Ляпис. Изумрудная протея

За Белом вновь сидели близняшки Хлоя и Ия, которые, казалось, всегда улыбались – Стефан ни разу не видел их серьёзными или печальными, хотя и улыбки их были далеки от простодушных или весёлых. Сёстры постоянно сопровождали Бела и прыгали перед ним, как козы перед кочаном капусты. Внешне они казались Стефану довольно милыми, но он замечал, что Амара их не выносит точно так же, как и Бела.

За Амарой сидел Миртил, чем-то напоминающий лохматого пса с круглыми грустными глазами, и Стефан сразу же с ним поздоровался. Мирт был, пожалуй, единственным в классе – за исключением Амары, – с кем у Стефана сложилось хоть и не близкое, но доброжелательное общение. Ещё одно обстоятельство отличало его от остальных учеников – он один из всех прибыл не из замка Триптихона, а из города. Из-за этого для всех он был таким же чужим, как и сам Стефан. Мирт постоянно ходил один и мало общался, но при этом не производил впечатление одинокого или обделённого ляписа. У него была походка вразвалочку, он часто непринуждённо зевал на уроках и рисовал на полях тетради выдуманных им монстров, вальяжно откинувшись на спинку стула. «Настоящий небожитель», – думал Стефан.

Других ляписов, учившихся с ним, Стефан знал лишь по именам: Адмета была худой и очень высокой блондинкой с тремя толстыми косами почти до колен; Дике была непримечательной, с маленькими чертами лица; сереброволосый мерос лабрадора Ифит и мерос турмалина Орфо с арбузного цвета бегающими глазами слыли весельчаками и было сложно поверить, что эта самая учёба вообще была им нужна.

После того, как Стефан окинул глазами присутствующих, он обратил внимание и на сам класс. Он был совершенно не похож на предыдущий. Здесь вместо парт стояли крепкие столы тёмного дерева, а вместо фанерных стульев – обитые бордовым бархатом кресла с резными ручками. Потолки были высокими, а на стенах красовались картины в позолоченных рамах с неизвестными Стефану историческими сценами. Учительский стол невероятных размеров стоял на буром ворсистом ковре. Позади стола в камине разожгли огонь, так что в классе, в отличие от коридоров замка, было тепло. Всё было совсем не так, как в той каморке, где они учились летом. Неизменным оставался лишь учитель Бран, к которому Стефан уже проникся глубокой симпатией. Он казался не столько учителем и наставником, сколько старшим товарищем. Амара и вовсе не сильно скрывала того, что ум и доброта Брана в определённом смысле её очаровали. Это, считал Стефан, и помогало ей хорошо учиться: сложно было представить, чтобы вечно отвлекающаяся, беспокойная и словоохотливая Амара могла бы так долго удерживать внимание на речи кого-то ещё.

Друзья, как обычно, сели вместе. Стефан так торопился, что уронил свой карандаш. Тот покатился по полу в направлении учительского стола. Стефан, удивляясь про себя неровности пола, вприпрыжку стал догонять «беглеца» и нагнулся за ним, когда карандаш остановился, наткнувшись на преграду в виде ковра. В этот момент, не обращая на Стефана внимания, Бран попытался перегнуться через стол, чтобы что-то спросить у Бела, сидящего перед ним, но стол был так велик, что расстояние между ними всё равно оставалось большим, так что Брану пришлось повторить свой вопрос погромче:

– Я спросил, как тебя чувствует твой дедушка?

– Кажется, ему сегодня стало лучше, – сдержанно ответил Бел.

– О, я чрезвычайно рад это слышать. Он казался совсем плохим. Он уже встаёт с постели?

– Да, сегодня сделал несколько шагов, и… – тут Бел заметил замершего в проходе Стефана, который согнулся и смотрел на них, как косоглазый горбун. Бел нахмурился и замолчал. Неловкая пауза заставила Брана оглянуться и тоже заметить затаившегося ученика.

– Ты что-то потерял, Стефан?

– Да, – ответил он, поднимаясь и показывая карандаш, – карандаш упал. Всё в порядке.

– Возвращайся скорее на своё место, урок начинается, – сказал Бран. Стефан повиновался и быстро сел рядом с Амарой. Бран и Бел ещё что-то сказали друг другу, но из-за смешков близняшек и какой-то бессвязной болтовни Амары Стефан ничего не расслышал.

Урок оказался интересным: Бран рассказывал о династии правящих ляписов и сотворении Аристополя. Это было не похоже на урок истории в обычной школе, потому что большая часть рассказов учителя была собранием легенд, более или менее правдоподобных. Стефан не понимал, чему верить, а что воспринимать как миф. Выводы давались на откуп ученикам. Однако иногда Бран подсказывал:

– Мы до сих пор не имеем точных сведений о том, как был построен Триптихон, однако до нашего времени дошла легенда о трёх сёстрах. Согласно этой легенде, до Триптихона на его месте стоял другой замок, и жил в нём первый литарх Хапеон. Когда он сильно состарился, он завещал править Аристополем своим дочерям – Мие, Астре и Рении. Проблема была в том, что их было трое, а он хотел дать им равные права, но сами дочери презирали друг друга и соперничали, так что каждая хотела править единолично. Видя это и понимая, что ситуация может привести к страшному, Хапеон так и не смог выбрать единственную наследницу, но повелел построить Триптихон – замок с тремя дверями. Для каждой сестры был создан отдельный вход, отдельные лестницы и комнаты, даже тронных залов было три. Всё для того, чтобы девушки не пересекались. У каждой была своя гвардия, свои помощники, свой суд.

– Но как же они правили? – спросила Амара. – Это же невозможно! Они ведь могли давать совершенно противоположные указания?

– О да. Именно это они и делали, понимая, что Хапеон любит их одинаково, – ответил Бран, глядя в непонимающие глаза учеников. – Сёстры даже не пытались привести Аристополь к процветанию. Возможно, – в силу молодости или своих личных качеств – они были больше заняты соперничеством. Но недолго. Хапеон, терзаясь, всё же понимал несовершенство системы и распорядился так: одновременное правление сестёр закончится тогда, когда одна из них родит наследника и станет при нём регентшей до его совершеннолетия. И одна из сестёр, Рения, была к этому ближе остальных, потому что на тот момент она уже готовилась к помолвке с одним знатным ляписом. Другие сестры, Мия и Астра, знали об этом, так что как только похоронили их отца Хапеона, они, ненадолго объединившись, закрыли единственный принадлежащий их сестре вход в замок, чтобы она не могла выйти, и не мог войти её суженный. Сделали они это, как вы понимаете, чтобы не допустить того, чтобы у Рении мог бы появиться первый в их роду наследник.

– Это жестоко, – вставила Амара. – А где был этот вход? Я знаю только два входа в замок.

– Всё верно, Амара, – кивнул Бран. – Главный вход был предназначен Мие. Вход с заднего двора, который также известен немногим, был сделан для Астры. А Рении предназначался подземный вход, который многие впоследствии искали, но так и не нашли. В летописях упоминалось, что он ведёт прямо в сокровищницу, но, поскольку это довольно опасно для сохранения имущества Триптихона и всего Аристополя, эта информация была неоднократно проверена, и никакого входа в сокровищницу, помимо известного нам, найдено не было. Даже если легенда о трёх сестрах правдива, вероятно, Мия и Астра действительно убрали вход. Однако история на этом не заканчивается. Рения восприняла своё лишение стоически. Она не стала рыдать или ссориться с сёстрами. Её начали часто замечать на одной из башен, где она молча смотрела вдаль. Она стояла так часами каждый день, общаясь лишь с птицами. К ней стали слетаться все: крошечные воробьи, огромные орланы, громко кричащие вороны, голуби и даже стимфалийские птицы. Всех она приручила, гладила и кормила на башне. Это, можно сказать, были её единственные друзья. Со временем опасливые сёстры перестали даже через свои коридоры пускать к Рении людей, оставив ей лишь одну горничную, которая носила хозяйке еду и стирала одежду. Тем больше был у Мии и Астры шок, когда Рения спустя год родила мальчика.

– Надо было им пошустрее самим женихов искать, а не за сестрой следить, – негромко усмехнулся Мирт, подкидывая и ловя одной рукой карандаш.

– Тем не менее всё вышло именно так, – спокойно сказал Бран.

– С ума сойти! Как же так получилось? – удивилась Амара.

– Этого до сих пор никто не знает. Опасаясь за жизнь малыша, Рения с письмом передала его своей горничной, которая тайно вынесла его из замка и отвезла в соседний город, где правил дальний родственник Хапеона. Письмо он прочитал и исполнил просьбу Рении. Через несколько лет оттуда мальчик вернулся со свитой, на виду всего города, так что сёстрам пришлось его признать, опасаясь разъяренной толпы, которая и так уже была сыта по горло хаотичным и неумелым правлением наследниц Хапеона. Тройное, а если точнее, двойное правление закончилось, Рения с сыном остались на троне. Позже в её дневнике нашли пару строк об этом. Она написала, что птица спасла её жизнь, принеся на себе жениха.

– Но ведь, получается, никто не видел на птицах наездника? – спросила Амара.

Мирт перегнулся через стол и с усмешкой шепнул Стефану:

– Хотел бы я посмотреть на мужика, который летит по небу на зяблике.

Стефан улыбнулся, но сам вспомнил о Регане, который летом прилетел на башню на внушительной стимфалийской птице.

– Совершенно верно, – тем временем подтвердил Бран слова Амары. – Сторожили Рению хорошо. Даже если бы кто-то из стражей был в сговоре с ней или пропустил птицу с наездником, её бы всё равно заметили. Нечасто встретишь ляписов, сидящих верхом на пернатых, не так ли? Это загадка. Впрочем, Рения оставила в дневнике ещё одну фразу: «Непросто было в теле его увидеть, да вернуть обратно, спасибо лишь знаниям моим».

– Не очень содержательно, – заметила Амара, фыркнув.

– Так и есть. Хотя Рения написала впоследствии не один дневник и даже книгу с магическим содержанием, свет на историю пролить она не смогла. Или, скорее всего, просто не захотела. Думаю, вам будет любопытно узнать ещё и то, что Рения была далёким предком всем известного Регана. Именно поэтому он считал себя полноправным наследником Аристополя, и новая выборная система была ему совсем не по душе.

Остаток урока не был таким уж интересным, Бран начал сыпать датами и названиями первых законов Аристополя (законы Мии и Астры были совсем уж путаными), да и Рения не отличалась особыми задатками правителя, а ученики записывали эту скучную информацию под диктовку. Они остановились на её сыне, Радаманте, когда урок закончился.

Бран попросил кого-нибудь из ребят отнести книги с законами из класса в библиотеку. Миртил, несколько поколебавшись, вызвался. Подхватив стопку книг, он вразвалочку вышел из класса. Бран зычно прокашлялся и сказал:

– Стефан, можно тебя на пару слов?

– Конечно, – Стефан подошёл поближе, как только убедился, что Бел вышел из класса, а Амара, напротив, находится достаточно близко, чтобы слышать разговор.

– Я хотел тебя кое о чём спросить. – Бран сел за стол и сцепил пальцы рук. – Ты уверен, что Реган действительно исчез?

Стефан окинул глазами класс и удостоверился, что все, за исключением Амары, вышли. Ему показалось, что этот разговор должен быть приватным.

– Да, я видел это своими глазами. Он наступил на эту чароитовую валериану и – ПУФ – исчез.

– А никакой, ну, скажем, осязаемой вещицы или горстки пепла на этом месте не осталось? – Бран сверлил ученика своими жёлтыми глазами, пытаясь понять, насколько ответы соответствуют истине.

– Не-ет, – задумчиво протянул Стефан. – Я ничего такого не заметил. А почему вы спрашиваете?

Амара с шумом присела на краешек стола и не спускала глаз с учителя.

– Дело в том, – начал Бран, нахмурившись, – что единственный, кто приходит мне на ум, когда я думаю о похищении Альфы Протеи – это Реган. Литарх Хелир думает то же самое – Регану бы очень пригодились её силы. На фоне его неудач с бирюзой и с тобой – меросом аммолита, изумруд – едва ли не единственное, что могло бы ему придать сил для дальнейшей борьбы за власть. Однако, как мы знаем, Реган сгинул – тогда это не он. Но тогда кто? У эфоров много вариантов, они готовы подозревать всех и каждого, но лично мне это кажется неправильным. Скажи мне, Стефан, ты в самом деле уверен, что на месте исчезновения Регана ничего не осталось? Ведь если там остался какой-то знак, какая-то материальная вещь, то он всё ещё может быть среди нас. Он обладал магическими умениями и мог просто успеть превратиться во что-нибудь маленькое. Может, он и не наступил на валериану, а лишь притворился? Вспомни, подумай хорошенько. От твоих воспоминаний зависит очень многое.

Стефан присел на ближайшее кресло. Он закрыл глаза руками, пробуя воссоздать тот тёплый день на башне в Материнском саду, когда он вступил в схватку с Реганом.

Кот-горгулья Рут разгрыз чароитовую валериану. Реган сделал шаг назад и явно наступил на неё. Она забрала из него все силы. Регану совершенно не было нужды лишь делать вид, что он исчезает, ведь он выигрывал схватку: уже держал Стефана за горло и начал читать заклинание. Реган действительно исчез. Да, Стефан определённо смотрел туда, где он стоял – и там точно ничего не осталось – ни артефакта, ни ботинок, ни горстки пепла. Хотя…

– Он уронил нож, – вдруг вспомнил Стефан. – Такой красивый, с чёрным лезвием, украшенный камнями. Вы же помните, я поднял и отдал его вам.

Бран удручённо покачал головой.

– Нож я внимательно изучил – ничьей души, в том числе и души Регана, в нём нет. Эта реликвия, безусловно, дорога и волшебна, теперь она в надёжном месте, но она не имеет к нашему вопросу никакого отношения.

– В таком случае нет, там больше ничего не было. Я уверен. Только нож. Я ведь наклонялся, чтобы поднять его и свой цветок, и я бы увидел, если бы там было что-то ещё.

– Так может, это цветок? – вмешалась Амара.

Бран снова покачал головой.

– Нет ни одного мага, способного вселиться в материнский цветок. Каллу пересадили, она растёт и прекрасно себя чувствует, и, что самое главное, совершенно безобидна. Тут можете не переживать. – Бран немного помолчал. – Хорошо, Стефан. Я тебе верю. Но хочу, чтобы и ты понимал – ситуация очень серьёзная, ведь Альфа – сестра Астерии. В Пакслите могут решить, что её хотят оставить здесь, а это может привести к конфликту двух дружных до сих пор городов. Отыскать её нужно как можно скорее. И пусть все драгоценности мира будут молиться за её здоровье. А теперь можете быть свободны, ребята.

Бран поднялся из-за стола, смерил Стефана проницательным взглядом и вышел за дверь. Амара и Стефан переглянулись.

– Знаешь, что я думаю? – настороженно заговорила Амара. – Теперь расположения литарха ты точно не дождёшься.

– Почему? – Стефан задал этот вопрос лишь потому, что его интересовали мысли Амары. Про отношение к нему литарха он и так давно всё понял – оно с самого начала было плохим.

Амара задумчиво почесала кончик носа.

– Если он действительно думает, что похищение – дело рук Регана, то решит, что ты врёшь, а значит, ты с Реганом заодно. Никто, кроме тебя, ведь не видел, как тот сгинул.

– Как это – никто? А вы с учителем? Вы же были там

– Мы были достаточно далеко и не могли увидеть, осталось ли что-то от него или нет. Это мог быть его обычный трюк, когда он исчезает в вихре, как было тогда, когда ты спас Плата из реки.

– Но ты же должна была видеть, что такого вихря не было? Он просто, – Стефан развёл руками, – пуф!

– Я не была так близко, – извиняющимся тоном проговорила Амара. – Я тебе верю. Просто говорю, как это может выглядеть для литарха. Что может заставить поверить его?

Стефан махнул рукой.

– Брось. Он и так меня невзлюбил, непонятно за что. Так что может думать, что хочет – это ничего не изменит. Не собираюсь даже и думать об этом. Я уже понял, что понравлюсь ему только тогда, когда уперакии начнут танцевать балет.

– Чего вы тут раскричались, – послышался лающий голос. В класс вошёл Миртил. Ребята совсем забыли, что он ходил в библиотеку, а его сумка осталась в классе, и теперь он вернулся за ней.

– Да так, Мирт, – сказал Стефан. – Просто спорим с Амарой о всяком.

– О чём же? – ухмыльнувшись, полюбопытствовал Мирт, хватая свою чёрную кожаную сумку на широком ремне. – Уж не обсуждаете ли вы так горячо урок?

– Нет. Стефан говорит, что в замке на второй ступени совсем скучно и нечего делать, – на ходу придумала Амара. – А я не согласна! На двух этажах, на которых ему можно бывать, есть библиотека.

– И всё! – возмутился Стефан уже вполне искренне. – Целых два этажа, на которых открыты только две двери: сюда и в библиотеку.

– Да как же, – вновь ухмыльнулся Миртил. – Тут тоже есть на что посмотреть.

– Например? – заинтересовался Стефан.

– Пойдём, покажу, – не без удовольствия ответил Мирт, смахнув свои чёрные волосы с глаз.

Они вышли в широкий пустой коридор.

– Замок можно долго изучать, – непринуждённо начал рассказывать Мирт тоном бывалого экскурсовода. – Как только мне дали ключи от класса, я стал каждый день сюда ходить, даже когда уроков нет. Да, нам доступны только два этажа в этом крыле. И я поначалу тоже думал, что, кроме класса и библиотеки, тут смотреть толком нечего. Остальные двери закрыты, и очень похоже, что за ними ничего интересного нет, потому что туда, по моим наблюдениям, никто не ходит. Хотя… со временем я проверю и это. В общем, ребята, потом я нашёл вот что. Смотрите!

Миртил указал в ложбинку, похожую на декоративное углубление в стене, вроде небольшой полки под статуэтку.

– Что это? – спросил Стефан.

– Это дверь, – криво улыбнувшись, ответил Миртил. Глаза его игриво заблестели. Он подошёл к ложбинке и с силой толкнул. Раздался пронзительный скрип, и ребята увидели, что это и в самом деле была низенькая, облицованная камнем дверь.

– Заходите, – приказал Миртил так уверенно, словно приглашал в свои собственные владения.

Ребята, не раздумывая, с одолевающим их любопытством вошли в небольшую тёмную комнату. Амара легко обнаружила лампу и зажгла её, и тогда помещение предстало во всей красе. Миртил закрыл дверь изнутри. В комнате было множество полок, заставленных маленькими золотистыми сундучками – один точно такой же Стефан видел в классе у Брана, когда учился на первой ступени. Именно в такой сундучок он опускал руку, чтобы достать подарок лепрекона – золотую пуговицу в виде рыбьего хвоста – и узнать, суждено ли ему учиться в Аристополе.

– Лепреконские сундучки. – Амара тоже их узнала. – А это что?

Она указала на то, что находилось на постаменте в центре комнаты: большая толстая книга, слегка покрытая пылью.

Ответил ей Стефан, который уже подошёл к книге и прочитал золотые тиснёные на обложке слова:

– Книга учёта лепреконских даров.

– Я уже полистал её, – сообщил Миртил с таким важным видом, словно только что очистил мир от скверны. – Сюда записывают каждую вещь, которую когда-то дарил ляпису лепрекон. После смерти ляписа лепрекону возвращают его подарок, а информацию вносят сюда, в эту книгу.

– А зачем это делается? – поинтересовался Стефан.

– Иногда так можно отследить таланты и дары, которые передаются по наследству, а ещё – отслеживать количество ляписов, обладающих одинаковыми способностями. Больше похоже на какой-то старинный обычай, если честно. Не знаю, насколько это необходимо.

– Да, – подтвердила Амара. – Я слышала, что именно лепреконы помогали первым ляписам обнаружить свои дары. Какая-то древняя история, ну и мох с ней.

– Да, – продолжил Миртил. – Лепреконы похожим людям дают похожие подарки. К тому же, насколько я знаю, они не терпят того, чтобы им не вернули то, что принадлежит им. Поэтому учёт и ведут. Я тут нашёл кое-что интересное. Смотрите.

Миртил полистал книгу и нашёл год и дату своего рождения. Напротив стояли какие-то непонятные обозначения и цифры, а затем зелёными чернилами был нарисован ключ и галочка.

– Ключ – это то, что я вытащил из лепреконского сундучка. А вот смотрите еще, – он полистал книгу и ткнул пальцем на другую дату. – Это день смерти моей прабабушки. И тут нарисован точно такой же ключик и красная галочка. Я так понял, что в этот день ключ лепрекон забрал.

– Ты всю книгу пролистал, чтобы просто найти ещё один ключ? – удивилась Амара.

– Прошёлся по датам рождения и смерти родственников. Я не знал прабабушку, только слышал о том, что мы похожи. Как видите, лепреконы знали это наверняка. Уверен, это тот же самый ключ, что принадлежал ей. Он достался мне немного помятым. Вот, смотрите.

Миртил вынул из-под рубашки ключик на цепочке, висевшей у него на шее. Ключ был оловянный, неказистый и немного помятый в том месте, за которое обычно держатся пальцами. Показав его, Миртил вновь спрятал ключ под одежду, как сокровище.

– А что значит этот ключик? – спросила Амара. – Ты знаешь?

– Да, с этим мне помог разобраться Бран. Вы знаете, моя семья живёт в городе далеко от замка, они и про лепреконов-то слышали только из детских сказок. Там мне спросить было не у кого. Про прабабушку они тоже толком ничего не помнят или не знают. А Бран сразу понял. Он сказал, что ключ значит то, что мне нужно развивать свой талант поисковика, мне легче найти то, что другие не могут. Это символ ключа ко всем дверям.

– Поэтому ты и нашёл эту комнату, – заметил Стефан.

– Наверное, – пожал плечами Миртил. – Мне действительно интересно находить что-то скрытое. Пока я не оказался здесь, даже думал стать археологом.

– Как интересно! – воскликнула Амара. – Стеф, а давай поищем такую же пуговицу в виде рыбьего хвоста, как у тебя. Может, такая есть у кого-то ещё и можно будет спросить, что это значит? Стефан, – пояснила она Миртилу, – тоже не может ни у кого спросить про своих родных.

– Ты сказала, там пуговица в виде рыбьего хвоста? – переспросил Миртил.

– Да, ты уже видел в книге что-то подобное? – с надеждой спросил Стефан.

Миртил покачал головой.

– Нет, ничего похожего не замечал, но надо посмотреть ещё. Здесь же горгулья ногу сломит.

Ребята склонились над книгой, заслоняя свет.

– Вот день моего рождения, двадцать пятое апреля. Нарисован рыбий хвост и зеленая галочка, – показал ребятам Стефан.

Они пролистали ещё много мелко исписанных страниц, но больше подобного символа не нашли. Остановились на одна тысяча восемьсот десятом году, когда Амара сказала:

– У ближайших поколений ничего такого нет. Наверное, твой дар настолько уникален, что больше никому не достался. Мне кажется, это твоя способность плавать. Это вполне соотносится с рыбьим хвостом.

– Ты умеешь плавать? – поразился Миртил. – В воде, как рыба?

– Не как рыба. Как люди. Я ведь жил с людьми, а многие из них умеют плавать. Хотя я для них, скорее, «держусь на воде».

– Потрясно! – сказал Мирт. – Не удивлюсь, если ты один в своём роде.

Стефан не знал, что ответить. Казалось бы, вот он и нашёл то, что так долго искал – свой дар, свой талант. Но у него не получалось слишком искренне радоваться, ведь, несмотря на восторги ляписов, для человека – а он в душе всё ещё считал себя им – умение худо-бедно плавать талантом назвать было нельзя. Его техника, которую бывшие одноклассники окрестили «бабулин брасс» ещё куда ни шла, и Стефан искренне радовался, что больше не плавает по-собачьи.

– Рада, что мы так быстро во всём разобрались, – сказала Амара, нетерпеливо листая страницы. —Давайте посмотрим про меня, я ведь тоже не знаю, что у меня за иголка такая. Родители вообще ничего не сказали, когда узнали, а самой тут разве легко догадаться? Если у мамы или папы такая же иголка, я им задам трёпку, пусть только не расскажут!

Она прикусила губу и яростно продолжила листать страницы.

– Ага! Вот мой день рождения! Вот эта иголка! Ну-ка. – Она стала водить розовым пальцем по бумаге. – О! Смотрите! Точно такая же штука. – Она провела ногтем влево по строчке. – Напротив дата и красная галочка… не знаю, о ком она. Мне тут было три года.

– Наверное, кто-то из твоих родных умер в этот день. Хотя это и необязательно должен быть родственник, правда? Просто мерос граната? – спросил Стефан.

– Не знаю… Мне никогда особенно про родственников, и уж тем более, про всех меросов граната в Аристополе не рассказывали, а сама я не помню, что было столько лет назад, я ведь была совсем маленькая.

Миртил присмотрелся к рисунку поближе.

– Да это и на иголку-то не похоже. Приплюснутое что-то.

Амара тяжело вздохнула и захлопнула книгу.

– Мне уже этого не узнать. Иголка это или палка-какая-нибудь-копалка! Всё это очень интересно, но не особенно-то полезно. Пойдем отсюда.

И они вышли в коридор. На время Стефан, как и Амара, глубоко погрузились в свои путаные мысли, и даже беспечные разговоры Мирта о тайнах и закрытых дверях замка не могли их отвлечь. Однако как только они вышли из замка, и Миртил ушёл домой, Амара прислушалась к шуму толпы, исходящему откуда-то из-за ограды. Стефан ясно расслышал эхо аплодисментов. Амара оживилась.

– Что это такое? – спросил Стефан.

– Сегодня же финал Хтонического состязания, – сказала Амара, всплеснув руками.