Ляпис. Изумрудная протея

Ляпис

Изумрудная протея

Лори Лютер

Дизайнер обложки Артём Алексеев

© Лори Лютер, 2025

© Артём Алексеев, дизайн обложки, 2025

ISBN 978-5-0067-9554-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Жизнь состоит не в том, чтобы найти себя. Жизнь состоит в том, чтобы создать себя.

Джордж Бернард Шоу

Глава 1

Церемония в Абротосе

Ждать становилось невыносимо. Целых два месяца прошло с тех пор как Стефан покинул удивительный и сверкающий самоцветами город ляписов – Аристополь. Его родная деревня Верхние Уды, где теперь он обитал, почти опустела: многие бывшие одноклассники разъехались по мегаполисам, где теперь учились. Стефана это устраивало: он так и не нашёл с ними общий язык, а потому чувствовал себя неказистым мухомором среди благородных боровиков. Деревню, по его мнению, запросто можно было бы переименовать в Верхние Зануды, потому что даже собакам здесь не на кого было лаять, а все разговоры местных жителей сводились к обсуждению телепередач и восхвалению успехов родственников, перебравшихся в большие города. Те, кому в жизни были нужны постоянные увеселительные события, в деревне не задерживались, но для остальных редких экземпляров тут была благодать – и всё благодаря природному изобилию: озёрная рыба самоотверженно насаживалась на крючки, яблоки едва не разрывались от обилия сока, а яйца выскакивали из кур, как мячи для пинг-понга из автоматической машины.

Но сейчас урожай давно был собран и наполовину съеден, а теплолюбивые растения укрыты еловыми ветвями. На несколько дней зарядили холодные осенние дожди, а через щели в оконных рамах их с отцом маленького, но уютного домика, уже не лезли жуки, зато проникал, как незваный гость, колючий октябрьский воздух.

Сильнее, чем надвигающаяся непогода, Стефана вгоняли в тоску мысли о друзьях, которых он оставил в Аристополе. Он вспоминал о них каждый день и отчаянно жалел, что так и не освоил, как правильно пользоваться александритовым передатчиком, чтобы можно было обмениваться с Амарой содержательными сообщениями, а не просто договариваться о встрече. Он положил кристалл передатчика на прикроватную тумбочку и часто смотрел на него перед сном. Когда дремота одолевала его, и Стефан закрывал глаза, ему часто казалось, что сквозь веки он видит яркий фиолетовый свет горящего кристалла. Но он открывал глаза и наваждение уходило – никто не звонил. Тогда он резко отворачивался от тумбочки, словно та нанесла ему личное оскорбление, и засыпал.

Его отец Константин тоже становился мрачнее день ото дня: виной тому было его понимание, что Стефан скоро уйдёт из деревни и вернётся в город ляписов. Он знал, что сын успешно завершил первую ступень обучения, и скоро начнётся вторая. Константин возвращался с работы пораньше и постоянно находил какие-то совместные дела, пытаясь провести побольше времени вместе со Стефаном, как если бы это облегчило жгучую тоску от предстоящей разлуки.

Трудолюбивый и заботливый Стефан весь сентябрь крутился возле отца, как моль вокруг шубы, с воодушевлением помогал ему и с удовольствием общался, но к концу октября его пыл поутих. Стефана одолела несвойственная ему лень, он бесцельно ходил по огороду, легонько пиная сонных жуков, которые ещё не ушли в спячку, и лишь ждал сигнала от Амары: она должна была использовать передатчик, предупредив о скором начале обучения. И наконец он этого сигнала дождался.

Двадцать девятого октября в половине двенадцатого, ложась спать, он по привычке долго смотрел на александритовый передатчик. Затем сон начал одолевать его, будто укутывая беспорядочные вечерние мысли ватой, и Стефан закрыл глаза. Перед веками его что-то словно полыхнуло, но он не придал этому значения, так как привык к играм разума – к тому, что в его воображении он видел так много раз. Однако теперь к этим всполохам, которые подозрительно долго не гасли, добавилось ощущение тепла. Стефан резко открыл глаза и увидел вспыхнувший ярко-фиолетовым кристалл. Он схватил его и едва не обжёг ладонь – так сильно передатчик раскалился от долгого «звонка».

После сигнала Амары он едва мог спать в эту ночь, а утром так торопился, что запутался в одеяле, дважды споткнулся о собственные тапки, ударился локтем о дверной косяк, чуть не забыл почистить зубы и сплюнул пасту в кофейник, что, к счастью, сразу заметил.

Константин осадил его, пригласив за стол и начав неспешно, как в замедленной съёмке, готовить яичницу и бутерброды. Константин выглядел угрюмым, и Стефан решил применить своего рода лакмусовую бумажку, чтобы понять, с каким чувством отец его отпускает.

– Сколько я тут пробыл? Получается, пару месяцев? Вроде бы все домашние дела переделали.

– Не все. Но ничего, я как-нибудь справлюсь, раз тебе нужно к ляписам.

Стефану показалось, что на его лакмусовую бумажку просто плюнули, и он промолчал.

Когда они поели, отец открыл скрипучую дверцу ветхого шкафа и достал оттуда вешалку с чёрным увесистым пальто.

– Должно быть, уже почти как раз, – сказал он, протягивая его сыну. – Примеряй.

– Зачем это? – с подозрением спросил Стефан. – Куртка есть у меня.

Константин отряхнул пальто и снял его с вешалки.

– Я тут на досуге почитал записи твоего дедушки, – прокашлявшись и пряча глаза, будто стыдится того, что сделал, сказал Константин, – в той тетрадке, которую ты нашёл летом. Так вот, он пишет, что в холодное время года ляписы ходят в пальто вроде этого. Это его. Худой он был да ростом пониже меня, тебе как раз впору придётся.

Стефан с сомнением оглядел потёртое дедово пальто, но затем всё же надел. Оно действительно оказалось почти впору, разве что чуть широко в плечах.

– Ну, не знаю, великовато, – неуверенно проговорил он.

– Другого всё равно нет. Лучше, чем в твоей спортивной куртке там ходить… насколько я понял.

Стефан ещё немного помялся, но всё же согласился. Он допустил нескромную мысль, что Амара снова подберёт ему что-то поприличнее в гардеробной замка, как сделала это в прошлый раз.

– Ладно, – сказал он, заканчивая с бутербродом.

Вскоре они тепло попрощались. Стефан взял старый мятый рюкзак, похожий на гигантский коричневый изюм, куда не забыл положить передатчик, добытую им в Аристополе лепреконскую пуговицу в виде рыбьего хвоста, часы-тарелки, показывающие разницу во времени между Аристополем и родной деревней, и кольцо, с которым Константин нашёл Стефана много лет назад. Наручные часы дедушки, подаренные отцом, применения которым он пока так и не нашёл, он решил пока оставить дома. Он помнил, что дед считал, что именно эти часы показывают разницу между мирами людей и ляписов, но летом узнал, что это не так. Однако выбросить их он не торопился, понимая, что у деда была какая-то причина считать эту вещь уникальной. Нужно было в этом разобраться, только не сейчас, ведь в Аристополе ещё было много нового и неизведанного.

Стефан вышел на улицу. Было сыро и темно, в деревьях гудел ветер, словно напевая тоскливую мелодию, а в соседских окнах ещё никто не зажёг свет. Тусклые уличные фонари едва освещали грязную мокрую дорогу, как ковром покрытую скользкими подгнившими листьями.

Стараясь обходить лужи, Стефан направился прямиком в лес. Зайдя немного подальше, чтобы наверняка не быть замеченным соседями – которые, впрочем, и так не стремились высовывать нос из дома в такую рань, – он прошептал нужные слова и с трепетом увидел, как в земле разверзлась цветная, похожая на бензиновое пятно, воронка, которая словно разбивала утреннюю тьму. В самый первый раз эта воронка казалась как манящей, так и пугающей, но теперь её разноцветное сияние было поистине прекрасным, внушающим надежду. Он по-прежнему жаждал узнать не только Аристополь, но и самого себя, и он чувствовал, что город ляписов должен был в этом помочь.

Не упуская и секунды, Стефан прыгнул в воронку, и через несколько минут с чувством необъяснимого восторга он уже открывал Пилы или Внешние ворота и выходил в Аристополь.

Осень здесь очень сильно отличалась от осени Наверху, в деревне. Было немного светлее, небо уже приобрело предрассветное дымчато-голубое сияние. Пахло сыростью и можжевельником. Каменные цветы не завяли, не осыпались и даже не утратили блеска. Они торчали из-под слоя гнилой листвы и травы, и выглядело это так, словно кто-то набросал в грязь разноцветные конфетти. Помимо каменных цветов было и другое отличие: Аристополь украсили к какому-то празднику. На домах причудливых форм висели гирлянды из стеклянных хвойных веток, частоколы заборов были выкрашены зелёной и розовой красками, а перед каждой калиткой была расчищена грязь и выложены плетёные из лыка зелёные коврики, которых раньше Стефан не видел. Кое-где из труб, торчащих из крыш как попало, выходили тонкие нежно-розовые струйки дыма, в большинстве окон горел свет, а из земли в некоторых местах торчали, словно заледенелые ландыши, аквамариновые колонки, из которых ляписы набирали воду.

Вдруг Стефан вздрогнул от неожиданного блеяния, пронзающего утреннюю тишину. Он оглянулся и увидел в одном из дворов животных: овца, альпака, коза и курицы голосили все на свой лад, словно хор, начисто лишённый музыкального слуха. Они важно подъедали сено из большой кучи, время от времени пытаясь цапнуть и каменные цветы, которых в этом дворе было больше, чем в соседних: кусты с длинными ветками, на которых, как серёжки, висели кроваво-красные цветы в виде сердец, заполонили весь огород. Стефан невольно обратил внимание на контраст этих прекрасных цветов с домом, который они окружали – тот весь покосился, от сырости и времени потемнел и выглядел неуютным. Посмотрев на эту удручающую картину, Стефан вспомнил о дворе дома, в котором раньше жил Ино: пройдя всего несколько шагов, он увидел этот знакомый частокол и пустующие капустные грядки. Очевидно, обитатели жилища, кем бы они ни были, спали, а участок теперь, лишённый трудолюбия Ино, выглядел грязным и неухоженным. Стефан всегда тихо восхищался своим другом, который мог часами смотреть на то, как из земли пробивается росток, мог держать спящую пташку, пока не занемеют руки, или молчать, пока не слипнутся губы. Ино был терпелив настолько, что его побег от отчима по масштабу героизма был сродни полёту на Луну. Стефан улыбнулся, с удовлетворением подумав о сытом и розовощёком друге, который сейчас, должно быть, спал в своей мягкой постели в доме главного придворного садовника.

Ноги несли Стефана по любимому городу так легко, что он не чувствовал ни тяжёлых ботинок на ногах, ни грязи, ни ветра. Вскоре он оказался на главной площади. Розовая каменная плитка была вычищена чуть ли не до блеска, на ограде территории замка также висели гирлянды в виде колючих еловых лап, но было ещё кое-что, от чего Стефан самозабвенно расхохотался, рискуя перебудить ляписов в соседних домах: горгульи, по своему обыкновению сидящие на ограде, тоже были украшены. Их крылья небрежно раскрасили в розово-зелёные цвета, а на ушастые макушки этих чудовищных стражей напялили нелепые изумрудные колпаки, отчего они стали похожи на уродливых и слюнявых гномов-переростков. Судя по их вытянутым мордам, они были не слишком рады своему преображению: переминаясь с лапы на лапу, горгульи рычали громче обычного и косились друг на друга, время от времени пытаясь стряхнуть свои колпаки, которые, по-видимому, были приклеены к их каменным головам на совесть.

И тут Стефан расплылся в дружелюбной улыбке: он увидел её, свою единственную подругу.

Амара выскочила из главных ворот. И хотя на ней был не привычный плащ, а длинное вишнёвое пальто с капюшоном, её шустрые, немного дёрганые и угловатые движения не изменились – их нельзя было не узнать. Она сразу же заметила Стефана, подбежала к нему и бесцеремонно заключила в крепкие объятия.

– Наконец-то! Я соскучилась, – без всякого ненужного стеснения выпалила она.

– И я, – прокашлявшись, ответил Стефан. Он уже немного отвык от манеры Амары нарушать все видимые и невидимые границы. Она снова стояла так близко, что ему невольно приходилось косить глаза, чтобы смотреть ей в лицо.

– Ну что, готов с завтрашнего дня приступить к учёбе на второй ступени? – спросила она, сдувая с глаз выбившуюся из-под капюшона прядь огненных волос.

– Завтра? – удивился Стефан. – Я думал, это сегодня. Мы ведь договаривались, что ты воспользуешься передатчиком, чтобы позвать меня на учёбу.

– Да, но в городе сегодня большой праздник, – Амара кивнула в сторону раскрашенных горгулий. Те жалобно заскулили, а одна согнулась, чтобы лизнуть Амаре капюшон. – Я решила, что ты не должен это пропустить.

Как только она это сказала, где-то справа от них раздался громкий звук, похожий на колокольный звон, только менее раскатистый и более звонкий. Можно было подумать, что где-то просто ударили половником по гигантской кастрюле.

– О! Начинается, – восторженно сказала Амара, двинувшись туда, откуда шёл звук. – Ты вовремя!

– Что начинается? Что за праздник? – спрашивал Стефан, едва поспевая за ней. Он уже понял, что двигаются они в сторону высокого прямоугольного здания из красного кирпича, отдалённо напоминающего монастырь. На самом конце закрученного винтом шпиля высоко в небе Стефан смог разглядеть его украшение – большой бурый шар.

– О, это большое событие для всего Аристополя. Праздник называется Иниций.

– А в чём он заключается? – спросил он Амару, когда они поравнялись.

– В город привозят хранителя – мероса – совершенно нового для Аристополя цветка. В монастырь Абротос, куда мы сейчас идём, доставят горстку почвы с Земли Мейли, на которой, как ты знаешь, взращивают каменные цветы одним лишь приложением ладони. Вот мерос явится на праздник и торжественно это сделает – вырастит первый свой цветок в Аристополе. После этого в городе смогут рождаться меросы этого нового камня, которых раньше тут не бывало. А это значит, новые способности, новые дары, новые успехи для города, не говоря уже о ценности самого камня. Это очень редкое событие, на моей памяти оно случалось только раз, когда я была совсем маленькая. Тогда приехала Астерия и вырастила первую шпинельную розу.

– А откуда они приезжают? – поинтересовался Стефан.

– Из другого города ляписов, мы же не одни на всём белом свете, – Амара хихикнула. – Наш литарх Хелир должен был очень постараться, чтобы ему оказали такую честь и позволили привезти на время мероса нового камня.

– А что это будет за новый камень?

– Не знаю, – Амара пожала плечами, – тем интереснее. Думаю, это будет что-то потрясающее! Надо бы занять места поближе, чтобы всё хорошенько разглядеть. Ох, Стеф, здесь так редко происходит что-то интересное!

Она прибавила шаг. Стефан, повертев головой, заметил, что из домов стали высыпать ляписы, и все они были нарядные, в ярких пальто, с каменными цветами, приколотыми к груди, и возбужденно переговаривались, несмотря на ранний час.

У Абротоса уже собралась целая толпа, но ляписам сложно давалось переключение из режима сна в режим празднования.

– Под пальто у меня пижама, – позёвывая, заявила низенькая беловолосая женщина. Сурового вида мужчина с серой повязкой на глазу ответил ей:

– Если бы я хотел ходить на праздники в семь утра, я бы обучил свою горгулью кукарекать.

Вдруг ребята услышали собственные имена и, обернувшись на зов, к своей радости увидели Ино. Благодаря своей способности видеть дальше всех ему было несложно обнаружить друзей в толпе. Он бежал к ним, позабыв всякую гордость, как ребёнок. Очутившись рядом, раскрасневшийся и довольный, он своими похожими на лопаты ручищами сгрёб Стефана и Амару в охапку.

– И ты здесь! – искренне обрадовался Стефан.

– Я не могу пропустить такое событие, ведь…

– Потом расскажешь, идём скорее, а то займут все места, уж поверьте, – поторопила Амара. Она схватила Стефана за руку и, ловко петляя между ляписами, затащила друга в здание. Ино просочился за ними.

Внутри пока было немного свободнее, чем у входа, и, пока они шли к передним скамейкам, Стефан смог оценить внутреннее убранство Абротоса.

С одной стороны, зал действительно напоминал какое-то место поклонения богу: множество рядов скамеек, что-то вроде алтаря перед ними, витражи на высоких окнах, купольный потолок. Но в остальном Стефану показалось, будто он очутился внутри вишнёвого бисквитного торта: стены были полосатые, кремовые каменные полоски чередовались с коричневыми. На спинках скамеек блестели бордовые круглые набалдашники. Такими же шарами был увешан и высоченный потолок. Внутри них горели лампочки, так что свет, исходящий сверху, был багряным. Но и внизу тоже был свет: в необычайно длинных витых подсвечниках по всему периметру зала горели свечи. На коричневом мраморном полу перед алтарём расстелили толстый бордовый ковёр. Здесь не было никаких изображений, но ощущалась принадлежность места к каким-то таинствам. Пахло воском и неизвестными Стефану приторно-сладкими благовониями, и только из открытой двери позади в зал проникал свежий прохладный воздух.

Амара заняла место на скамейке во втором ряду, Стефан и Ино сели рядом.

– Первый ряд – для приближённых литарха, нам туда нельзя, – пояснила она. – Да особенно-то туда и не хотелось.

Как только она это сказала, тут же и появился самый главный ляпис в Аристополе, литарх Хелир, в сопровождении своей супруги Астерии. Эту пару сложно было не заметить: они плавно, величественно двигались к передним скамейкам, а другие ляписы расступались перед ними, некоторые слегка кланялись. Хелир был в белых штанах, жилете и расстёгнутом белом пальто, отороченном соболиным мехом, а на ногах у него были ослепительно белые сапоги, которые как будто и не касались грязи. Астерия надела своё чёрное, расшитое красными розами платье, которое Стефан уже видел, а сверху на плечи её была наброшена алая меховая накидка с длинным шлейфом, который тянулся за ней метра на два, словно ползущее по пятам лохматое безлапое чудовище. Волосы её, собранные на затылке, были украшены золотой диадемой с яркими самоцветами, напоминающими мармелад – без сомнений, шпинелью, меросом которой была сама Астерия.

Зал наполнялся и другими ляписами. Когда литарх поравнялся со скамейкой, на которой сидел Стефан, подросток невольно сжался. Хелир посмотрел на него так, как смотрят на холодные слипшиеся макароны, которые, к тому же, были вчерашними. Но почти сразу Стефан поборол дискомфорт и отвращение, которое всегда испытывал от взгляда неестественных белых глаз с чёрными точками зрачков и с вызовом посмотрел на литарха в ответ, но тот уже отвернулся.

– Да, – заметила Амара, – меня тоже каждый раз передёргивает, когда он на меня смотрит. У всех меросов белых камней такие глаза, к этому просто нужно привыкнуть. Они в этом не виноваты.

– Угу, – промычал Стефан. У него было стойкое ощущение, что дело тут не просто в цвете глаз литарха. С самой их первой встречи он понял, что тот его почему-то невзлюбил. Летом Хелир так ему и сказал: «Не для всех в замке есть место. Некоторым лучше не соваться куда не просят». Стефан очень хорошо запомнил эту фразу и придавал ей большое значение, понимая, что такие слова литарх не сказал бы любому встречному незнакомцу. К тому же стало известно, что Стефан может приходиться Хелиру родственником, а значит – конкурентом, несмотря на недавно введённую выборную систему, которая со стороны казалась несколько шаткой, главным образом потому, что ещё недавно главный соперник Хелира Реган пытался заполучить место литарха Аристополя. Словно в подтверждение этих мыслей, Хелир начал предлагать своей свите занять места в первом ряду и самого высокого ляписа с исполинской спиной посадил прямо перед Стефаном, так что тот загородил собой весь вид на алтарь.

– Он специально, что ли? – спросил он шёпотом Амару. Она непонимающе пожала плечами и хотела немного подвинуться, чтобы Стефан мог занять более удобное положение, но её попытки оказались безуспешны: по обе стороны от них уже плотно разместились другие ляписы.

Ещё через десять минут все скамейки были заняты, и даже по краям зала стояли те, кому места не хватило. Казалось, в Абротосе собрался если не весь город, то добрая его половина.

Вдруг с шумом, спотыкаясь и наталкиваясь на горожан, в зал влетел тучный ляпис в чёрной мантии в старомодных кружевных оборках. На голове у него был колпак вроде поварского, только чёрный. Вид у этого мужчины был слегка одуревший, словно он только проснулся и обнаружил себя сидящим на пальме с кокосом в руке. У Стефана на губах заиграла снисходительная улыбка, однако остальные смотрели на ляписа в мантии с заметным почтением. Тот тем временем пробрался к скамейке в первом ряду и, поздоровавшись с литархом и его супругой, отдуваясь и еле втискиваясь между соседями, уселся прямо перед Амарой, когда сидящий на его месте ляпис уважительно уступил ему место.

– Кто это? – шепнул подруге Стефан.

– Наш единственный судья, Гером Пятый.

– Никогда бы не подумал, – сказал Стефан, разглядывая красную мокрую шею судьи. Тот тяжело отдувался, и было очевидно, что под широкой мантией у него имеется несколько десятков лишних килограммов. На подоле мантии Стефан увидел белые пятна, похожие на кляксы, и пару пуховых светлых пёрышек. Амара, по своему обыкновению, поймала его взгляд.

– Он терпеть не может судебные разбирательства и всё свободное время проводит со своими курами в курятнике. Поговаривают, у него их уже около сотни, разных пород и расцветок, – шепнула она.

Приглядевшись, Стефан понял, что пятна на одежде Герома – это свежий куриный помёт.

– Судя по состоянию его мантии, не только свободное время он там проводит, – заметил Стефан. – Почему же он не уйдёт с должности судьи?

– Некому его заменить. Вся его династия занималась этим, никто не знает законы ляписов так хорошо, как он. Он хотел уйти, даже предложил преемника, но тот сразу во всём запутался, так что Хелир заставил Герома вернуться.

Услышав шёпот Амары, судья обернулся. Его пухлые губы расплылись в дружелюбной, хотя и несколько тревожной улыбке.

– О, здравствуй, Амара! А где твои родители?

– Здравствуйте, судья Гером. Они где-то там. – Она указала на скамейки по другую сторону от прохода. – Как поживаете?

– О, неплохо, весьма неплохо! – добродушно ответил судья. – У меня сегодня вывелись чудесные сиреневые цыплята, целых восемь пушистых милашек! Взрослые они станут темнее, так что надо ловить момент! Приходи как-нибудь взглянуть…

Тут на судью неожиданно взглянула Астерия, и он, сглотнув, умолк, снова повернувшись к царственным особам.

Двери не закрывали, чему Стефан был рад, ибо это был единственный доступ свежего воздуха в окуренное благовониями помещение. Ляписы всё прибывали, а Стефан потихоньку начал скучать из-за долгого ожидания.

Вдруг чьи-то руки легли ребятам на плечи. Они обернулись и увидели широкую улыбку и искрящиеся жёлтые глаза их учителя, Брана. Он уже снял своё странное канареечное пальто и положил его к себе на колени.

– Привет, – весело сказал он. – Ну как, готовы увидеть Иниций?

– Здравствуйте, – благоговейно сказала Амара. – Ещё как готовы! А вы не знаете, какой камень будут выращивать?

– Без понятия, самому не терпится узнать, – ответил Бран, потирая руки.

– А я знаю, – вдруг спокойно произнёс Ино, и все с удивлением уставились на него.

– Серьёзно, откуда? – спросила Амара.

– Нового хранителя поехал встречать Феликс, это ведь его работа, он будет ассистировать меросу при взращивании цветка.

– И кого же он везёт?

– Он сказал, что это будет мерос изумруда.

– О, это прекрасно! – восхищенно сказал Бран. – Нам очень не хватает изумрудов. Они поразительны: способны помогать в ясновидении, лечить болезни глаз, связывать с потусторонним миром, восстанавливать почти угасшую жизненную энергию и, говорят, даже уберегать от вранья, зла и мошенников. Вообще, у изумруда так много свойств, что всех и не упомнишь. Обязательно подготовлю урок о них. А может, даже два.

Амара едва дослушала, как тут же задала Ино ещё один вопрос:

– А Феликс ещё что-нибудь рассказывал?

Ино немного замялся.

– Ну да.

– Расскажи всё, что знаешь. Кто этот мерос? Откуда он? Что за цветок он взрастит? Ино, не томи, мне скучно тут сидеть!

Ино выглядел обрадованным, как бывало всегда, когда он чувствовал себя полезным, и стало понятно, что ответы на эти вопросы ему известны.

– Кхм, – скромно прокашлялся он, – да, Феликс сказал, что он должен привезти мероса изумруда из Пакслита. В общем, это женщина… как её… дайте вспомнить. Её зовут почти так же, как и её цветок… Про.. про… Прометея? Пронея? Пропея? Альфа как-то…

– Альфа Протея? – удивлённо спросил Бран.

– Да, точно! Цветок – протея. А женщину зовут Альфа Протея.

– Что-то знакомое как будто, – сказала Амара, почёсывая подбородок.