Дома смерти. Книга IV

Через хорошо знакомого ей журналиста Марселя Гатина (Marcel Hutin) энергичная вдова 30 октября передала в редакцию газеты «Echo de Paris» («Эхо Парижа») письмо, написанное в совершенно демагогической манере, но при этом бойкое и с хорошо выраженным обвинительным уклоном. 31 октября письмо это было опубликовано, и его появление вполне ожидаемо спровоцировало бурю. Почему ожидаемо? Да потому, что в стране с кипящей политической жизнью, перманентными правительственными кризисами и огромным по численности оппозиционным электоратом любой выпад в адрес правящей администрации вызовет приветствие части прессы. Другая же её часть – проправительственная – разумеется, начнёт сыпать проклятьями и защищаться.

Если Маргарита Штайнхаль желала скандала, то она могла гордиться собой – поставленная цель оказалась достигнута быстро и эффективно. Та самая женщина, что несколько месяцев назад признавалась большинством пишущей братии если не прямо виновной в убийстве матери и мужа, то уж точно косвенно причастной к трагедии, теперь одномоментно превратилась в символ нации, бросившей вызов косной системе Третьей республики. Приведём небольшую цитату из воспоминаний этой женщины, дабы дать представление о последовавшем далее: «Когда во второй половине дня мы [Маргарита и её дочь Марта] зашли в тупик, то обнаружили, что его заполонили десятки журналистов, которые бросились к нам и завалили меня вопросами… но я твердо заявила, что пока мне нечего добавить к тому, что я сказала в своем письме в „Эхо Парижа“. (…) На следующее утро, в День всех святых, мы просмотрели газеты – мой брат, Марта и я… и были поражены. В каждой из них целые колонки были посвящены загадочному убийству, моему письму, опубликованному в „Эхо Парижа“. Одни одобряли, другие критиковали. Одни хвалили мою смелость, другие давали понять, что считают этот мой смелый, безрассудный поступок признаком моей вины!»6

С начала ноября Маргариту Штайнхаль преследовали десятки репортёров как национальных газет, так и иностранных. В своих мемуарах она утверждает, что её дом в тупике Ронсин ежедневно посещало от 50 до 80 человек, предлагавших всевозможную помощь в расследовании, сообщавших важную [и не очень] информацию и забрасывавших её разнообразными версиями и советами. Кроме того, она стала получать вал писем как от парижан, так и из провинции. Обработку корреспонденции принял на себя упоминавшийся выше Шабрие, двоюродный брат Адольфа Штайнхаля, крепко обосновавшийся под крылышком милой вдовы.

Маргарита могла думать, что полностью реабилитировалась в глазах общественности и никто более ни в чём её не заподозрит и не упрекнёт. Наивное заблуждение! Удивительно то, что нотариус Обин (Aubin), выполнявший функции юрисконсульта Маргариты Штайнхаль, не предостерёг её от опасностей, связанных с публичной дискредитацией Власти. Разного рода разоблачения, особенно в тех случаях, когда с ними выступает лицо с небезупречной репутацией, чреваты для разоблачителя самыми неожиданными последствиями. Не будет ошибкой сказать, что Маргарита Штайнхаль уподобилась глупому медведю, сунувшему морду в осиное гнездо.

И очень скоро ей пришлось получить сверхценный опыт того, как гласность и разоблачения могут быть использованы противной стороной уже против неё самой. 13 ноября парижская газета «Матэн» дала сенсационный материал о бывшем полицейском инспекторе по фамилии Россиньоль (Rossignol), сообщившем журналисту Сюрвейну (Sauerwein) о своём участии во вторжении в «дом смерти» в ночь на 31 мая и готовности выдать подельников. Бывший полицейский, разумеется, выдвигал кое-какие условия, в частности, он желал получить гарантию снисхождения суда и некоторую материальную компенсацию, но в целом в его требованиях не было ничего чрезмерного. Необходимо отметить, что в «Матэн» было несколько публикаций на эту тему, все они вышли в период с 13 по 17 ноября. Помимо этой газеты, упомянутую версию взялась активно обсуждать и развивать ещё одна крупная столичная газета под названием «Пти паризьен» («Petit Parisien»).

Сюрвейн провёл собственное расследование, результаты которого в общих чертах выглядели так. Двумя годами ранее в дом Адольфа Штайнхаля попытались проникнуть воры, перелезшие через стену со стороны тупика Ронсин, но их заметили рабочие расположенной неподалёку типографии. Рабочие подняли шум, и воры, сообразив, что скрытность утеряна, поспешили ретироваться. Об инциденте была проинформирована полиция округа Сен-Ламберт (Saint Lambert), и в доме художника была устроена круглосуточная засада. Результатов эта затея не принесла, но за те две недели, что полицейский наряд круглосуточно находился в доме, один из блюстителей закона закрутил небольшую интрижку с Маргаритой Штайнхаль. Звали этого счастливчика Россиньоль.

Из полиции он уволился 1 мая 1908 года в возрасте 38 лет. Испытывая материальные затруднения, он задумался над тем, как можно легко и быстро заполучить много денег, и припомнил о замечательном доме в тупике Ронсин. Он хорошо изучил планировку дома, образ жизни хозяев, но самое главное – Россиньоль знал, что в том доме есть деньги. Он не планировал никого убивать, а потому смерть двух человек в ходе ограбления повергла его в глубокую депрессию. Понимая, что разоблачение приведёт его на гильотину, Россиньоль принял единственно возможное для спасения жизни решение – сдать подельников полиции и сдаться самому, разумеется, получив гарантии сохранения жизни.

Владелец газеты «Матэн» Буно-Варилла (Bunau-Varilla) согласился выступить посредником между Россиньолем и властями и выплатить бывшему полицейскому некую сумму. Газетчик попытался привлечь к сотрудничеству Маргариту Штайнхаль, в частности, ей предстояло опознать Россиньоля и его подельников, однако Маргарита отказалась сотрудничать. О чём своим читателям и сообщила «Матэн».

Сюрвейн умудрился сделать отличный «наброс», уж извините автора за низкий слог! Его расследование выглядело логичным, хорошо понятным и читалось на одном дыхании. В дни, последовавшие после 13 ноября, Маргариту постоянно спрашивали о Россиньоле: узнала ли она его среди нападавших? действительно ли у неё была интрижка с импозантным полицейским, и почему она отказалась помочь Буно-Варилла в его переговорах с главным грабителем? Поначалу энергичная вдовушка пыталась объяснять, что Россиньоля не знает, опознать его не может, издателю «Матэн» не верит и, вообще, хочет, чтобы её оставили в покое, но… но такие объяснения не удовлетворяли спрашивавших.

Маргарите Штайнхаль очень понравилась идея с помощью прессы поставить в неудобное положение прокурора Монье и начальника сыскной полиции Хамара, но теперь она на собственном опыте поняла, что с помощью прессы и её саму совсем несложно поставить в гораздо более неудобное положение. И чем больше она оправдывалась, тем меньше ей верили.

Правда, последовавшие вскоре события заставили всех позабыть о расследовании Сюрвейна и бравом отставном полицейском инспекторе Россиньоле. Но прежде чем перейти к их изложению, следует остановиться на нескольких нюансах, без которых сюжетные зигзаги окажутся малопонятными.

Прежде всего, необходимо сказать несколько слов о проверке Россиньоля и связанной с ним версии журналиста Сюрвейна. Сотрудники уголовного розыска, разумеется, прочитали статьи в «Матэн» и помчались искать упомянутого там бывшего полицейского. Выяснилось, что этот человек действительно существовал, он действительно служил в полиции и действительно был в числе тех сотрудников, кто находился в засаде в доме №6 после неудачной попытки обворовать его в 1906 году. Более того, 1 мая 1908 года Россиньоль в самом деле был выведен за штат и… собственно, на этом совпадения с рассказом Сюрвейна заканчивались. Россиньоль уехал из Парижа и стал жить в провинции, он устроился в компанию по торговле кофе и в целом был доволен своей жизнью. Проживал он в городке Авен-ле-Конт (Avesnes-le-Conte), на севере Франции приблизительно в 160 км от Парижа. Благолепие это продлилось до вечера 13 ноября, когда его вызвал к себе владелец компании и объявил, что Россиньоль уволен по той простой причине, что о нём плохо написала «Матэн», а потому для него места здесь более не будет.

А на следующий день бедолагу взяли под белые руки местные полицейские и доставили на допрос в кабинет Октава Хамара. Быстро выяснилось, что Россиньоль имеет непробиваемое alibi на ночь с 30 на 31 мая и журналиста Сюрвейна никогда не видел и не слышал. Журналист, кстати, тоже Россиньоля не опознал, заявив, что вёл переговоры с другим человеком. Ситуация выглядела таким образом, будто некий мошенник, назвавшийся Россиньолем, попытался выманить у издателя «Матэн» денежки, обещая выложить сенсационную подноготную двойного убийства. Таким образом, сенсация вроде бы превращалась в банальное мошенничество, но…

Но вскоре появилась информация иного рода. Коллеги по полицейской службе говорили о Россиньоле как о человеке ненадёжном, скомпрометированном связями с преступными группировками. Собственно, именно из-за ненадёжности и подозрений в коррупции Россиньоля из полиции и удалили. В числе ближайших друзей этого человека был назван инспектор Андрэ Кавелье (Andre Cavellier), в прошлом сотрудник «Мобильной бригады» парижской полиции – элитного подразделения, специализировавшегося на розыске и задержании самых опасных уголовников. Правда, в «Мобильной бригаде» Кавелье отслужил недолго – с 1 января по 31 августа 1906 года – после чего его отправили в отставку. Причина отставки оказалась, прямо скажем, нетривиальной – этот полицейский участвовал в серии ограблений, список которых был приложен к справке, полученной Хамаром. Кавелье, конечно же, следовало отдать под суд, но делу ход не дали, не желая выносить сор из избы.

По всему получалось, что Россиньоль – грязный полицейский, и от такого человека ожидать можно было всякого. Он действительно хорошо знал дом №6 в тупике Ронсин и мог стать наводчиком банды.

Но и это было не всё! Сотрудники «Сюртэ» отыскали Кавелье и поговорили с ним о Россиньоле. Андрэ осознал серьёзность момента, не стал отмалчиваться и рассказал всё, что знает. Выяснилось, что Кавелье являлся свидетелем встречи Россиньоля с Маргаритой Штайнхаль! Встреча эта имела место в конце августа 1908 года на парижском вокзале «Saint-Lazare», после чего парочка прошла в ресторан «Scossa», где и пообедала. Кавелье не без иронии заметил, что его дружок Россиньоль, которого он не видел уже некоторое время, заметно поправился.

Согласитесь, поворот неожиданный. То, что казалось мистификацией или ошибкой журналиста Сюрвейна, на самом деле оказалось правдой – бывший полицейский Россиньоль всё-таки был коротко знаком с вдовой убитого художника!

Детективы, разумеется, уточнили у Андрэ Кавелье, откуда он знает Маргариту Штайнхаль. То, что он опознал своего дружка Россиньоля – это вопросов не вызывает, но откуда ему известна Маргарита Штайнхаль? Бывший инспектор «Мобильной бригады» снова лучезарно улыбнулся и пояснил, что, во-первых, дама, с которой повстречался Россиньоль, была облачена в полный траур, а во-вторых, он за ней следил уже несколько дней. И видя изумление полицейских, рассказал, что работает в частном детективном агентстве и по поручению некоего заказчика в августе 1908 года следил за Маргаритой Штайнхаль в Беллвью. Когда она отправилась в Париж, он поехал за ней и стал свидетелем её встречи на вокзале с Россиньолем.

Сразу внесём ясность – имени и фамилии заказчика, поручившего Андрэ Кавелье следить за Маргаритой Штайнхаль, в материалах уголовного дела нет. Но человек этот, безусловно, был частным детективом назван. Это был любовник Маргариты, отношения с которым завязались в феврале 1908 года, то есть приблизительно за три месяца до двойного убийства в «доме смерти». Это был очень влиятельный и богатый человек, и именно по этой причине его имя и фамилия в документы следствия не попали. Выходец из старинного дворянского рода, таинственный любовник Маргариты владел большим поместьем со старым замком в Лотарингии, его бизнес-интересы простирались как по многим регионам Франции, так и выходили далеко за её пределы. После трагических событий в «доме смерти» этот человек прервал всякую связь с Маргаритой Штайнхаль, но, по-видимому, имел намерение со временем восстановить отношения и именно по этой причине обратился к частному сыскному агентству с просьбой организовать скрытую слежку за объектом своего интереса.

О связи этого человека с Маргаритой Штайнхаль до последней декады ноября 1908 года не знал никто – ни начальник «Сюртэ» Хамар, ни директор Департамента расследований МВД Сибиль (Sebille), ни прокурор Лейде. И вот сейчас неожиданное появление этого персонажа радикально изменяло оценку всего случившегося. Почему? Да потому, что теперь у всего произошедшего в «доме смерти» появлялся более чем веский мотив. Адольф Штайнхаль, хотя мог считаться человеком зажиточным, зарабатывал на жизнь своим трудом и на фоне настоящей знати выглядел очень и очень скромно. Маргарита жила за его счёт, и хотя у неё были богатые любовники и эти любовники делали щедрые подарки, она не могла считать себя в материальном отношении по-настоящему обеспеченной. Тот факт, что после смерти мужа ей пришлось задуматься о сдаче в аренду части дома, поскольку без заработка супруга, в общем-то, жить оказалось не на что, подтверждает этот вывод. И вот в феврале 1908 года, за три месяца до трагедии в переулке Ронсин, у Маргариты появляется поклонник с отличной родословной, очень богатый и к тому же вдовец… Если с таким человеком связать жизнь, то все проблемы о хлебе насущном исчезнут, как утренний туман, Маргарита проведёт в роскоши остаток жизни и получит к этому прекрасный довесок в виде дворянской титулатуры.

Заманчиво, не правда ли? Но на пути к этому счастью лежит неподъёмный камень, который зовётся Адольф Штайнхаль. И мамаша, которая этого самого Адольфа всегда защищала и запрещала дочери даже подумать о разводе. Но если убрать с пути эти препятствия, то…

В общем, к последней декаде ноября руководители следствия к немалому для себя удивлению получили отличный мотив двойного убийства и поняли, что главным выгодоприобретателем от всего случившегося в ночь на 31 мая оказалась Маргарита Штайнхаль, дочь и жена убитых.

Однако необходимо подчеркнуть, что признавать существование богатого любовника и называть его было отнюдь не в интересах следствия. Этот человек входил в финансово-политическую элиту Франции, и расследование надлежало провести так, чтобы никоим образом не вовлечь его в грязную историю. Иное грозило самым настоящим правительственным кризисом. Именно по этой причине информация, полученная от Андрэ Кавелье, была сохранена в глубокой тайне, и о случившемся прорыве в расследовании узнали [помимо Октава Хамара] буквально три человека.

Публикации в «Матэн», посвящённые Россиньолю – напомним, они имели место 13—17 ноября – подействовали на Маргариту отрезвляюще. Она считала, что её «открытое письмо» с обвинениями в адрес правоохранительных органов было удачным ходом, однако после появления версии журналиста Сюрвейна она уже не была в этом уверена. В своих мемуарах она пишет об овладевшем ею в те дни волнении и о своём обращении к нотариусу Антону Обину (Antony Aubin) с вопросом, как ей поступать в сложившейся ситуации. Последний, по-видимому, понимал, что Маргарита Штайнхаль своими креативными выходками перегнула палку и вызвала гнев сильных мира сего, а потому её могут ждать неприятные сюрпризы. Обин рекомендовал Маргарите связаться с Гороном (Goron), возглавлявшим прежде Службу безопасности (контрразведку), а ныне руководившим собственным детективным агентством.

Горон относился к числу лиц, наиболее осведомлённых о тайном закулисье происходившего тогда во Франции. Он лично был знаком практически со всеми крупными чиновниками своей эпохи и, разумеется, знал, кто такая Маргарита Штайнхаль и отношения какого рода она поддерживала с президентом Феликсом Фором.

Горон, выслушав рассказ Маргариты о преступлении и связанном с ним расследовании, глубокомысленно заметил, что сейчас речь уже идёт не просто о поиске убийц и возврате похищенного, но в гораздо большей степени о сохранении лица Власти. Действия Маргариты не могли не уязвить высокопоставленных чиновников прокуратуры и Министерства внутренних дел, её обращение к прессе иначе как легкомысленным и не назовёшь. Горон согласился с тем, что Маргариту могут ожидать в скором будущем самые неожиданные открытия, в том числе и крайне для неё неприятные.

Он предложил ей охрану, которая должна будет находиться в её доме под видом рабочих, занятых ремонтом. Также он высказал намерение приехать в «дом смерти» для личного осмотра. Поскольку подходы к участку и со стороны улицы Вожирар, и со стороны тупика Ронсин круглые сутки находились под наблюдением большого количества репортёров и зевак, Горон заявил, что приедет вместе с сыном под видом американца-арендатора, ищущего квартиру для длительного проживания.

На том и условились. На следующий день – речь идёт о 19 ноября 1908 года – Горон действительно приехал вместе с сыном и осмотрел дом. Его интересовали уязвимые места постройки с точки зрения несанкционированного проникновения. Покончив с осмотром, Горон задержался для небольшого разговора с Маргаритой. Настроение его было мрачным, за последние часы он явно собрал справки и получил некую информацию о двойном убийстве в тупике Ронсин, и всё это его мало вдохновило. В своих воспоминаниях Маргарита написала, будто Горон дал ей несколько советов или наставлений, если угодно. Перво-наперво он настоятельно рекомендовал полностью прекратить общение с репортёрами и никогда не пытаться с этими людьми заигрывать. Другой его совет касался отъезда из Парижа – он предложил Маргарите подумать о скорейшем путешествии туда, где тепло и солнечно, например, на Ривьеру. И, наконец, он весьма мрачно рекомендовал задуматься о судьбе дочери и прекратить фантазировать на тему давления на Власть. Высказался он неопределённо, но явно напугал Маргариту…

Неизвестно в точности, обсуждалась ли возможность ареста в скором будущем энергичной вдовушки. Сама Маргарита ничего в своих воспоминаниях об этом не пишет и, вполне возможно, что тема эта затрагивалась. Горон уже с десяток лет находился за штатом и вряд ли ему кто-то стал бы сообщать самые последние и актуальные новости. Но, с другой стороны, нельзя полностью отвергать возможность существования друзей, готовых сделать намёк, способный подтолкнуть к правильному выводу. Наконец, опытный сыщик и сердцевед мог о многом догадаться даже по тем обрывкам информации, что попадали в прессу. Профессиональное чутьё дорогого стоит, и Горон 19 ноября уже мог ясно понимать, в каком направлении будут развиваться события. Вполне возможно, он даже пожалел, что связался со столь токсичной и опасной дамочкой.

Как бы там ни было, Горон уехал, а Маргарита Штайнхаль осталась наедине со своими мыслями. Впрочем, нет, не совсем одна, рядом с ней находилась Марта. И то, что последовало далее, связано с этими двумя кумушками – их вину разделить нельзя.

В результате разговора с Гороном днём 19 ноября Маргарита Штайнхаль поняла, что тучи над ней сгустились по-настоящему и в ближайшие дни возможен её арест. Если в июне прокурор республики Монье встал горой на её защиту и прямо запретил заключать Маргариту под стражу, то после данного ему совета не читать американских газет в рабочее время он почему-то своё мнение переменил. Интересно, почему? Вопрос, впрочем, риторический. И что же делать бедной несчастной женщине, можно даже сказать страдалице, когда перед ней замаячила неиллюзорная перспектива надолго поселиться в тесной комнатке с соломенным тюфяком и окошком с решёткой?

Любой вдумчивый читатель, составивший уже определённое мнение о нраве Маргариты Штайнхаль, без труда отыщет правильный ответ. Точнее, тот ответ, который пришёл в голову несчастной страдалице.

Чтобы отвести подозрения от себя, ей следовало обвинить другого! Кого именно? Того, кто без особых затруднений возбудит подозрения полиции в свой адрес. Лучше всего на роль козла отпущения подходил Реми Куйяр, поскольку его поведение вызывало вопросы прежде. Вспомним: именно его действия стали причиной того, что в доме в ночь на 31 мая не оказалось сторожевого пса… И это именно он забыл или якобы забыл передать пистолет Адольфу Штайнхалю, из-за чего тот оказался полностью безоружен перед лицом убийц.

Поэтому Реми Куйяр прекрасно подходил на роль пособника преступников.

В скором времени после убийства Адольфа Штайнхаля его камердинер был уволен. Реми пошёл учиться на водительские курсы, рассчитывая стать водителем автобуса, однако на свою беду связь с прежними работодателями не утратил. Летом и осенью 1908 года он несколько раз наведывался в Беллвью, где тепло общался как с Маргаритой и Мартой, как и кухаркой Мариеттой Вольф. После того, как в последней декаде октября все они перебрались обратно в дом №6 в тупике Ронсин, бывший камердинер вновь появился на пороге. Маргарита приняла его на работу в довольно условном качестве камердинера, фактически Реми Куйяр должен был делать всю мужскую работу по хозяйству. При этом новый старый камердинер в доме не жил, но каждый день являлся для выполнения поручений. С согласия Маргариты Штайнхаль он оставил портфель со своими вещами на чердаке дома.

Этим-то мамочка и дочка Штайнхали и решили воспользоваться. Каждая из них написала по одному письму, и эти письма были подложены в вещи Реми, хранившиеся в доме. Письмо Марты Штайнхаль, адресованное её бывшему жениху Пьеру Бюиссону, было помещено в большое портмоне с различными бумагами Реми. Портмоне находилось в кармане пальто, опрометчиво оставленного камердинером в комнате Мариетты Вольф, кухарки семьи Штайнхаль. При этом на конверт была наклеена почтовая марка, а затем оторвана так, чтобы след клея остался хорошо заметен. Эта маленькая инсталляция была призвана убедить всякого постороннего зрителя в том, что целью похищения конверта с письмом явилось именно воровство непогашенной почтовой марки. Аналогичный фокус был проделан и с письмом Маргариты Штайнхаль, с той лишь разницей, что конверт со следами отклеенной марки был спрятан на дне портфеля.

То есть мама и дочка устроили маленькую провокацию, подбросив собственные письма, якобы похищенные Реми Куйяром, в вещи камердинера. После этого следовало заявить об их «обнаружении».

Как же можно было навести полицию на этого человека? Маргарита Штайнхаль не стала мучить себя долгими размышлениями и 20 октября просто написала Октаву Хамару письмо, в котором рассказала, что в вещах бывшего камердинера найдены два письма, написанные ею и её дочерью в разное время, которые Реми Куйяр должен был отнести на почту, но вместо этого похитил.

Письмо это отнёс в штаб-квартиру «Сюртэ» Шабрие, тот самый двоюродный брат убитого Адольфа Штайнхаля, что с некоторых пор поселился в доме №6 на правах… да Бог его знает, на каких правах! Поселился и всё. Начальник уголовной полиции, ознакомившись с посланием Маргариты, наживку, однако, не заглотил и ничего уличающего бывшего камердинера в случившемся не увидел. По мнению автора, начальник уголовной полиции моментально догадался, что письма подброшены и Маргарита пытается им манипулировать. Поэтому Хамар ограничился лаконичным ответом, который Шабрие и принёс обратно в дом №6 в переулке Ронсин. Ответ начальника уголовной полиции гласил: «Факты, обличающие Куйяра, несомненно, противоречат представлениям о честности, но не являются наказуемым проступком…» («The facts complained of against Couillard were no doubt contrary to honesty, but not to a punishable misdemeanour…").

И никого арестовывать не стал.

Пассивность Хамара, должно быть, неприятно поразила злокозненную даму, но от реализации задуманного не удержала. Маргарита решила зайти с другой стороны, а именно – устроить сеанс «разоблачения» Реми Куйяра при свидетелях.

Вечером всё того же 20 ноября она пригласила в свою гостиную «нового старого» камердинера и завела с ним разговор о наличии у него прав на вождение автомобиля. Это был предлог для того, чтобы попросить Куйяра показать водительское удостоверение. В это же самое время в гостиной находились посторонние лица – женщина-репортёр по фамилии Барби (Barby), графиня де Тулго (de Toulgoet), сын последней и уже неоднократно упоминавшийся Шабрие. Ничего не подозревавший Реми вытащил портмоне, стал в нём копаться и… Маргарита Штайнхаль «случайно» увидела в нём конверт с чёрной каймой – это было письмо Марты.

Началось то, что в русском языке обозначают словом «разборка». Маргарита потребовала принести с чердака портфель Куйяра, и когда это было сделано, сама же и достала из него собственное письмо. То есть она не побрезговала проводить обыск личных вещей слуги! Какая говорящая деталь, согласитесь… Но это ещё не всё, необходимо пояснить, что упоминавшиеся выше «свидетели» – Барби, графиня и её сын, а также Шабрие – знали о подброшенных письмах и заблаговременно обсуждали с Маргаритой Штайнхаль, как лучше разыграть предстоящую сценку. То есть свидетели фактически свидетелями не являлись – все эти люди ломали перед бедолагой камердинером комедию. Это были подельники, помогавшие Маргарите обмануть Реми Куйяра, дезориентировать его и подтолкнуть к каким-либо неосторожным поступкам или признаниям. Вся эта группа действовала примерно так, как поступают мошенники, обманывающие лоха. Извините автору низкий слог, но описанную сцену можно уподобить именно мошеннической «разводке», то есть циничному и грубому обману, все участники которого следуют заранее продуманному сценарию.