Всё будет хорошо

Сами понимаете, уже через пару недель Катя была убеждённой баптисткой. Ничем особенным это не угрожало, вроде бы. Я как-то, ради любопытства, заглянула на их собрание. Всё было весело и доброжелательно. «Ладно, – подумала я, – раз Катя такая увлекающаяся натура, пусть лучше её увлечением будет религия, чем какой-нибудь очередной мужчина, не ответивший ей взаимностью».

На какое-то время я выпустила Катю из виду, подумав, что оставляю её в хороших руках. Наверное, так оно и было, но через пару месяцев она позвонила из… Подольска и сообщила, что мама её окончательно достала (брат к тому времени уже завербовался куда-то на Север), и что она (Катя) рискнула заехать на очередной концерт, который организовал Паша. В концерте принимала участие очень классная музыкальная группа из Подольска… Дальше всё по схеме. Катя влюбилась в соло-гитариста, Виталия, стала ездить в Подольск на репетиционную базу ребят, заваривала для них чай и варила кофе. Временами, там же и оставалась ночевать. От баптистов пришлось уйти, конечно. Окрылённость Кати новой любовью меня очень встревожила. Судя по всему, любовь опять была без взаимности. Но Катю и не отталкивали. Тем не менее, я предложила ей иногда ночевать у нас с Денисом. Какое-то время Катя болталась между Москвой и Подольском, попутно приняв православие, потому что все участники группы, а главное, драгоценный Виталик, исповедовали эту религию. Работа в салоне тоже была оставлена ради нового места – православной церковной лавки. Денег, правда, по сравнению с салоном, там платили гораздо меньше, но священник подкармливал Катю продуктами из щедрых подношений прихожан.

Жизнь шла своим чередом, мы с Денисом продолжали в квартире ремонт, и это уже стало предметом наших шуток. Мол, как ремонт закончится, так мы и разойдёмся, потому что ничего другого, нас объединяющего, нет. Катя переехала, сказав, что церковный батюшка устроил её в странноприимный дом при одной из церквей, и я снова отвлеклась от наблюдения за Катиной разнообразной жизнью.

Ещё через несколько месяцев она позвонила, горько рыдая в трубку, и сообщила, что у неё великая беда, Виталик уходит в монастырь. Час от часу не легче. Я помню, она давно ещё говорила про Колю, лидера группы, что он подался в церковные звонари. Но это, так сказать, в свободное от сочинительства и выступлений время. В монастырь его, в любом случае, не взяли бы, потому что Коля был женат и имел двоих детей. Да мне до Коли и дела нету, это я так, в общем, рассуждаю, а вот финт Виталика мог сильно скособочить нашу только начавшую выравниваться историю. Я попыталась связаться с Катиным папой и предупредить о грозящей нам всем опасности, но он был настолько зажат в угол своими семейными делами, что добиться от него понимания не удалось. Катя снова вернулась к матери, а вскоре настал и черёд психушки.

Когда Катя вышла, то проявила меньше энтузиазма, чем прежде, уже не строя радужных планов и прожектов. Сказала только, что очень возможно, что уедет жить в какую-нибудь тихую обитель. Однако, ещё через какое-то время она позвонила и радостно спросила: «Ты знаешь, что такое ПИФ?» Я не знала, а гадать охоты не было. Понятно было одно – это новая Катина среда обитания. «ПИФ, – сообщила она с некоторым пафосом, – это православный клуб знакомств при храме Петра и Февронии. Приходи шестого числа, я там буду отмечать мой юбилей». Кате стукнуло тридцать лет. Она всё ещё была не замужем, но, судя по всему, идея про тихую обитель отошла на второй план. А на первый вышло обустройство личной жизни. Но уже не на основе порывов души, а строго по науке – чтобы смотреть, как в поговорке, в одну сторону с избранником, а не пялиться восторженно только на него, любимого, не замечая ничего вокруг.

В назначенный день и час я пришла в названное Катей место. Возле храма уже были поставлены столы и лавки, на столах – угощение (кто что принёс из дома), в целом всё по-домашнему, очень душевно. Гости подходили и рассаживались, кто куда. Видно было, что большинство здесь не впервые. «Привет, иди сюда! – помахала мне Катя, сидевшая во главе стола, – Это моя подруга, она пишет замечательные песни, – представила она меня, – Споёшь что-нибудь?» Оказалось, там в качестве «рояля в кустах» были припасены гитара и микрофон, так что я ломаться не стала и спела пару задушевных песен своего сочинения. Потом мы пили чай, кто-то из гостей периодически выходил к микрофону с поздравительными речами, стихами или песнями. Вечер пролетел незаметно. После чаепития мы пошли танцевать в Сад Эрмитаж. Те счастливицы, которых пригласили немногочисленные кавалеры, вальсировали на деревянной эстраде в глубине парка. Остальные, вроде нас с Катей, пританцовывали рядом, сами по себе.

«Как хорошо, что у тебя появилась такая замечательная компания!» – порадовалась я за Катю. «Да, – согласилась она, – и все одной веры, одних взглядов на мир. Вот только, мужчин нет почти. А те, кто есть, все вокруг Насти кружат. Она вон какая красивая». Мужчины в прямом смысле кружили, вальсируя с ней по очереди, вокруг Насти, стройной молодой девушки с вьющимися золотистыми волосами до плеч. «Не надо торопиться, – попыталась утешить я Катю, – надо доверять судьбе и ждать своего единственного». «Наверно, – вздохнула она, – как у вас с Денисом, кстати?» «Мы с ним расстались, – вздохнула и я, – тихо, мирно, без скандала и взаимных упрёков. Закончили ремонт в квартире, и больше оставаться вместе причин не нашли». «В принципе, этого следовало ожидать, – заявила вдруг Катя, – если люди пять лет живут во грехе, не венчаные, даже не расписанные в ЗАГСе, то это не семья». Ну-у-у, понеслось!

«Надо же, действительно, ведь уже пять лет пролетело, – подумала я, – Катя вон сколько всего успела попробовать и испытать. Нет, конечно, чур меня, чур! Зато, ей будет, что вспомнить», – запустила я во Вселенную шутку-самосмейку.

Смешно мне особо не было. Впереди маячила невесёлая перспектива – участь матери-одиночки с ребёнком с особенностями развития. Но жизнь готовила ещё много сюрпризов. Слава богу, не таких, как у Кати. Она появлялась на моём горизонте ещё пару раз. Как-то летом заехала к нам на дачу по пути из дальнего пригорода от какого-то старца. «Услышала ты от него что-то ценное?» – спросила я. «Конечно, – ответила Катя, – он посоветовал мне не принимать пищу при включённом телевизоре». Ещё через пару месяцев я навещала её в Клинике Неврозов, более лояльном заведении, чем психушка, привозила ей свой старый ноутбук, чтобы она могла смотреть фильмы и вести переписку. Уж не знаю, что это была за переписка, потому что после выхода из клиники, Катя вдруг нарисовалась где-то не то в Курске, не то в Орле в Колледже Культуры и Искусства, где училась на актрису. Ещё через год она вернулась в Москву, заходила ко мне, просила составить какие-то таблицы для итоговой работы на курсах от биржи труда. Кажется, снова вернулась к профессии «работник отдела кадров», но надо было восстановить навыки и подтвердить квалификацию. Я составила таблицы, напечатала текст, и Катя мне даже заплатила сколько-то за труды. Деньги были не лишними, и я приняла их с благодарностью. Тогда же я узнала от Кати, что её мама умерла от рака. «В одиночестве, всеми брошенная, в хосписе, – сообщила подробности Катя, – а ведь всё могло быть по-другому, если бы она меня хоть немного любила».

С тех пор прошло много лет, Катю я больше не видела и ничего о ней не слышала. Надеюсь, что жизнь у неё наладилась, и что она простила всех, кто причинял ей боль. Как бы я хотела, чтобы нам в жизни давалась возможность стереть прошлое ластиком и начать всё сначала. А, может, шанс и даётся. Только рисовать уже приходится не на чистом листе, а поверх тех неверных линий и клякс, которые получались поначалу. Выйдет ли нарисовать новый красивый рисунок? Уверена, что это возможно.