дискуссии, развёрнутые на страницах газет письмами растревоженных читателей, потихоньку затихали и о храме забывали, пока не появлялась следующая гневная статья.

– А давайте сходим на тот берег, – предложил Роман. – Здесь недалеко есть мостик, он, правда, уже старый, почти разрушенный, но по нему ещё ходят.

Ксения отрицательно покачала головой.

– Это вас заинтересует, – продолжал настаивать он.

– Нет. Не уговаривай.

– Не бойтесь, я хорошо плаваю. Я спасу вас, если вы будете тонуть.

– Спасибо, но тонуть я пока не собираюсь. Тем более вода как-то не располагает к этому. Всё-таки осень.

И всё же она согласилась. Держась за шаткие перила, они осторожно перешли через старый мост, поднялись по обрывистому берегу и, пройдя через небольшую березовую рощицу, оказались возле краснокирпичных стен. Несмотря на значительные разрушения, церковь не могла не поразить своим величием и красотой. И хотя развалины заросли крапивой и были завалены мусором, в окнах всё ещё виднелись остатки старинной узорчатой решётки. У одной из стен лежали жухлые листья и плети кабачков, убитые морозами.

– Это старая церковь, – торжественно сказал Роман. – Здесь побывали декабристы, когда ехали в ссылку.

– Может быть, – уклончиво произнесла Ксения, – хотя документально это не подтверждено.

– А вы знаете, сколько ей лет?

– Скорее всего, более двухсот. Но я не могу определить с точностью.

– Так много! – восхищённо воскликнул Роман.

– Эта церковь принадлежит к стилю, так называемого «сибирского барокко», которое сформировалось в восемнадцатом веке в Сибири под влиянием московской и украинской церковной архитектуры, – начала объяснять Ксения и не заметила, как увлеклась. – Учеными принято различать тобольскую и иркутскую школу как архитектурные направления Западной и Восточной Сибири. Эта церковь по своей трехчастной композиции кораблем: одноглавый храм, трапезная и колокольня восьмиугольной формы – относится к тобольской школе. Такие церкви строились на территории Сибири вплоть до конца тридцатых годов девятнадцатого века, несмотря на господство укрепившегося к тому времени классицизма. Обрати внимание на декоративный элемент, который украшает окна колокольни. В барочной архитектуре он называется трёхлопастной аркой. Правда, красиво?

– Классно! – согласился Роман. – А откуда вы всё это знаете?

– Из лекций в университете.

– Расскажите ещё что-нибудь интересное! – попросил он.

В его глазах она прочитала искреннюю готовность слушать.

– Интересное? – удивилась Ксения и пожала плечами. – Ну, хорошо. В наших краях бывал Александр Николаевич Радищев, великий русский писатель. Знаешь такого?

– Радищев? – Роман задумался. – По-моему, нам что-то рассказывали о нём на уроках, но точно не помню.

– Ну, хорошо, а имя Антона Павловича Чехова тебе о чём-нибудь говорит?

– Он что, тоже здесь был? – глаза Романа от удивления сделались ещё больше.

– Да, и он тоже. Когда ехал на Сахалин. О своих впечатлениях, полученных в наших краях, он даже написал очерк.

– Круто! – покачал головой Роман.

– В русском языке существуют и другие слова для выражения восторга, – насмешливо заметила Бережная. – Например, замечательно, прекрасно, превосходно, удивительно, восхитительно, великолепно…

Роман неожиданно покраснел.

– Согласен, но в наши дни это звучит как-то непривычно. Даже старомодно, – смутившись, пробормотал он.

– Сейчас многое звучит старомодно, – сказала Ксения. – Даже слово «ученик». Я слышала, что вас теперь принято называть обучающимися.

– Терпеть не могу школу, – в ответ буркнул Роман.

– За что же такая немилость?

– Мне там скучно.

– Ну, в этом ты, наверное, и сам в немалой степени виноват. Хотя, признаюсь, мне тоже не всё там нравилось.

– А вы хорошо учились?

– В меру своих способностей.

– А мой отец в школе учился плохо, зато сейчас у него свой бизнес, – произнёс Роман.

– Ты гордишься плохими отметками отца или его бизнесом? – улыбнулась Ксения.

– Не знаю, – растерянно ответил он.

Они подошли к одному из сохранившихся надгробий церковного кладбища.

– Под сим камнем погребено тело рабы Божией Марии Михайловны Медовщиковой, скончавшейся 18… – медленно, с трудом разбирая выщербленные буквы, прочитал Роман. – Дальше неразборчиво: то ли 18, то ли 78 год, – Он посмотрел на Ксению. – А вот интересно, почему на кладбищах, как и в библиотеках, люди никогда не разговаривают громко?

– Наверное, чтобы не нарушить то особое состояние, которое свойственно этим местам, – ответила Ксения.

– Особое состояние?

– Конечно. И на кладбище, и в библиотеке существует своя концентрация времени. Это сложные миры, хранящие информацию о прошлой жизни, о людях, об их деяниях и поступках. Нарушить их равновесие или силой вторгнуться в них чревато опасностями, поэтому люди в таких местах ведут себя очень осторожно.

Они медленно шли вдоль стен. Дойдя до колокольни, Роман неожиданно предложил:

– А вы не хотите подняться наверх? Не бойтесь, я там уже бывал.

Бережная внимательно посмотрела на него, а потом засмеялась:

– Да ты самый настоящий искуситель! Но после моста, который едва держится на честном слове, почему бы мне теперь и не взобраться на колокольню. Надеюсь, обойдётся без падений. Не хотелось бы свернуть себе шею именно сегодня!

Стараясь соблюдать меры предосторожности, какие только могли быть соблюдены в данных условиях, они поднялись на вершину колокольни и обомлели от той красоты, которая неожиданно открылась перед ними. Они увидели свой маленький городок с блестевшими на солнце железными крышами. Он был окружен с трех сторон могучей высокой тайгой, уходившей далеко к горизонту. В лучах солнца чистым серебром переливались перила железнодорожного моста. Голубое небо, без единого облачка, темно-синяя вода неширокой, размеренно текущей реки и ярко-красная вперемешку с жёлтым листва деревьев создавали необыкновенный, почти сказочный пейзаж.

– Правда, здесь хорошо? – восторженно спросил Роман, оглядываясь по сторонам.

– Правда! – согласилась Ксения. – Здесь очень красиво!

– Красиво, – повторил Роман и повернулся к ней. – Скажите, но почему, если здесь всё так красиво, эта красота никому не нужна?

Бережная не сразу нашлась, что ему ответить.

– Ну… почему же никому не нужна, – неуверенно начала она. – Давно установлено, что это памятник архитектуры, и об этом все знают. Да, этот храм необходимо реставрировать…

– Только не говорите, что на это нет денег, – сердито оборвал её Роман.

Она промолчала. Они постояли ещё немного, размышляя о только что сказанном и услышанном, а затем осторожно спустились вниз и обошли колокольню.

– Такое впечатление, что здесь рыли землю, – остановившись, вдруг удивлённо произнесла Ксения. Роман ничего не ответил ей.

Когда они снова оказались на своем берегу и Ксения уже собиралась распрощаться с ним, Роман неожиданно спросил:

– А почему вы не напишете статью об этой церкви? Если вы столько знаете о ней, почему бы вам не написать об этом? Она ведь скоро совсем развалится. Тогда и любоваться будет нечем.

Бережная молчала.

– Взрослые всегда много говорят и ничего при этом не делают, – с горечью, не без упрека, сказал Роман.

Ксения продолжала хранить молчание. Роман был прав, и его слова своей прямолинейностью и безапелляционностью поразили её в самое сердце.

– Я подумаю об этом, – наконец произнесла она.

– Обещаете?

– Обещаю, – нерешительно ответила именинница. – Но при одном условии.

– При каком? – удивился Роман.

– Эту статью мы напишем вместе.

Глава 4

Для начала Ксения решила просмотреть те материалы о старой церкви, которые имелись у них в музее, но директор музея Алла Александровна Голованова своим рассказом немало озадачила её.

– Историей Спасской церкви и проблемой её реставрации начала заниматься первый директор нашего музея Вера Николаевна Тараненко. Ей удалось найти ещё дореволюционные снимки Спасской церкви, два чертежа и некоторые документы. Кажется, это были записки одного из священников. Я хорошо помню, что она хранила их у себя в кабинете, в картонной папке. Однажды к нам приехал молодой ученый. Тогда он ещё был аспирантом. Очень обаятельный молодой человек. Всех сотрудников очаровал своими убедительными речами и искренней заинтересованностью. Сказал, что пишет диссертацию о церковной архитектуре Сибири, клятвенно обещал помочь в реставрации, а если потребуется, обратиться с этим вопросом в Москву, где, дескать, у него есть хорошие связи. В общем, будет требовать, настаивать, добиваться. Вера Николаевна поверила ему и отдала все имевшиеся у неё материалы с условием, что молодой человек сделает копии и вернёт оригиналы. Тот согласился, уехал, и… больше мы его не видели. Правда, первое время он звонил, потом перестал. Тогда Вера Николаевна попыталась с ним встретиться, но у него всё какие-то предлоги находились для отказа. Был очень, очень занят. Единственное, что удалось узнать, так это то, что он блестяще защитил диссертацию. Веры Николаевны не стало несколько лет назад. Я после её смерти сама звонила в университет, в котором преподает этот товарищ, но его или не было, или он бросал трубку, когда слышал, откуда ему звонят. Так что документов нет, а реставрации как не предвиделось, так и не предвидится. Вы же сами видели – церковь уже разрушена почти на семьдесят процентов. Во всех инстанциях много лет твердят одно и то же: всё упирается в деньги, которых, к сожалению, нет.

Неужели пропали все документы? Трудно было поверить в это. И всё же, несмотря на разговор с Аллой Александровной, на следующий день Бережная поехала в Майское. Майское, некогда зажиточное, богатое село, в последние десятилетия захирело, обеднело и значительно обезлюдело.

В сельсовете она нашла председателя. У него был лихой, правда, уже поседевший чуб, а одежда представляла странное сочетание морской тельняшки с джинсами, аккуратно заправленными в резиновые полусапожки. Председатель сразу же сообщил ей, что церковь числится за администрацией села.

– А кто же это у церкви кабачки сажает? – поинтересовалась Ксения и совсем не ожидала, что в ответ на её нетактично заданный вопрос председатель покраснеет, как провинившийся школьник, и честно признается:

– Мои это кабачки. А что? На погосте земля хорошо родит.

– Конечно, что же ещё может сравниться с таким удобрением? – ехидно произнесла Ксения и поинтересовалась у председателя насчёт церковных документов и вещей, которые могли сохраниться у кого-нибудь из местных жителей.

– Э, девушка, поздновато спохватились, – ответил председатель. – Сколько воды уже с тех пор утекло. Гражданская была – то белые здесь рыскали, то красные. Партизаны из отряда Чубкова оборонялись в ней от колчаковцев. Затем колчаковцы отбивались от красных. Её и из пулеметов расстреливали, и из пушки по ней несколько раз шарахнули. Потом советская власть все церкви позакрывала, а священников на Колыму выслала. В тридцатые годы иконостас разбили топорами. Когда на строительство конторы кирпич понадобился, пригнали сюда четыре трактора. Эх, да что там трактора! Её же ещё перед войной трижды пытались взорвать. Трижды! – неожиданно высоким голосом закричал председатель. – А она не поддалась! Не поддалась! Раствор у неё какой-то особенный. Ещё бабка моя говорила, что замешан он был на яичных желтках. Будто бы по всей округе яйца собирали, когда её строили. А бумаги… Где теперь найдёшь эти бумаги? Давно, должно быть, сгорели в чьей-нибудь печке или мужики на курево извели. Кто ж тогда знал, что они снова понадобятся. Теперь опять мода на церковь пошла. Одних крестят, других венчают, третьих отпевают. Тьфу! – председатель махнул рукой.

Так ничего и не узнав, Бережная вернулась в музей и первым делом направилась в кабинет Аллы Александровны.

– По вашим глазам вижу, что ваша поездка не увенчалась успехом, – сказала Голованова.

– Не стану отрицать очевидное, – согласилась Ксения. – Алла Александровна, а вы не помните, как звали того обаятельно-непорядочного аспиранта? Может быть, сохранились его координаты?

– У меня был записан его телефон, – ответила Алла Александровна и, достав свою записную книжку, нашла телефон Куприна Анатолия Ивановича.

– Чудесная фамилия! Писательская! – воодушевлённо произнесла Ксения, энергично набирая цифры. – Будем надеяться, что он никуда не переехал и бесследно не исчез.

– Анатолий Иванович проживает по другому адресу. Комсомольский проспект, – сообщил ей пожилой женский голос.

– Простите, а с кем я разговариваю?

– С его мамой, Ларисой Григорьевна.

Доброжелательная Лариса Григорьевна поведала молодому начинающему исследователю, собирающемуся поступать в аспирантуру и мечтающему о таком талантливом научном руководителе, как Анатолий Иванович, – именно так отрекомендовала себя звонившая – что сын её благополучно защитился несколько лет назад, что он замечательный преподаватель, а в прошлом году читал лекции в Германии. В каком-то труднопроизносимом городе. Да, и книга у него есть. И не одна, а несколько. И все переведены на иностранные языки. Та, о которой говорит Ксения Алексеевна, называется «Исчезнувшие жемчужины Сибири». Конечно, она даст и рабочий, и домашний телефон сына.

– Итак, полдела сделано! – уверенно произнесла Ксения, завершив разговор с мамой Куприна. – Теперь возьмем быка за рога!

Но Алла Александровна не разделила её оптимистичной настроенности и грустно улыбнулась.

Голос у Куприна оказался замечательным, располагающим. Мягкий баритон. Но едва он узнал причину, по которой ему позвонила Бережная, как вся его мягкость и расположенность к собеседнице мгновенно исчезли.

– Извините, но мне сейчас не до разговоров с вами, – резко оборвал её Куприн. – Через два дня я улетаю на семинар во Владивосток, и я не знаю, будет ли у меня в ближайшие три месяца время для встречи с вами. Всего вам доброго.

– Очень жаль, – едва успела произнести Ксения перед тем, как Куприн положил трубку.

– Что я вам и говорила, – развела руками Алла Александровна.

Остаток дня Ксения провела, размышляя над тем, что же такого таинственного могло оказаться в документах, собранных Верой Николаевной Тараненко, и почему так изменился в голосе Анатолий Куприн, услышав, по какому поводу она ему звонит. Бережная пришла к выводу, что ей, несомненно, следует во что бы то ни стало найти книгу «Исчезнувшие жемчужины Сибири». Может быть, разгадка столь ненаучного поведения ученого кроется именно в ней?

Глава 5

Оказалось, что книгу Куприна не так-то просто достать: в продаже единственного в городе книжного магазина её не было, а в фонд городской библиотеки она никогда не поступала. Оставалось надеяться на университетских друзей, к которым за помощью обратилась Ксения Бережная. Размышляя над поступками Анатолия Куприна, она всё чаще склонялась к мысли, что этот человек просто воспользовался доверием Веры Николаевны, а та, полагаясь на его честность и порядочность ученого, обманулась в нём. Интересно было бы узнать, какими мотивами руководствовался Куприн и какие цели преследовал при этом. Но пока Ксения решила обратиться к тем крайне скудным материалам о селе Майском, имевшимся в её распоряжении, и внимательно изучить их. Просматривая документы и делая необходимые выписки в свой рабочий блокнот, она услышала осторожный стук в дверь.

– Входите, – сказала Ксения и немало удивилась, когда дверь открылась и на пороге появился Роман. Ещё больше её поразила та одежда, в которую он был одет: наброшенная поверх черной футболки ярко-оранжевая куртка, так и бросалась в глаза своим насыщенным цветом, а тёмные брюки в несколько рядов украшали металлические заклепки.

– Здравствуйте, – сказал неожиданный гость. – А я к вам.

– Проходи. Вот уж не ожидала тебя увидеть, – произнесла Бережная, не переставая разглядывать его.

– Я просто хотел узнать… – замялся Роман, и Ксения пришла ему на помощь.

– Ты хотел узнать, как обстоят дела со статьей. Я тебя вынуждена разочаровать: к статье я ещё даже и не приступала.

– Может, я могу чем-нибудь помочь?

– Можешь, но, для начала, если ты не против давай выпьем по чашечке чая, – улыбнулась Ксения.

– С удовольствием, – ответил Роман.

– Тогда присаживайся.

Занимаясь нехитрыми приготовлениями, Ксения рассказала Роману о своей поездке в Майское.

– Но не следует преждевременно отчаиваться, – уверенно произнесла она. – Будем рассуждать логично. Село Майское было основано в 1726 году переселенцами из Тобольской губернии на удачно выбранном, с точки зрения географии, месте – на пересечении дорог, которые вели в крупные сибирские города: Томск, Барнаул, Красноярск. Через два года в селе была построена деревянная церковь. Как раз об этой постройке и сохранился документ, имеющийся в нашем музее. Эта церковь стояла в центре села, но вскоре она сгорела, так как деревянные постройки имели свойство гореть. Через год на её месте возвели новую, и снова деревянную. А вот потом кто-то принял решение построить каменную. Вдруг деревянная снова сгорит.

– Две церкви в одном селе? – удивился Роман.

– Да, конечно. А что тут такого? Село ведь было богатое, к тому же в виду выгодного экономического положения оно росло, жителей становилось всё больше и больше. По архивным данным, в Майском в 1856 году проживало уже около трех тысяч человек. В нём был кожевенный завод, больница, мельницы, более десятка магазинов, два училища. Завод, скорее всего, принадлежал купцу, а большинство церквей в сёлах строилось именно на деньги купцов. Конечно, чаще всего возведение храмов было связано с идей искупления за неправедно нажитое богатство как одного из смертных грехов. Но сибирские купцы, выделяя большие деньги на благотворительность, руководствовались более важной причиной – тщеславием. Они не могли допустить, чтобы рядом, в соседнем селе или городе, что-то было лучше, чем у них. Пока мне не удалось найти ни имени мастера, ни клировые ведомости Спасской церкви, ни сведений о первом владельце кожевенного завода. А те документы, что были в музее, попали в руки не совсем чистоплотного человека, – и Ксения поведала Роману о своем разговоре с Аллой Александровной и о звонке Куприну.

– Да, его нельзя назвать порядочным, – согласился Роман, выслушав Бережную. – Не ожидал, что люди, имеющие отношение к науке, могут совершать такие неблагородные поступки. Но я к вам тоже пришел не с пустыми руками, – добавил Роман и вынул из кармана небольшую коробочку.

Ксения взяла коробочку, открыла её и увидела пуговицу.

– Какая удивительная пуговица. Откуда она у тебя? Досталась по наследству? – спросила она, подойдя к окну, чтобы внимательно рассмотреть пуговицу.