Сувенир

Ольга Кунавина

Сувенир

Несмотря на то, что солнце уже стояло высоко в небе, всё ещё было свежо и прохладно после ночного дождя. Роман шёл неторопливо, внимательно глядя по сторонам и радуясь тому, что видел вокруг себя. Скоро, совсем скоро весна передаст свои права лету. Ещё несколько дней – и молоденькая листва окончательно распустится, нежно-зелёная травка потеряет свою первоначальную яркость и новизну, а в воздухе отчётливо запахнет пылью. Да, надо торопиться. Надо успеть запечатлеть этот последний, тончайший переход, когда весна уже не весна, но ещё и не лето. Он любит такие нюансы, невидимые обычному человеческому глазу. И не только весной. Больше всего – осенью. Иногда осенью бывают дни, которые настолько напоминают весну, что от этого теряется ощущение реального времени. Да, природа та ещё обманщица. Она, как и человек, может и подшутить, и поводить за нос, и преподнести неожиданные сюрпризы.

Роман остановился, вынул из чехла фотоаппарат и принялся фотографировать, да так увлёкся, что не сразу понял, что где-то кричат. Перестав щёлкать, он прислушался. Голоса людей и шум работающего двигателя неслись именно оттуда, куда он держал сегодня свой путь. Роман удивился: раньше в той стороне всегда было очень тихо, безлюдно. Редко кого встретишь, ну разве только чересчур любознательного туриста да рыбака, пользующегося этой дорогой, чтобы накопать червей и сократить путь. Продолжая прислушиваться, Роман медленно двинулся туда, где продолжали шуметь.

– Неужели, Василь Митрич, точно нельзя было определить, где следует копать? – громко возмущался мужской голос. – Ну и что мне теперь с этим добром делать?

Подойдя поближе, Роман увидел замерший экскаватор с продолжавшим работать двигателем и поднятым кверху ковшом. Неподалеку лежала куча новеньких длинных труб. Несколько мужчин, одетых в одинаковые рабочие спецовки, стояли возле развороченной земли и смотрели на вырытую яму. Напротив, с другой стороны ямы, находился ещё один человек (видимо, он и был Василь Митрич) и, разведя руки в стороны, растерянно оправдывался:

– Кто ж знал, что они здесь окажутся. Вроде бы их здесь и не должно быть. Они ж с той стороны должны лежать вместе со всеми.

В это время мимо рабочих с криками и громким смехом промчалось несколько деревенских ребятишек. Один из них, бежавший впереди всех, держал в поднятых руках человеческий череп.

– А ну повороти! – неожиданно гаркнул вслед мальчишкам кто-то из рабочих. – Повороти назад, кому говорю!

Мальчишки нехотя остановились, и их предводитель, повернувшись, понуро поплёлся назад. Остальные двинули за ним.

– Положи туда, откуда взял! – строго приказал рабочий подошедшему пареньку. – Это ж тебе не мяч! – назидательно добавил он, когда подросток выполнил его требование.

Назад мальчишки шли уже без прежней радости и задора. Обойдя коммунальщиков, они медленно побрели по тропинке. Когда пацаны поравнялись с Романом, он спросил у них:

– Что там случилось?

– Да мертвяков раскопали, – ответил один из ребят.

– Мертвяков? – удивлённо переспросил Роман.

– Да, – кивнул мальчишка и махнул рукой. – Покойников.

Проводив взглядом деревенских ребят, Роман решил подойти поближе, но в это время тот самый рабочий, который своим грозным окриком разрешил ситуацию с черепом, повернулся и, увидев его, закричал:

– А ты что тут делаешь? Нечего здесь ходить! Марш отсюда! Не на что здесь глазеть! Самим тошно, – последнюю фразу мужчина произнёс уже не таким рассерженным тоном и снова повернулся к своим товарищам, которые по-прежнему продолжали стоять и молча разглядывать то, что было у них под ногами.

И всё же, несмотря на столь строгое предупреждение, Роман приблизился к этой задумчиво стоящей группе и, осторожно выглянув из-за спин, вдруг увидел несколько развороченных могил, в кирпичных кладках которых лежали скелеты. На некоторых из останков даже виднелись лоскутки бархатной одежды, расшитой золотыми нитями. Потрясённый увиденным, Роман невольно шагнул назад, как вдруг почувствовал, что под правой подошвой что-то слабо хрустнуло. Он присел и увидел вдавленный в песчаную землю круглый предмет. Роман поднял его, аккуратно стряхнул землю и увидел, что это большая пуговица, усыпанная мелкими белыми и красными камешками. В центре пуговицу украшал цветок, похожий на ромашку, а по окружности отчетливо читалась надпись, сделанная латинскими буквами: «Жан Вержен. Санкт-Петербург». «Интересно, что мог забыть в далекой Сибири француз?» – подумал Роман и положил в карман куртки пуговицу.

Глава 1

Этот день для Романа начался не вполне удачно. Конечно, он снова проспал и поэтому примчался в школу только к третьему уроку. Вдобавок, собираясь, он впопыхах положил в сумку учебники на среду, а сегодня был только вторник.

– Да, – укоризненно произнесла Инна Андреевна, глядя на него, когда он с глупой улыбкой на лице пытался присоединиться к классу. – Рановато, молодой человек, опаздывать начали, год учебный только начался. Вторую неделю всего лишь занимаемся.

– Извините, – ещё раз глухо произнес Роман, садясь на свое место.

– Ты что, забыл, что у нас сегодня первым уроком физика? – прошептал ему на ухо сосед по парте Степан Скворцов. – Виктор Сергеевич сказал: ещё раз опоздаешь или пропустишь, то он только в кабинете директора с тобой разговаривать будет.

– Да помнил я, помнил о ней. Просто проспал, – пробормотал Роман.

– Что, в Интернете опять зависал? – понимающе спросил Скворцов.

Роман отрицательно покачал головой.

– А вчера где ты был? Я тебе весь вечер звонил, звонил… – продолжал расспрашивать Скворцов.

– В Майское ездил, а телефон с собой не взял.

– И что же ты в деревне забыл? – усмехнулся Скворцов. – Вот уж не знал, что тебя в деревню потянуло. К коровушкам, – насмешливо добавил он.

Вместо ответа Роман тихонько достал пластиковую папку и вынул оттуда несколько фотографий.

– Ух, ты! – восхищённо пробормотал Скворцов, рассматривая снимки. – Красиво!

– Правда нравится? Пришлось полночи над ними просидеть.

– Дай посмотреть! – услышал Роман за своей спиной нетерпеливый голос старосты Тани Звонарёвой и через секунду почувствовал, как что-то острое колет его спину.

– Звонарёва! Левицкий! Скворцов! Немедленно прекратите разговаривать! – раздался строгий голос Инны Андреевны, и Роман тут же сделал вид, что внимательно читает параграф в учебнике.

Но едва Инна Андреевна перевела свой взгляд на других, как Роман молниеносно повернулся и положил фотографии перед Таней.

– Мне всегда нравились твои работы Левицкий, – сказала ему Таня уже на перемене. – Надо же я никогда серьезно не воспринимала эти старые развалины.

– Ты тоже там была? – удивился Роман.

– Да, – сказала Таня, – и не один раз. У меня в Майском раньше бабушка жила, так меня родители на каникулы к ней каждое лето отправляли. Эта разрушенная церковь у нас, у ребят, была одним из излюбленных мест. Я с деревенскими друзьями частенько туда бегала. Нам там особенно нравилось в прятки играть. Наиграемся, а потом сразу вниз и – к реке, купаться. Особенно любили бродить по вечерам, когда начинало темнеть. Ходили между старых могилок и рассказывали страшные истории про мертвецов. Пугали друг друга, пока однажды нас самих не напугал какой-то дядька.

– Неужели? – улыбнулся Роман. – Надеюсь, это был не призрак.

– Нет, – рассмеялась Таня. – Это был не призрак. Хотя бабушка меня постоянно предупреждала, что церковь и кладбище, хоть они и заброшенные, не место для развлечений. Нет, нас напугало не привидение, а обычный человек. Какой-то мужчина, когда мы там по привычке прятались, прогнал нас да ещё сказал, что пожалуется нашим родителям.

– За что же на вас было жаловаться родителям? – удивился Роман. – Вы ведь просто играли.

– Да ни за что, – ответила Таня. – Это я сейчас понимаю, что он тогда не нашел ничего лучшего, чем пригрозить нам родителями. Просто ему надо было, чтобы мы ему не мешали кирпичи оттуда брать. Хотя мы его угроз тогда действительно испугались и долгое время не решались в церковь ходить. Потом всё-таки пошли, но играли уже не без опаски, постоянно оглядываясь, как бы этот дядька не явился снова. – Таня снова взглянула на фотографии. – Да, колокольня в лучах заходящего солнца великолепна, а решётка словно узор из древней сказки. Какая же это красота! Красота, которую я только на твоих фотографиях сейчас и разглядела. Но что ты собираешься делать с этими снимками? Отправишь на выставку?

– Да я еще пока не знаю, – откровенно признался Роман. – Я вообще-то их для себя делал. Просто так.

– А ты покажи Косте Мельникову, – предложила Таня. – Может быть, он найдет им применение. Например, напишет статью.

Роман неуверенно пожал плечами, но, как только раздался звонок с последнего урока, он отправился на третий этаж в радиорубку, где обычно заседал школьный пресс-центр под руководством Кости Мельникова, главного редактора их школьной газеты «Ветер перемен». Это был честолюбивый, уверенный в себе, принципиальный старшеклассник, второй год занимавший столь важную и ответственную должность и весьма серьезно относившийся к своим обязанностям. Уже давно Костя в своих мечтах видел себя главным редактором крупного журнала или известной многотиражной газеты. В тот миг, когда Роман переступил порог радиорубки, в ней шло горячее обсуждение статьи одного из учеников школы. В статье этой рассказывалось обо всех перипетиях, выпавших на долю автора, когда тот на летних каникулах пытался при помощи электричек добраться из Сибири до самой столицы. Большинство членов пресс-центра одобрительно высказалось за этот интересный, с их точки зрения, материал, основанный на непосредственных впечатлениях и жизненном опыте самого автора.

– Дурной пример заразителен! – назидательно произнесла старшая вожатая Ира Петрушова, которая категорически была против публикации данной статьи. – Стоит тому же Лепёшкину прочитать эту статью, как он тут же сам попытается совершить подобное путешествие.

Аргумент, приведённый вожатой Петрушовой, был весьма убедителен и оказал отрезвляющее воздействие на членов пресс-центра. Ещё был свеж в памяти случай, произошедший в прошлом году с пятиклассником Лепёшкиным, которого упомянула Ира. Лепёшкин, прочитав в одном из номеров школьной газеты о дореволюционных хождениях крестьян к царю-батюшке, не стал, что называется, откладывать дело в долгий ящик, а, запасшись самым необходимым, что требуется путнику в дороге, отправился пешком к губернатору области. К губернатору Лепёшкин шёл не просто так, а с личной жалобой на собственных родителей, унижавших, как он искренне считал, его личное достоинство. Унижение заключалось в том, что за каждую полученную двойку мать и отец применяли к нему телесное наказание в виде нескольких ударов ремня, тем самым грубо нарушая его права ребёнка. Негодовал Лепёшкин и на учителей, которые, по его мнению, чрезмерно и необоснованно придирались к нему по каждому случаю. Лепёшкина, отшагавшего почти двадцать километров, директору школы, социальному педагогу и сотрудникам полиции удалось перехватить на трассе только ближе к вечеру. На столь отчаянный поступок, как утверждал потом со слезами на глазах в кабинете директора Лепёшкин, его подтолкнула именно та самая статья о ходоках. И пока пресс-центр пребывал в глубоком раздумье, Роман решил воспользоваться благоприятным моментом и отозвал главного редактора в сторонку.

Мельников внимательно выслушал Романа, а затем принялся просматривать снимки. Роман терпеливо ждал Костиного решения.

– Да, снимки, бесспорно, хороши, – наконец заговорил Костя. – И я тебя прекрасно понимаю. Невозможно пройти мимо, когда на наших глазах рушится то, что многие годы назад создали наши предки. То, что ты сделал, очень важно. Это поучительно, но… – Костя неожиданно замолчал.

– Что «но»? – нетерпеливо спросил Роман.

Костя, словно бы сделав над собой усилие, продолжил:

– Послушай, давай говорить серьёзно…

– Давай, – с готовностью перебил Мельникова Роман, на что Костя недовольно поморщился, но продолжил:

– Ну, напечатаем мы их в следующем номере и что?

Роман растерянно посмотрел на Костю.

– Ну, с какой целью ты принес нам эти снимки? Не для того же только, чтобы мы оценили твою работу и предложили полюбоваться ею другим. Так ведь?

Роман по-прежнему с недоумением взирал на Костю и молчал.

– Вот видишь. Ты даже сам не знаешь, чего ты хочешь, – печально произнёс Костя, – и я не знаю. Можно, конечно, в качестве информации к размышлению дать эти фотографии. Пусть наши ребята хотя бы увидят, какие церкви раньше в деревнях и сёлах строились и что с ними теперь стало. Но, к сожалению, это всё.

Костя развёл руками и строго посмотрел на Романа, который продолжал пребывать в растерянности.

– Послушай! – вдруг сказал Костя. – Вот если бы это была серия фотографий на актуальную школьную тему, вроде той, где тусуются по вечерам наши старшеклассники, или почему в школе до сих пор нет актового зала, тогда это было бы совсем, совсем другое дело.

– Почему другое? – удивился Роман.

– Да потому, что это, прежде всего, касалось бы нас, школьников, – горячо ответил Костя. – Это наше. Это то, о чем мы можем говорить на равных и друг с другом, и с взрослыми.

– А в этом случае разве не можем? – снова удивился Роман и показал на фотографии.

– В этом не можем, – решительно ответил Костя.

– Но почему? – продолжал настаивать Роман.

– Да потому, что мы всё равно ничего не сможем. Сделать. Понимаешь? Ни-че-го! Ты, вероятно, думаешь, как думали герои одной из поэм Блока: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем»? Увы, должен тебя огорчить, не получится здесь никакого пожара.

– Почему? – снова спросил Роман, неожиданно подумав, что он ещё никогда не чувствовал себя так глупо, как сейчас, во время разговора с Костей.

– Ну что ты заладил «почему да почему», – раздражённо произнёс Костя. – Потому что это тема без начала и без конца. Понимаешь? Это бесперспективная тема. Тема, которая не имеет и не будет иметь никакого продолжения. Никакого выхода. Ни на какой уровень, кроме, конечно, обычной говорильни, – Костя замолчал, а затем неожиданно мягко проговорил: – И вообще, пускай всем этим взрослые занимаются. Эти их, в конце концов, сфера. А ты… Ты бы лучше внял моим советам и сделал серию фоторепортажей. Например, «В чём приходят в школу наши учащиеся» или «Плюсы и минусы школьной столовой». Мы даже рубрику такую с этого года ввели, «Независимый взгляд» называется. Так что ты подумай хорошенько. Поразмысли над моими предложениями, – энергично подытожил Костя. – Да, чуть не забыл! Мы в этом году в областном конкурсе на лучшую школьную газету участвуем. И если мне память не изменяет, твои работы летом были отправлены на какую-то выставку. Кажется, в Новосибирск.

– В Красноярск, – поправил Роман.

– В принципе разницы нет, – махнул рукой Костя. – Главное заключается в другом – результаты есть?

Роман отрицательно покачал головой.

– Ну вот, как только будут, так ты нам сразу и сообщи, – бодренько произнёс Костя, но, видя, что Роман по-прежнему стоит и никуда уходить не собирается, опустился на стул и, глубоко вздохнув, спросил: – Ты бывал хоть раз там, где наши ребята курят?

– Да, – неохотно ответил Роман, не понимая, к чему клонит Костя, намекая на школьный гараж, за который ребята бегают курить на каждой перемене. Он и сам в прошлом году несколько раз побывал там, когда пытался научиться курить.

– Видел, сколько там окурков и пачек от сигарет валяется?

– Видел. Ну и что?

– А там, между прочим, не только парни, но и девчонки курят, да ещё и салажата из пятых – шестых классов затягиваться приноровились. Так ты бы взял да и сфотографировал это злачное местечко, а потом подписал: «Вот где предпочитает получать знания наше подрастающее поколение». Вот тебе и будет «ну и что», – передразнил Костя. – В школах города акция в этом месяце начинается «Мы против курения». Замечательный репортаж, по-моему, вышел бы. Тут тебе и актуальность, и социально значимая тема, и острый взгляд. И самое главное – здесь мы хоть что-то можем реально сделать: изменить, исправить, помочь. Вот здесь-то как раз и будет результат! – торжественно закончил он.

– Уменьшиться число курильщиков? – не сдержал усмешки Роман.

– Зря смеёшься, – покачала головой Ира Петрушова, слышавшая их разговор. – Проблема с курением сейчас во всех школах стоит весьма остро. Девочки начинают курить уже в среднем звене, а что говорить о мальчиках.

«Наверное, Костя, прав, – подумал Роман, закрыв за собой дверь радиорубки. – Нечего заниматься ерундой. Надо делать то, что сейчас необходимо и полезно. То, что может принести результат».

Дома никого не было. Мама дежурила в больнице, отец находился в рейсе вместо заболевшего водителя. Роман достал из рюкзака папку с фотографиями, бросил её на стол и лёг на диван. Он долго разглядывал висевший над письменным столом коллаж на сюжет «Пиковой дамы», сделанный им в прошлом году по просьбе учительницы литературы, пока его одиночество неожиданно не прервал телефонный звонок.

– Привет, Ромочка! – услышал он голос Даши Смолиной, учившейся в параллельном классе. С Дашей Роман дружил давно и крепко. – Чем занимаешься? – поинтересовалась она.

– Ничегонеделаньем.

– Значит – хандришь, – понимающе произнесла Даша. – А ты не забыл о моей просьбе?

– Нет, – вздохнул Роман.

Даша в начале сентября влюбилась в новенького, переехавшего с родителями с Дальнего Востока и попавшего в Дашин класс. Кроме Даши, в него оказались влюблены ещё два десятка девочек из параллели, но он ни на кого из них не обращал внимания. Даша пускалась на различные уловки и ухищрения, которые никак не действовали на новичка. Когда в школе объявили конкурс на лучшую летнюю фотографию, Даша решила воспользоваться ситуацией и покорить равнодушного новенького при помощи красивого портрета и обратилась за помощью к Роману. Даша Смолина любила эффектные приемы воздействия.

– Сделай что-нибудь в романтическом ключе, – попросила Даша.

– Хорошо, – безучастно ответил Роман.

К ночи фотография была готова: с небес на утопающий в зелени и кустах сирени сад смотрела мило улыбающаяся Даша и держала на своей ладони миниатюрную, переливавшуюся в лучах солнца церковь.

Глава 2

С утра ребята в классе толпились вокруг Вадима Максимова, который в прошлом году значился в школьном журнале как Скотелов. Учителя по привычке называли его старой фамилией, а когда он делал обиженное лицо, то говорили: «Извини, Скотелов, то есть Максимов». В этот миг весь класс дружно прыскал от смеха. Восемь лет Максимова в школе знали как Скотелова, но вот бабушка, которая воспитывала его, посчитала фамилию внука не слишком благозвучной и летом решила заменить её на свою. Вадим показывал новый смартфон, купленный вчера. Скотелов был единственным внуком и поэтому пользовался своим положением на всю катушку. Бабушка ни в чём не могла ему отказать, и, как только у кого-нибудь в классе появлялась дорогая вещь, Вадим сразу же принимался требовать от неё, чтобы ему была куплена точно такая же. Мать Максимова-Скотелова бросила его в трехлетнем возрасте, у отца была другая семья, и поэтому он старался компенсировать их отсутствие в своей жизни непомерными запросами и требованиями, предъявляя их единственному человеку, который его искренне и по-настоящему любил и обожал. В классе знали, что ради внука бабушка готова на всё: мыть полы у чужих людей, трудиться на трёх работах – что она, впрочем, и делала, убирая дворы, подметая в подъездах и торгуя на рынке всякой мелочью, выращенной в огороде. Она ограничивала себя в самом необходимом – лишь бы её любимый Вадик не страдал и не был ничем обойдён. Смартфон у Вадима уже был, но он казался ему недостаточно крутым и современным, и вот после ряда истерик, во время которых он представлялся несчастным и всеми обижаемым сиротой и клялся, что наложит на себя руки, бабушка не выдержала страшных угроз и сдалась, а Вадим получил вожделенное. Теперь, хвастаясь дорогим смартфоном перед одноклассниками, он увлечённо рассказывал о его опциях и преимуществах перед другими моделями.

– Ну и что же ты с ним будешь делать? – спросил, подойдя к ребятам, Роман.

– Звонить, – прямолинейно ответил Вадим.

– А сколько месяцев твоей бабушке придется за него расплачиваться?

– А тебе какое дело? – грубо произнёс Вадим.

– Просто бабушку твою жалко. Прошлый раз купила тебе ролики, а ты ведь всё равно на них кататься так и не научился. Теперь, видимо, пылятся где-нибудь на антресолях.

– Ну и пусть пылятся! Мои ролики, а не твои! Что хочу с ними, то и делаю! – громко закричал Вадим.

– Ну и дурак же ты… Скотелов! – поддержал Романа Степан Скворцов и выразительно при этом постучал по голове.

Роман никогда не стремился к лидерству и в классе предпочитал держаться особняком, но его считали человеком рассудительным и нередко спрашивали совета в той или иной ситуации. Да, в отличие от Максимова-Скотелова, у него было нормальная семья или, как принято говорить в школе, благополучная. Он был единственным ребенком, родители недостатка в деньгах не испытывали, так что Роман мог позволить себе и поездку в другой город на концерт известной группы, и покупку дорогой футболки или понравившихся кроссовок, и многое другое. Но, несмотря на это, он предпочитал не выделяться среди своих одноклассников и искренне не мог понять, зачем человеку, который учится в девятом классе, два дорогих смартфона.

– Ты бы так голосовые связки не напрягал, – спокойно сказал Вадиму Роман. – Ты бы лучше бабушку свою пожалел и поберёг.

– Тебе хорошо говорить, у тебя много чего есть, – вдруг произнёс кто-то из ребят.

Роману сразу же стало не по себе, как будто его упрекнули в чём-то плохом и недостойном.

– Так ведь и тем, что есть, надо с умом пользоваться, – тихо сказал он. – А у него получается, как у мартышки с очками.

Да, Роман мог бы признаться в том, что он был увлекающимся человеком и много чего успел перепробовать за свои четырнадцать лет: занимался танцами, катался на горных лыжах, пробовал научиться стрелять из винтовки, но зрение подвело. Одно время собирал постеры и плакаты известных рок-групп. На его тринадцатилетие родители подарили ему хороший дорогой фотоаппарат. Он стал фотографировать, и ему пришлось по душе это занятие. Однажды Роман решил принять участие в городском конкурсе на самую интересную фотографию и неожиданно для самого себя стал победителем. Особенно ему нравилось снимать друзей и природу. Знакомые мальчишки и девчонки, зная, что каждая, сделанная им фотография не походит на предыдущую, просили его снять их в каком-нибудь необычном ракурсе. И он никогда не отказывал им.

Родители всегда возвращались домой поздно вечером, так что он давно привык к тому, что времени, когда он предоставлен самому себе, у него предостаточно. Отец занимался бизнесом и был постоянно занят делами. Мать, работая врачом, пропадала на дежурствах в больнице. Учился Роман неважно и особенно не любил математику, физику и химию, поэтому и притворялся порой больным, чтобы не ходить на эти уроки. Мама, зная, что он может схитрить, тем не менее, не слишком строго ругала его, а иногда даже поддавалась на уговоры сына и писала записки классному руководителю по поводу его очередного пропуска. И всё же он старался не злоупотреблять ни её доверием, ни той суммой денег, выдаваемой ему на карманные расходы, прекрасно сознавая, что она, конечно же, выше тех средств, которые получают его одноклассники от своих родителей.

– Ты показал фотографии Косте? – спросила на следующий день Таня Звонарёва, едва Роман сел на свое место и принялся готовиться к уроку.

– Да, – равнодушно ответил Роман, не глядя на неё.

– И что? – нетерпеливо спросила Таня.

– Ничего, – спокойным голосом произнёс Роман. – Он считает идею со статьей бесперспективной.

– Правда? – не могла скрыть своего удивления Таня.

В ответ Роман пожал плечами и достал из сумки тетрадь. Таня внимательно посмотрела на то, как он неторопливо раскладывает на парте свои вещи.

– А ты помнишь экскурсию в музей? – вдруг спросила она.

– Это когда мы ходили весной?

– Да, – ответила Таня. – Ты помнишь экскурсовода?

Роман прекрасно помнил и экскурсию в местный краеведческий музей, на которую их в конце апреля водила всем классом Инна Андреевна, и девушку, которая вела у них экскурсию. Невысокая, с длинными русыми волосами, собранными сзади в хвост, она настолько интересно рассказывала им и отвечала на все их вопросы, что даже те, кто у них в классе считал поход в музей самым скучным занятием на свете, перестал сетовать и ныть о напрасно потраченном времени.